Месть

Красноватая кварцевая лампа монотонно гудела в углу. За окном, поскрипывая и жужжа, мелькали машины. Люди изредка перебегали неширокое дорожное полотно, неожиданно выскакивая из зарослей кленов и тут же скрываясь в них на другой стороне улицы. Птицы приземлялись на железный отлив подоконника у окна на втором этаже, быстро хватали белые сухие крошки и как ракеты без промедления взмывали к солнцу.

Палата была почти пуста. Новый роддом только три дня принимал рожениц и лишь две постели успели немного согреться о чьи-то теплые тела. Запах свежей не выветрившейся еще масляной краски, спирта и эфира превращали прямоугольное белое помещение с одним окном и алой квадратной лампой, висящей в углу под самым потолком, в подобие небольшой, уютной церквушки, затерявшейся меж зеленых зарослей папоротника и дикого шиповника, стучащего по ночам в окно.

- Девочки, подите, пожалуйста, в коридор, - со смущением в голосе произнесла вошедшая санитарка, ставя на еще блестящий линолеум синее пластиковое ведерко, - пол надо подтереть, да кварцем все обжечь...
- Я никуда не пойду! - почти не задумываясь, резко бросила Марина, не отрываясь от, впрочем не слишком интересовавшей её, позавчерашней газеты, - я читаю.
- Экий у тебя локон белый и глаза голубые, - слегка улыбалась полная невысокая женщина глядя на Марину, - поди и ребеночек вырастет белесым... Родятся та они все одинаковыми, а как подрастут - так и становятся на родителей похожи. Поди милая, пожалуйста, а то мне не с руки перед людьми к верху задом стоять, - добавила та и окунула серое рубище в пенную пахучую жидкость.
- Да пошла ты! - со злобой произнесла Марина и, делая вид что читает, перелистнула газетную полосу.
- Не хорошо людей обижать милая не за что, - послышалось из дальнего угла палаты и влажная тряпка заерзала по гладкой упругой поверхности.
- Дак нет же Бога. Или ты Марксизм-Ленинизм не изучала, старая? - зло каркнула девушка и повернулась лицом к выходу.
- А нет - так мы и сами многое могем... - эхом негромко разнеслось по комнате.

Марина повернула голову. Комнаты была пуста: ни ведра, ни полной женщины. Только небольшая влажная полоска пробежала по полу от дальнего окна, слегка виляя из стороны в сторону. Марина подошла к двери, дернула ручку и вышла в коридор. Обошла весь этаж, почти не встретив людей. Дошла до дежурной медсестры, постоянно оборачиваясь назад. Взглянула за окно, повисшее над входом в родильный дом, вернулась назад в свою постель и легла спать, на всякий случай оставив включенным свет.

Схватки начались еще затемно. Марина рожала в первый раз и с ужасом бросилась на пост. Медсестра тут же провела её в операционную, уложила на кушетку и дала успокоительные. Страшная боль сковала всё тело. Марина рвала длинными красными ногтями синюю простыню. Вцепившись в рукоятки из кожзаменителя, ерзала из стороны в стороны, пытаясь избавиться от ужасной режущей её изнутри боли. Скоро все стихло...

Цветы. Белая "Волга". Лица родителей и лучистая улыбка мужа. Марина с ребенком на руках не спеша шагающая по больничному двору. Дорога, подъезд, их с мужем квартира.

Девочка родилась здоровой. Марина была счастлива. Она очень любила мужа. Несколько лет они не могли завести детей. Искры недовольства и неуверенности стали проскакивать между ними. Все стихло когда появился ребенок. Маленький, черненький с темными глазами, он еще не был похож на родителей, но вскоре должен был приобрести все лучшее, что они ему передали с генами - голубые глаза, кудрявый светлый локон, ум и сообразительность отца, грацию и женственность матери.

- Ты мне изменила? - спросил через год муж.
- Нет конечно, дорогой! Как ты мог так подумать? - рыдая отвечала Марина.
- У меня голубые глаза, у тебя тоже, а у девочки карие. Я что похож на дурака?..

Скандалы стали постоянным спутником их жизни. Семья рушилась. Девочка, подрастая, все больше и больше отдалялась внешне от родителей - черные смоляные волосы, карие, почти угольные глаза, нос с горбинкой. Марина не находила себе места и не знала что думать. Вскоре муж ушел и Марина осталась одна с ребенком на руках. Сил сопротивляться обстоятельстам у нее почти не осталось. Родственники отвернулись от нее, даже собственная мать смотрела на нее с укоризной.

Листва тонкой скатертью легла на землю. Деревья все больше, с каждый дуновением ветра, превращались в страшные безжизненные коряги. Марина брела по какой-то улице, почти ни о чем не задумываясь. Солнце покинуло землю и мрак постепенно нависал над домами. Вдруг чуть впереди знакомая, странная фигура и серое здание слились воедино. Раздался стук входной двери и Марина пришла в себя на тихой небольшой улице.  Огляделась.

Роддом почти не изменился. Лишь краска облупилась на дверях и штукатурка кое где под подоконниками отвалилась. Дверь, повисшая на одной петле, тихо скрипнула и Марина попала в помещение, когда-то ставшее для ее дочери первым, что та увидела в солнечном мире. Несколько посеревших от времени дверей, небольшой холл. Выбитые оконные стекла. Тут и там валяющиеся обломки стульев, шкафов, различной медицинской утвари. Свистящий в пустых проемах ветер. Паутина. Осенняя листва и, капающая через дыры в потолке, дождевая вода.

Марина шла, не понимая что делает. Поднялась на второй этаж, прошла несколько метров. Отодвинула стоящую на пути панцерную кровать, лишившуюся одной спинки, переступила через останки какого-то животного, кучу тряпья и обрывков газет. Подошла к высокой двери, взялась за измазанную чем-то мерзко пахнущим ручку и аккуратно потянула её на себя.

Ослепляющий свет из окна в другом конце палаты. Марина прикрыла глаза рукой. Тихая, легкая музыка. Знакомая палата с новеньким линолеумом, белоснежными простынями. Запах свежей краски, спирта и формальдегида. Красная лампа в углу, своим светом наполняющая помещение уютом и спокойствием. Женская фигура в фартуке и с синим ведерком в руках.

- Не хорошо обижать людей...

Ноги задрожали и Маринка рухнула на старый протертый, весь в заплатках линолеум, оперлась ладонями о шершавый грязный пол и разрыдалась...