Некомпетентные люди

               
Почти 30 лет проработал я конструктором на минском тракторном. Когда-то советская пропаганда называла завод флагманом отечественного тракторостроения. Вплоть до начала 90-х с его почти километрового конвейера каждые три-четыре минуты сходил новенький трактор «Беларусь» В среднем 400 тракторов в сутки. Более ста тысяч в год.

 Здесь трудилась прорва народа – почти тридцать тысяч человек. Кстати, два этих показателя в советские годы являлись предметом большой гордости заводского начальства, особенно партийного. Однако, по-существу, хвастаться было нечем.

Если разделить сто тысяч тракторов на трудозатраты тридцати тысяч трудящихся, то производительность получалась удручающе плачевной. Но данный аспект выпадал из контекста официальной пропаганды. Как водилось в те годы, обывателя глушили масштабами, объёмами и цифрами.

Производство минского тракторного было подобно гигантским жерновам, вращавшимся по своим внутренним законам. Администрация, конечно, пыталась воздействовать на производственный процесс. Однако больше заботилась о том, как бы ни угодить под эти самые жернова.

Тем не менее это правда, завод выпускал вполне приличную продукцию. Трактор «Беларусь» являлся самым распространённым пропашным трактором в СССР. Он пользовался неплохим спросом за рубежом. В лучшие годы МТЗ поставлял свою продукцию более чем в 70 стран мира.

В том числе почти во все страны Европы, в США, Канаду, многие страны Азии, Африки, Америки и даже в Австралию. Поставлялись они и на Ближний Восток. Особенно много в Сирию, Ирак и Египет. Будь в ту пору у Израиля дипломатические отношения с СССР, то очень может быть, я бы встретил сегодня своего земляка где-нибудь и  на киббуцном поле.

За 30 лет успел поучаствовать в создании около двух десятков моделей и модификаций тракторов «Беларусь». Но сейчас хочу рассказать не об этом, а о СИСТЕМЕ, которая всей своей мощью довольно часто становилась поперёк созидательного процесса тракторостроителей.

В Советском Союзе в моё время существовало 12 тракторных заводов. Но всего лишь три или четыре предприятия, МТЗ в том числе, поставляли свою продукцию на экспорт. Завод располагал приличными запасами валюты. К сожалению, не всегда удавалось использовать её, так, как того требовало производство, не говоря уже о рабочем коллективе.

Об использовании валюты на социально-бытовые нужды простых тружеников завода, речь вообще никогда не шла. Лишь в последние годы «перестройки» какие-то крохи стали с оглядкой на «верх» отпускать на эти благородные цели. Понятное дело, львиная доля – партийно-административному заводскому руководству. Но я эти времена не застал. Трудился уже на благо капитализма в  Израиле.
 
За длительную службу на заводе, кроме профессионального творчества, мне довелось стать свидетелем, а нередко и участником, с позиций сегодняшнего дня событий очень странных. Я бы даже назвал их парадоксальных. Об одном из них и хочу рассказать. 

Произошло оно где-то в середине семидесятых. В том году заводу, точнее  тогда уже огромному производственному объединению с четырьмя дочерними предприятиями, сказочно повезло. После продолжительных официальных переговоров и закулисных интриг министерские клерки наконец-то сдались. По-народному - дали слабину. Мы получили санкцию на покупку в ФРГ какого-то, уже не помню, очень ценного оборудования. На солидную сумму в несколько миллионов марок.
 
Как водилось в те застойные времена, в Германию поехала делегация. Правда, небольшая, всего три человека. Понятное дело, двое из Москвы, клерк средней руки из нашего министерства и большая "шика" из "Союзмашпрома".  По сегодняшнему – посредническая контора.

Третьим в делегации был представитель МТЗ Василий Фомич. Дело, конечно, прошлое. За прошедшее время поколения сменились,  и даже века и эпохи. И всё-таки фамилии называть не буду. Вдруг внуки узнают. Скажу только, Фомич в этой компании на троих оказался единственным, кто понимал суть предстоящей сделки.

Ну, а что до характеристики, то тут всё было в полном ажуре: настоящий профессионал и семьянин хороший. Разумеется,  член КПСС. Не привлекался, но… был подвержен…
 
Нет-нет, не настолько, чтобы не соответствовать стереотипу простого советского человека. Очень модного литературного  штампа советского времени. Тем не менее, что называется, "влип". Как сказала бы сегодня молодёжь, по полной. И, что особо печалило – в самый последний момент. Когда казалось бы, что за «бугор» Фомич уже перевалил.

За границу коллега отправился налегке. Чемодан и небольшая сумка. Я провожал приятеля. Помогал при посадке на поезд. Чемодан имел внушительные размеры, но на деле оказался на удивление лёгок.  Он был полупустой. Пустота предназначалась для будущих заграничных подарков домочадцам и друзьям.

 Сумка, как ни странно, была значительно тяжелей чемодана. Похоже, там находилась контрабанда с белорусскими сувенирами. Дай Бог памяти. Тогда это - «Зубровка», «Беловежская настойка» и прочие крепкие напитки. Предполагалось в Польше обменять всё это горячительное добро на твёрдую валюту.

На вокзале мне достался чемодан. Я без особого труда доставил его в двухместное купе мягкого вагона СВ экспресса Минск-Москва. Честно признаться, совсем не устал. По давней традиции Фомич плеснул мне в стакан грамм пятьдесят. Мы чокнулись, и попрощались.  Я покинул коллегу в бодром здравии и приподнятом состоянии духа.

Как это ни печально вспоминать, к большому сожалению героя, его родных близких и друзей, оставшихся без подарков,  до обмена «товара» на валюту дело не дошла. Оно вообще никуда не дошло. Фомич буквально чуть не сгорел на работе. Точнее – по пути к ней. Но всё по-порядку.

Его соседом по купе оказался толстопузый барыга, очень выгодно провернувший в Минске многотысячное дельце. С огромным по тем временам «наваром». Ну, и как же, скажите, было его не «обмыть». И мужички ночку провели весело.

Поначалу угощал барыга. Пили вдвоём. А уж потом, дойдя до кондиции, Фомич распахнул душу. Точнее сказать, свою тяжёлую сумку. Веселье росло и ширилось. Позвали соседей по вагону.  «Обменный фонд» тракторозаводца стал катастрофически  быстро уменьшаться. И всё же надо отдать должное коллеге. Краешком покидающего сознания он смог таки уберечь пару бутылок, как он потом мне признался, на опохмелку коллектива.

Пару часов поспать в пути удалось. Но когда проводник на подъезде к Москве с большим трудом растолкал Василия Фомича, вид у него был плачевный. Лицо помято до неузнаваемости. Элегантный костюмчик – загажен кетчупом и прочими специями. А вдобавок – огромная дыра на пиджаке. Её выжгла сигарета, которую приятель в суете сунул не в пепельницу, а в карман. Так что ему ещё повезло: мог буквально сгореть на работе.

И всё-таки не данный факт оказался главной трагедией. Она заключалась в отсутствии портмоне с деньгами и документами. В ряды вчерашних по виду, вроде бы, вполне приличных людей, несколько неожиданно для оставшихся без кошельков пассажиров купе, затесался «щипач». Вот он-то и «пощипал» карманчики разогретой компании. Затем, прихватив бумажники, той же ночью сиганул с поезда.

Причём, как потом оказалось, пропажа обнаружилась не только у Фомича и его попутчика-барыги, но и у других участников весёлой вечеринки.  Короче, в Москву Фомич приехал буквально ни с чем. В министерство даже не пошёл. Позвонил, что очень плохо себя почувствовал. И это было сущей правдой.

Разумеется, замену выбывшему из строя товарищу нашли моментально. Правда, на пару дней отъезд задержали. Однако никаких негативных последствий на германо-советские торговые отношения данный факт не оказал.

 А вот что оказалось намного печальней, разумеется, исключительно для советской стороны – замена, как выяснилось значительно позже, была явно не равноценной. После её реализации торговая делегация оказалась полностью снивелированной:  все её члены одинаково очень смутно представляли существо предстоящей в ФРГ сделки.

Тем не менее, как пишут в протоколах, сделка прошла в очень тёплой дружеской обстановке при полном взаимопонимании сторон. Но я полагаю, что немецкая сторона ситуацию всё-таки поняла значительно лучше своих советских партнёров.

Всё происходило по древнейшей традиции обмена товара на деньги. Продавец, как водится, отнёсся к покупателю с бо-о-ольшим почтением. Поводили по музеям и ресторанам. Обласкали совсем неплохими подарками. К слову сказать, у них чемоданы тоже были полупустыми. Так что место для подарков нашлось. Опять же скажу по-современному - московские клерки отлично оттянулись.

Совсем забыл, между делом и все бумаги подписали. Так что трудовые советские миллиончики большими стопками легли в немецкий банк. Всё. Дальше – неинтересно. Чиновники весёлые и довольные с полными чемоданами гостинцев вернулись домой. В Москву.

А спустя какое-то время на МТЗ поступило столь необходимое, самое, что ни на есть, тогда современное оборудование. И тут случился невероятный конфуз. Буквально, как снег на голову, вдруг совершенно неожиданно, выяснилось, что линия никак не устанавливается в корпусе, для которого предназначалась.

 Практически требовалась капитальная перестройка здания, а лучше - постройка нового. Посовещались, поохали, на том всё и закончилось. Виновных, естественно, не оказалось. По крайней мере, широкая заводская общественность ничего об этом не узнала.

Огромные ящики с уникальным заграничным оборудованием остались лежать мёртвым грузом на площадке под открытым небом, как памятник экономической безалаберности.

Попытались, было, сбагрить станки по дешёвке. Однако желающих не нашлось. Кое-что из немецкого оборудования приспособили. Многое разворовали. Особенно дорогую электронику, гидравлику и прочие дефицитные узлы, а всё остальное железо ушло на переплавку.

Спустя много лет, к великому своему удивлению я обнаружил, что в капиталистическом Израиле по части сохранения государственного добра происходит практически то же самое. И вот Вам ещё один пример. Уже современный. Израильский.

 Как-то министерство обороны решило переоборудовать, не знаю уж для каких целей, серийный «Боинг». Тендер выиграла фирма из Техаса. Составили смету работ. Получилась кругленькая сумма в пять миллионов зелёненьких. Фирма трудились более года. Параллельно росла стоимость работ. Когда всё было готово, военным пришлось выложить уже более двадцати миллионов.

Самолёт перегнали в Израиль. И тут неожиданно для всех выяснилось, что на шикарном лайнере летать опасно. Точнее, совсем нельзя. На фюзеляже была обнаружена трещина. Ремонт посчитали нецелесообразным. «Золотой» самолёт, как когда-то легендарный крейсер «Варяг», поставили на вечный прикол, а двадцать миллионов долларов прямёхонько вылетели в «трубу». Виновных, как в своё время на моём родном заводе, тоже не нашлось. Как говорили мои бывшие земляки-белорусы: «само зрабилось», т.е. сотворилось само по себе.