Две встречи

                ДВЕ  ВСТРЕЧИ
 
    «Газик»  страдальчески  подвывал,  жёстко  бился  на  ухабах  и,  казалось,  что  вся  его  железная  душа  вот-вот  выскочит  из  под  шаткого  капота  и  рассыплется  по  обочинам  дороги.  А  лента  шоссе,  извиваясь  и  горбясь,  летела  всё  дальше.  И  за  каждым  новым  подъёмом  открывалась  что-то  давно  знакомое,  родное  и  слегка  забытое.
    Мишка  сидел  на  каких-то  тюках  и,  ёрзая  по  кузову  вместе  с  ними,  отпихивал  наседающие  на  него  ящики.  Вся  эта  возня,  требующая  внимания  и  расторопности,  не  мешала  ему  глядеть  по  сторонам  и  думать  о  своей  поездке.  И  мысли  текли  у  него  так  же  скоро  и  были  столь  же  разнообразны,  как  пейзажи  за  бортом  его  передвижного  «НП».
    «Сколько  зим,  сколько  лет», - крутилась  в  голове  надоедливая  фраза.  Чем-то  несерьёзным  веяло  от  неё,  пошлым.  И  Мишка  поморщился.
    «Сколько  воды  утекло», - пришла  следом  вторая,  и  показалась  удачней.  Но  и  её  затёртость…
    «Нет,  скажу – здравствуй,  Лёшь,  я  давно  тебя  не  видел,  чёрт  подери.  Принимай,  вот,  в  гости!»
    Мишка  загадочно  улыбнулся  и  вздохнул.  Целый  год  он  был  в  разлуке  со  своим  другом  детства  и  родным  деревенским  посёлком.  Что  там,  да  как  там?  Кто  из  своих  встретится,  и  о  чём  спросят.  А  как  отвечать?     И  чем  больше  Мишка  думал  об  этом,  тем  сильнее  росло  его  волнение,  проникая  в  тайные  закоулки  души.  А  «Газик»  бренькал  уже  на  мосточке  и  вскоре,  оставив  за  собой  речушку,  бойко  ворвался  в  тихие  деревенские  пределы. 
     Мишка  и  его  попутчики,  благодарно  рассчитавшись  с  водителем,  некоторое  время  потоптались  около  машины,  разминая  засиженные  ноги  и,  как  по  команде,  подняли  свои  сумки  и  двинулись  в  разные  стороны.  Мишка  остался  один.
    «Ну,  пойдём», - неопределённо  произнёс  он  сам  себе,  и  медленно  зашагал  по  знакомой  дороге.  Она  вела  его  в  сторону  дома,  где  он  родился  и  вырос,  и  где  для  него  была  та  самая  малая  родина,  какая  есть  у  каждого  человека.

    Свою  родину,  вместе  с  домом,  Мишка  оставил,  когда  вся  семья  в  прошлом  году  переехала  на  другое  место  жительства. И  вот,  теперь,  вернувшись  в  «Родные  пенаты»,  где  зелень  огородов  и  садов  скрывала  в  своём  буйном  разливе  добротныё  пятистенники,  он  наполнился  неосознанной  грустью.  И  защемило  Мишкино  сердце,  и  повлажнели  его  глаза.  Где-то  рядом,   здесь,   было  то,  что  ушло  от  него  навсегда…
    Лёшкин  дом  стоял  в  ряду  первым,  и  Мишка,  устало  подойдя  к  крыльцу,  остановился.  Как  год  назад,  стояло  в  маленьком  дворике  большое  блюдо,  отданное  во  владение  курам.  Тут  же,  всё  так  же  важно  нахохлившись,  кружил  в  своём  высокомерном  танце  индюк.   Мишка  пугнул  птицу  и  медленно  подошел  к  кухонному  окну,  украдкой  заглянул  в  него.  В  глубине  комнаты,  за  столом,  закинув  ногу  на  ногу,  сидел  Лёшка.  На  руках  его  полулежал  пятнистый  щенок  и,  скосив  свою  мордочку,  слизывал  с  Лёшкиной  ладони  что-то  сладкое.
    Мишка  смотрел  на  эту  идиллию  с  восторженным  удивлением,  занимая  всё  большую  часть  оконного  проёма.  Лёшка  не  оглядывался.  Он  так  увлёкся  своим  щенком,  что  трудно  было  поверить,  что  ещё  год  назад  он  испытывал  ко  всем  животным  либо  страх,  либо  отвращение.
    Щенка  что-то  обеспокоило  и  он,  развернув  свою  ушастую  голову  в  Мишкину  сторону,  неожиданно  басовито  гавкнул.
    Лёшка  повернулся  к  окну  и  оторопел.  На  какое-то  мгновение    его  рот  раскрылся,  он  захлопал  глазами  и,  опомнившись,  рванул  с  места.   Друзья  обнялись  и  долго  стояли  так  в  избытке  искренних  чувств.
   -  Молодец, - выдохнул  Лёшка,  и,  отпустив  Мишку,  смахнул  с  щеки  слезу.  Мишка,  часто  смаргивая,  отвёл  взгляд  на  щенка.
    -  Твой  барбосик? – спросил  он  подрагивающим  голосом.
    -  Приблудный.  А  слышал,  как  гавкнул?
    -  Да – а.
    -  Пойдём.  Сумка  твоя?
    -  Да,  да.
    -  Пойдём,  чай  поставим.  Ты  на  долго?
    -  На  два  дня.
    -  У – у,  так  мало!  Хоть  бы  на  неделю.
    -  Дела… - протянул  Мишка  неопределённо.
    -  Брось  ты.  У  всех  дела.  А  тут  изменений!..  Наших  теперь  не  узнаешь.  Такие  деловые.  Все  куда-то  уезжают,  разбегаются.  А  я  пока  не  решил.  Кажется,  рвану  в  Красноярский  Политех.  У  меня  там  дядя.  Я  говорил,  вроде.  А  может  в  Авиационный  пойду.   Не  знаю.
    -  А  конкурс?  Ты  как  закончил?
    -  Две  четвёрки,  остальные  пятаки.  А  мне  золото  не  нужно.  Зачем.  С  ним  хлопот – вот…
    Они  прошли  на  кухню.
    -  Ты  изменился.
    -  Заметил,  обрадовался  Лёшка.
    -  Вырос,  стал  мощнее.
    -  Знаешь,  ты  оказался  прав.  Сила – нужная  штука.  Пойдём,  покажу.
    Друзья  вышли  во  двор  и  Лёшка,  подойдя  к  лестнице,  склонённой    к  чердачному  окну,  легко  подпрыгнул  и,  поймав  высокую  перекладину,  стал  подтягиваться.
    -  Восемь,  девять,  десять, - считал  Мишка.
    Лёшка  сделал  соскок  и  довольно  заулыбался.
    -  Я  помню,  ты  всегда  был  против  физсилы  и  вообще,  был  мамкин  сынок.  Не  верится  даже.  Колоссальные  изменения.  И  как  это  ты  умудрился? – восторженно  удивился  Мишка.
    -  А,  ездили  мы  с  Колькой  в  райцентр.  По  магазинам  шлялись.  Ну,  идём  по  улице,  ни  кого  не  трогаем.  Помнишь,  я  говорил,  что  если  ты  ни  кого  не  трогаешь,  то  и  тебя  ни  кто  не  тронет.  А  тут  подходят  к  нам  человек  шесть – семь  и  давай  придираться.  Короче,  дали  нам  по  шеям,  ну,  мы  бежать.  И  про  магазины  забыли.  Ух,  разозлился  я  тогда.  На  себя.  Понимаешь,  Колька  больной,    я  слабак.  Хоть  на  улицу  не  выходи.  Стал  себя  накачивать.
    -  Чувствуется.  Я  теперь  пасс…
    -  Ну,  мне  до  тебя  охо – хо!
    -  Ага,  уже  на  пол  головы  обскакал.
    -  Дрожжами  питался.  Рассказывали? – пристально  посмотрел  Лёшка  на  Мишку.
   -  Что?
    -  А,  алкашить  стал.  Ты  уехал,  а  я  к  Петьке  с  Ринатом.  Короче,  друзья – собутыльники.  У  них  каждый  день  «свадьба».  В  общем,  загудел.  Учёба  побоку,  мать  в  рёв.  Месяца  полтора  гудели.  Потом    родня  собралась и  давай  мне  мозги  поласкать.   Вспомнили  обещание,  что  я  у  отца  на  похоронах  давал.  Короче,  в  чувства  привели.  Ну,  думаю,  докатился.  Всё,  решил,  хватит.  Сел  за  книжки  и  давай  их  штурмовать.  «Золотая»  была  обеспечена.  Но  сам  не  захотел.  Помнишь,  как  наши  медалисты  в  прошлом  году  поступали?  Короче,  сейчас  на  комбайнах  план  перевыполняют.  А  кое-кто  на  заочное  подали.  Поступят,  конечно.
    Они  помолчали.
    -  Да-а.  Я  не  знал,  что  у  тебя  такое, - медленно  произнёс  Мишка.
    -  Э-э,  что  тут  было…  Нет,  всё-таки,    отец  есть  отец.   Мать  не  то.  Понимаешь,  мать  как  доктор  в  больнице,  её  не  стыдно.  А  у  тебя  как?  Ты  стыдишься  своих  родителей?
    -  Ха,  вопрос  подвесил.  Не  знаю…  Наверно,  да.
    -  У  тебя  отец.  Мать  говорит,  он  у  тебя  орёл.
    -  Хе.    Наверно.   Со  стороны  виднее.
    -  Вот,  верно,  ты  этого  не  замечаешь.  Есть  он  у  тебя,  ну  и  что  особенного.  А  не  будет,  то  знаешь…
    Лёшка  задохнулся  и  замолчал.  Мишка  смотрел  на  друга  с  гнетущим  чувством  вины.   Не  знал,  в  чём  была  эта  вина,  а  всё-таки  была.
    -  Ну,  а  ты  как?  Куда  думаешь?  Там  у  вас  учителя – ассы.
    Мишка  качнул  головой  и  неопределённо  произнёс:
    -  Я - где  стипендия  больше  и  учиться  меньше.  Хотел  в  юридический,  да  рассоветовали.  Попробую  в  речное.  Может,  на  теплоходе  когда  прокачу.
    - Поедем  вместе  в  Политех.  Там  два  человека  на  место.  А  есть  факультеты  с  недобором.  Поедем,  у  меня  же  дядя,  я  говорю…
    -  Помню.  Но  это  твой  дядя,  Лёшь.  Да  и    школу  я   закончил  на  «международную».  Болел.  Помнишь,  я  писал?
    -  Ну,  так  что?  Поможем  друг-другу.  Вы  по  алгебре  элементы  высшей  математики  проходили?  Я  там  бином  Ньютона  кое  в  чём  ни  того.  Так  понятно,  но  кое-что  не  идёт.  Ты  как  с  биномом?
    -  Да,  хватил.  Я  про  этот  бином  без  понятия.  Мы  перевернули  листки  и  за  комплексные  числа. 
   -  Во,  тоже  вопросик  по  комплексным.
    Лешка  принёс  свою  школьную  тетрадку,  раскрыл  её  и  ткнул  пальцем  в  задачку.  Мишка  сосредоточился  и  стал  уверенно  править  ошибки.  Сверившись  с  ответом,  он  довольно  улыбнулся.
   -  Э-э,  да  тебе  точно  в  Политех  надо, - произнёс  Лёшка,  уставившись  на  Мишку.  -  У  нас  преподаватель  с  этой  задачей  пасс.  Ты  что!..
    -  У  меня  по  алгебре  тройка, – пожал  Мишка  плечами.
    -  Вот  это  да…  Ну  и  учителя  у  вас.  Здесь  бы  точно  тебе  пятак  вывели.  Ты  же  знаешь.
   -  Нет,  в  институт  я  не  пойду.  Работать  надо,  Лёшь.  Хочется  самому  всё,  понимаешь?  А  учёба  не  уйдёт.  Да  и  без  института  можно  стать  хорошим  специалистом.    Знаешь,  какие  ГПТУ настроили?  Нет,  серьёзно,  сам  видел.  Нас  возили  в  город.   База  у  них – целый  завод.  Ну,  там  мастерские.  В  общем,  здорово.  Я  решил,  если  не  в  речное,  то  в  ГПТУ.
    -  Жаль.  Вместе  было  бы  лучше.
    Друзья  замолчали.
    За  окном  смеркалось.  Наступал  вечер. 
    Вечера  не  везде  одинаковы.  На  юге  они  обрываются  внезапно,  вместе  с  тонущим  за  горизонт  солнцем.  На  севере,  как  и  рассветы,   тянутся  часами.
    Мишка  любил  длинные  вечера.  В  них  был  покой  и  земной  уют.
    -  Лёшь,  может  пойдём  в  кино?  Наверно  после  фильма  танцы  будут,  а?
    -  О,  каждый  день  танцы.  Пойдём.
    Мишка  ждал  новых  встреч  и  спешил  к  началу  фильма,  как  никогда. 
    Первыми  из  однокашек  ему  повстречались  девчонки.  Они  горделиво  поздоровались  с  ним,  о  чём-то  небрежно  намекнули  Лёшке  и  торопливо  завернули  за  угол  высокого  забора.
   -  У  них  кавалеры.  Ты  посмотрел  бы, - проговорил  Лёшка  с  усмешкой. – Строй  команда  «Арментрест».  Дед,  папа,  сын  и  дядя  с  племянником.
    Мишка  остановился,  и  обалдело  уставился  на  друга.
    -  Да,  да,  представь.  Такая  любовь,  ух –х.
    -  А  родители,  не  видят,  не  знают?
    -  Хе,  родители…
    -  И  Валька!...
    -  О,  она  лидер,  как  теперь  говорят.  Её  записочки  помнишь?
    -  Милый  Сережа,  скорей  бы  вечер?
    -  Да,  кстати,  Серёге  повезло,  он  в  Казани.
    -  Поступает?
    -  Поехал.  Решил  заковаться  в  броню.
    -  Высшее  танковое?  Здорово!
    Мишка  говорил  с  Лёшкой,  а  в  глазах  его,  как  наяву,  виделись  девичьи  фигурки,  спешащие  в  чёрный  провал  теней.
    -  Трудно  поверить,  Лёшь,  неужели  Валька…
    -  Ну  что  ты  себе  голову  морочишь? – перебил  Лёшка. – Какое  нам  дело  с  кем  она  и  вообще.
    Мишка  не  ответил.  Он   несогласно  мотнул  головой  и  хмыкнул.
    Оба  замолчали,  оба  почувствовали  раздражение  и  злую  обиду.  Будто  кулаком  под  нос.
    -  Нет,  Лёш,  раньше  из-за  девок  дрались.  Может  это  правильно?
    -  Пытались, - усмехнулся  Лёшка. – Бегали  наши  дундуки  с  кольями.  А  на  другой  день  собрали  молодцов  и  увезли  в  район  разбираться.  В  общем,  замяли.  Теперь  тихо  стало,  хорошо.  А  вот,  смотри,  наши  орлы  боевые.  Пойдём,  поздороваешься.
    Ребята  подошли  к  клубу  кучей  и,  о  чём-то  говоря,  тихо  посмеивались.
    -  О,  кого  я  вижу! – подошёл  к  Мишке  его  одноклассник,  и,  сильно  стукнув  по  плечу,  подал  руку. – Каким  ветром?
    Кто-то  резко  поднял  Мишку  за  локти  и  подбросил  над  собой.  Мишка  ожидал  увидеть  за  собой  кого  угодно,  но…  Сзади  стоял  рослый  парень  с  застенчивой  улыбкой.
    Толик,  ты? – не  поверил  своим  глазам  Мишка,  и,  чуть  отступив,  стал  рассматривать  своего  приятеля  как  статую. – Вот  это  да, - изумлялся  он  внешней  перемене  однокашника,  который  год  назад  был  ниже  всех  и  самым  хилым  в  классе.
    Раздался  простодушный,  басовитый  смех.  И  Мишка  почувствовал  крепкое  пожатие   залихватского  гармониста.
    -  Подковы  гнёшь? – выдохнул  он,  преувеличивая  показную  боль.
    -  Можно  попробовать, - сквозь  смех  ответил  приятель,  и,  обняв  Мишку  за  плечи,  стал  увлекать  его  в  клуб.
    -  Стоп,  Толик,  где-то  там  Лёха  остался.
    -  Ты  у  него  остановился?
    -  Ну,  у  кого  ж  ещё.
    -  Пойдём  ко  мне,  есть  место.  Я  во  флигельке  оканурился.  Сам  себе  хозяин.  В  любое  время  добро  пожаловать.  Тихо,  мирно.
    Лёшка  услышал  последнюю  фразу  и  быстро  подошел  к  Мишке.
    -  Ты  куда  собрался,  к  нему?   Уже  соглашаешься?
   -  Приглашает, - виновато  ответил  Мишка.
   -  Ну,  иди,  у  меня  же  тесно.  И  мать  ещё  зарычит,  что  дармоеда  привёл, - обиженно  и  сердито  произнёс  Лёшка  и  отошёл  в  сторону.
   Мишка  выпятил  губы,  не  зная,  как  ему  быть.
   -  Ты  извини,- проговорил  он  Толику  и,  круто  повернувшись,  пошёл  к  другу.
   -  Лёшь,  ты  чё? – произнёс  Мишка,  беря  того  под  руку. – Я  и  не  думал.  С  чего  ты  взял.  У  нас  ещё  разговоров  во… - провёл  он  рукой  по  шее. – У  тебя  с  ним  что,  отношения?
    -  А  что  он  лезет? – прервал  Лёшка.  – Ты  к  кому  приехал?
    -  Спрашиваешь, - улыбнулся  Мишка.
    -  И  послал  бы  к  чёрту!
    -  Ну,  как  Лёшь,  он  же  по – приятельски.
    -  Много  таких  приятелей! – сделал  ударение  на  первом  слове  Лёшка  и  добавил:
    -  Смотри,  от  меня  ни  на  шаг!  Понял?
    -  Ну,  что  ты,  Лёшь,  елки-палки…
    Лёшка  надул  губы,  но  не  выдержал,  улыбнулся  и  отвернувшись  от  Мишки,  метнул  торжествующий  взгляд  в  сторону  ребят  и  стоявшего  с  ними  Толика.

    Весь  вечер  Мишка  не  отходил  от  Лёшки.  Хотелось  загладить  обиду,  которую  он  невольно  причинил  другу.  И  он  старался,  как  умел,  веселил  Лёшку.  Вспоминал  анекдоты,  случаи  из  своей  жизни,  из  жизни  своих  товарищей.  И  был  необычайно  словоохотлив,  остроумен,  изобретателен.  Всё,  что  было  в  его  душе,  выхлёстывалось  наружу  до  последнего. 
    Но  прошёл  тёплый  вечер,  и  день,  и  ещё  одна  ночь.  И  Мишка,  собрав  свой  нехитрый  багаж,  вышел  на  дорогу.  Лёшка  шёл  рядом  и  ворчал:
    -  Ну,  хотя  бы  неделю, - прикидывал  он  что-то  в  уме. – Третий  день  пошёл,  а  если  точнее,  то  ты  здесь  двое  суток.  Понимаешь,  двое  суток  всего.
    -  Лёшь,  хорошего  помаленьку.  Я  же  говорил  тебе,  а.
    -  Гну  да.   Говорил…
    Лёшка  опять  замолчал.  Оба  смотрели  по  сторонам,  ждали  попутку.
    -  Нет,  эта  в  другую  сторону, - проговорил  Лёшка,  и  отвернулся  от  подъезжающей  машины.
    -  Я  спрошу, - ответил  Мишка,  переминаясь  с  ноги  на  ногу.
    -  Как  хочешь,  насупил  брови  Лёшка.
    Машина  не  остановилась.
    -  Я  же  говорил, -  воодушевляясь,  проговорил  Лёшка. – Сегодня  до  станции  машин  не  будет.  Вот  ещё  подождём  две  и,  если  не  уедешь,  то  поворачиваем  обратно.  Договор?   
   После  третьей  машины  Лёшка  подхватил  сумку  друга  и,  не  оглядываясь,  направился  домой.

                *   *    *               

    Бывает,  в  малом  человек  зависит  от  обстоятельств.  Но  в  большом,  почти  у  всех,  жизнь  строится  по  плану.
Мишка  подал  свои  документы  в  училище,  а  Лёшка  сдал  вступительные  в  Политех.  И  перед  каждым  открылась  дорога  в  жизнь,  одна  не  похожая  на  другую.
Год  пролетел,  как  горный  поток,  сметающий  на  своём  пути  всё,  что  его  наполняет.

Михаил  закончил  ПТУ,  получил  профессию,  и,  устроившись  на  работу,  вышел  в  свой  первый  трудовой  отпуск.  И  опять,  как  ни  раз  бывало,  стал  собирать  в  дорогу  чемодан.     Он  покрутил  в  руках  полученное  в  училище  «Свидетельство»,  обласкал  взглядом  выделенное  красным  «С  отличием»  и,  довольно  сомкнув  корочки  новенького  документа,  не  удержался.  Стал  перечитывать  похвальную  грамоту  за  отличную  учёбу  и  поведение.  А  сколько  было  за  время  учёбы  всего,  от  чего  дух  захватывало  при  одном  только  воспоминании.  Вот  и  сейчас,  сердце  Мишки  забилось  мощно  и  учащённо.
Сложив  вещи  в  чемодан,  он  быстро  оделся.  Нетерпелось  быстрей  сесть  в  поезд  и  вот  он,    родительский  дом.  А  там,  дальше,  в  деревню,  к  Лёхе.  Хотелось  поделиться  своей  радостью,  своим  становлением.  Жизнь  началась!  Взрослая,  настоящая,   независимая.  Новостей  и  впечатлений  было…
Дома  Михаил  пробежался  по  саду,  огороду,  наобещал  матери  помочь,  как  вернётся, и,  оправдываясь  тем,  что  здесь  он  бывает  часто,  а  с  Лёшкой  не  виделся  целый  год,  подхватил  лёгкую  сумку  и  ушёл  опять  на  станцию. 
Электричка  домчала  его  до  знакомой  остановки  и  он,  ступив  на  перрон  и  пройдя  в  его  конец,  нашёл  собравшихся  попутчиков.  На  этот  раз  «голосовать»  было  не  нужно.  Это  и  удивило  и  обрадовало  Михаила.  В  направлении  совхоза  регулярно  ходили  автобусы.   И  действительно,  вскоре  запыленный  «Пазик»  набитый  до  отказа,  валко  потащился  в  сторону  высокой  насыпи  шоссе.
Михаил  выпрыгнул  из  автобуса  на  развилке  дорог,  и  оставшиеся  три  километра  до  родного  села  решил  идти  напрямую.  Направился  он  к  лесочку,  на  отлогую  сторону  Большой  горы.  Здесь,  в  лесной  чащобе,  бродил  он  когда-то  с  ружьём,  в  надежде  спугнуть  сонливого  зайчишку.  Но  за  каждым  разлапистым  кустом  буйного  подлеска,  казалось,  поджидал  его  костлявый  серый,  готовый  вцепиться  в  глотку  своей  жертве.
Михаил  поёжился  и,  криво  усмехнувшись,  решительно  вошёл  в  тёмный  тоннель  тропы.
Лес  перед  ним  раздался,  освещённый  прямыми  лучиками  солнца.  Михаил  с  удивлением  зашагал  между  ровными  стволами  липок,  берёз  и  дубков.  Тропа  была  чуть  приметна  и  порой  скрывалась  из  виду,  но  сбиться  с  правильного  направления  было  невозможно.  Лес  просматривался  на  добрую  сотню,  другую  метров.  А  зелёные  ветви  лохматились  где-то  высоко  над  головой.
-  Проредили, - непроизвольно  вырвалось  у  Михаила. – Вот  это  да…  - разочарованно  смотрел  он  в  разные  стороны  и,  не  увидев  того,  что  помнилось,  досадно  сплюнул  на  иссохшую  редкую  травку.
На  опушке  леса  Михаил  чуть  задержался.  Сладко  пахло  липовым  цветом  и  он,  глубоко  вдохнув  ароматный  воздух,  медленно  пошёл  к  срезу  горы.
В  груди  часто  застучало,  и  кровь  ударила  в  голову.  Перед  ним,  как  на  огромном  экране  с  каждым  шагом  раскрывалась  неповторимая  панорама  родных  мест.  Сверху  было  видно  всё.  И  Михаил  с  душевным  трепетом  узнавал  село,  школу,  покинутый  дом  и  с  неосознанным  протестом  рассматривал  то  новое,  что  по-хозяйски  ворвалось  в  былой  порядок  вещей  и  нарушало  привычную  для  взора  картину.
На  месте  когда-то  вольготно  раскинувшегося  пришкольного  сада-огорода  лежали  размежеванные   кусочки  земли  с  корявыми  деревянными  срубами.  Они  навязчиво,   даже  нахально  лезли  вдоль  оврага  с  ручьём  в  сторону  лесочка.  Михаил  от  неожиданности  даже  оторопел.  И  сник,  будто  кто-то  вторгся  в  его  владения,  не  спросив  на   то  разрешения.
Да,  деревня  не  ждала  его,  не  встречала  с  распростёртыми  объятиями.  Она  жила  сама  по  себе,  поглощенная  обыденными  заботами,  в  расчёте  на  свои  силы  и  возможности.  И  в  одинокой  фигуре  человека,  медленно  спускающегося  по  склону  горы,  она  видела  праздного  наблюдателя,  неизвестно  каким  толчком  судьбы  заброшенного  в  эти  укромные  места.  И  думая  об  этом,  с  грустью  ступил  Михаил  на  деревенскую  улицу,  которая  вела  его  к  дому  Алексея.  Здесь  он  в  нерешительности  остановился.
«А  если  не  застану  никого?» - обеспокоился  он.  Но  индюк,  подбоченясь  и  распустив  свой  красный  хобот,  уже  подгребал  и  валился  на  оцепеневшего  Михаила.
«Клы,  клы,  клы», - взъярился  молодой  самец,  нападая  на  возмутителя  спокойствия  в  своём  гареме.  Михаил  топнул  ногой  и,  как  на  пружинах,  влетел  на  крыльцо.  Дверь  была  не  заперта.  Он  приоткрыл  её  и  оказался  в  сенях.  На  тряпичном  половике  стояли  мужские  туфли.
-  Ага! – обрадовано  выдохнул  Михаил,  резко  выстукивая  дробь  в  прихожку.  Лицо  его  оживилось  озорной  улыбкой.  Он  осторожно  приоткрыл  дверь.
-  Можно? – проговорил  достаточно  громко.
-  Да-а, - послышалось  не  сразу.
Михаил  стоял,  не  зная,  входить  в  переднюю  сразу  или  подождать   у  порога.  Вскоре  в  прихожку  вышел  Алексей.
-  Бр-р-р,  сплю,  как  сурок, - заиграла  улыбка  на  его  лице.  Он  сладко  зажмурился  и,  потягиваясь,  зябко  поёжился.
-  Отсыпаюсь,  как  кот  после  чердачной  баталии.  Ух-х.  Каким  ветром? – подал  он  руку. – Нет,  ты  всё-таки  молодец,  вовремя  разбудил.  Пошли,  пошли.  Тут,  знаешь,  скукота.  Наших  никого.  Да,  видал  эту,  на  последней  парте  сидела.  Ты  её  помнишь.  Из  Николаевки.  Ну,  помнишь?  Нам  её  в  девятом  классе  подсадили.
Михаил  смотрел  на  Алексея,  как  на  малое  дитя  и  улыбался.
-  Ну? – кивнул  он  в  ответ.
-  Вот  её  видел.  Всё.  Разъехались  кто  куда.  Да,  Фердаус  ещё  тут.  Но  не  видел.  Он  кочегар  в  больничной  котельной.  Поддаёт,  говорят.  Жутко  поддаёт.
-  Фердаус?
-  Да.  А  в  школе  подавал,  ты  помнишь,  эти,  надежды  подавал.  Был  нашим,  хе,  художником.  А  сейчас  такие  художества  отчебучивает…  Ну,  это так, мелочи.  Что  тебе  с  ног  сшибательное.  О,  у  Таньки  двойня.  Муж  знаешь  кто? 
-  Кто?
-  Химик  наш,  этот,  Ну,  знак  вопроса.  Хе,  нахимичили.  А  ты  с  ней  когда-то  шуры-муры.  Помнишь?  Ладно,  ты,  когда  приехал?  Я  не  ожидал,  молодец!
-  Сюрприз…
-  Надолго?
-  Надоем,  скажешь.
-  Эх,  мать  провалилась  куда-то.  Жрать  хочется.  Пойдём,  что-нибудь  по - студенчески  сообразим.
-  Думаю,  пока  липка  цветёт,  денька  два  подышу.  Потом  домой,  а  там  на  работу.
-  Эх,  жизня!  Помнишь,  как  бывало?  Живёшь,  дурака  валяешь  и  в  ус  не  дуешь.  Ушло…  Ты  как  устроился?
-  Слесарь-монтажник  на  НХЗ.
-  НХЗ,   КПЗ…
Михаил  улыбнулся,  пожал  плечами  и  членораздельно  произнёс:
-  Нефтехимические  заводы.
-  Монтажник?
-  Да.  Слесарь - монтажник - высотник.  «Ни  кочегары  мы,  ни  плотники».  Это  теперь  и  про  меня.
«А  мы – монтажники-высотники,  да», - напел  Алексей. – И  всё-таки  ты  зря  с  институтом.
Алексей  бил  яйца  на  шипящую  сковородку  и  временами  посматривал  на  гостя.
-  Нет,  Лёшь,  не  зря.  Училище  я  за  год  кончил,  получил  профессию.  Вот,  на  свои  кровные,  как  говорят,  прибарахлился.  Не  в  обиду  будет  сказано,  но  стипендия  тебе  наверно  не  гарантированна.
-  О,  разумеется.  Один  семестр  был  в  пролёте.
-  Ну,  и  как  ты?  Мать?..
-  Да,  наука  требует  жертв.  Пришлось  корову  поменять  на  презренный  металл.
-  Да-а, - уставился  в  одну  точку  Михаил  и  ответил  не  сразу.
-  Я  своих  родителей  не  обременял.  Как-то  обходился.  А  у  тебя  одна  мать.
Алексей  пристально  посмотрел  на  друга,  и  по  лицу  его  пробежала  высокомерная  усмешка.
-  Не  знаю,  Лёшь, - смутился  Михаил,  заметив  это. – Но  я  не  завидую.  Говорят,  все  пути  хороши,  если  ведут  к  цели.  Может,  это  и  правильно.
-  Да  зря  ты  с  институтом,  зря.  Надо  поступать.  Высшее  образование,  диплом – вот  что  гарантия.  А  пять  лет  пролетит,  не  заметишь.  Даже  без  стипешки.  Год  уже  фу-у,  как  небыло.  Ты  садись,  пережуй.  Давай  на  сегодня  в  центр  завалим.  Может  ещё  кого  увидишь.  Посмотришь  салаг.  Вот  такие  вымахали.  Надо  к  Михалковым  зайти.  Колька,  между  прочим,  в  университет  поступил,  на  исторический.  Заочно.  Сейчас  в  четвёртом  отделении  директор  школы.  Деловой  стал,  не  узнать.
Новость  эта  задела  Михаила  за  живое.  Он  помнил,  что  Колька  не  отличался  в  школе  ни  прилежанием,  ни  способностями.  И  вдруг - университет…
-  Молодец, - проговорил  Михаил,  скрывая  необъяснимую  досаду.
  Молча  поели,  выпили  чай.  Разговор  не  клеился.  Михаил  чувствовал,  что  Алексей  что-то  не  договаривает  и  сам  молчал.  О  чём  было  рассказывать?  О  зональном  слёте  отличников  профтехобразования?  Покажется  смешной  хвальбой.  О  том,  как  трудно  бывает  на  работе?  Как  загорелся  бензин  на  крекинге,  когда  газорезчик  прорезал  «пропаренную»  трубу  на  демонтаже,  а  из  неё  вдруг,  полыхнул  огненный  фонтан…  И  как  он – Мишка,  не  растерялся  и  быстро  приступил  к  тушению  очага  пожара,  пока  другие  не  подоспели.  «Всё  это  глупо», - подумал  он  и  вздохнул.
-  Вот  так, - неопределённо  проговорил  Алексей  и  направился  в  переднюю  одеваться.
Причесавшись  у  зеркала  и  наодеколонившись,  Алексей  вышел  в  сенчики,  обулся.  Михаил  поджидал  его  на  крыльце.  Накинув  накладку  на  двери  и  вставив  в  проушину  замок,  Алексей  повернул  ключом  и  размашисто  шагнул  со  ступенек.
-  Скукота, - повёл  он  взглядом  вокруг  и,  сморщившись,  махнул  рукой. – Но  жить  надо.  Пойдём,   навестим  моего  братка  двоюродного  и  отметим  твой  приезд.  Я  Кольке  обещал  зайти.
-  Может,  я  вас  в  клубе  подожду? – промямлил  Михаил.
-  Что  за  новости?
-  Неудобно   как-то
-  Перед  кем  неудобно?  Смешно!  Будто  ты  Кольку  не  знаешь.  Свой  человек!
-  А  родители?
-  Дома  нет.
Михаил  мотнул  головой  в  знак  удивления  или  согласия.
-  Хе,  смотрю  я  на  тебя,  изменился  ты.
-  Я?
-  Какой-то  не  такой  стал.
-  Ну,  да…
-  Гну  да.  Точно.
-  Может  быть  наоборот,  не  переменился,  как  другие?
-  Может  быть,  может  быть.  Всё  может  быть, - проговорил  Алексей,  отвлекаясь,  и  думая  о  чём-то  своём.
Дом  у  Михалковых  выделялся  своей  капитальностью.  Отец  Николая  работал  завскладом,  был  хозяином  прижимистым  и,  используя  свои  немалые  возможности,  нёс  всё  в  дом.
У  Николая  была  своя  комната  с  отдельным  входом  из  сеней.  И  даже  будь  родители  дома,  гости  здесь  могли  себя  чувствовать  свободно.
-  Привет, - поздоровался  с  Михаилом  хозяин  комнаты  и  кивнул  на  диванчик. – Сейчас  в  погреб  слажу.  Там  маманя  что-то  ставила, - засуетился  он.  И  пока  Михаил  листал  попавшийся  под  руки  журнал,  на  столе  появились  хлеб,  солёные  огурцы,  помидоры,  сметана  и  бутылка  водки.
-  Ну,  что,  братва,  за  встречу! – проговорил  Николай,  усаживаясь. – Давай,  давай,  быстро  за  стол,  водка  тухнет!
Михаил  пожал  плечами,  сел  рядом.
Чокнулись,  выпили,  поморщились.  И  набросились  на  сметану  с  помидорами.
-  Меньше  пьянеть  будешь, - жуя,  говорил  Алексей,  заглатывая  сметану  ложкой  за  ложкой.  Глаза  у  всех  заблестели,  чуть  онемели  языки,  но  возникло  горячее  желание  высказать  замельтешившие  мысли.
-  Учиться  никогда  не  поздно, - начал  Алексей. – Но  чем  раньше,  тем  лучше.  Потом  женишься,  дети  пойдут,  заботы  всякие,  какая  там  учёба.  Что  знал – забудешь.  Ты  на  следующий  год  поступай.  Диплом  нужен.  Поплавок!
-  Эт,  точно, - поддержал  его  Николай. – Ты  чем  занимаешься?
-  Я - слесарь – монтажник, - небрежно  ответил  Михаил,  зажёвывая  слова.
-  Высотник, - добавил  Алексей,  морща  нос.
-  А-а,  по  столбам… - произнёс  Николай,  теряя  интерес.
-  Нет,  не  по  столбам, - усмехнулся  Михаил,  посмотрев  на  Алексея.
-  А,  всё  равно, - произнёс  тот  и  добавил  назидательно:
-  Работа  не  волк,  в  лес  не  убежит.  Эх,  жизнь  студенческая!  Ты,  Колян,  то  же  не  студент.  Заочное – это  не  то.  Вы  на  чём  закончили  год?  Ты  высшую  математику  сдал?
-  Ты  меня  по  философии  спроси.
-  Нет,  вообще-то  интегралы,  дифференциалы – это  мелочь.  Вот  начерталка,  это  да.  А  теоретическая  механика  у-у-у.  Но  самое  главное – сопромат.  У  нас  даже  примета  есть.  Кто  сдал  сопромат,  тот  женится.
-  У  меня  этой  муры  нет.  Нас  философией  заколебали.  Запоминай  теперь  всех  философов  и  что  они  там  натрёкали.  А  толку.  Сами  труды  этих  корифанов  ну,  в  оригинале  не  читаем.  Верим  переводам.  Я  тут  взялся  за  Маркса,  Энгельса.  Это  знаешь,  тёмный  лес.  Ничё  не  поймёшь.  Для  расшифровки  нужно  иметь  штук  десять  словарей  и  библиотеку  разных  фолиантов.
-  Да, - мотнул  головой  Михаил, - честно  говоря,  Николай,  не  верится.  Ты  и  философия,  представляю.  Это  же  что-то  не  совместимое!
-  Не  Боги  горшки  обжигают.
-  Но,  ты  же  директор  школы!  Там  говорить  нужно  по- другому  и  вообще,  авторитет  держать.
-  А  ты  знаешь,  сколько  у  него  учащихся? – поднял  голову  Алексей. - А  учителя  кто?  Все  только что  аттестат    получили.  Спроси  директора,  как  он  сам  печку  в  школе  клал,  это  же  финиш.
-  Было  дело, - отмахнулся  Николай.
-  Главное – начало  есть.
-  Конечно,  ты  прав, - согласился  Михаил  и,  подперев  руками  голову,  устремил  свой  взгляд  в  одну  точку.  По  лицу  его  блуждала  загадочная  улыбка.
-  Да, - выдохнул  он.
-  Проблемы  будут, - произнёс  Алексей. – Но,  по  мелочам  не    судят  о  целом.
-  Я  не  о  том, - принял  Михаил  это  в  свой  адрес. – Мы  изменились  за  год  и  разошлись.  У  каждого  свои  интересы,  заботы.  Вас  ещё  что-то  объединяет.  Может,  студенчество.  А  кончите  свои  ВУЗы  и  разбредётесь,  кто  куда.
-  Уже, - произнёс  Алексей.
-  Ну  и  что? – кивнул  Николай  и,  приподняв  бровь,  уставился  на  Михаила.
-  Забудем  друг – друга.  Разлетимся  по  «куросадням»  и  будем  кричать  «кукареку» сами  для  себя.
-  Ты  философ, - произнёс  Николай,  вставая.
Он  и  Алексей  переглянулись,  и  едва  заметная  усмешка  мелькнула  в  их  глазах.  Михаил  заиграл  желваками  и,  молча,  вышел  из-за  стола. 
-  Чё,  пить  больше  не  будете? – спросил  Николай.
-  Меня  что-то  мутит, - проговорил  Алексей.
-  Меня  то - же, - глухо  ответил  Михаил.
-  Тогда  в  клуб, - произнёс  хозяин  дома  и  стал  одеваться.
Во  дворе  было  темно.  И  тёмная  грань  высокого  забора  очерчивала  звёздное  небо.  Как  в  планетарии.  Михаил  задрал  голову  и  стал  искать  знакомое  созвездие.
-  Мы  несколько  раз  ходили, - услышал  он  обрывок  разговора,  когда  за  Алексеем  и  Николаем  хлопнула  дверь  туалета.
-  В  клуб  ходили? – спросил  Михаил,  желая  включиться  в  разговор.
-  Нет,  на  шабашку, – ответил  Алексей. – Короче,  на  мясокомбинате  есть  такие  ямы,   которые  никто  из  кадровых  рабочих  чистить  не  соглашаются.  Воняют  эти  ямы,  у-у-у,  смердят,  короче.  Ну,  а  наша  братва – студенты,  когда  хотят  колымнуть,  подряжаются.  Короче,  деньгу  гребут  из  ямы.  Платят  там  во!  А  деньги,  как  известно,  не  пахнут.  Хотя  владельцы  этих  денег,  хе-хе,  неделю  потом  отмываются.
-  И  ты  тоже  подряжался? – брезгливо  произнёс  Михаил.
А,  два  раза, - с  бравадой  ответил  Алексей  и  загугукал  какой-то  мотивчик.
-  Да, -  ухмыльнулся  Михаил  и,  запрокинув  голову,  неожиданно  для  себя,  произнёс:  - А  небо  здесь  похоже  на  наш  завод.  Ночью  он  даже  сливается  огоньками  ламп  со  звёздами.  Если,  конечно, смотришь  издалека.  Он - как  галактика  на  звёздном  небе.  Грандиозное  зрелище.  Приезжайте    ко    мне.    Я    покажу  видочки.      У     нас     и     дворец     культуры     заводской,  и  стадион  нефтяников  с  бассейном.  Кино,  концерты,  часто  театр  приезжает.  И  ни  каких  выгребных  ям, - съязвил  Михаил.  Но,  вдруг,  рассмеялся  добродушно  и,  полуобняв  Алексея,  повторил:
-  Приезжай.
На  другой  день  Михаил  остановил  попутку  и  уехал.

                1973 г.    


PS.   Прошло время.  Михаил  проездом  оказался   в  совхозе.  Селение  смотрелось  по – новому.  Изредка   встречались  проходящие  жители,  но  Михаил  их  не  знал.  Он  торопился  к  знакомым.  Вскоре,  поднявшись  на  маленькую  гору,  он  вошёл  через  узенькую  калитку  за  ограждение.  Перед  ним  стояли  кресты  и  памятники  местного  кладбища.  Их  было  много.  Кладбище  очень  выросло,  и  заросло.  С  фотографий  смотрели  на  Михаила  умные  глаза  его  учителей,  соседей  и  родственников.  Увы,  их  век  прошёл.  А  Мишкины  сверстники,  здесь  не  живут.  Разъехались.  Да,  да.  А  Мишка  скоро  станет  пенсионером…  И  его  два  вузовских  диплома  не  дали  ему  ничего.  Может  быть  прав  был  Лёшка, - вовремя  нужно  учиться?  Но,  разве  сама  жизнь  не  учит?  Михаил  шёл  от  креста  к  кресту,  от  памятника  к  памятнику  и  что-то  тихо  говорил  кому-то  и  опечаленно  кивал  головой.