Фокусник

               

 - Алло
- Да
- Привет
- Привет
- Как дела?
- Нормально
- Как себя чувствуешь?
- Нормально
- Что там делаешь?
 - Ничего, лежу. Жалко здесь музыку нельзя слушать. Хотя, тут вечерами бывают и не такие концерты, но я такое не люблю ;
- Я тебя заберу!
- Не надо
- Почему?
- Мне здесь тепло…


   Помню, меня привязали к скульптуре на мосту. Ветер почти разрывал мои внутренности. Задувало в глотку так, что невозможно было ничего сказать, или даже попросить о помощи. Черные воды от порывов ветра иногда касались моих ног. А они все смеялись, тыкали в меня пальцами, перешептывались. Как эпилептики дрожали от наслаждения наблюдать за чужими страданиями.
   И он, какой-то хриплый, полудохлый все махал своими широкими рукавами, доставая оттуда карты. То снимал плешивую шляпку, со сжатым от страха, тощим кроликом.
   Я наблюдала за этим, наблюдала и верила, что когда-нибудь это закончится. Не показывая страха, смотрела на эти черные сгустки.
   Кажется, потом было лето. Да, точно, лето. Мятное лето. С, как всегда, какими-то цветочками, ленточками, ягодками. Праздник, окутывающий тревожным запахом. И опять он, со своими широкими рукавами: «Ха, ну! Ну, сейчас я угадаю, что за карту ты выбрала!» «Но я ничего не выбирала!» «Выбирала!»
   Как всегда эти паршивые фокусы. И никогда дождей.
   То он притворялся мимом, и все повторял за мной. Все каждый шаг пытался повторить.
   И все это время они следили за мной. Черным шелком будто скользили по моим шагам. Я видела их в зеркале, я слышала их голоса. Я слышала, как плачут их дети. Они сидели на моих подоконниках, прятались за шторами, лежали под простынями. Я бросила рисовать, выкинула свои мольберты, все холсты, потому что они смешали все мои краски. Они вдавили мои стены. Шептали своими голосами в розетки и куда-то вечно прятали нужные мне вещи.


   Меня зовут Мария, Мария Зотова. А того фокусника кажется, звали Ванькой. Ваня. Он появился в моей жизни случайно, как в принципе и все в моей жизни. Когда мне было девятнадцать, мои родственники, каким-то образом, выявили, что у меня психическое расстройство и решили запрятать меня в психиатрическую больницу. Но я же не ура, я нормальная, я понимала, что их просто заебало меня содержать и поэтому они пошли на такие критические меры. Мне пришлось в быстром темпе найти себе хоть какую-нибудь работу и снять комнатушку.
   Комната, которую я снимала, сдавала вот-вот готовая умереть бабулька. Видимо ей было страшно умирать одной (как всегда это бывает), поэтому там появилась я. Я же, как могла, так и помогала. Самое главное, что бабуля-божий одуванчик, не думала, что я «ненормальная».  Так все и началось…


   Я всегда боялась того, чего не понимаю, например: когда люди злятся, или плачут, или кричат. Способ защиты от этого всего был смех. Я смеялась, когда кто-то умирал, когда падал, когда корчился от боли. Потом меня начали за это бить. Чуть позже – смотреть искоса. А еще позже считать за ненормальную. Пришлось превратить смех в молчание.


   Они постоянно окружали меня. Сначала картинками.  Они спаривались у меня на глазах. Мне ничего не оставалось, как ждать, что когда-нибудь это закончится. А потом этот фокусник – вытащи карту, запомни; видишь монеты, а-а-ап. Желеобразное существо. Он никогда не знал, что делать, куда идти. Все махал своими рукавами. А я болела «английским синдромом» - все мечтала о туманах и дождях, чтобы они смывали все эти тени. А потом взяла, да подарила ему голубую футболку.


   Когда ты не одинок, как-то легче. Есть с кем ходить, на кого смотреть. Надо запоминать чье-то имя. Можно подкуривать сразу две сигареты. Как-то легче сразу.


   Затянуло меня. Затянуло, словно гелем тело наполнило. И тут я понимаю, что меня не существует. Я чья-то выдумка. Я сейчас протяну руки, и нет стен, лишь липкая вата налипнет на них.  Я сейчас могу упасть и закопать свое запакованное, в чьи-то фантазии, тело. Взлететь и разорвать все облака, чтобы зарыдали всю ничтожную землю.
   И фокусник. Его жалкие фокусы. Все это выдумка выдумки.
   Обнимите меня. Отбросьте свои жалкие комплименты. Просто обнимите, ведь у меня так давно не было тепла.


   Я помню эту футболку, голубая футболка, конечно. Как ты далеко… Ванька… В голове сразу зазвучало: «Вытащи карту, вытащи ка… вытащи…». Я сливаюсь с этим спертым воздухом. Надо бежать. Тяжело. Каблуки. Я не могу бежать так быстро, асфальт слишком мягкий! Подожди! Скидываю туфли, бегу. Куда же ты, почему так быстро? Чертова юбка запутывает мне ноги. Дорога хватает мои стопы, затягивает в горячую жижу. Подожди меня! Почему так быстро! Начинается ливень, течет по лбу, щиплет глаза. Пожалуйста, пожалуйста! Надо успеть, светофор, ты остановишься, там же красный. Бегу быстрее. Надо крикнуть. «Ваня! Ваня подожди!» Воздух обжигает глотку. Будто кто-то острыми когтями впился в горло. Сливаюсь с воздухом, ногам все больнее. Хрипло – Ванька, Ванечка. Почти падаю замертво. Чувствую, как сердце рвотной кашей вываливается на ноги. Хватаю плечо. Почти не вижу, почти не дышу.
 - Ванька…
- Мария…
- Мария! Зотова!!! Твою ж мать! Вставай ****ь!
В нос ударяет крепкий запах мочи. Открываю глаза, вижу облепленный мухами потолок. Высокий, бледный санитар пинает мою кровать.
- Вставай, сука ****ь! Тебе звонят!
Скидываю ноги на холодный кафель. По телу мгновенно пробегает дрожь. Он все пихает меня.
- Вот мне делать больше нечего, ходи тут, буди вас. Твари, вот делать мне больше нечего! Ну, хули расселась! ****уй в санитарную! Вот делать мне больше нечего, твари. Чувствуешь, как воняет  - это ты гнида и дружки твои, все тут зассали! Наполеоны ***вы! Вот ходи мне тут, буди вас!
   Плетусь по темному коридору. Холодно, очень холодно. Пытаюсь вспомнить, что мне снилось, от какого же послевкусия так дрожат мои руки. После тех препаратов, что нам дают, память ухудшается каждый день. Удивительно, что мне еще что-то снится. От холода волосы на ногах встали дыбом. Я так давно не брила ноги, что сейчас чувствую, как волосы цепляются за штаны пижамы. Пижама грязная и воняет потом. От препаратов сильно потеешь, можно даже обоссаться пока спишь.
   Наконец дохожу до телефона. Холодная трубка прикасается до горячего уха. В трубке хриплое, надрывное дыхание. Как будто этот человек либо только что пробежал стометровку, либо болеет ангиной. Молчу, слушая сухой хрип. Наконец, словно острое лезвие, воздух прорезает голос:
- Алло
- Да
- Привет
- Привет
- Как дела?
- Нормально
- Как себя чувствуешь?
- Нормально
- Что там делаешь?
 - Ничего, лежу. Жалко здесь музыку нельзя слушать. Хотя, тут вечерами бывают и не такие концерты, но я такое не люблю ;
- Я тебя заберу!