Отвергнутая случайность

Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что делает утро мудренее вечера? Вопрос несложный, и однажды ответив на него, по сей день продолжаю настаивать – ночь.

Потому, что именно она даёт нам передышку в суете, а её мрак, словно промокашка, частично впитывает досадные кляксы, глушит сомнения и тревоги. Ночь, как маленькая смерть, способствует нашему возрождению. Прохладная и звёздная – символ недосягаемой истины и откровения – она выводит разбойника на промысел, усаживает писателя за рабочий стол, укладывает обывателя в постель… , а затем неизбежно дарит нам утро с его чашкой кофе и парой бутербродов, с реанимированной надеждой и какой-нибудь свежей мыслью.

Ещё раз оборачиваюсь, вглядываюсь в тёмный промежуток между сумерками и рассветом, наполненный вампирами, привидениями, летучими мышами, и млею от собственного бессилия разгадать его способность очищать мир, будоражить души, питать умы…

Между тем, утро уже наступило, приятно взволновав игрой светотени. Равнодушно воспринимаю привычный спектр звуков, сопутствующий пробуждению многоквартирного дома, так как давно простил его (дом) за беспомощность и непротивление всякого рода шумам. Традиционно обжигаю язык и дёсны кофе, и только после этого замечаю на экране монитора интересную догадку известного кинокритика о том, что на жизненном пути мы встречаем только тех людей, которые уже существуют в нашем бессознательном. Оригинальная разновидность знакомой мысли заставляет меня задуматься и приложить её к прошлому, ибо с некоторых пор к нему я отношусь с большей симпатией (по причине особенно понятной старикам), чем к будущему.

Обычно размышления о минулом приятны и неторопливы. Они малопродуктивны, и чем-то отдалённо напоминают игру в шахматы с самим собой, где обхитрить и обыграть себя невозможно, однако всегда присутствует необходимость встряхнуть ум множеством разыгранных комбинаций.

До определённого времени главными источниками удовольствия в моих воспоминаниях были найденные там бифуркационные точки, от которых, словно пловец от тумбы, отталкивалась моя фантазия и погружалась в комфортную прохладу неосуществлённых возможностей. Данным сладким блюдом я периодически подкармливался до тех пор, пока в один из серых скучных осенних дней после весьма плодотворного общения с потолком своего кабинета я вдруг не понял, что всё произошедшее со мной есть результат некой внутренней логики моего существования, а не беспорядочное внешнее нагромождение событий и ситуаций. То было начало довольно короткого пути, на котором я окончательно изгнал из своего сознания категорию «случайность», пригласив вместо неё «непонятую неизбежность». В то же время, то было начало бесконечно длинного пути познания этой самой неизбежности.

Не стану грузить читателя утомительными подробностями раскопок своего прошлого, ибо считаю его малоинтересным, не содержащим для активного потребления большинством любознательных умов и нетерпеливых душ ничего достойного и выдающегося. Ни острых сюжетов, ни замысловатых переплетений судеб, ни болезненного накала любовных переживаний…  , да и археолог из меня неважный. Кроме того, должен признаться, что никогда, даже в мыслях не видел себя главным героем мемуаров. Цель моего повествования иная, и несёт она в себе метафизический смысл, отрицающий случайность, как таковую.

Боюсь показаться голословным, так как не имею в своём архиве ярких случаев, подобных тому, который послужил основой рассказа нашего гениального поэта, покинувшего мир в результате нелепой, однако далеко не случайной дуэли. Поэтому с величайшим трудом отыскиваю и выхватываю из контекста моей довольно пресной жизни всего пару эпизодов.

Полагаю, первый из них запомнился лишь потому, что произошёл в молодости, жадно впитывавшей тогда всё, имевшее хоть какое-нибудь отношение к смысложизненным вопросам. Представьте себе двадцатитрёхлетнего юношу, недавно окончившего философский факультет, с пластилиновым мировоззрением, прогибавшимся то под одну, то под другую теорию, с неуёмной жаждой жизни и с глупой мечтой открыть универсальную формулу бытия… , и вы поймёте его восторг, когда он оказался за одним столиком в неформальной обстановке с именитым профессором, доктором философии. На языке того времени термин «неформальная обстановка» обозначал ситуацию, где подразумевалось обязательное присутствие спиртного. Осмелев от выпитой водки, я расстреливал бедного профессора вопросами, которые, возможно, никогда не слышали стены того третьеразрядного харьковского ресторана, куда определила нас судьба дождливым августовским  вечером тысяча девятьсот безоблачного года моей молодости… Помню, как радовался той случайной встрече и не понимал, что была она (как и дуэль поэта) вовсе не случайна, что образ профессора уже давно поселился в моём бессознательном и терпеливо дожидался своего выхода… Сейчас мне совершенно понятны причины, по которым он там оказался, ибо они лежат на поверхности. Но я до сих пор не могу докопаться до них, пытаясь разобраться с другим эпизодом, вынесенным мной на всеобщее обозрение, только лишь благодаря моей патологической преданности истине.

Львовский осенний вечер, в отличие от харьковского, был абсолютно трезв, что явилось по моему кодексу отягчающим вину обстоятельством;  точно так же, как и то, что мне уже было сорок два, и что я уже семнадцать лет был счастлив в браке. Я прогуливался по старому городу, наслаждаясь его неповторимым ароматом, вобравшим в себя запах кофе и какой-то вековой сырости. В полуподвальной кофейне за столиком одиноко сидела «любительница абсента» и ожидала встречи со мной. В том, что ей удалось меня увести, ни кофе, ни любимые мною импрессионисты не имели решающего значения, ибо гораздо отчётливее мне запомнился серый древний дом, витая деревянная лестница со скрипучими ступеньками, обтянутые ядовито-зелёной юбкой ягодицы, «стрелка» на правом чулке, неопрятная однокомнатная квартира… , мне сорок два, и я счастлив в браке…

Иногда, я слушаю популярную когда-то песню о крутом повороте, и мне она представляется песней о счастье, так как поётся в ней о том, что всё осталось далеко позади… Где-то за поворотом продолжает пульсировать большая часть и моей жизни, позволяя мне распутывать её хитросплетения и доставляя мне тем самым несказанное удовольствие, ибо, поочерёдно перемещая белые и чёрные фигуры я пытаюсь приблизиться к истине и понять, почему те или иные люди живут во мне… Независимо от того, встречал ли я их, или ещё повстречаю…  Пока мне удалось понять одну очень важную вещь: все встреченные мной  далёкие и близкие люди  - это я сам, мои осознанные и неосознанные желания и страхи, мои побеждённые и непобеждённые комплексы, мои достоинства и недостатки… А поэтому нет в этом мире ни случайных встреч, ни случайных событий, ни случайных кирпичей на голову… Поэтому я лишь незаметно улыбаюсь, когда в очередной раз слышу от знакомого преподавателя права жалобы на его несчастливый брак. Улыбаюсь, хотя едва сдерживаю смех, когда в этом он обвиняет чиновника, по ошибке направившего его не в тот кабинет, где его и настиг обманчиво-нежный взгляд будущей супруги. Я мог бы объяснить ему, что её серые глаза ожидали своего часа не в казённом кабинете, а в глубинах его бессознательного, чтобы в нужный момент призывно подмигнуть его глазам, или его родинке на правой щеке, или интеллигентно оттопыренным ушам, или его деньгам и социальному статусу, или… в общем тому, что сидело в тайниках её души и ожидало неизбежной встречи с ним. Я мог бы рассказать ему об этом, но, увы, он пока ещё не готов.