Детектив по прфессорски 5

Глава 5.  Красавица Наташа.

      Жаль конечно, что не наша
       Та красавица Наташа.
         И к тому же очень жаль
          Что не нас уносит вдаль

Старушка словоохотливая   нашлась с жуткой оперативностью уже через два дня. Ну точно такая, какая требовалась.
– В мощных мы лапах однако, – заметил по этому поводу Владислав, совершено уверенный, что дело было, то есть оно и есть,  на Аляске, а вовсе не в Сибири.  Приемникам КГБ  конечно просто кого угодно сыскать на Руси Великой, но американским джеймсбондам сие совсем не просто и не дешево.
– Как вас зовут, уважаемая?
– Да уж давно никак и никуда не зовут, Но была в молодости красавица Наташа, была в зрелости Наталья Алексеевна, а нынче гражданка Карамзина. Прошу, если не любить то хотя бы жаловать. Мне тут молочные реки в кисельных берегах наобещали. Даже молодость взад вернуть. Ну в зад мне не нужно, а  в перед оно  бы и всласть. Ух я была деваха огонь, да вся по мелочи раздевахалась. Даже детё не нажила. Одни болезни и немощи.
Компьютер совместно с видео камерами писал всю её речь, а японская техника к тому же послойно раздевала её аж до костей.
– Ну,  Красавица Наташа. Так мы тебя и звать будем, но извини мы врачи, так что тебе придётся до совсем ничего раздеться и пройти полное обследование.
Ну не смущайся. Тебя не  мужики будут голой щупать. Есть у нас на то и женский медперсонал.
– Вот оно нашли кого смутить, я ж сама и есть медперсонал. Сорок лет медсестрой в нашей Чемерисовке  проработала.
– Вот это нам повезло так повезло. Алина займись уважаемой дамой.
– Уж я дам ой какой была,  а сейчас хотела бы давать да нечего уж и некому.
 С этими словами она отправилась в бокс обследования, чтобы постоять там и побегать под взглядами приборов и киноаппаратов. После этого её, Ясмин завела с ней долгую беседу обо всех событиях жизни которые она смогла вспомнить. Вечер её  воспоминаний продлился пять дней. Потом пошли эксперименты
 Увидеть изменения  тела прямо в реальном времени помогала ультрафиолетовая подсветка в помещении: платье её и специальное нижнее бельё становились  прозрачными, то есть вполне  невидимыми. Использовали они   ещё  скандально  известные видеокамеры «Sony Nightshot».  Фокус их в том, что он видят  инфракрасного излучения человеческого тела вполне успешно идущее сквозь одежду.
 В их экспериментах локальные колебания температуры тела как раз и говорило о многом. Нельзя записывать  всё, надо лишь то, что существенно для целей наблюдения.
– Всё это бесконечность, – объяснил  Никодим старательной Ясмин.
– И при том дурная, – добавил от себя Владислав. – Нам важно видеть процесс исчезновения морщин и пигментных пятен кожи.
Помолчав он добавил:   
 –И ещё хотелось бы  обнаружить у нервных клеток  другие каналы общения, возможно, играющие большую роль, чем синапсы. В наших критических экспериментах это может  получиться. Как побочный продукт, но очень важный.
Никодим пробурчал:
– Не раскрывай так широко рот. У нас не институт Мозга с сотней сотрудников, а  скромная лаборатория.
Владислав усмехнулся.
– С нескромным бюджетом, которому можно долго завидовать.
Никодим и этот гол в свои ворота не пропустил.
– Если больше нечего делать. Боюсь, что из-за неравномерного омоложения  могут разрывы соответствия с исходом весьма печальным для наших грандиозных замыслов.
 Повисло деловое молчание, сопровождаемое манипуляциями, о которых они никому не рассказывали, но размышление над вопросом о рассказывании навело Никодима на  интересную изрекизму:
– Это Рудаковскому надо каждый  день рассказывать. Он же ходит  злой как волк без семерых козлят. Всё  думает,  мы резину тянем ему назло. Вроде мести за то,  что нас тут силой держат, хоть и клетка и вправду золотая.
На это Владислав,  продолжая нажимать на клавиши, хмыкнул:
– Тоже мне неуловимые мстители.  Нам нигде в мире такой лаборатории не предлагали. Здесь идеальные условия для работы. Никаких отвлекающих факторов. Отдыхать скучно, так зато мы и просим круиз по Европе. Будем честны с собой по крайней мере. Если бы не этот шлем, мы бы так и остались просто рядовыми учёными, а так мы гордость века.
– Ага, только век об этом ничего не знает и неизвестно узнает ли. Где публикации, где журналисты, где дамы в воздух чепчики бросающие?
– Внутренняя гордость  дороже гремучей славы.
– Ну да, ты и так Владеющий Славой.
– Ну это мы ещё сочтёмся славою, как сказал поэт, Ведь мы свои же люди.
– Боюсь, что не свои, а Рудаковского, или кого–то там повыше. Свои не просят разрешения двинуть в отпуск.
– Как быстро ты забыл реальность гомо советикуса. Там и тогда и чхнуть без разрешения было рискованно. Да, так что мы псковские, посконные, к надзирателям привычные, хотя и учёные отличные.
– Вопрос от кого отличные?
– Надеюсь, что от дураков и бездельников, профанаторов и фальсификаторов и прочей нечисти без чести.
Наталья Алексеевна, сидя на троне в трепете душевном с трудом понимала о чём эти чародеи толкуют. Ясно одно. Она в логове чародеев и потому лучше помалкивать и слушать. Если уж жизнь подбросила такой подарок, то уж пользуйся им Красавица Наталья. Вона как морщины разглаживаются ихним волшебным утюгом.  Одна печаль, опять между ног огни горят, праведно жить мешают. С этого же и прошла кувыркаясь в постелях быстротечная юность и молодость сгорела. Но здесь ведь и пошалить не видно с кем. Вот оно и к лучшему.
– Может,  вы уже и отпустите меня? – спросила она,  дойдя до кипучего желания попасть  на танцы в эту самую тискателку. Пусть бы её там потискали без стеснения. Какое уж тут может быть стеснение, когда уже никто не притесняет, да и тех притеснителей в живых давно уж нет.

Оба подняли на неё головы с не выключенными от своих деталей мозгами.  Детали эти точно детали проявлений Натальи Алексеевны, но не те, которые чувствовала она.
– Отпустим, если вы устали. Часок погуляйте в ресторане, или в лесу и к нам на наши пироги.
– Я не про то. Совсем отпустите. В мою Собственную Жизнь.
– А сейчас она что не собственная? – попробовал отшутиться  Никодим. А потом   признался. – Собственной у нас и самих нет. Мы рабы науки.
– А я выходит. Ваша раба, но  не рыба же, чтобы меня есть каждый день.
– Наталья Алексеевна, ну чем вам плохо. Жили впроголодь, в одиночестве,  в умирающей деревне, а тут у вас все что хотите.
– Ага, я мужика хочу,  сами мне это подкинули. Сижу вроде как на троне, а власти на счастье нет. На  фиг мне такая жизнь?
– А я готов пойти к вам в мужики, – вдруг заявил Владислав.
– Ну так иди, голубчик. А уж я тебя приголублю как никого раньше. Хотя раньше всякие у меня встречались. Ой всякие. А родить то я по вашей хитрой волшебной  науке смогу? Мужики приходят и уходят, а дитя остаётся.
– А вот это мы как раз и проверим, – честно огласил Владислав истинную цель своего матримониального на вид предложения.
– ОйЮ,  проверим, так проверим. Только давай без пьянки. С пьянкой  гены зловредные в дитя войдут. А они не вирусы. Войдут не выгонишь.
Тут всё казалось бы должно было пройти по простому и очевидному пути, но вмешалось начальство. Рудаковский, которому не терпелось. заглянул в лабораторию и загляделся на Красавицу Наташу.
– Идём, – скомандовал он ей и никто не помел возразить. Никодим хотел было, но зачем. Намерения начальства понятны и прозрачны. Он хочет в деле проверить насколько старушка помолодела не только внешне, но и глубоко внутренне. Им то же самое интересно. Вот редкий случай, когда намерения начальства вполне оправданы научно.

 Увы начальство в действительности потеряло голову где– то в ближайших кустах начинающегося лета. Еле живой от перенесённой сексуальной травмы Рудаковский,  покачиваясь как пьяный на осеннем ветру (в собственной голове), ввалился в лабораторию.
– Омоложение немедленно, миллион долларов лично от меня  в случае удачи.
 Пока они хлопали глазами, торопясь сообразить нечто сообразное ситуации Рудаковский, с которого слезали клочья седых волос добавил улыбаясь:
 – Видите как я изнемогаю от любви.
– Видим и спешим помочь, но прежде всего себе. Двухнедельный отпуск в Италии и молодость ваша
 Рудаковский ухитрился округлить свои монгольские глаза и прошептать:
– Обманите и сбежите и будете правы. Так что фифти– фифти. Вы меня чуть– чуть омолаживаете.  Я даю вам прогулять в Италии сто тысяч евро, а за остальным мы благополучно вернёмся сюда.
– Мы подумаем, – осторожно ответил Гринбойм.
– Не больше чем до завтра, – сверкнув жадным глазом, потребовал Рудаковский.
Оба кивнули головой.