Рубщик

Как только рассвело Валера поехал в лес на дальнюю делянку. На дворе распускался май - самое время для заработка. Он умылся росой и не завтракав, на своем старом грузовичке поехал по грунтовой дороге за село. Две ровные параллельные колеи резали то еще голое черное поле, то густой сосновый лес, то еще не до конца одевшийся в зеленую накидку березовый. Иногда под колесо попадал куст шиповника, слишком далеко вышедший на дорожку из леса, то сухая ветка, тщетно пытающаяся преградить путь многотонной машине.

Работа спорилась. Бензопилой он валил могучие деревья, еще пять минут назад казавшиеся вечными. Обрубая сучья, он думал о доме и семье, о детях, о корове Маньке и цыплятах, неделю назад вылупившихся из яиц и громко кричащих то ли от страха, то ли от постоянного голода и желания поскорей вырасти. Распиливая на ровные части длинные стволы, похожие на дубины великанов, он мечтал о тепле очага и о горячем чае что уже ждал его дома.

Удовольствие и приятную усталость приносила работа Валере, хотя была весьма примитивной и не особо творческой. Основная часть ее была для людей не видна. «Рубщик» - так его прозвали в деревне. Все видели как Он каждый день рубит у себя во дворе березовые чурки и продает уже колотые дрова в райцентре. Так он зарабатывал себе на жизнь. Меж тем, мало кто задумывался, как обливаясь потом он валил вековые деревья в лесу, обрубал на них ветки, распиливал, с трудом складывал в кузов и вёз к себе домой, а уж потом только колол, оживляя округу гулкими, тупыми звуками, затем вез в район и стоял на рынке в ожидании покупателей, иногда не дождавшись вечером приезжал назад не солоно хлебавши.

Валера жил хорошо по деревенским меркам. Просторный дом полный ребятишек, красавица жена,  корова, свиньи, куры, гуси, недорогой, но почти новый автомобиль, на котором по выходным вся семья ездила за обновками. Многие в деревне ему завидовали, многие уважали за добрый нрав, большую тягу к труду и отсутствие страсти к спиртному. Жизнь Его, да и всей деревни, текла как ручей, ускоряясь по весне и осенью, успокаиваясь к лету и замирая в зимнюю стужу.

Были у Валеры две странности - он никому не занимал денег, но так поступали многие в деревне. У большинства просто нечего было занимать, другие не давали в долг, чтобы не потерять вместе с не возвращенными деньгами и немногочисленных друзей. Вторая Его странность была уникальна для тех мест. По вечерам и зимой и летом на дороге напротив своего дома, никому ничего не говоря и не объясняя, Он выкладывал охапку колотых дров. Зачем он это делал никто не знал — никому он старался о своей причуде не рассказывать и если спрашивали только лишь отшучивался.

Каждый вечер он производил один и тот же ритуал: выходил во двор, умывался колодезной водой, набирал увесистую охапку рубленых днем поленьев, нес их за ограду, аккуратно оставлял под кустом смородины, да спокойно ложился спать. По утру он как обычно шел кормить скот и убирать сараи, носил воды на день в хату и баню, колол пол кузова дров и к обеду привычно подмечал, что под кустом перед домом уж охапки и нет. Кто её забирал Он не смотрел и никогда не пытался узнать, карауля в ограде.

Зачем Он это делал? Трудно сказать. Жена несколько раз спрашивала Его об этом. "Надо людям помогать", - отвечал Валера, - "от меня охапки не убудет, а человеку помощь. Господь дал мне силу, значит я обязан с кем-то ей поделиться. Вот так."

- Чудак человек! - говорили ему соседи крутя у виска, - зачем тебе это надо? Мир хочешь изменить?
- А что тут плохо? Мир подправить не мешало бы чутка, - шутя отвечал Валера и не обращал внимания на досужие разговоры, на насмешки и советы окружающих, лишь дальше продолжал рубить березовые чурки, а они раскалываясь отвечали ему то приятным хлестким раскатистым щелчком, то треском не до конца поддавшейся древесины.

Никогда у Валеры не было собаки. Не на кого ей было лаять, да и не любил он шума — все делал размеренно и спокойно. И забор у него остался еще советский - метр от земли и весь в решето. Меж тем, соседи повыстраивали себе двухметровые кто кирпичные, кто железные, заводили по несколько собак, чтобы уберечься от воров, покупали ружья, говоря что это для зашиты, и вешали там и тут огромные амбарные замки, по утрам звеня ключами отпирая запертые накануне двери.

- Валер, почему ты себе забор ладный не сделаешь? - спрашивали его, - да и собака не помешала бы от воров.
- А у меня не воруют! Зачем мне все это? - отвечал Он и со свистом вновь и вновь опускал тяжелый колун на ровный березовый срез. А вечером в тишине, в одиночестве, стараясь чтобы его никто не видел, вновь нес под смородиновый куст свою охапку, которая к утру бесследно растворялась в деревенской тиши, даруя Ему покой и умиротворение.