***

          Козёл Яшка.
    Было мне лет этак уж 15. Я закончила 8 классов и собиралась уезжать в Красноярск (поступать в техникум). С успехом поступила и закончила его. А институт уже позже был. Жили мы тогда в с.Большой - Кемчуг. Семья у нас большая была, меньше восьми человек за стол не садились. Родителям много приходилось работать, ну и хозяйство держали большое. Жили не богато, но достойно, у всех высшее образование. Кроме младшего брата, у него любовь к машинам была с пеленок, он, как быть шофером ни о чем и не мечтал. И умер можно сказать за рулем. Так о грустном - не будем. Был у нас в хозяйстве козел. Яшкой его звали. Как говорится, захочешь поругаться с соседом - заведи коз. Почти так и было. Родители мои мирные люди, но горя с этим козлом хлебнули. Если козел оказался на улице все ребятишки в рассыпную, бодался зараза. А научили мы его сами. Парни уж за нами ухаживать стали. Насыпишь на ладошку соли и подаешь ему, он ладонь оближет, а если показать кулак ему - то он резко, без всякого предупреждения вставал на задние ноги, и бил рогами в живот, ну в общем куда попадет. Ловились парни на эту удочку, скажешь: Ну, покажи Яшке ладошку. Он покажет, козел понюхает соли нет. А теперь кулак, не успеет парень кулак свернуть и уж в нокауте лежит, хорошо если в живот, а то и пониже. Ну, если сказать, что не любили нашего Яшку, так это ни чего не сказать. Но ведь и не пнёшь в тихушку, сдачи давал зараза сразу и мгновенно. Да и родителей на селе уважали. 
   Однажды он старшую сестру спас от солдата. Она что то у подруги задержалась, и поздно уж часов в 11 домой возвращалась. Никогда на селе ни кого не боялись. Знали мы, что воинская часть не далеко от села находилась, прибегали солдатики на танцы, да и в самоволку за самогонкой к старухам похаживали. Ну и наткнулась Раиса на пьяного солдата, он вроде с ней как заигрывать стал, а она уходить. Он ее и зажал, а темно никого ни видать, ни слыхать, а солдатик то обнаглел, в кусты давай тащить. Раиса то с перепугу давай кричать, сама говорит, не пойму почему кричу - Яшка, Яшка…  наверное потому, что когда из дому уходила он возле ворот лежал. Сопротивляюсь, а сама все Яшка ору. И вдруг слышу, топот такой и козел со всего маху солдата в спину как даст, у него в спине, что - то хрустнуло и упал он лицом в землю. А я говорит, бегом домой. Кто солдата подобрал, мы не знаем. Родителям ничего не сказали, но утром на то место с сестрой ходили, где козел того солдата вырубил - ни кого там не было.
   Жил у нас в селе один человек странный он какой то был - это нам тогда казалось, без ноги и умел он рисовать да так хорошо, ну прямо, смотрел бы на эти картины не насмотрелся, он все время маме говорил: « Хочу, твою Танюху нарисовать - волосы ему мои нравились, они у меня по колено были. Уж как замуж вышла - стричь начала все корче да, корче. Ну, достриглась, дальше не куда и больше - нечего. Мама, как и бы и против не была, но и согласия не давала. Пил он часто и кличка у него была. «Балундой» - его звали. Уж как умер он, а жил он с матерью, узнали, как его зовут и что ногу он потерял на фронте, и звание у него майор, и имел он 2 ордена Красной Звезды и три медали за отвагу и еще орден Красного Знамени. Служил и воевал на флоте, был в черной роте. Это сейчас ветеранов как то вспоминать стали, а раньше такого не было. Так вот сдружился Балунда с нашим козлом и приучил его выпивать. Пойдет с ним на берег речки, себе нальет и козлу в баночку. Выпьют и лежат на берегу дрыхнут.  Но когда у Балунды наступал день трезвости - Якову было тяжко. Ходит по берегу побирается, ну мужики знали его слабость, когда и плесканут в баночку. Один раз он заскочил в магазин и давай продавщицу гонять по магазину, еле отбилась, а он витрину вынес. Родителям штраф 200 рублей, по тем временам отцовская зарплата за месяц. Но не поднялась рука у отца на Якова хоть, он нас и предупреждал, ещё мол одна выходка то ему конец. Знал, что он наш любимец. Куда бы мы ни направлялись, хоть на свидание - Яков впереди, ну на худой конец с боку.
   Однажды приехали из района наладчики, водонапорную башню налаживать, а она у нас как раз за огородами была. Ну, мужики перед работой опохмелиться  задумали, а где вино там и Яков, уж он крутился, крутился у них под ногами, не наливают и все тут. Мало того, росло там небольшое деревце у башни то, ну они возьми, за шутки ради и повесили Якова за рога на - эту березку. Мы уж хотели за отцом бежать, но глядим, Яшка то наш раскачиваться начал и с березы то свалился. Поздно мужики спохватились, одного он к этой березке и припечатал, а другой хотел под машину залезть, но видать не судьба. Яшка и там его достал. Они приехали на старом уазике, брезентом обтянутом. От брезента остались клочья. Два дня мы прятали Яшку от отца, а на третий приходим из школы домой и видим, по маленькому огородчику, где посажена капуста, гуляет Яшка (ему туда строго вход был запрещён). И подвыпивший батька пытается его выпроводить оттуда. Хватает козла и перекидывает его, через забор. Не успевает отойти на пару шагов, как Яков грациозно перепрыгивает заборчик и поддает отцу под зад, батька ползет по глине, встает и картина повторяется. И так раз пять. Потом отец машет рукой и идет искать косу (косой в селе всегда резали скотину на убой). Пора спасать Якова! Прятали неделю, обошлось.




• Татьяна Даниленко
• Монгол.
        Давным - давно в км. 25 от села, стояла охотничья заимка. Анреевская - по имени хозяина,  (заимка - это дом, баня, сараи, хлев, огород, ну все как полагается для жизни одной семьи.) Жила там семья из пяти человек. Отец мать и трое детей, два сына и дочь. Хозяйство крепкое было хоть и в тайге жили. Но не голодали, и мяса и хлеба ели досыта. Пчел держали. Коллективизация их не коснулась и раскулачивания избежали. Научены уж были. Как кто чужой во двор бывало придет, из властей или по делам, на столе хлеб да вода, ну изредка медовуха. Скотину на день вглубь тайги угоняли, там загоны были на болотах. А самая большая страсть у хозяина была к лошадям, любил он их до смерти, сам не ел не пил пока лошадей не накормит. И не дай Бог, кто из домашних без спросу коня возьмет - это детей касалось. Сыновья то в мать пошли, а вот дочь и нравом и характером в отца. Андрей был, человек нрава крутого из кержаков. А мать же была ласкова да улыбчива. Что в диковинку по тем временам было, любовь промеж ними была и не какая - нибудь там, а до седых волос дожили, в одной постели спали. Иногда по ночам слышалось - Варенька, Андрюшенька сердце мое…  Им уж обоим за 50 было. А днем - Андрей Степанович, Варвара Ивановна … и замечали дети, что теплел взгляд отца, каким бы он злым и сердитым не приходил домой, когда смотрел он на мать. Знали они, что увел он ее из - под венца, и погоня за ними была, да конь у него был ветер - монгольских кровей, дорого он Андрею достался, почитай три года на хозяина работал. Вот и получил расчет жеребенком, кобыла как ожеребилась, на второй день пала. С рук и выкормлен. Ходил он за Андреем как собачонка, по свисту все команды выполнял. А силен был страсть, не было на него управы, кроме как Андрея, никого к себе не подпускал. Была в Андрее Степаныче - сила такая, (от деда ему досталась, дед в сто лет барана кулаком в лоб убивал, а все знают, что вся сила у барана во лбу, даже нож принести не успевали кровь сворачивалась), любого коня мог на колени поставить. Но и сам подчас неуправляемый был, когда лишку хмельного выпьет. Жених то, за которого его Вареньку братья продали и тот отступился, хотя злобу затаил. Но вот хмель на него плохо влиял, буянил, крушил все подряд и могли его угомонить, только мужиков человек 5-6, да косы Вареньки. Подойдет, косой за шею обвяжет и ведет как телка. А он только клянется, что спиртного больше ни ни, сразу тверезым делался и взгляд такой, что кто из баб видел, про себя думала, хоть бы разок на нее кто-нибудь так бы в жизни взглянул и умереть не жалко.
      Ну, жили они, как говорится душа в душу и не было промеж ними холоду. Кого только и стеснялся Степан, так то - детей своих, когда нарвет цветов да под полой рубахи спрячет. Принесет, а там уж и не букет вовсе, а веник - ни цветов, ни листьев. А Варенька засмущается, как девчонка, вспыхнут голубым огнем ее глаза, и нечего уж не видит Андрей, кроме этих глаз и губ. Шел Андрею Степановичу 56 год, в этот год намечалась у них две свадьбы. Сыновья невест себе выбрали, девушки хорошие - работящие не сказать, что красавицы, но лику приятные. Никто супротив не был, с обеих родительских сторон договор был осенью свадьбы гулять. Оставалась не удел Василиса( Васька ) - так звали ее братья да и отец нет нет.., тоже так назовет. Мать тоже переживала, девке 21 год, а замуж не берут, перестарок по тем временам считалось. Но у Василисы на этот счет свое мнение, видела она какая любовь была промеж ее родителей и ей хотелась такой же, а может даже и сильнее. Но настал черный день, для всех черный, началась война. Братьям повестки принесли, Андрею Степановичу предписание в трехдневный срок привести и сдать в военкомат всех своих лошадей, уж кто то постарался сильно, а для Степана и вовсе загадкой не было – Кто. Но знали - сколько и всего и чтоб его Монгол был в обязательном порядке. Первая шальная мысль была спрятать, угнать в тайгу, никто не найдет. Но потом одумался, а Варенька, Василиса им то что, всю жизнь в тайге прятаться. Варенька за ним хоть на край света хоть в тайгу. На следующее утро собрались, позавтракали, котомки уж были собраны, коней заарканили, но одну молоденькую кобылку, не взял Степан с собой, хоть и предписание было - жеребая была и скоро должна была ожеребиться. Попрощались. Ни слезинки не проронила Варвара Ивановна, твердо знала она, что вернутся ее сыновья домой. Но как скоро это будет, не ведала…
     Пригнав коней в районный центр, снова получили предписание, гнать табуном до железнодорожной станции. Коней собралось подходяще из всех сел и заимок района, более 40 пар. Ну, собрали табун, оставили при нем 6 человек, в том числе и Андрея Степановича. Трое суток гнали табун до железки и с утра погрузили в вагоны. Без узды вел Андрей своего Монгола, тот прижался к плечу, ушами стрижёт и что за ним никогда не было, зубы показывает. В вагон спокойно зашел, привязал его Андрей, обнял и вышел. И трех шагов не успел сделать, как за спиной раздалось такое протяжное ржание, что люди находящиеся у вокзала замерли. Но только махнул Андрей рукой и пошел дальше. Тут к нему подбежал старик, который вместе с ним гнал табун, отогнул полу пиджака и показывает бутылку водки и закуску, сала шмат, да хлеба булку. Все - это он уже успел обменять на седло, коня забрали, ну не на себе же тащить его вот и обменял. Ну, расположились в скверике, возле вокзала, сели и стали думать, как до дому добираться, без малого 150 верст. Вдруг слышат, какой - то крик, топот и выстрелы. Спросили у пробегавшего военного, что за шум мол, там. Крикнул он на бегу, что лошади из вагона вырвались. Екнуло у Андрея сердце, подхватился и бегом к вагонам. Видит он - носится по перрону его Монгол, а за ним табун. Обезумели кони не остановить. И уже целятся из винтовок, военные и приказ у них, стрелять по жеребцу. Кричит Андрей, не стреляйте, не стреляйте, а сам наперерез табуну. Встал посередке, да как свистнет, подлетел к нему Монгол, встал на дыбы прямо над Андреем, другой раз свистнул, опустился Монгол перед Андреем и встал на колени. Табун остановился, подбежали люди, коней стали заворачивать, снова в вагоны загонять. Отошел Андрей в сторонку и не знает, что ему делать. Подходит к нему комендант и говорит;  видел мол, знаю толк в лошадях, но такого красавца вижу впервые. И жаль говорит, что пристрелить придется. Опешил Андрей, как так пристрелить, за что, ну отдайте обратно. Не положено, конь теперь государственный, а раз на него управы нет, приказано пристрелить. Солдат все равно кормить надо, он первый и будет. Плетью повисли руки у Андрея. И что же, одними губами, спрашивает у коменданта, голос внезапно пропал, и слезы потекли, - ничего сделать нельзя?  Шестой десяток доживал Андрей, слёз не то что у себя, у детей не видел! А тут даже вкус почувствовал. Жаль говорит комендант, что возраст у тебя не призывной. А то бы до фронта и сопроводил, а там уж как бог на душу положит. Ну, а если я добровольцем? - спросил Андрей Степанович. Оформили Андрея Степановича в трудовую армию, добровольцем и сопровождающим вагоны с живым грузом, до места назначения. Нашел, он старика с которым табун пригнали и попросил он, его Вареньке записочку передать. Дед говорит, я на заимку твою не пойду, есть ли в селе сродственники какие, им и передам. Назвал Андрей сватов своих несостоявшихся мол передай, а они уж снесут или Васька когда в лавку придет, передадут. На том и порешили. Кое-как, нацарапал Андрей записку, в грамоте то не силен был, 2 класса церковно-приходской школы закончил. Пока отец жив был учился, а отца не стало и учеба закончилась. К вечеру того же дня и отправился Андрей Степанович вместе со своим конем, на фронт. С долгими остановками, стояниями в тупике, добрались они до г. Ельня, что под Москвой. И началась фронтовая жизнь обозника - Селина Андрея Степановича. И патроны подвозил на передовую и орудие таскал, как зверь отдавал свою силу Монгол, будто понимал, что идет война. А хозяин зачастую отдавал  ему свою пайку хлеба, верному другу. И быть бы им в обозниках до конца войны, если бы не капитан разведчиков Дмитрий Корох. Приметил он коренастого кряжистого мужика, и попросил, чтоб перевели к ним в роту. Языков таскать не кому. Ну, начальство дало добро и перевели их вместе с конем (черт с тобой бери и коня - сказал ему начальник обоза) так как знал, что конь без Андрея Степаныча неуправляем. Пытались, неоднократно видя такого красавца коня,(какой-нибудь офицер) забрать его у хозяина. Но ни один не то, что усидеть, подойти к нему не смог. И почти все знали, что из-за коня пошел на фронт его хозяин и отступались.
       А тем временем, шел четвёртый год войны. Услышал как то Андрей, что к ним в роту прибыли два снайпера и родом один из них из Сибири, но встретиться не доводилось. Андрей или Степаныч, как называли его теперь в роте, всегда в ночь уходил с отрядом на задание, особенно перед наступлением, а снайперы чуть свет растворялись в полумраке и до позднего вечера. У разведчиков была отдельная землянка, и их почти никто не видел, днем они отсыпались, а в ночь уходили. Но Степаныча в полку знали хорошо, Монгола еще лучше. После боев вывозили они раненых с поля боя, ну и убитых. Как - то раз похоронная бригада нагрузила полную телегу солдатиков, молодые ребята. Ну и свозить их всех приказано в братскую могилу. Но что - то стало происходить с Монголом, упёрся и все тут. Как не уговаривал его Андрей, не хочет везти и все тут. Напарник его говорит - ладно распрягай, я свою кобылу запрягу. Только опустил Андрей оглобли то,  как Монгол, прямо в сбруе рванул к телеге, отродясь такого не видел то, ну и давай мордой то раскидывать покойников. Опешил Андрей, а конь уж за плащ-палатку, в которую был завернут покойник, зубами тащит. Что - то тут не чисто - подумал Андрей, четвертый год на войне, сколько покойников перевозили, а такое видит в первый раз. Подошел, а Монгол не пускает, горячиться и вдруг видит он, сначала подумал, что привиделось ему, шевелится то покойник, потом пригляделся и впрямь живой. Дышит. А напарник его стоит как вкопанный, и пошевелиться боится. Крикнул ему Андрей, иди мол сюда. В санчасть надо, живой вояка. А Монгол как одурел, не подпускает к телеге и все. Одному пришлось Андрею снимать, с телеги солдатика и уж больно легким он ему показался. И когда положил его на землю, ну и открыл лицо то - помутнело в глазах, свет белый померк, перед ним лежала его Василиса. Васька, как иногда звал ее отец. Положил Андрей голову дочери себе на колени. И что делать не знает. А Монгол то мордой тычет ей в грудь, волосы обнюхивает и тихонечко так ржет. Осмотрел Андрей дочь всю с ног до головы, вроде и крови нет нигде. И вдруг улыбка озарила лицо девушки, протянула она руку к коню и стала его гладить, а взгляд как затуманенный, ну во сне будто. Встал конь перед ней на колени и тыкается мордой в ладонь. Обалдел напарник Андрея от всего увиденного, конь то, не то, чтобы прогладиться, и близко никого не подпускал к себе, а тут такое. Расскажи кому - не поверят. Васька, Василиса - говорил и говорил, повторяя ее имя - отец. Дочка, дочка - это моя. Смотрит, приходить в себя стала девушка, вроде уж осознано смотрит, а поверить не может, думает, что все это ей снится, А Монгол как заржет, будто смеется. Крутит головой Василиса, а до конца понять не может, что ж с ней происходит. Встала с колен то, то к отцу, кинется, то к Монголу. И все повторяет, мол как же это вы меня нашли? Ну, потихоньку успокоились все и оказалось, что Василиса и была тем снайпером, сибиряком, который был зачислен в отряд, разведчиков. И была она на задании, на дереве у нее пост был. А когда начался артобстрел, не успела уйти, и последнее, что помнит, как под деревом разорвался снаряд, и как падала и как ее подобрала похоронная команда, не помнит. Содрогнулся Андрей при одной мысли, что могло бы быть, если бы не Монгол.



Татьяне Даниленко.
Малыш.
       Перед рассветом пошел снег, мокрый, липкий он падал и падал, засыпая следы предыдущего дня. Небольшой, черный пес, лежал у пригорка, он уже не скулил, не выл. Под ним образовалась лужа, от тающего снега…  Снег падал, и таял у него на спине, скатываясь мелкими каплями под брюхо. Третий день, не двигаясь, без еды, не мог он даже пошевелиться, адская боль сковала его тело. Только горячим языком слизывал он тающий снег. Пес ждал, ждал, что хозяин придет за ним, он умел ждать, но сейчас силы оставляли его. Капкан поставленный на волка, не давал шанса освободится самому. Его подвел запах, запах хозяина. Малыш (это была кличка пса) был отличной охотничьей собакой, он многое умел. Хорошо брал след любого зверя, мог сутками ждать у берлоги. Он никогда не брал еду из чужих рук. И еще он был верным и преданным. И даже когда его хозяин, местный егерь Фрол, в пьяном угаре со своими дружками, где нибудь в таежной избушке, куражась, показывал, какую власть он имеет над псом, он терпел. Не давая ему пищи по несколько дней, Фрол, раскладывал куски мяса, перед мордой и говорил ему: ну попробуй, возьми. И он не брал. Он знал и помнил, что за это может быть. Еще в далеком детстве, будучи щенком ослушался этого приказа. Две недели хозяйская дочка лечила его, заливая теплым барсучьим жиром его рваные раны, на боках и голове. В тайге на свободе он не голодал даже зимой. Начинало светать, пришел рассвет, и уже солнышко, краешком показалось из - за небольшой тучки. А мокрый снег все падал и падал и уже не таял, на шкуре пса.
      И вдруг Малыш почувствовал, учуял родной запах - это хозяин, он пришел за ним. И действительно, из - за поворота показался человек, Он был обут в широкие охотничьи лыжи, с рюкзаком за спиной. Малыш заскулил, он узнал его - это хозяин!!  Человек подошел ближе, снял одну лыжину, пнул сапогом остывающего пса. Всё равно не выживет, подумал он, а мне тащить его на себе, семнадцать верст, нет нужды. Он снова одел лыжину, и даже не освободив пса, из капкана, повернулся и пошел прочь. Не забыть бы - это место, еще подумал он, чтоб весной прийти и забрать капкан, а то он уж и сам не помнил, где понаставил капканов то. Не понимая, что происходит, почему хозяин уходит, один без него - Малыш попытался встать, острая колючая боль пронзила, а черная проволока прикрученная к капкану не отпускала его. Хозяин умел вязать мертвые узлы из проволоки и очень этим гордился. Постояв несколько секунд, пес рухнул на белый снег.
      Утром, собираясь в тайгу, Иннокентий Петрович, приказав своей супруге, собрать ему с собой, запас еды, пошел запрягать коня. Это был огромный, вороной масти мерин с отливом седины в гриве и хвосту. Не смотря на свой рост и вес (около 7 центнеров) - был он ужасно ленив. Для него постоять, уткнувшись мордой в забор часов пять или шесть плевое дело. Активизировался он только при виде овса и любимого овоща - морковки. Как говорил Петрович, мог за нее продать душу кому угодно. Местная детвора это знала и пользовалась. Положат пучёк морковки на землю, конь голову наклонит, а дальше дело техники. За гриву и уж верхом, по пять, а то и по шесть человек усядутся на его толстой и широкой спине. Знал про все Иннокентий Петрович, пошумит для вида, а бабке скажет - пусть они дескать, ему хоть жир скинут, растрясут маленько. Запряг Петрович - Воронка, в сани,  бросил охапку соломы, туда же тулуп. Его любимица, рыжая (как две капли похожая на лису) охотничья собака по кличке Тайга, крутилась под ногами, предчувствуя скорую поездку. Она тоже, как деловая хозяйка, притащила за шиворот своего подрастающего сыночка и усадила в сани. легонько куснув его пару раз для порядку. По селу Тайга всегда ездила либо в санях, либо в телеге и когда у нее были кутята, складывала их туда же. Только за поскотиной спрыгивала и бежала рядом, и если какой - нибудь неслух пытался выпрыгнуть вслед за матерью, тут же получал по заслугам и уже больше попыток не повторял, пока не доберутся до места. Хитрее и умнее Тайги, Петрович не встречал собаки - на своем веку, уж седьмой десяток разменял. И обязан был ей своей жизнью. Когда разъярённая медведица кинулась на него и подмяла под себя, Тайга вцепилась ей в загривок и повисла на ней мертвой хваткой. Отвлеклась медведица на собаку и уж раненый Петрович сумел дотянуться до ружья. Но медведица все таки слегка сумела поранить ее. И с тех пор выводя хозяина на зверя, она тихонько уходила в сторону.
     Открыв ворота и выехав на улицу, Петрович подумал, что сегодня надо бы пораньше вернуться домой. Дел у него в лесу было немного, нужно было лесосеку отмерить для вырубки дров. И тем более, что сегодня была суббота. Вспомнилась - народная примета. Субботний день без солнышка не бывает. И впрямь - шел густой мокрый снег, но кое - где уже тучи разрывало, отделяло друг от друга и в вышине далеко – далеко, проглядывало голубое небо. Взяв в руки хворостину (кнута или бича у Петровича с роду не было) и, припугнув Воронка, мелкой рысью двинулись за село. Тайга как всегда сидела впереди, кутёнок, улучив момент, нырнул ей в пах, и принялся наяривать молочко, пока ему - это позволяли. Уже насытившись и закрыв глазки, расслабился, как его резко отпихнули. Тайга спрыгнула с саней и побежала рядом. Выехали за село. Щенок тоже хотел было за матерью, но сытое брюшко и теплая шуба, остановили его, он передумал. Поудобнее устроившись, уткнувшись носом в свой хвост уснул. До лесосеки - верст двадцать. Ну, к часам 11 приехали. Иннокентий Петрович взяв, с собой маленький топорик и тавро пошел метить деревья. И подумал, что как старый остолоп, не взял из дому лыжи, снегу насыпало подходяще. Тайга подняв мордочку тявкнула:  учуяла кого то подумал Петрович, но это где то далеко и не зверь Он давно наизусть, изучил повадки собаки и точно знал на кого и как она будет лаять. Занимаясь своим делом он не сразу заметил, что Тайги давно нет рядом, Кутенку надоело бултыхаться в холодном мокром снегу и он забрался в сани. Нужно перекусить -достав котомку , вдруг услышал далекий, далекий лай собаки, она звала это был призыв, Он точно знал, что пока он не придет к ней она не сдвинется с места, пусть хоть сутки пройдут, хоть двое. Да что ж там такое, это километрах в пяти от места, где он сейчас находился, подумал Иннокентий. Привязав по крепче Воронка (были случаи когда конь уходил не предупредив хозяина, когда ему заблагорассудится и тому приходилось добираться до дома на своих двоих) - пошел на лай Тайги. Кутенок было направился следом увяз в снегу, быстренько передумал и вернулся к саням. Еще раз обозвав себя старым хрычем и пожалев о том, что забыл дома лыжи, стал пробираться сквозь кустарник. Туда куда звал его голос собаки. Лай то отдалялся, то приближался. Больше часа он шел на зов, по колено в снегу, ну вот и воротился пораньше подумал он, отогнав от себя эту мысль и уже в который раз давал себе слово, что не будет загадывать наперед.

      Маленьким топориком, оббивая мелкие сучья, он неожиданно вышел на лыжню, одного взгляда было достаточно чтобы определить куда ведет лыжня, она шла в обратную сторону, от того места где лаяла собака. Пройдя по лыжне примерно с километр, лай уже слышался совсем рядом. По следу лыжни идти было намного легче. Солнышко, как будто оправдывая народную примету, сияло все ярче и ярче. Ну это теперь к морозу, успел подумать Петрович как вдруг за поворотом увидел Тайгу. Она сидела у небольшого бугорка засыпанного снегом и тихо скулила. Неужто человек, но подойдя ближе, увидел такую картину. В огромном волчьем капкане, был зажат за переднюю лапу, по самое туловище, черный пес. Не большой парок курился над ним, еще жив. Узнал Иннокентий, чья это собака и чьи эти мертвые петли. А Тайга так преданно смотрела хозяину в глаза, и отчаянно махала своим помелом (Иннокентий так иногда называл, ее пушистый хвост) как будто просила прощения за то, что заставила его идти по снегу в такую даль. Эх, и угораздило ж тебя, подходя к собаке и разжимая маленьким топориком капкан - сказал Петрович. С большим трудом и скрипом разжался капкан, только успел вставить большую ветку в открытое железное хайло капкана, хрустнул и сломался топорик. Пока ветка держала открытым капкан, осторожно вынул лапу. Пес открыл глаза. Куда - то ушла боль, приятный запах ударил в нос, а рыжая, без церемоний - подошла и облизала его. Он тихонечко заскулил. Наклонившись - Иннокентий осмотрел лапу. До самого плечевого сустава была она перерублена железным монстром и держалась только на шкуре. Если не удалить, пропадет пес, а удалить - куда он на трех лапах? Но, недолго он об этом размышлял. Сняв с себя исподнюю рубаху, разорвав ее на лоскуты. Быстрым, одним движением, перерезал шерсть и шкуру. Пес даже не заскулил, только обнажил свои зубы, это были настоящие шилья, только у собак, в роду которых были волки, могли быть такие зубы. И раньше, замечал Иннокентий, когда Фрол проходил по селу с Малышом, огромные кобели кидались на него, но стоило ему оскалится,  и показать свои зубки, как поджав  хвосты, они убегали. Теперь увидев его оскал, понял, кто ему родня. Крови почти не было, было омертвевшее мясо. Пока перевязывал лоскутами исподней рубахи култышку, пес лежал на боку и просто смотрел, непонимая, что с ним делают. На руках не утащить. Стал ломать лапки(ветки пихты) и делать из них волокушу связав их между собой. Вернувшись к собакам, увидел, что пес стоит на трех ногах, а Тайга жмется к его боку с той стороны где культя. Как положить его на волокушу, вот еще морока, ну а бросить все и уйти даже и мысли не пришло в голову, старому таежнику. Глядит, а Малыш сам прыгнул на трех лапах, на лапку лег и закрыл глаза. Впрягся Петрович в волокушу то, лямки он сделал из остатков исподней, а бичёвки, хоть немного у него всегда с собой было.
До лесосеки добрались за темно. Кутенок проголодался и с радостным лаем бросился к матери. И не понял, за что его куснули пару раз. Потом догадался, умей терпеть. Только сейчас вспомнил Петрович, что и не обедал вовсе. Снял котомку с сучка, ну, а там почти все замерзло и пироги, как кол и яйца, только, что сало можно было и пожевать с хлебцем. Да без чая какая еда, а костер разводить времени вовсе нет. Опять народная примета сработала. Ярко солнышко к вечеру это на мороз И он крепчал, снежок уж начал поскрипывать под ногами. Воронок уже все съел ( заранее была здесь у лесосеки заготовлена небольшая копёшка сена, ну, ему понемногу и давали когда приезжали в лес) и начал хватать лапку и снег, пить то охота. По быстрому запряг коня и уже не страшась перетащил культяпую собаку в сани и накрыл тулупом. Повязка промокла от крови сочившейся из раны и замерзала на морозе. Стала колом. Кутенок дрожал ему было холодно, и он хотел есть. Влезть на шубу ему мешал запах, такого резкого запаха он никогда не чуял, это было, что - то новое для него и страшное. Ну а мать, которая бежала рядом с санями, и не думала его жалеть, она учила его терпеть. И он понял что своим скуляжом он все равно ничего не получит. Переборов свой страх к чужому запаху он забрался на шубу и притих.
     На небе зажглись первые звезды, хрустел снег под копытами Воронка. Тайга то запрыгивала на сани, то спрыгивала. А кутенок все думал и думал, ну когда же ему дадут поесть._Это был его первый урок терпения и он ему не очень нравился. К полуночи добрались до дома. Распрячь Воронка и насыпать ему овса, было дело одной минуты. Сено в кормушке лежало с утра. А напоил он его у колодца по дороге домой. В теплой еще не остывшей бане, стояла чашка с едой для Кутенка и Тайги, приготовленная хозяйкой. Куда ж мне его поместить, думал Петрович. Было бы лето другое дело. Ну и решил, к теленку в стайку. Сходил в дом принес теплого молока, налил в чашку и поставил перед Малышом, но тот отвернулся. Понял Петрович, из чужих рук брать не будет. Открыв дверь позвал Тайгу, та, как будто ее только и ждали тут как тут, заскочила в хлев и давай лакать из чашки молоко. От такой наглости Малыш оторопел, вскочил на три своих лапы грудью закрыл чашку, и наклонив голову мгновенно вылакал все молоко. Тайга подошла и снова без церемонно облизала его, собрав все капельки с морды. Не один раз применял Иннокнтий такой приём в жизни, когда приученная собака не берет из чужих рук еду и всегда побеждал инстинкт. Ну будет жить, а завтра решил сходить к хозяину и пусть решает, что делать с собакой.

      Утром на зорьке, подоив корову, Валентина Ивановна,(или бабка как называл ее Петрович) зашла в закут, что бы напоить телка и увидела, лежащую на подстилке собаку. Господи опять кого то приволок - подумала она, ну не может он без этого - кого только не приносил он в дом. Козлят оставшихся без матери, лосенка - которого потом не знали как выпроводить в лес. Он две зимы подряд, приходил в огород, где стоял зарод с сеном как к себе домой. Благо живут они у околицы рядом с лесом. Три года жила утка без крыла, такая злая, что и собаки не надо. Приходилось провожать гостей, всякий раз, от ее гостеприимства бывало не отобьёшься. А уж по двору ни коту, ни кошке ходу не было, если заметит кого, спасение только бегством в сени или предбанник. Всех и не перечислишь. Напоив телка, подошла поближе, чтоб рассмотреть квартиранта и увидела, обмотанную культю, вместо лапы, в кровавой повязке. Молча повернулась и вышла. Петровича разбудило ворчание бабки, еще немножко полежав подождал когда она выйдет, чтоб не попадаться ей на глаза, встал, оделся. Он за 48 лет, что прожил со своей бабкой не то что хорошо знал характер, а выучил его наизусть, главное первые пять минут не показываться ей на глаза когда она ворчит. Прихватив с собой, баночку с мазью и нарвав полосок (пришлось разорвать старенькую простынь), она вернулась в закут где лежал Малыш, и без всякого страха, начала разматывать кровавое тряпье. Не зря в народе говорят - заживет как на собаке. Рана немного затянулась и из нее сочилось сукровица. Обмазав хорошо тряпицу прополисовой мазью(благо пчелы были свои и коровье масло, мазь она готовила всегда в прок) приложила к ране и ловко перевязала лоскутами, потом подумала, сходила в дом взяла холщевый мешочек, разрезала по, середке лямки ловко одела его на культю и завязала тесемки на спине собаки и все это без единого слова. Малыш не понимал, что с ним происходит, от этого человека исходил такой приятный запах, и еще, что - то такое, чего он не знал. С человеческой добротой он столкнулся впервые. Перед ним поставили небольшое корытце, наполненное вареной картошкой с отрубями и приправленное молоком. Когда человек вышел, он уже без церемоний съел всю пайку, улегся на мягкую подстилку и закрыл глаза. Такого блаженства он не испытывал с самого детства, с того момента, когда его бесцеремонно оторвали от матери и отдали в руки хозяина. При одном воспоминании о хозяине у Малыша встала дыбом шерсть, и появился оскал - про который говорят волчий...
      Не дожидаясь, когда вернется бабка, Петрович вышел на улицу и направился к Фролу, что бы рассказать ему о собаке. Подойдя к воротам, постучал. Это был, пожалуй единственный дом в селе, в котором двери были заперты на засов днем и ночью. На стук отозвался громкий, злобный лай волкодава, сидевшего на длинной цепи, которая тянулась от крыльца до ворот. Подождав минут пять он опять постучал, дернулась занавеска и кто то выглянул. Прошло еще несколько минут, потом раздался скрип открываемой двери. Вышел хозяин, в валенках на босу ногу , рваном трико, через которое выглядывало голое тело, в фуфайке накинутой на плечи. Чего пожаловал в такую рань   - спросил у Петровича вместо приветствия. Ну, раз пришел - значит по делу ответил тот. Вчера ездил в лесосеку, пес твой попал в капкан. Да знаю я перебил Фрол, Петровича. Ружья не было с собой, а тоб пристрелил, чтоб не мучился. От такой наглости и цинизма Фрола, по всему лицу Петровича пошли красные пятна, но он сумел сдержать себя в руках. Ведь Фрол знал, что капканы (которые он ставил) запрещены законом, да и ружья ему не полагалось, его выгнали с работы и наложили запрет на оружие, после того, как был пойман с поличным на браконьерстве. Так что же теперь делать с собакой, спросил Петрович, в ответ последовал такой мат, (сам он никогда не матерился, считал это большим грехом), что у Иннокентия все перевернулось внутри и захотелось дать, по русски, со всего плеча, в эту сытую и наглую рожу. Давай я тебе патрон дам, если свой жалко, на кой хрен ты его тащил в деревню. Все равно он уж больше ни к чему не годен еще возится с ним. Так забирать ты пса не намерен?  А на кой он мне, ты подобрал сам и вошкайся. Сплюнув через плечо, повернулся и пошел во двор. Было слышно, как пнул пса и тот с визгом, гремя тяжелой цепью, заскочил под сени. Придя домой, на столе уже стоял готовый завтрак, сразу прошел в горницу и включил радио. Валентина Ивановна повернулась и  что то хотела сказать мужу, но увидев его лицо, поняла не время, сейчас лучше не подходить. Отойдет сам все расскажет.
      Почти полвека проработал, в своем лесничестве, в должности лесника Иннокентий, но смирится с человеческой наглостью, жестокостью по отношению к природе не мог. И стреляли в него и травили его скот, обливали соляркой, заготовленное на зиму сено. И не было у него даже в мыслях, желания, хоть на миг, бросить все и уйти, отойти в сторонку. Вся жизнь его прошла в тайге, за такую красоту подаренную людям Господом, одной человеческой жизни, считал он, было мало. Прошло более полугода и уж весна плавно переходила в лето, Малыш привыкал к новой жизни. Он чувствовал свободу, его никто не бил, не садил на злую, колючую цепь которая сдавливала горло. Кормили его досыта, а хозяйка жалеючи его нет, нет да подливала ему молочка. Давно зарос шов на культяшке, и он бегал на трех лапах не хуже чем на четырех. Износил уж не один холщевый мешочек. Ему сшили из мягкой кожи и подкладки, что то вроде сбруйки. И когда Петрович собирался в тайгу или на реку, сам брал в зубы сбруйку и подходил к бабке - это было его безграничное доверие к ней. Иногда он ложил голову ей на колени и блаженно закрывал глаза. И ее запах такой вкусный, пахнущий молоком напоминал ему время когда он был щенком. Замечал Петрович, что иногда вдруг казалось бы и инистого, нисчего у Малыша поднимался, вставал дыбом загривок и появлялся волчий оскал. Но вскоре - все стало понятно, мимо двора проходил Фрол.
       Вывозка пчел из зимника, прошла успешно, как полагал Петрович, сын на тракторе с телегой помог и вывести и установить улья (улки) с пчелами в летнем лагере - на пасеке, это примерно десять километров от села. Запряг Воронка в телегу, сложили скарб, еду для собак, ( Тайга и Кутька оставались на пасеке, караульными ), флягу с водой, постель для себя, (зачастую оставался с ночевкой в лесу). Малыш уже наряженный бабкой в сбруйку, сидел возле Воронка, Тайга забравшаяся в телегу и с не терпением ждала отправки. Кутька - вырос, теперь это был сильный, молодой, горячий пес, в телегу ему больше, не полагалось и он всегда плелся позади или с боку. Малыш хоть и на трех лапах, но иерархию держал, Кутька - это на себе испытал не единожды, поэтому вперед не совался. Ну с богом: сказала бабка, открывая ворота. До места добрались без приключений. Сложив весь инвентарь и вещи, От небольшой сосенки, протянул до вагончика проволоку зацепив карабин пристегнул Кутьку. Тайга была на свободном ходу, но без Кутьки она ни куда не пойдет. Накормив собак и оставив, им много корма на утро, повернул Воронка в сторону дома. Тайга метнулась было за ними, но услышав призывной лай Кутьки покорно вернулась обратно. Солнышко стало уходить за горизонт, высокие стройные сосны, отбрасывали длинные черные тени и от этого казались еще длиннее. В лесу быстро темнело. Тайга первая почувствовала запах дыма, который тянулся со стороны поля, и становился все сильнее и сильнее. Прямо на пасеку шел пал, (это вал огня и дыма )горело все сухая трава ,мелкие сосенки, они так быстро и мгновенно вспыхивали от корней до макушек, горели как свечки. Тайга металась от Кутьки к небольшому болотцу. Пасеку заволокло дымом. Огонь шел, нет он бежал, летел со скоростью ветра и все ближе и ближе подбирался к вагончику и улкам. Не зря Петровч считал Тайгу умной. Подбежав к Кутьке, который тяжело дышал высунув язык, натянув карабин,(это не большая цепочка с застежкой)Тайга начала копать нору, быстро сообразив, что к чему Кутька стал помогать матери и развил такую скорость, ему позавидовал бы экскаватор, благо почва была сырая.      
      Углубившись в землю, на сколько позволял карабин, Кутька уткнулся носом в сырую землю и затих, а Тайга все рыла и рыла вокруг, отбрасывая задними ногами сырую землю и ею засыпала сухую траву все вокруг в том числе и Кутьку. Загорелся вагончик и сухая трава под ним, Тайга бросилась в болото и легла между кочек в воду. Вдруг Тайга поняла, что дым больше не лезет в нос и глаза. Ветер сначала несшийся на них переменил свое направление и теперь уже дул в обратную сторону к Амылу. Выбравшись из болота она побежала к вагочику, на его месте стоял железный каркас. Сосенка, за которую Петрович привязывал проволоку сгорела и свободный конец ее болтался кольцом возле того, что осталось от вагончика, буквально в полу - метре от ульев, огонь отвернуло. Огонь ушел в ущелье, зарево от него освещало остатки вагончика, болото, и кончик хвоста, который торчал из норы. Кутька от страха так глубоко залез в нору, что застрял. Тайга подошла к нему и стала рыть рядом, вскоре хвост зашевелился и с трудом стал двигаться назад, вскоре показался и сам хозяин. Грязный, со взбившейся шерстью, весь в земле, он кинулся к болотцу и тяжело дыша стал лакать воду. Проволока больше не держала его, только карабин тащился по земле. Напившись Кутька подошел и лег возле матери. На небе погасли звезды и вскоре солнечный лучик заиграл на верхушке сосны за болотцем. Начинался новый день.
      Вернувшись вечером домой, с пасеки, Петрович еще долго возился под крышей сарая, готовил себе на завтра инстумент. Малыш вылез из вольера и улегся под сарай ему было жарко, легкий уже почти летний ветерок доносил запах дыма. Вышел Петрович по привычке задвинул засов вольера и не видя, что Малыш лежит под сараем. Вошел в дом, вскоре там погас свет. Ветер усиливался, гарью пахло еще сильнее. Сквозь сон Малыш уловил еще один запах и этот запах все усиливался, приближался, он открыл глаза, ни с чем, и никогда не мог перепутать он  этот запах - хозяин. Обойдя сарай с другой стороны, Малыш тихо опустился на землю и пополз. В темноте он ощутил, как человек, перелез через изгородь из жердей, направился к сараю, где находился скот и сложенное на осень сено для скотины, в руках у него был какой - то предмет и от него, шел резкий запах. Только хозяин поравнялся с ним, как Малыш стремительно прыгнул, словно в схватке со зверем, с самым страшным зверем, сбил с ног, встал над ним и в тишине раздался звериный вой. Проснувшись, Петрович подумал, что ему, что - то померещилось во сне. Но душераздирающий, звериный вой вновь повторился. Быстро накинув на себя рубаху, схватив фонарик, выскочил из дома. С огорода, мелькнула мысль, забежав в огород, фонариком высветил лежащего на земле человека и стоящего над ним пса. Шерсть дыбом стояла на загривке, глаза горели зеленым огнем, и настоящий волчий оскал, дышал в лицо лежащему на земле человеку. Подойдя ближе и посветив фонариком прямо в лицо лежащему. Он узнал его. Убери собаку, прохрипел Фрол. Зачем? Спокойно ответил Петрович. Пусть он сам поквитается с тобой за твою доброту, а я пока за участковым схожу. Не успел он договорить, как Малыш со всего маху прыгнул на него и сбил его с ног. Почувствовав, что собаки нет над ним, Фрол мгновенно вскочил и тут гряну выстрел. Вытянув руки, Фрол упал к ногам, лежащего на земле Иннокентия. Все произошло так мгновенно, с такой быстротой. Уж не сплю ли я, подумал он. И вдруг услышал, что за забором кто - то хрипит. Вскочив с земли, кое - как нащупав в темноте фонарик, кинулся к изгороди. Посветив за забор, он увидел лежащего на земле человека, из горла хлестала кровь, в руках он держал обрез. А Малыш уже мчался по дороге, ведущей на пасеку. Постучав соседу, у которого в хате горел свет, кое - как наспех объяснил, что случилось, и хотел бежать за участковым милиционером. Но в этот момент к дому подъехала машина председателя сельского совета, из которой вышел участковый и с ним еще два человека в штатском. Кто то хотел сжечь вашу пасеку: сказал участковый, протягивая руку для приветствия. Сгорел только вагончик, улья остались целы, а собаки, собаки то как? Целы твои собаки, трупов нет.. Малыша, тоже где то нет, мелькнула мысль. А у нас одни трупы - сказал Петрович и подвел их к лежащему на земле,  из горла не было слышно храпа. Перевернув тело кверху лицом, все узнали в нем сына Фрола - Игната.
      На его шее зияла рваная рана. Клок мяса был вырван вместе с веной и позвонком. Так рвал Малыш когда догонял свою добычу, догнав зверя, вскакивал ему на спину( сохач, марал, коза, кабарга и даже медведь), зубами вырывал клок вены, или перегрызал лен, спокойно спрыгивал со своей жертвы. По следу крови хозяин находил обессилившего зверя. И этому научил его хозяин. Там за забором, тоже был зверь. Если б Малыш промахнулся, огонь из той палки, которую держал в руках Игнат, достал бы и его. Как он достал, старого егеря - друга Петровича, Ивана. Малыш бежал, летел по дороге ведущей к пасеке, запах гари становился все сильнее и вдруг он почуял, что к запаху гари примешался живой запах – Рыжая…  Эту он узнал бы, из тысячи запахов, он  остановился. Тайга тоже почувствовала его, пробежав еще метров сто, увидела Малыша сидевшего на краю дороги. Подбежав деловито облизала, как будто обцеловала, села рядом. Какое то неведанное раньше чувство, охватило пса, не мог понять с чем он столкнулся, что творится с ним. Он замер прислушиваясь к себе, уткнувшись носом в густую шерсть Тайги. Так их и застал Кутька, тащившийся позади матери с карабиновой цепью на шее.