Когда поются песни

                Когда поются песни
 
      
                Рассказ



         Зимой в Якутии, когда крепких морозов промерзнут до дна мелкие речушки, когда схватятся ледяным торосом большие реки, когда стылая земля превратится в камень, а лёд на реках способен выдержать трактора и машины,  - прокладывают трассу – зимник. Тянут  многотонный стальной клин по заснеженным марям и болотам шесть тяжеловесных гусеничных тракторов, после них остаётся сравнительно ровная дорога. По ней  до весенней распутицы будут завозить на буровые вышки и прииска продукты и оборудование. Летом,  когда всё раскиснет и превратится в сырое грязное  месиво, сюда можно будет добраться только вертолётом. На них многого не доставишь, даже солярку, без которой замолкнут дизеля буровых и электростанции, на далёких посёлках.
           По такому зимнику пришлось проехаться и мне, как раз перед Новым годом. Испытать воочию что ж такое - зимник. Я в это время учился в ПТУ, которое раньше  мы по – простецки называли «ремеслухой». Наступали двухнедельные каникулы, - все засобирались домой.  Была возможность улететь на АН – 2, но самолет курсировал всего два раза в неделю, а перед праздниками на  поселковом аэродроме скапливалась такая уйма народища и чтобы попасть домой на нём  – и думать было нечего.
        С таким же бедолагами, которые  решили « промчаться  по  зимнику по  скоростной трассе", нашлось немало. А что оставалось делать, не  сидеть же в полупустой общаге, не зная чем заняться в свободное время,  в которой находились только единицы пэтэушников, которые склоняться из угла в угол, от нчегонеделания.
           Мы  подошли к зданию диспетчерской, откуда в разные пункты назначения отправлялись  машины.  Там, на огромной площадке находились Зилы,  ТАТРы,  груженые лесовозы  с прицепами и без. Все они газовали, выпуская едкий смрад, - поэтому вокруг колыхался сизый туман,  смешанный со снежной пыльцой.
            Зашли в помещение,а там было накурено, в воздухе висел неумолчный гомон десятка голосов. Постоянно заходили люди, а выходя  бросали посстояно хлопающую дверь.  Возле окошка толпилась  шоферня, получив путевые листы садились перекурить перед дальней путь – дорожкой. Выждав момент, когда место освободилось, мы подошли к диспетчеру. За столом, перебирая бумаги, сидела девушка с усталым видом. Она привычным жестом подправляла выпадавшую прядку волос обратно под шапку, такую же рыжую как и  сама.
        - Как бы нам уехать? – несмело обратились мы к ней.
        - Послушайте, молодые люди, - подняв голову, раздраженным голосом сказала диспетчер. – Мне без вас хлопот хватает. Идите и сами договаривайтесь с водителями. Что нам оставалось делать. Разошлись,  каждый сам по себе, в поисках машины.         
Сомнения, конечно, тревожили душу: « уеду – не уеду». Все таки хотелось побыстрее найти транспорт, который направится  в мою сторону, - « черт с ним – со временем, пусть на дорогу уйдет порядочно времени, лишь бы дома быть к Новому году»
            - Если повезет,- продолжал рассуждать я, то эти  300 – 400 км пути по зимнику – обойдутся        часов в 7 – 8, если ничего не случится в дороге - это не автобусе по городу колесить.               
        Я обошел несколько машин, всё было напрасно. Результат был нулевой. Кто- то из шоферов еще не отдохнул, кому - то не по пути, а некоторые, вообще,  не обедали, - я стал отчаиваться. Тут поодаль я заметил груженый лесовоз, возле него ходил мужчина,  он осматривал машину и пинал скаты, проверяя давление.
        « Может быть мой»? – мелькнула мысль в голове. Я уже был согласен даже на эту груженую машину, которая будет плестись абы как, -  Черт с ним, лишь бы уехать".   Я был согласен на нее, лишь бы скорее попасть в теплую, пропахшую соляркой кабину, устроиться в ней,  да побыстрей отправиться.  Я угадал, лесовоз направлялся в нужную мне сторону.
       - Возьмете меня? – спросил я с нетерпеливым ожиданием.
       - А песни петь будешь? – огорошил он меня, задав непонятный пока для меня вопрос.
       - Какие песни? – удивился я, полагая, что шофер шутит.
       -  Не шучу, я серьёзно, - сказал водитель, - веселее время будет проходить.
       - Ладно…- неохотно - несмело протянул я…
       Когда мы выехали за поселок, и спустилась на зимник, уже сгустились сумерки, хотя было всего часа 3-4часа пополудни. Начиналась приполярная ночь с яркими искорками мигающих звёзд в морозном тёмном небе. Я молча смотрел вперед на освещаемые по обеим сторонам дороги  большие сугробы, прыгающими огнями фар и думал: « Петь мне или не  петь, а если начать, то с какой песни?»
         Молчание затянулось, и шофер, повернувшись ко мне, сказал:
         - Давай знакомиться, что ли, - представился он,- Вадим.
          Назвал и я себя.
         - Ну, что, - улыбнулся он, - запевай!
         - Какую? – спросил я уже заинтересовано.
         - Давай любую, мне все – равно. Только не молчи, а то скоро глаза слипаться  начнут, маловато, друг, я отдохнул. Не будешь петь, смотри, остановлюсь и завалюсь спать.
Меня такой поворот дела, совершенно, не устраивал,  время терять не хотелось.  « Ладно, была - не была», - подумал я и затянул. На ум почему- то пришла песня:  « Степь да степь кругом». Видимо, бегущая впереди дорога по безбрежной снежной равнине да серые сопки, уходящие в туманную даль, сделав свое дело в моём воображении, навеяли в голове минорное настроение.
        Лесовоз дергался на колдобинах и ямах, и на затянутых  надутым ветром,  твердых буграх снега,  моя песня тоже делала скачок, на мгновение затихая, но потом, вновь, продолжала звучать на ровной ледяной дороге. Временами я замолкал,  отдыхал или вспоминал другую песню, а Саня тогда просил прикурить сигарету.
         Ехали мы довольно долго. Я,  уже не стесняясь, пел песню за песней, может быть  не всегда правильно, но зато громко. Вначале они звучали полностью, затем из песен выпадали строчки, а затем и целые куплеты.  Конечно, я приустал, но петь продолжал,  ведь впереди лежал еще длинный путь домой.
          Таким образом,  мы проехали больше половины дороги. Иногда попадались встречные машины, которые проносились мимо так быстро,  насколько позволяла скорость на зимней трассе. В свете фар после них, словно веретено, кружился шлейф поземки. И кто бы мог подумать, что в нашей кабине едут весело.
          Темнота ночи уплотнилась, приблизившись вплотную к машине, резче стала грань между светом и тьмой, только лучи фар выхватывали навороченные снежные сугробы на поворотах, затем проскальзывали мимо них,  устремляясь вдаль. Иногда монотонная тряска навевали дрему, которая утяжеляла веки и туманила мозг…
          Вдруг машину резко дернуло, словно она наткнулась на огромный валун, ее качнуло несколько раз и она,  медленно скользя по накатанному льду, продолжала двигаться.  Я скатился с сиденья, ударился головой о бардачок, на миг потеряв ориентировку.  В глазах вспыхнули яркий свет и темнота одновременно…
      … Мне показалось, что я сижу с братом в кабине бортовой машины, - это был КАМАЗ, - в ней было просторно, тепло и уютно. Я вспомнил, что мы с ним поехали в город Мирный покупать кассетный магнитофон.В наше время это был такой дефицит, что за таким вещами приходилось мотаться в другой город, хотя путь был не близкий. Мы купили « Яузу», несколько пустых кассет, и одну с записью зарубежной эстрады. Пожилой шофер, когда мы напросились к нему, чтобы он взял нас до Ленска,  предложили ему деньги за проезд.
Мы уже хорошо устроились, но чуть, было,  не вылетели с ними за эти слова.  Он так рявкнул: « Спрячь!» - Что мы даже прижухли от такого неожиданного поворота событий.  Оказалось, что водители на Севере никогда не берут денег; существует такой негласный закон, установленный ещё с давних времен и неизвестно кем, хоть ты будешь ехать с ним сутки, а может и более.  Это,  во – первых, а  во -  вторых, шофера всегда берут к себе попутчиков – мало ли что может в дороге случиться.
         Дрема постепенно убаюкивала нас. Мерный шум двигателя, теплая кабина – все способствовало этому. Глаза слипались не только у нас, но и у водителя. Мы пытались громко болтать, так о пустом – ничего не получалось, разговор не клеился. Иногда машина делала какой – то фантастический  рывок, шофер еле успевал выворачивать руль, возвращая ее на прежнее место, переключая коробку скоростей на более низкую передачу.  Так,  за несколько километров пути,  мы вместе с Камазом ныряли по сторонам не раз. Не выдержав таких выкрутасов, шофер сказал:
             - Все, будем отдыхать. Так и до аварии недалеко. Поспим часика два – три и двинемся дальше. – И он откинулся на спинку сидения.Брат задремал, я тоже. Через некоторое время я почувствовал головную боль и холодный снег на лице…
Я очнулся. Оказалось, что я лежу на снегу. Это Вадим выволок меня из кабины и приводил в чувство. Когда он увидел, что я открыл глаза, произнес:
        - Ну, ты даешь, брат. Испугался за тебя. А вдруг, что – нибудь серьезное. Чтобы я делал?      
            Приходя в полное сознание, я вспомнил,  как Вадим,  матерясь и чертыхаясь,  моментально сбросил газ.  А машина все еще юзила  вперед, покачиваясь как на волнах. За спиной слышался скрежет стальных канатов, и думалось, что вот – вот рассыпется целая гора длинномерного леса. Я в ужасе подумал, что если бревна упадут на кабину, от нее останется  лишь груда искореженного металла. При этом не принималось во – внимание, что может произойти  с нами…
             Я сел,  не понимая,  что конкретно произошло,  оторопело смотрел на водителя, проглотив язык.   
        - Приехали, -  буднично  спокойно, обронил Вадим, как  бы рассуждая сам с собой. И повернувшись в мою сторону, добавил, - скат лопнул, вот и все дела.
         - Ни хрена, себе дела, - подумал я, - что теперь,  замерзать что ли будем?
Я тупо молчал, напрягшись,  уйдя в себя.
         -Эй, пацан! Ты что совсем захирел? Да, ты не боись и не волнуйся слишком-то. У меня же  запаска есть, - будто читая  мои мысли, успокаивал меня  водитель,  -  без нее  в дороге нельзя ездить.
         А 40- градусный мороз уже обхватил нас своим ледяным объятием. Кроме студеного воздуха  и стужи, вокруг стояла еще непроглядная темень. Однако, без суеты и паники, мы принялись за дело. Развели небольшой костёрчик из ветоши, смоченной в солярке,   достали запасное колесо, домкрат, ключи и взялись за дело. Пришлось скинуть рукавицы, - так было ловчее,- и голыми руками отворачивали гайки. От соприкосновения с обжигающим металлом пальцы горели.  Мы меняли друг друга почти после каждой гайки,  чтобы размять и согреть стынущие костяшки возле дымящего огонька на подтаявшем снегу. Возились мы с колесом с полчаса, а может и более, - пальцы почти не слушались и, было видно,  что Вадим, провозившись с машиной подольше, чем  я, -  замерз основательно. Меня самого била мелкая противная дрожь, которая прокатывалась по телу. Не помогало уже ни разминание, ни пританцовывание, ни потухающий огонек. Пальцы ног тоже перестали чувствовать тепло. Мы постепенно замерзали. Но, все – таки через преодоление слабости, продолжали возиться с проклятым колесом;  какая то внутренняя сила заставляла перебарывать самого себя через силу.  Мысль была одна: «Лишь бы закончить побыстрее». Наши лица были испачканы копотью и мазутом и со стороны мы, наверно, были похожи на чертей, чьи расплывчатые тени танцевали возле громадного лесовоза, словно в безумной пляске Витта…
       Слава богу, все. Наконец, работа была закончена. Мы убрали инструмент почти машинально. И так же молча забрались в кабину. Через пару минут,  когда мы еле пришли в себя,  Вадим заскорузлыми непослушными руками достал из – за спинки сиденья железный термосок.  С  трудом отвинтив крышку, он налил в нее ничем не пахнущую жидкость.
       - На, дерни! – велел он тоном, не терпящим возражения.
       Я  молча глотнул… и чуть не поперхнулся. Нёбо обожгло и высушило. Это был чистый спирт. Вторую дозу выпил Вадим.
       - Ну, теперь вперед и с песней, - удовлетворенно произнес он.
       Машина тронулась и покатила вперед с довольным урчанием.Через пару минут, у меня невыносимо заныли все живые конечности, - отходили подзамерзшие ноги и руки. Затем по телу разлилось блаженное тепло, выдавливая непроизвольные слезы. Это были слезы радости и боли одновременно.
        В дальнейшем со мной что – то произошло. Необъяснимая сила и горячее чувство удовольствия,- все это заставило меня запеть.  Неожиданно для самого себя, я заорал похабные частушки и пел их до тех пор, пока мы оба не стали безудержно хохотать.
Мы оба знали, что теперь прибудем домой во – время,  а Вадим увидит маленького человечка, родившегося в его отсутствие.  Для него это – сумасшедшая радость.