Нередвиденный случай

          НЕПРЕДВИДЕННЫЙ СЛУЧАЙ

                Рассказ


Следователь Мызин закончил свое не очень интересное дело, связанное с растратой, собрал нехитрый командировочный скарб, где вещей – то: раз – два да обчелся. Все необходимые документы: акты, показания свидетелей были собраны в папку, пронумерованы и подшиты.
И здесь ему в этом небольшом таежном поселке делать нечего. На улицах только пацаны да собаки – лайки, бегавшие по пыльным песчаным улицам. Мужчины, в основном, в тайге, на лесной деляне. Решив не ждать речного трамвая, который придет только через три дня,  ему не хотелось, и он пошел к реке, надеясь на оказию. Пройдя по извилистой узкой тропинке, которая вилась среди зеленовато- рыжего мха, на которой кое – где  краснели ягоды брусники, он  вышел на крутой склон берега.  Сильный пронизывающий ветер резво обхватил его плащ и прилепил его к телу. Он зябко поежился и подумал, что зря отказался взять с собой пальто, которое предлагала надеть ему жена.
Внизу, в нескольких метрах от воды, на сырой гальке пылал костер,  огоноь и дым метались от порывов ветра.  Возле него маячил какой – то  человек. Он уклонялся от языков пламени, поворачиваясь то спиной, то боком. Мызин подойдя ближе, поздоровался. Это был молодой парень в коротком осеннем пальто и меховой шапке.
- Что, и ваша одёжа слабо греет? – спросил Мызин.
 Тот засмеялся, пожав плечами:
- Думаю, мне ещё ничего, а вот вам, наверно, зябко.
- Угадал, прямо-таки насквозь продувает. Случайно, не в город? – Осведомился затем Мызин, протягивая к огню руки.
- Вообще - то да,- ответил тот,- я тут работаю, по рации сообщили, что катер должен скоро подойти,  оттуда, - и он махнул рукой вверх по реке, – а у меня  радиостанция временами хандрит, лампы подсели, хочу про  запас привезти. Новиков, моя фамилия. Мызин назвал себя, подумав, что неплохо было бы сегодня уехать.
Вечерело. Холодный шар дневного светила медленно садился, светлый его диск краснел и, коснувшись предгоризонтных слоев воздуха, приобретал темно – вишневый цвет, освещая черные, клубившие ниже тучи, лес на обрыве и берег  с двумя людьми. Сибирская осень теряла свои яркие краски. Березы уже были голы, правда, на кустах черемухи еще висели бурые листья, а на  склонах сопок, осыпала желтую хвою лиственница. Все больше становилось потемневших  деревьев, сбрасывающих свой летний наряд. Через неделю – две, когда заморозки с помощью ветра сорвут и сбросят последний лист, тайга станет холодной и безликой. Нечем будет радоваться взору. Затихнут до весны веселые голоса певчих таежного леса…
- Идет что – то! – громко воскликнул Мызин, вглядываясь вдаль.
- Верно. -  Вроде наше суденышко на горизонте, - откликнулся Новиков.
Темное пятнышко приближалось и увеличивалось в размерах. Скоро  был виден широкий плоский нос самоходной баржи, которая шустро шла вниз по течению. Поравнявшись с людьми, она проскочило мимо, затем развернулось против течения и, закачавшись на собственных волнах, медленно подвалило к берегу. Рулевой застопорил машину и баржа, захрустев днищем по гальке, ткнулось в пологий берег. 
Мызин и Новиков подошли к трапу, который бросили с баржи. На ее носу, возле кнехт,  стоял парень. На голове  сидела мятая – перемятая мичманка,  с большим «крабом», окаймленная густой, золотистого цвета, «капустой».
- Мужики! – обратился он запросто, к стоящим у трапа. – Тут водка есть?- Взгляд выражал явное нетерпение.
- Нет, не продают.
- Э – гей! – обернувшись к рубке закричал парень и, широко развел руками, - нема туточки! Дальше попрём! А вы с нами, что ль желаете? – спросил он,  глядя сверху вниз.
- Если возьмете, поедем.
- Боже, мой! О чем разговор, поехали, - пригласил их жестом речник. – Я механик  этой черепахи, - продолжал он, заходя с ними в рубку, - Анатоль по- французски, по - нашему Анатолий. А это кэп, мой шеф и напарник, по имени Жора, - в честь Георгия – Победоносца. – Он кивнул в сторону мужчины лет тридцати, который стоял, облокотившись  на штурвал. На нем хорошо сидел фланелевый флотский китель, поверх которого была наброшена ватная безрукавка. – Вот и вся команда.
- Ну, опять завелся, - беззлобно усмехнулся капитан.
Он глянул в окно, перевел реверс на задний ход. Баржа отработала назад и, быстро развернувшись под сильным напором ветра, взяла курс вниз по реке, на противоположный берег.
-  Сейчас зайдем ещё в одну деревеньку, там спирт продают. Сердце что – то горючего просит, - вновь забалагурил Анатолий.
                Говоря, он  весело улыбался,  размахивал руками и, словно какая – то невидимая пружина  сжимала и разжимала его, растягивала рот в улыбку, заставляя двигаться, на новое место.
- Осень на улице, осень на душе,- просит она,  тоскует, отказать не могу, - вроде оправдываясь, сказал он.
Капитан молчал, видимо, давно привык к бесшабашно – простецкому характеру своего напарника, проходив с ним не одну навигацию. В рубке было хоть и свежо  и прохладно, но зато не донимал ветер
- Тормози машина, - громко воскликнул Анатолий, - деревня на виду. А теперь, кидайте по рваному.
Он снял, видавшую виды, фуражку:
- А, может, кто больше даст?
Он говорил, не переставая улыбаться. 
Новиков пить не хотел, но компанию решил поддержать. Мызин просидевший больше недели в поселке безвылазно, был заодно со всеми:  «Поразвеюсь»,  - подумал он.
Мызин работал следователем, несколько лет. Выезжал в захолустные места, как всегда, разнообразным транспортом. Он вспомнил случай, когда в далекую якутскую деревню его взяли на вертолет попутно, который вез почту и деньги. Но ему нужно было добираться еще дальше, но по таежной речонке в глухой улус. Почтовый работник взял для единственного магазина несколько ящиков водки, продукты и почту, - все это загрузили в единственную лодку. Следователь оказался единственным пассажиром, уместившись на носу. Еще не пожилой якут, назвал себя Потапов, был человеком компанейским, рассказывал всякие байки. Одна  запомнилась хорошо.
 - На рыбалке встретились русский и якут. Решили выпить водки. После парочки стаканов, якут решил пропустить ещё, но русский язык знал плохо, он сказал: « Я, (мне) кут (по-якутски: налей). Русский мужик, заполнил два стакана водкой, чтобы показать, что он согласен выпить и кое – что понимает, добавил:  Ну - Ча (по-якутски: тоже означает ну). Так появились два слова: Якут и Нуча (т.е. русский).
Через некоторое время Потапов молча взял бутылку, сорвал с нее пробку зубами, разлил по стаканам и тогда, улыбнувшись, сказал: « Ча ».
Когда они закончили эту водку, якут достал вторую, благо далеко ходить не надо – все было под рукой. И выпивка и закуска.
Когда закончилась вторая бутылка, Потапов достал, лежавшее между ящиками, двустволку шестнадцатого калибра.
- Хорош, ружжо, - сказал он.
Потом навел ружье на Мызина:
- Хочешь, моя твой шапка собьет?
Его взгляд, казалось, ничего не выражал, был просто остекленевше – пустой. Мызину, мягко говоря, не пристало находиться под дулом пьяного мужика. «Вдруг сдуру выстрелит». И тогда спокойно, без лишних эмоций, он попросил якута:
- Мне в туалет надо, пристань к берегу.
Тот не понимал. Пришлось повторить еще два раза. Когда лодка причалила,  Мызин вылез и скорым шагом ушел в сторону тайги.  «Пошел ты к чертям собачьим». До улуса оставалось четыре километра, которые он прошел спокойно, за какой – то час…
- У нас в кубрике ещё один греется, - сказал Анатолий. - Экспедитор. Вареный, правда, какой – то. Пойду, может с него удастся содрать целковый.
- С ним не соскучишься, - усмехнулся беззлобно Георгий, - всю скуку развеет.
Он сбавил обороты  двигателя, и баржа по инерции причалила к берегу. Покуда механик бегал в магазин, ветер слегка поутих, и в воздухе запорхали невесомые мохнатые снежинки. 
Вполне обычная осень в Якутии: сегодня повалит снег, а завтра может выглянуть солнце, и днем будет хорошо пригревать, к вечеру снова пойдет снег или заморосит нудный дождь.
Анатолий вбежал на палубу, побелевшею от снега,  размахивая  парочкой бутылок:
- Ушел летом, вернулся зимой, - и снова улыбка во весь рот.
Все спустились  вниз, в кубрик. Эта была неприхотливая маленькая каморка: две койки одна над другой, столик стоявший впритык к стене над иллюминатором.  Железная печурка, почти рядом с дверью, из разрубленной наполовину железной бочки, поставленной на попа, пылала жаром. Было тесно, но тепло и уютно.
На верхней койке лежал мужчина лет сорока.  Овальное лицо,  острый нос.  Гладкие,  зачесанные назад,  волосы.  Темные глаза были скучны и неласковы,  как у людей, одиноких. Слазить он не стал, остался наверху, и пить отказался:
- Желудок барахлит, - оправдывался он.
Жена от него давно ушла, не захотела жить с человеком, у которого был нелюдимый характер. Их ничего не связывало. Первый и последний ребенок умер при родах, поэтому родительское счастье испытать им не пришлось. Так, постепенно отдаляясь  друг от друга, они стали чужими. Затем, без всяких скандалов тихо – мирно разошлись. Он оказался в однокомнатной квартире и проводил дальнейшую жизнь холостяком, мотаясь по командировкам, находя в каждой поездке хоть какое – то разнообразие.               
Механик разлил спирт, предложив разбавлять его, кому как вздумается. Закуска была небогатой: отварной,  холодный картофель в мундирах, селедка, ржаной хлеб и банка кабачковой икры. Чокнулись алюминиевыми кружками и гранёными стаканами сначала за знакомство. Мызин, поперхнувшись, закашлялся.
- Ничего, первая – колом, вторая – соколом, - радостно сказал Анатолий.
Парни оживленно засуетились, у них заблестели глаза. Закурили.  В кубрике стало дымно.
- После первой до второй, перерывчик  небольшой! – вновь забалакал механик.
 Выпили ещё по одной, за благополучное прибытие. Сразу всем стало жарко. Мызин приоткрыл дверь, Потянуло холодком.
- Может,  поплывем, -  сказал он через некоторое время, - пока погода позволяет, мало ли что может случиться ночью, и видимость не ахти.
 Какое – то тягостное предчувствие тревожило его душу.
Механик поднялся.
-  Хорошо, согласен. Жора, сменишь, - обратился он  к капитану.
- Давай, иди. Смотри аккуратно.
- Постараюсь, не маленький, - отозвался Анатолий, и добавил, - Ладно,  не впервой.
Через несколько минут затарахтел под днищем вал, мелко сотрясая баржу. Самоходка отошла от берега и, покачиваясь на собственных волнах, пошла в темноту на огни створ. Вдруг повалил снег, кучно и густо, его рваные лохмотья, как огромные бабочки,  залепляли окна рубки, плотно ложились на палубу. Слабый огонь прожектора не дотягивал до берега. Огни бакенов пропали, створы, мелькнув слабыми светлячками, исчезли. Ощущение привязанности к берегу  потерялось, неосязаемое чувство пространства расплылось до бесконечности. Суденышко замедлило ход и пошло малым ходом. Затем механик застопорил двигатель и, давая сирену, пустил баржу на свободное всплытие по течению.  Мужчины, недоумевая, выскочили на палубу, вокруг было ослепительно светло от снега и бело от света фонарей горевших на рулевой рубке. Вода казалась маслянистой и вязкой как нефть.
- Ох, ни хрена…
- Ну и муть…
-  Ничего не видно!..
Баржу, медленно разворачивая, под напором ветра, несло в непроглядную темень. Что делать в таких случаях никто не знал, оставалось лишь       уповать на бога, да подавать звуковые сигналы для безопасности.
  -  Может, якорь бросим? – высказался экспедитор.
  - Куда бросим? Наобум Лазаря, - сказал капитан. – Цепь до дна не               достанет.                               
Решили, что Анатолий останется на вахте, пока не прояснится обстановка.
Мужчины спустились вниз  и сели за стол.               
- Ребята, - обратился к выпивающим экспедитор, - вы не хотите сделать передышку. Может, сначала дойдем до дома?
Но его призыв не был услышан. 
 Наконец самоходку вынесло из снеговой завесы.  Анатолий завел двигатель и направил баржу по ходовым огням. Тут зашел Новиков, разомлевший от жары, дыма и спирта. Он присмотрелся к действиям Анатолия и, решив, что крутить штурвал не представляет большой трудности, попросил:
- Дай, я стану, а ты пока посмотришь, в случае чего, подскажешь.
              - Ладно. Смотри створы и к бакенам не приближайся. Чуть чего, гуднёшь,- он торопливо ушел.
Вскоре вышел на палубу Георгий. Он зашел в рубку и стал около Новикова.
- Молодец, хорошо ведешь, - похвалил его капитан. – Дальше будешь стоять?
- Мне интересно.
- Ну, бывай.
Появился, покачиваясь, Анатолий, было видно, что он уже хорошо перебрал,
 - И – ди,  грейся, -  заикаясь проговорил он, - налили  там тебе для поднятия духа. А, может, на посошок, - непонятно ляпнул он.
Александр вышел из рубки и, постояв около фальшборта, посмотрел на мигающие огоньки бакенов, решил пройти на корму, чтобы прихватить для печки дров. Он спустился по скользким ступенькам и прошел  мимо окон машинного отделения.
Вдруг ходовые огни на берегу быстро сместились в сторону. Баржа,  сделав неожиданно крутой поворот, сильно закачалась на тяжелых  поперечных волнах.  Днище баржи черкануло по камням и раз, и другой. И почти сразу сплошной скрежет, и стон прошелся по всему судну. Тут она в последний раз резко дрогнула и стала. Корма задралась кверху и оголенный винт взвыл, набирая бешеные обороты.
Новикова, сначала кинуло в сторону, прижав к холодным скользким стоякам. Затем развернуло и с силой вытолкнуло сквозь леерные заграждения.
- А – а – а – а!!! – заорал он.
Вокруг стояла блистающая темень, в глазах рябило и он, схватив обледенелый трос, повис на нем, прижатый к борту. Баржу настойчиво и сильно качало. Перекатная боковая волна осыпала его фонтаном брызг. Пытаясь побороть сопротивление ветра, Новиков подтягиваясь вверх, хотел дотянуться до палубы. Но сил не хватало, пальцы рук деревенели, превращаясь в холодные култышки. Обливаемый ледяной водой, он замерзал. Постепенно силы иссякли, кулаки его разжимались и, новая крутая, очередная волна сбросила его вниз, в воду. Одежда намокала, тяжелела; он пытался снять ее с себя, относимый течением все дальше и дальше от самоходки…
… Как наяву увидел дочку, которую обожал и любил безмерно. Она тянула к нему руки и плакала…
…Когда он учился в институте на последнем курсе, познакомился на Новогоднем вечере со своей будущей женой. Встречались несколько месяцев, поженились по любви, хотя пойти в Загс и расписаться первой предложила жена. Инициатива исходила от нее. Уже заканчивал диплом, когда появилась на свет пухленькая малышка. По правде говоря ждал и хотел иметь сына – первенца, как все отцы. Он души в дочке не чаял, даже ночью вставал, когда та плакала. И теперь даже рад тому, что первой родилась крошка Настенька…
 В кубрике замигал свет, со стола съехали все продукты вместе с кружками – все полетело под ноги. Капитан опрометью ринулся наверх,  заскочил в рубку. Анатолий лежал возле тумбы штурвала. 
Георгий вырубил главный дизель, оставив работать аварийный движок освещения, затем наклонился к Анатолию.  Механик слабо стонал и болезненно мычал. Наконец он очнулся, поднял голову, обводя вокруг не понимающим взглядом.
Капитан схватил рукоятку прожектора,  крутил ее вправо – влево, вверх – вниз.  Сноп прожектора, освещая свинцовую воду, выхватывал только белые буруны, бежавшие на отмель и больше ничего.  Давали сирену, выйдя на палубу, кричали в темноту, все было напрасно – ни слуху ни духу.
- Где теперь его искать? Где?! – Кричал на понуро наклонившего голову и сидевшего на полу, виновника аварии.
 Механик, еле слышно промямлил:
- Я думал, что огни створ сместились… - начал было он.
- Индюк думал! – перебил его капитан, - молоко тебе надо через тряпочку сосать, а не водку.
- Со свету как бы ослеп, не сообразил…
- Теперь соображай! – Капитан зло плюнул в сторону, вышел из рубки. 
Настроение у всех испортилось. Каждый думал о случившемся, которое оказалось очень серьезным, поэтому было как –то не по себе.  Было холодно и неуютно. Лишь было слышно,  как за окнами рубки ветер пел свою тягучую песню, позванивал ледяными стекляшками на вантах, подгонял волны, которые,  захлестывая борт самоходки, монотонно качали ее.
                - Доверили козлу капусту, - пробормотал экспедитор,  считая виновным во всем механика. -  Мне необходимо срочно сопровождать груз, а что   теперь? А если шуга пойдет? И что, тогда?  К тому же парня нет, неизвестно, жив или нет? – Выговаривал он.
      - Косвенно виновен каждый.  Будем разбираться в городе, - спокойно проговорил Мызин. – Я, как участник этой трагедии, должен оформить начальные документы.
Опустив головы, все согласно молчали.
Подбросив дров в печурку, расположились в кубрике, пробовали забыться недолгим и тревожным сном…
 … Первым проснулся капитан. Он продрог. Печка давно потухла. Часы на стене показывали четыре часа утра. Он вышел на палубу. Забрезжил тусклый утренний свет. Все – так же дул сильный  верховой, пронизывающий ветер. Баржу прибило к берегу, до которого - чуть более пяти метров.  Это был остров. Слева протекала несудоходная протока, справа – фарватер, по которому ходят все суда. 
      Георгий заскочил обратно.
- Подъем, мужики!
Дрожа со сна от холодного ветра, все столпились с заветренной стороны палубных надстроек. 
- Значит, так. Попробуем оттолкнуть корму от берега, может отвалим от нее.
Пока он ходил на нос за «наметкой», Анатолий обежал баржу и, выдернув флагшток от кормового флага, прихватил по пути ещё один запасной шест.
- Держи, родимую спасительницу, - он сунул его Мызину.
- Поехали!
- Навались!
- Эх – ха – а!!
- Давай! Да - вай!! – кричали все вразнобой.
 Мужчины упирались изо всех сил. Длинномеры, обледенелые и холодные с трудом держались в руках. Корма, сопротивляясь напору ветра и крутому течению, медленно отходила в реку
- Держите, я сечас!! – крикнул капитан и кинулся в рубку.               
Затарахтел мотор, из-под кормы валом пошла вода, намывая гальку и песок под днище. Суденышко билось, дрожало, но с места не сдвигалось, словно зажатое огромными тисками.               
Через несколько минут, обессилев, парни выдернули шесты. Баржа вновь вернулась на старое место.
- Да, - почесал затылок механик, - плохи наши дела.
-  Давайте попытаемся ещё раз, - проговорил Мызин.
Следующая попытка так же не увенчалась успехом.
- Ну, что, перекур? – спросил экспедитор.
Все озябли и, с общего молчаливого согласия пошли в кубрик. Подбросили в печурку дров и поставили чайник. Молча курили. Теплившая было надежда, потухла.
Переждать надо было, - не выдержал экспедитор, - простояли бы до рассвета возле бережка.
- Знали бы где упасть, - соломки бы подложили,- отозвался механик, ведь каждому хотелось попасть в город пораньше.
- Водку, жрать надо было поменьше и свой ум не пропивать, - отозвался экспедитор.
- А ты бы взял, да подсказал, - не сдавался Анатолий, а то дуриком на койке прикидывался.
- Ты говори, да не заговаривайся, молод ещё против меня, каждому должен докладывать, что язва желудка у меня. А то несешь ахинею.
- Хватит, мужики, - не выдержал следователь, - отогреемся, ещё попробуем. Может ветер утихнет.
Капитан и механик вышли наверх. Солнце поднялось над сопками, растопило тонкий ледок на палубных надстройках, играло на гребнях волн. Серая хмарь разошлась, лишь рваные тучи одиноко летели по небу, гонимые ветром.
- Хана, загорать теперь будем, - предположил Анатолий.
- По твоей милости, друг.
- Какой дурак на перекат сунется. И буксирнуть нас некому.
- Что делать, ума не приложу.
Временами самоходку качало меньше, казалось, что порывы слабели. Мужчины выскакивали на палубу, рьяно и с надеждой на успех, хватались за жердины. И хотя все упирались и давили на шесты изо всех сил, терпеливо отводя корму в реку, все было напрасно. У каждого, буквально, опускались руки. Испробовали различные способы и ухищрения и, поняв что сами ничего не сделают, потеряли в себя веру. Пробовали давать сирену, но сиплый её гудок звучал беспомощно, уносимый куда – то в сторону. По судоходному фарватеру, хорошо было видно в бинокль, проходили лодки с подвесными моторами. Это были, в основном, охотники, которые спешили на места, где можно ещё встретить  перелет диких гусей. К барже не подплывали, скорей всего, просто не слышали зов о помощи.
Неожиданно из – за острова по неходовой протоке, выскочила дюралевая лодка под «Вихрем». Все выскочили на палубу замахали,  кто  чем мог. Георгий схватил рукоятку сирены, потянул ее вниз,-  раздался долгий прерывистый гудок. Но лодка, не уменьшая  хода, сама держала курс прямо на них.
Описав полукруг, моторка всплывая по течению, прибилась к борту самоходки.
Не веря своим глазам,  Анатолий увидел Новикова, одетого в фуфайку.  А механик, снова оказался в своей тарелке, почувствовал потребность шутить:
- Ба! Знакомые нам люди! Как приятно увидеть хорошего человека! – Обрадованно заорал Анатолий. – Ура!!
 И бросил вверх свою мичманку,  которая кувыркнувшись, сделала пируэт прямо в воду.
У всех отлегло от сердца, словно камень с души свалился.
А с Новиковым произошло следующее. Его отнесло вниз  по течению; кое – как, сняв пальто и сбросив сапожки, он добрался до противоположного берега, переплыв неширокую протоку. И впал в беспамятство. Обессиленного и замерзающего на берегу его подобрали охотники. Внесли в палатку, переодели в сухое. Силком, кое–как сквозь стиснутые зубы влили пол – кружки неразведенного спирта и уложили спать. Утром он проснулся мокрым, слабым, но здоровым,  ( это он рассказал уже потом, по пути в город).
…На моторке, кроме охотников и Новикова еле вместились ещё два пассажира – Мызин и экспедитор. Капитан втолковывал куда обратиться , чтобы вызвать маневровый катер, который снимет их с мели. Все прощались, довольные благоприятным исходом дела.
- Будьте здоровы!
- Счастливо оставаться!
- Привет семье!
- Когда – нибудь встретимся, я инструмент припас! – Анатолий показывал всем большой штопор – сувенир, который держал в руке; глаза его виновато смеялись.
Мотор загудел, и лодка понеслась по течению. Дробясь на волнах, засверкали на воде веселые блики.