Отелло

                ОТЕЛЛО

                Рассказ из провинциальной жизни
 
            
                Павел Облаков Григоренко



   Каждое Божье утро в предрассветной мгле на углу N-ской улицы вырисовывался большой розовый дом с висячими челюстями балконов. Туман опускался ниже, стелился по пустым ещё улицам и убегал Бог весть куда, а мокрые, облизанные им асфальт и стены начинали блестеть, торжественно отражаясь в длинных синих окнах, наполненных до самых краёв весёлым небом, дома вставали, громадились один за одним, точно выросли, подросли они за светлую, короткую ночь посреди высокой ярко-зелёной травы тополей, и вдруг всё - и деревья, и дома, и улицы, и железные провода на них начинали звучать, точно натянутые на колки струны гигантской гитары. И дальше - били тарелки и скрипки стальных углов и петель, и весь город начинал по-утреннему гудеть и переливаться. И тогда казалось, что целый великий оркестр заиграл какую-то странную, величественную, пронизывающую всякий атом мелодию, от которой картины одна прекрасней другой рождались в уме. Пробегали заспанные неповоротливые машины, зычно зевая голосами-клаксонами, редкие прохожие со скукой и сожалением думали о длинном дне, предстоящем теперь им, хмуро заглядывали в лица друг другу, с болью в сердце предполагали друг у друга радостные мгновения в личной жизни и завидовали неистово.
    В небе, наконец, ничего особенного не происходило - просто белые облака, да круглое солнце, всё ещё тихо позёвыая, выше всходило, а в тёмных, пятнистых деревьях стучали крыльями воробьи, спросонья спорили и кричали бешено.
    Пять подъездов было в этом доме с балконами, двери их теперь хлопали беспрестанно, извергая из себя озабоченных и торопливых, судорожно кашляющих людей, и на лестничных клетках звенящие стёкла окон и даже пыльные листы растущих рядом с ними деревьев коротко, неприятно вздрагивали.
   - Фу ты! Выйти бы да по шеям, по шеям!-  сидя в кухне, заполненной до краёв ярким, ликующим солнцем, возмущаясь и дёргаясь, говорил Пётр Зуев, молодой инженер, а на досуге истовый собиратель старинных монет и других раритетов.- Ходят, понимаешь, с самого утра стучат, совести у них нету!..- и тайком, тревожно окидывал взором трещину, хищной змейкой  ползущую с потолка вниз на стену и ещё ниже - к самому полу; несколько лёгких, скользящих крупинок мела, выскочив из её глубины, проплыв по воздуху, тихо опустились ему на стоявшие веером непокорные волосы.- Вот выйду сейчас - не веришь? - выйду и разберусь, всё им, как следует, выскажу!- быстро смахивая с лица пыль, показательно грозно кричал он, обращаясь к своей жене и, забыв тут же обо всём на свете, с вожделением глядел, скосив глаза к переносице, на яичницу с дымом, приближалась которая в данный момент к нему, вилку схватил. Над сковородой, в стоящем над ней сизом пару, виднелась круглая, взбитая высоко грудь в напыщенном, цветастом халате, и дальше пряно расплывались белый овал лица, розовенькие на нём щёчки и очень большие, голубые глаза.
   - Ой, Петя, Петя,- ласково из стороны в сторону качалась головка, и звучал звонкий, точно хрустальный голосок.- Взял бы лучше и подладил, Петя,  прямо сегодня потолок, что ли.  Зачем откладывать в долгий ящик? Сколько же ждать, и прихожую всю завалил мешками своими...- Теперь пар разлетелся, и к чудным глазам и румяным щекам, полным жизненной энергии, добавился ещё и нос, не большой и не маленький, а такой: с горбинкой, греческий, полная шея с двумя соблазнительными на ней складками, ровный прямой лоб и брови, похожие на два круто изогнутых коромысла над глубокой качающейся голубизной колодцев - глаза были чудо что за лазоревые... А ещё по два каштановых локона повисали возле розовых ушей и вздрагивали при всяком движении.
   - Ну давай, давай! Чего там у тебя?- торопил её Петя, пресекая замечания в свой адрес, гремя вилкой и тут же жадно приступая к еде.
   - Ого!-  восклицал он с набитым ртом, взглядывая на часы, и, убежав в коридор, торопился одеться. Скоро у него начиналась работа.
   - Пока, заяц!- орал он от двери ртом набок и вверх, копошась в портфеле и укладывая поудобней вкусно пахнущие бутерброды в сахарных бумажках.
   - Волк,- одними губами, как-то очень не весело отвечала жена и, красиво замерев, точно плывущий лебедь, у косяка двери, слушала, как стучат торопливые Петины шаги вниз по лестнице. Через мгновение дверь на улицу звонко, как хлопушка, взрывалась, и две лёгкие пылинки летели из трещины ей на нос.


   - Ох-ох,- просыпаясь от своего горького, прозрачного оцепенения вздохнула Светка и поднялась. Вертя головой и поглаживая себя по пышным бокам, она двинулась на обход по комнатам, показавшимся теперь ей пустыми и грустными, оглядывала их так, точно искала что-то очень важное, поправляя на ходу провиснувшие  в утреннем беспорядке с диванов и кресел уголки пледов и одеял. Затем она снова почти без сил пристала к стене и, кусая розовый ноготь, тяжело задумалась, глядела в голубое, бегущее куда-то окно, в котором за стеклом шевелилась далёкая жизнь. Вдруг весёлая искра загорелась в её погасших глазах - она заметила жёлтое пятно, маленькую свистящую игрушку-уточку, которая точно летела по волнам замусоренного ковра, и тут же  радостная твёрдая волна, встряхнув ей на мгновение сердце, ударила ей в грудь, и она вспомнила своё счастье. "Саша, Сашенька!"- улыбнулась она, называя про себя дорогое ей имя, пролетела через комнату и наклонилась перед детской кроваткой со спящим в ней круглолицым мальчиком. Поглядев и повозившись, разглаживая и ровняя простынки, она чмокнула крошечные нос и щёки, распрямилась, вздохнула, теперь уже легко и радостно, улыбнулась широко и ярко и, взглянув на часы, высоко на стене утроенные, быстрым движением завязав волосы на затылке, направилась дальше убирать.
   Проворно вытирая повизгивающее весело зеркало, она вдруг заметила себя в нём, замерла на миг, увидав будто кого-то чужого и нежеланного, остановилась, хмуро сначала всмотрелась, разглядела себя, наконец, всю, расправила красиво и гордо волосы, повела плечами. Быстрым движением откинула затем на плечи халат, показалась её голая грудь, упругая и вздрагивающая, она глядела, вертя головой, и так и этак, отступила на шаг, сбросила совсем на пол халат и, услыхав глухо долетавшую к ней из-за стен, плавно бьющую чью-то музыку, принялась подпрыгивать и вертеться, напевая и изображая танец. Стоя на одной ноге и воображая себя лёгкой и яркой птицей, она снова взглянула в сияющую плоскость зеркала, ей вдруг стало так жгуче стыдно своего большое белого тела, красивого и никому не нужного - что оно есть у неё и чего-то важного и трепетного неудержимо желает,- что она густо залилась краской. Хмыкнув, гордо дёрнув шеей, она отвернулась.
   - Ну и хорошо, ну и ладно!- сказа она сухо и чересчур громко и принялась снова нагибаться и приводить в порядок пол. "Ох, Светка, Светка!"- с жалостью подумала она о себе, с каким-то удивившим её ясным благоговением называя своё имя. Ей вдруг показалось, что что-то важное для неё скоро произойти должно, и сердце её, побежав, уже больше сегодня не останавливалось.
   День для неё начался.


   В прихожей бухнул басом звонок. Светка, поднимая ветер и думая, кто бы это в такой ранний час мог быть, бросилась отпирать.
   - Кто?- прижавшись лбом к холодной точке глазка, с тревогой в голосе спросила она и затаилась.
   - Мастера вызывали?- разгоняя подъездное эхо, недовольно прозвучало с той стороны. Светка зашумела замками, рассыпала, открывая, стальную цепочку.
   - Проходите, пожалуйста!- неуверенно сказала она, с открытым ртом всматриваясь в лицо тёмной фигуры; она вспоминала что-то и приводила в порядок свои разбежавшиеся мысли.- Так вы мастер? Сантехник?- сказала она с облегчением, припомнив, наконец, что они вызов в домком делали.
   Из подъездного полумрака на неё надвинулась грудь в зелёной брезентовой спецовке с раскладной жёлтой линеечкой в кармане, большой фанерный ящик, въехав, грохнул внизу о косяк, загремел железной своей внутренностью.
   - Однако, ччёрт...- чертыхнулся монтёр, прокладывая себе путь через заваленную мешками и картонными коробками прихожую.
   - Да Петя это, муж, ремонт затевает который месяц уже,- махнув рукой, пожаловалась Светка, с интересом теперь всматриваясь в лицо и фигуру мастера. Тот был роста среднего, смуглолиц, с живыми чёрными глазами, из-под плотно надетой кепки его выбивались вьющиеся тёмные волосы.
   - Куда?- не глядя на неё, спросил мастер и взбросил далеко на затылок кепку. Светка, увидав близко и ясно его лицо, опустила глаза.
   - Да вот сюда, сюда...- ласково замурлыкала она, мелко и некрасиво вдруг суетясь, сама не понимая, почему так делает, руки свои не знала, куда деть. Загромыхали его грубые сапоги , и красивый рифлёный узор отпечатался на паркете. Светка пожалела про себя запачканную чистоту, но через мгновение забыла уже, и, заглянув в ванную, проверила, красиво ли всё расставлено на полках - флаконы, мочала и пузырьки - и быстро поправила какое-то съехавшее полотенце. Белый кафель на стенах празднично сиял, флаконы и баночки, точно маленькая и могущественная армия выстроились ровными рядами, и Светка успокоилась.
   - Ну что там у вас?- спросил скучающим, неинтересным голосом сантехник, и вдруг очень внимательно поглядел на неё, и глаза его -показалось ей - весело и озорно загорелись. Она принялась тараторить, трогая пальчиком трубу, показывая, что и где у них не в порядке, и ненароком, наклонившись, коснулась мягкой и горячей грудью его руки, испугалась и примолкла, краска густо выступила у неё на щеках. Мастер, точно разряд тока получил, закряхтел, задвигался, согнулся в три погибели, отчего значительно уменьшился в размерах, и полез под умывальник. Светка, покрутившись над ним, вышла, потому что только не интересно виднелись его сапоги и колени, и воздух наполнился пронзительным рабочим шумом. Отступив на шаг, она скрылась из поля его зрения и, прижавшись к стене, замерла, и что-то ей подумалось такое, отчего у неё щекотно, трепетно сделалось на душе. Набрав глубоко воздуха, остудив им вспыхнувший в груди огонь, странно нежно хихикнув, она не спеша двинулась по комнатам, машинально передвигая вещи и прислушиваясь к новым, острым, тревожным и радостным звукам, вдруг до краёв наполнившим её квартиру. Какая-то звонкая искра, только что ярко вспыхнувшая, ещё разгоралась в ней. Юркнув в коридор, она вынула из сумочки кошелёк в виде глазастой лягушки, сыпанула из него мелочи. Подхватив зелёную трёшку, сунула её в карман халата, сгребла всю мелочь и заперла обратно в кошелёк. Сунув руки за спину, прошлась скорой походкой мимо открытой настежь двери в ванную, высоко вздёрнув подбородок, плечи и грудь, заглянула: брезентовые колени и живот извивались, точно змеи, и раздавался монотонный стук разводного ключа, залитое темнотой виднелось лицо мастера с напряжённо поднятой вверх губой и красивым белым оскалом зубов. Наполненные вниманием глаза под изломанными бровями глядели куда-то вверх, под развёрстые рёбра рукомойника. И опять жарко и радостно стало у Светки на сердце, она мельком, боясь пристально вглядываться, заметила краешек уха мастера под завёрнутой набок и чудом державшейся на весу кепкой, напруженный кровью и густо-розовый, и грудь её сладко и неудержимо теперь заныла. Она, задышав, отпрянула, снова спряталась за дверь незамеченная, привалилась к стене плечом и так стояла, с удивлением и восторгом прислушиваясь к самой себе. Сделав затем над собой усилие, она заглянула внутрь ванной и громко спросила, перекрикивая металлические завывания и громыхания:
   - Ну, как дела?
   Из темноты показался хитро сощуренный один глаз и опять исчез.
   - Я говорю, может, надо чего?- весело прокричала Светка, выставляя далеко вперёд светлое, осветлевшее лицо.
   - Труба дрянь,- низко и делово ответил парень.- Счас сделаем, не боись.- Его сильные, обвитые жилами руки впивались в ржавое колено трубы, похожее на раздувшегося дождевого червя, зажатый в них инструмент сочно бряцал железом по железу, кусал края твёрдыми губами. Руки мастера были цепкие, ухватистые, но совсем не грубые, с длинными розовыми ногтями на прямых аккуратных пальцах. И эти голые, сильные его руки, хорошо знающие свою работу, крепко понравились Светке.
   Скоро мастер выбирался уже, шурша курткой и брюками по полу.
   - Кажется, порядок,- вытирая ветошью промасленные пальцы и коротко взглядывая на неё, провозгласил он и принялся, проверяя, вертеть краны. Зашумела, забрызгала вода.
   - Вот,- очень тихо сказала Светка, боясь близко к нему подходить и протягивая руку.- Деньги. Вам.
    Когда гость ушёл, она долго сидела на кухне, опустив кисти рук с колен, вся внутри беспокойная и растревоженная и улыбалась чему-то важному к ней пришедшему.


    - Сколько раз я говорил тебе, умолял, не тронь моих бумаг? Сколько раз?- зло гундосил Петя и с силой плашмя ударял ладонью в стол. Тарелки с грохотом подпрыгивали, а из трещины на стене возникли и весело запорхали две невесомые пылинки.- Там вся моя переписка с коллегами, бесценная картотека! Это моё хобби, понимаешь? Хо-б-би! Сейчас все какое-нибудь хобби имеют, это очень, очень модное занятие,- он выпучил свои бесцветные глаза на Светку.- А какое хобби у тебя, а? Нет, ты скажи! Другим мешать?
  - Петенька, пойми, я убирала, ведь так нельзя, разбросал всё по комнате, пройти невозможно, даже на полу листы валяются,- лопотала, оправдываясь, Светка, совсем бледная.
  - Это по-твоему беспорядок, а по-моему - полный порядок! У меня бумажка к бумажке была, всё на своих местах уложено. И потом: где мой блокнот, тот, фиолетовый, что с переписью всей коллекции? Годы напряжённой работы, труда сколько вложено! Ты же знаешь, это самое ценное, что у меня есть!- Петя встал, нависнув над ней и качаясь, важно сложив руки у себя на груди и колюче вздёрнув подбородок. Светка, фыркнув, стрелой бросилась принести и, пробегая, намеренно задела Петю плечом, чтобы обидеть его и посильней разозлить.
  - На, возьми,- подала, вернувшись, она блокнот и хотела в лицо ему бросить.- Спрятала, между прочим, чтоб не потерялся, эх ты...- она постаралась улыбнуться и поглядела в лицо Пете, ища на нём следы вины и раскаяния, но видела только маску самодовольства и нездоровой напыщенности.
    В детской кроватке заплакал ребёнок, Светка полетела к нему.
 - Ладно, есть хочу!- проржал вбок губами Петя, бережно кончиками пальцев открыл блокнот и углубился в него, сладкая улыбка тотчас влетела ему на лицо, когда он заскользил глазами по насыпанным на странички угловатым рядам букв.- Ах да!- он крутнулся на пятках, выискивая взглядом вдруг исчезнувшую куда-то Светку,- чуть не забыл! Бобров приглашал, достал новые журналы по теме, так я потом пойду, ладно?
   Через семь минут из кухни раздавалось аппетитное шкворчание, ароматный запах наполнил квартиру, от вкусных ароматов у Пети
закружилась голова, и показалось ему на мгновение, что наступил
важный праздник.
  - Иди же, Петь, ну что?- весело кричала Светка и бросала жареные куски на чистую, блистающую огнями тарелку.
   - Угу,-отвечал Петя откуда-то и не шёл.
   - Да иди же, тюлень этакий!- кончалось терпение у Светки и она весело ругалась, отламывала краешек чего-то, клала себе на язык и ела.
   - Ну?- Светка разгорячённая влетела в комнату к Пете, румяная, фартушек туго обнимал её полные бёдра, и - стала, подбоченясь, глядела, весело и сурово хмурясь, на мужа.
   - Счас, угу, иду...- бубнил Петя, читая газету и не думая даже двигаться. Провалился глубоко в мягкое кресло, дёргая на весу босой ногой в шлёпанце.
    - Иди сейчас же! Не то...- крикнула, смеясь, Светка и выхватила у него газету, спрятала за спиной, глаза её озорно заблистали, розовый румянец ярче разгорелся на щеках, и Петя, злясь, глядя на её красоту, не выдержал, вскочил и, жирно плямкнул её в щёку и в нос и, огненно засмущавшись, отскочил, принялся стаскивать с себя брюки, смешно прыгая на одной ноге.
   - Петь, а Петь,- горячо шептала ночью Светка, уткнувшись ему в  плечо, с восторгом наблюдая, как на потолке и на стенах проносятся жёлтые следы ночных фар, прижимаясь к мужу вся и трепеща,- ты любишь меня?
   - Да,- с прорывающимися нотками безразличия отвечал Петя и ворочался от неё на бок.
   - А как, как?- не унималась Светка, наклоняясь над ним, и обливая дыханием его ухо и щёку.
   - Да ладно, Свет, спи, поздно уже,- глухо, рассеянно говорил Петя и чмокал её, куда попало.
     Ночь над городом плыла совсем как птица, раскрыв фиолетовые крылья и накрыв ими небо, всё подчинялось ей и засыпало, меркнул повсюду свет и  воцарялось темнота.


   - Ну, что у вас опять стряслось?- хмуро спросил мастер и, не дожидаясь ответа, надвинулся из полутемноты подъезда.
   - Так, входите,- твёрдо, уверенно, сказала Светка, но следом голос её вдруг ухнул, и она, опустив плечи, вся сжалась в маленький, беззащитный комок, слабо добавила: - Пожалуйста...
    Мастер загремел сапогами и завилял бёдрами, обходя мешки и коробки, всё так же бесформенной кучей наваленные у самого входа. Он вопросительно и чуть насмешливо поглядел на Светку.
   - Вы проверьте ещё раз трубу, знаете, что-то подозрительно...- ещё сильнее она смешалась, с усилием подняла глаза.- Кажется, опять течёт, если плеснуть в раковину сильно...
    Без слов мастер втиснулся в дверь, сразу заполнив собой всю небольшую ванную комнату, недовольно нагнулся, загремел ящиком. Спина его показалась Светке большой, сильной и непреступной, как скала. Она посмотрела ему на волосы, на красную от натуги шею, на мочку уха, литую каплю её, и ей стало страшно от проснувшегося в ней желания, она, закусив губу, заметалась у входа.
    - Да нет же, всё в порядке у вас,- поднимаясь,  сказал сантехник ледяным голосом, стараясь не выдать взметнувшегося в нём раздражения.- Вы зря волнуетесь.
   Он покрутил краны, пошумел водой.
    Возмущённо раздувая ноздри и двигая нитками бровей, он повернулся идти, но Светка с решительным, бледным лицом встала у него на пути, прямо глядя в его удивлённые, красивые глаза.
   - Как вас звать?- подходя близко к нему, вверх поднимая дрожащее лицо, спросила она. Глаза мастера молодо и весело, понимающе сощурились.
   - Зачем вам?- спросил он, лукаво изломал брови. Светка ещё больше побледнела, затем чёрная тень отчаяния стала накрывать её лицо. Мастер, заметив её муку, наигранно-важно откашлялся и протянул руку: - Виктор.
    Светка, стоя возле стены, опустив руки и голову, подавленно молчала, и мастер, чтобы что-то делать, шумно вздохнул и потрогал замочек на своём жёлто-зелёном фанерном ящике, старался тише грохотать внизу сапогами.
   - Чаю хотите?- встрепенувшись, спросила Светка, она всё смотрела на него глазами, полными мольбы и отчаяния. Мастер взглянул на часы, Светка бросилась боком, наскочила на стенку, влетела на кухню и загремела крышками.
    - Да вы не беспокойтесь так,-  неслышно пройдя, он заглянул к ней на кухню, очень приветливо его голос звучал.
    - Проходите же, садитесь скорей!- раскидав со стула Петино тряпьё, полотенца, она схватила его за руку и потянула. Грудь её высоко, волнами вздымалась, и рот, полный белых зубов, был раскрыт. Мастер, увидав её розовые, развёрнутые, как прекрасный цветок, губы, белую линию шеи и лица, синие ручьи глаз, снова сощурился, на этот раз серьёзно и задумчиво. Он тихо вошёл, сел, и маленький, изящный табурет совершенно исчез под ним.

   - Понимаешь, Бобров,- говорил Петя, с кривой, нервной ухмылкой на лице расхаживая в комнате у друга и чертя в воздухе руками изломанные  линии.- Я же чувствую, чувствую! Вот здесь чувствую! Не любит она меня! Что происходит, не знаю...
   - Да брось ты, Петь, волноваться так, - говорил Бобров, позёвывая в ладонь, подняв вверх скучающее лицо с чахлыми бровями и усиками,- ничего не происходит, ни-че-го! Все они, поверь, бабы, такие - помучить нас, мужиков, хотят, внимания и ласки ещё больше от нас получить. Известное дело!- он пошловато засмеялся, и из-под губы у него выскочили мелкие, кругленькие зубки.
    Петя сел, закачав диван, рядом с Бобровым, хмуро отвернулся в
сторону.
   - Скрытная какая-то стала,- всё больше мрачнея, продолжал он.-
"Да", "нет" говорит только и сухо так, соглашается во всём - небывалое дело, а в глазах - лёд, и вздыхает при этом, знаешь, так тяжко, точно жить ей не в моготу, так жить, как она живёт, как мы живём.
   - Вот я и говорю: больше ласки, внимания...- теперь с явным безразличием в голосе произнёс Бобров и положил руку на Петино колено.
   - Да брось ты это, успокаивать!- оттолкнув руку Боброва, вскочил Петя и снова забегал взад-вперёд по комнате.- Тебе легко говорить, ты холостяк, сам себе голова и всё такое... Ласки... Нет, здесь другое что-то,- он взъерошил волосы, отчего стал похож на попавшего под дождь воробья.- Я уже и так и этак, смеюсь ей, а сам просто кричать готов, веришь?- Он вдруг перестал скакать, уставился в стену, как будто увидел что-то за ней, глаза его стали расширяться.- Взгляд у неё стал, знаешь, такой холодный, прямо жжёт им. Но странное дело, в окошко посмотрит, или когда с Сашкой играет - прекрасный у неё глаза тогда, чистые, светлые, прямо брызжут весельем, а подойду к ней тотчас погаснут, холодно так отвечает...
    Бобров зевнул, отвернулся в окно, закачал ногой в сером войлочном тапке.
  - Может, и правда, времени ей мало уделяю?- Петя всё стоял посреди комнаты с раздвинутыми в стороны руками.- Но работа важная у меня и опять же - хобби, разве она не понимает? Деньги раньше, бывало, принесу домой, на стол положу, она радуется так, щебечет, как птичка,- Петины глаза заклубились, потекли куда-то,- пересчитает их, сложит в пачку аккуратненько, поцелует меня с благодарностью, обнимет и смеётся, смеётся... А сейчас... Нет!- очнулся он и снова, дёргая коленями, полетел от стенки к стенке.- Что-то явно изменилось... Ничего - разберёмся!- кулаком грозно потряс он в воздухе.   
   - Да, знаешь...- робко начал Бобров, зашуршал на столе бумагами,- я здесь достал кое-что новое, хобби нашего с тобой касаемо, смотри...
   Уже через минуту, забыв обо всём на свете, они с наслаждением
шумели, спорили, листая иллюстрированные журналы и бросаясь тяжёлыми научными словами.
    К вечеру друзья, напившись чаю, набив доверху окурками пепельницу, простились. Сутулясь, Петя медленно вышел на улицу, сел на лавку возле подъезда и долго в одиночестве курил, разглядывая прохожих и сгасающее ярко-оранжевое наверху небо. Затем тяжело поднялся и направился в наполненную пьяным гулом голосов пивную.

   Счастливая Светка лежала, уткнувшись лбом в горячее, сладко пахнущее потом плечо Виктора и слушала, слушала, слушала - как говорит он ей что-то завораживающе-монотонным голосом, с гулом, как в барабане отдающимся в его грудной клетке. Она даже не то, чтобы слушала, а только широко распахнутым каким-то внутренним взором смотрела, как сказочные картины перед ней разворачиваются Она видела его губы, мягкие и влажные, танцующие, как маленькие человечки, умные глаза, глядящие с едва заметной насмешкой. Она, отважась, проводила рукой ему по гладкому, выбритому лицу, и тогда он, закрывая от наслаждения глаза, замолкал на мгновение и затем снова сочными, как вишни, губами говорил ей что-то. Когда он смеялся
бархатным голосом, смеялась и Светка, сама не зная от чего, заливаясь звонким колокольчиком,- оттого, наверное, что ей очень хорошо было и она летела, и ещё - что у него красивое лицо, что он, такой большой и сильный, казавшийся ей ещё недавно - вчера - чужим и недоступным и оттого очень желанным, вдруг очутился совсем рядом с ней, стал родным и близким, и тепло его души и тела это теперь и её тепло, и они запросто могут говорить друг другу любые слова, даже самые сокровенные, не страшась насмешки и подозрения, поверять друг другу свои секреты и тайны; она смеялась оттого, что она наконец оказалась совершенно свободна! Они, лёжа в постели, целовались, как сумасшедшие, радуясь свободе, гремевшей медными трубами над ними, сладко захлёбываясь ею. Их руки устали соприкасаться, а их груди и лёгкие - вдыхать раскалённый, расплавленный их сердцами воздух. Они ложились тогда рядом друг с другом на спину и, тяжело дыша, глядели в потолок и в яркое небо за окном, думая обо всём на свете или, точнее, совсем ни о чём не думая, молчали... Потом Светка часто начинала взглядывать на часы и, будто вдруг срываясь с цепи, снова неистово целовала Виктора и не могла нацеловаться...
   - Пора,- говорила она и решительно поднималась.
   - Ох, Виктор,- вздыхала она восторженно и весело, вглядываясь в себя и видя, какая она теперь счастливая и всемогущая, поправляла перед зеркалом ураганом разметавшиеся на плечах волосы, она видела себя в зеркале, тело своё и лицо, пылающие, как свеча, и не казалась больше сама себе пустой и никому не нужной.
   - Витя, Ви-итенька!- тянула она к нему вспухшие, сладко искусанные губы, впивалась ему в щёку, горячо обнимала. Витя шутя отбивался, как мог, садился затем и, поглаживая каждый сантиметр тела её, начинал одевать её. Опираясь на него, она смотрела повсюду вокруг себя на тысячи километров своими синими глазами-озёрами, наполненными счастливыми слезами, и её горячее лицо пылало, как костёр, она хохотала.
   - Да, да,- стонала, трезвея, она.- Пора! Как жаль...
    Через две улицы от её дома они, с отчаяньем хватая друг друга за руки, прощались.
     Петя уже две недели подряд являлся домой пьяным, падал прямо в коридоре между мешками на пол и спал всю ночь,  безобразно раскидавшись и храпя во весь рот.

    - Не любишь ты меня, не любишь!- бешено орал Петя жене в бледное лицо, грозно нависнув над ней в кухне, излучая из себя кислый запах перегара. На нём сидели измятая майка грязно-жёлтого цвета и с вытянутыми коленями старые синие спортивные брюки. В зубах, под сощуренным глазом дымился вонючий бычок. За окном, точно часовой, хмуро заглядывающий к ним в окно, стоял вечер.
   - Скажи прямо, скажи, у тебе кто-то есть?- он схватил Светку за щёки дрожащими холодными пальцами, больно сжал, дёрнул её лицо к себе.- Ты знаешь, каково мне? Знаешь ты? Ты лжёшь на каждом шагу, ты вся изовралась, как шалава последняя, я обнимаю тебя, а ты каменная! Я муж или не муж тебе?
   - Тише ты,- Светка вырвалась из рук Пети, но осталась сидеть, усталая и подавленная, голову вниз опустила,- ребёнка разбудишь.
   - Что с тобой?- оглянувшись, громким изломанным шёпотом залопотал Петя, грохнулся на колени и крепко обнял Светкины колени, прижался щекой к ним, глухое рыдание вырвалось из его груди. Лицо Светки с презрением искривилось.
   - Да, я не люблю тебя, не люблю!- зло, с расстановкой выговорила она, вскочила, отпихнув от себя мужа, и тот остался сидеть на полу, закрыв глаза руками, красный от стыда и унижения.- Разве тебя можно такого любить? Ты посмотри на себя,- закричала теперь она, выставив вперёд лицо, светящееся каким-то злым, колючим светом,- для тебя даже хобби твоё выше наших с тобой отношений! Да знаешь ли ты, что такое женщина? Ох!- Светка отвернулась, переполненная рвущимися из неё словами, не в силах больше что-либо толковое из них составлять, слёзы густо брызнули у неё из глаз.
   - Ты точно с кем-то путаешься...- очнувшись, Петя дико вытаращил на неё глаза.- Говори подобру-поздорову!- он взлетел, придавил её к стене, лицо его стало густо-малиновым.- Ах ты стерррва!- он наотмашь твёрдыми пальцами хлестнул её по щеке. Светку как ветром сдуло. Рыдая, она промчалась через бешено завертевшиеся перед ней комнаты, и, сбросив на ходу с себя халатик, сверкнув белыми крыльями плеч, нырнула в постель, уткнувшись носом в подушку, глухо завыла. "Витя, Витенька, где ты..."- только и шептали её губы, и из неё лились и лились переполнявшие её горячие слёзы.
     Петя остался сидеть в кухне один, дрожащими пальцами курил, с шумом выбивая из себя дым, и синие, длинные щупальца странно и зловеще танцевали под оранжевым абажуром. Забросив руки за спину, ходил вприпрыжку взад-вперёд, громко, как лошадь, фыркая и вздыхая, долго стоял перед чёрным, точно тоже наполненным страданием и злобой окном. Когда он повернулся, дьявольский огонь горел у него в глазах. Он судорожно стал дёргать, выдвигать звенящие ящики. Из глубины выхватил большой кухонный нож, хищно сверкнувший лезвием, с ужасом взглянул на него, с испугом и отвращением в следующую секунду забросил его обратно в пасть ящика. Он заметался, всхлипнул, вбил себе в губы кулак. Шатаясь, он стоял так пять минут, подошёл затем к двери и прислушался. В прихожей тихо стучали часы. Тёмной грудой висели коробки и мешки. Выражение лица его снова стало злым и решительным. Он на носках двинулся в тёмный провал двери, стараясь не скрипеть половицами. Беспокойно завозился в кроватке спящий ребёнок, и Петя закаменел весь, стоя на одной ноге и втянув голову в плечи, белея испуганным пятном лица. Всё стихло, и он поплыл дальше.
    В спальне было тихо и душно, воздух остановился, точно в могиле. Зелёные цифры электронных часов матово освещали поверхность стены, постель. Затаив дыхание, он наклонился, всмотрелся. Светка спала уже, едва слышно сопя, на подушке начерчены были красивые линии: нос, щёки, брови, глаза... Он долго-долго смотрел, бесшумно трясясь и обливаясь слезами, только одно во всём свете звучало теперь для него - её лицо, мраморное и красивое, и ещё - обида, могучая, горькая, заполнившая его до краёв, больно толкающая в самое сердце. Кончив плакать, он склонился над ней ниже, ещё ниже и всем телом набросился на неё, сдавив ей белое, длинное, мягкое горло руками.




1989