Потому что я - Вампир Глава 6

Потому что я - ВАМПИР
Дунаева Алёна

Продолжение...

Глава ШЕСТАЯ.
3.4.12
Время. Что за странное явление? Самая непостоянная из граней нашего пространства. То проносится мимо на огромной скорости, когда так хочется его остановить хоть на крошечное мгновение, чтобы продлить прекрасный момент... то тянется медленней улитки, будто всё на свете замерло кроме меня, и оно тянется, тянется, тянется... Никогда не думала, что буду так ждать наступления вечера. На сердце творилось что-то невообразимое, от чего я не могла ничем занять себя на протяжении долгих и утомительных своей бесконечностью восьми часов. Тиканье секундных стрелок на наручных и часах, стоявших на прикроватной тумбочке, искусно играло на струнах моих по какой-то причине до предела натянутых нервов тревожную мелодию. Воспоминания утра накатывали волнами, акцентируя моё собственное внимание то на одном моменте, то на другом. Всё этим утром казалось мне странным - и содержание папиной записки, и то, что её мне передал Рэйнольд, и окружавшая её таинственность, и реакция мамы... ОСОБЕННО реакция мамы. Обычно до крайней степени равнодушная ко всему, что не касалось работы (оформления дома) и её внешнего вида, на мой вопрос она ответила с заметным беспокойством и волнением, словно ей это было неприятно, даже учитывая то, что отец заверил, что вернётся сразу, как мы вернём кухне её прежний вид. Почему же тогда мне показалось, будто его уход тревожил маму больше, чем, если бы всё дело было только в кухне. Но пока не было шести часов вечера, я не могла ничего выяснить: убедиться в результатах своей наблюдательности или опровергнуть их. Но внутри я уже сотню раз пожалела о том, что тогда поддержала маму с этой идеей, а не дала возможность родителям спокойно сесть и обговорить все детали, как они обычно поступали, когда дело касалось работы. Мне становилось дурно от одной только мысли, что я могла стать причиной, или же могла не допустить того, что теперь происходило (что бы это ни было).
Возможно мне это только казалось, однако обстановка в доме накалялась. И стоило мне подумать, что это предел, оказывалось, я ошибалась. Мама крутилась внизу, прекрасно понимая, что я не стану спускаться пока там находился Рэйнольд, да и вопрос был слишком личным, чтобы обсуждать его при посторонних. Она даже не поднялась позвать меня на обед. Вместо этого она прислала сообщение мне на мобильный телефон со скромным приглашением: «Спускайся на обед». Это на сто процентов подтверждало моё предположение, что всё обстояло хуже, чем мама хотела, чтобы мне казалось. Она действительно боялась в тот день оставаться со мной наедине. Чувствовала вину, угрызения совести за обман или просто не знала, как донести до меня реальное положение вещей? Хотя упрекать её за ложь, я, в свою очередь, не имела никакого права. Мне очень не хотелось спускаться вниз, однако на этот раз из-за мамы, потому что к встречам с Рэйнольдом в тот день морально я уже была готова. Аппетита не было. Более того, мутило в неприятном предчувствии. Я не знала, стоит ли показываться в таком виде перед мамой. В противном случае, если не спущусь, только подтвержу тем самым, что принимаю мамину «самоизоляцию», которой она подвергла в нашем нынешнем случае не только себя, но и  меня, так как отца с нами не было. Моральные принципы и уважение перевесили мои собственные желания и, спрятав в карман старых потёртых джинсовых капри папину записку (боясь оставить её где-нибудь и забыть, что немало вероятно в таком состоянии), я всё-таки прибыла в столовую.
Всё те же лица, всё то же весёлое приподнятое настроение, смех и оживлённые беседы, несмотря на повисшую над всеми гнетущую атмосферу. Каждый из присутствовавших в столовой, бесспорно, заметил это, но только Муна не старалась притворяться с таким усердием. И я поняла, что тоже могу не прикладывать усилий в этом направлении. Правда и сидеть мрачнее тучи, портя всем присутствующим аппетит, не позволяла совесть. Я пыталась улыбаться в такт шуткам, понятным только тем, кто хоть немного смыслит в строительстве (то есть всем, кроме меня). Невозможно было не заметить, как за все те пятнадцать или двадцать минут, что я там пробыла, Муна почти не сводила с меня своих чёрных, как смола, глаз, лишь изредка бросая неодобрительный, скорее даже обвиняющий взгляд в сторону, не придававшего этому никакого значения, Рэйя.
Ещё один плюс заказной еды: одноразовую посуду не нужно было мыть. Это позволило мне откланяться сразу же, как только я закончила свой обед. Поднявшись в комнату, я почувствовала себя нехорошо. Напряжение придавливало к земле, заставляя прогибаться под своей тяжестью. От усилий, которые я прикладывала, чтобы оставаться на ногах, лоб покрылся испариной, и вспотели ладони. Соприкосновение влажного бинта с кожей давало неприятное ощущение, и я сняла его. Наконец, удалось умыться по-человечески. Сквозь шум воды, мне вдруг послышалось какое-то движение в комнате. Из-под приоткрытой двери скользнула лёгкая размытая тень, создаваемая рассеянным светом с улицы. Из комнаты повеяло прохладой, будто кто-то открыл окно. Вытерев лицо маленьким детским полотенчиком, я попыталась набраться решительности. Наверняка, это была мама. Удивительно, что в тот момент, когда я потянулась к крану, чтобы выключить воду, что-то меня остановило. Я засомневалась. Бесспорно, поговорить с мамой было нужно, даже необходимо, однако неожиданно для себя я поняла, что боюсь. Я боялась услышать то, что она так не хотела мне говорить; боялась, что ответ на мой вопрос будет не тем, что я ожидала услышать... Поняла, что не готова к этому разговору. И пока думала, не заметила, как тени в моей комнате замерли в естественных для них позициях. Я не спеша выключила воду. Не было слышно ничего, кроме приглушенного пения птиц за окном, словно оно было по прежнему закрыто. В таком случае, откуда могла взяться та чудесная освежающая прохлада?
- Мама? - неуверенно позвала я, быстрым шагом приближаясь к двери. - Мама, это ты? - Никто не отвечал мне, на что я и рассчитывала. - «Наверное, - подумала я, заранее вздохнув с облегчением, - она сама поняла, что время для разговора сейчас не совсем подходящее. - Я распахнула дверь, и все мышцы разом свело. С порога меня встретил обжигающий холод, плотно окутав моё тело, что я не могла пошевелиться. Он пробирал до самых костей. От спазма остатки воздуха вырвались из лёгких и мутноватой дымкой проплыли ещё приблизительно дюйм, прежде чем раствориться без следа. Не прошло и пары секунд, как вокруг заметно потеплело, и я снова почувствовала свои влажные, плохо вытертые о полотенце, пальцы. Меня тут же затрясло. Дрожащими непослушными пальцами я открыла окно, чтобы впустить в комнату уличное тепло и, не замечая ничего вокруг, нырнула под одеяло. - Кажется, я потихоньку схожу сума, - по-прежнему стуча зубами от холода, крутила мысли в голове. - Либо у меня проблемы со здоровьем на почве смены климата, либо я... действительно...» - На глаза попалась книга Камелии Пэйтонс, лежавшая на кресле, прямо напротив моего лица, единственного, что я не могла укутать в одеяло. Она буквально сверкала на свету, а рядом с ним и мой бинт, словно все они были посыпаны алмазной пылью, такой мелкой, что её невозможно было бы заметить, если бы не этот блеск. Я смотрела на сияние, стараясь не дышать, чтобы не сдуть тонкое напыление... внезапно превратившееся в крошечные капельки, подобно росе. Не веря своим глазам, позабыв о холоде, я высунула руку из-под одеяла и, переполняемая необъяснимым любопытством, медленно провела кончиком пальца по холодной обложке книги. Капельки неаккуратно смазались, оставляя за моим пальцем длинный сплошной след из уже не настолько красивых и изящных своей миниатюрной неповторимостью жидких хрустален. Аналогичное нечто покрывало и бинт, на поверхности которого оказался край с маленькими следами крови. Когда я развязывала руку, то даже не обратила на них внимания, настолько незаметными они были. - "... Будучи голодным, если ОН подолгу находился в неподвижном состоянии, всё вокруг в радиусе фута от НЕГО покрывалось инеем. Порой меня до ломоты в костях пробирал озноб, и однажды я даже простудилась, когда ОН позволил себе такую оплошность, как явиться ко мне, прежде не отужинав сотней граммов своего живительного эликсира, позволявшего ЕГО сердцу продолжать биться, словно ОН всё ещё был живым..." - как громом разразило меня цитатой из книги, от которой я не отрывала пальца. Ещё около минуты я пробыла в таком положении, растерянно глядя на произведение. В это время у меня не было возможности обратить внимание на нечто столь незначительное, как отвисшая челюсть. Не имея ни малейшего понятия, что на меня нашло, раз я допустила в голову подобные мысли, будто такое могло случиться наяву, я в голос рассмеялась.
- О, господи! Колин!... - хохотала я, с трудом сев в постели от сводившего живот смеха. - И придёт же тебе такое...! Да, только ты могла до подобного додуматься! - Самым страшным в этот момент было то, что я не могла заставить себя остановиться. Я не могла перестать смеяться. Мои мысли всё шли и шли, а смех не прекращался. В коридоре уже послышались быстрые шаги мамы, но тело мне будто не подчинялось. Едва дверь открылась и я увидела на пороге своей комнаты встревоженную маму, из глаз полились слёзы. Она села рядом и крепко прижала к себе, успокаивающе покачивая, как в детстве, когда мне снились кошмары. Это, наверное, был самым худшим из них, потому что я не спала.
- Колин, малышка, что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?... - принялась мама перечислять всевозможные причины, способные привести меня к такому состоянию. У меня не получалось вымолвить и слова. Только нервно всхлипывала, не большими порциями втягивая воздух. Мама, казалось, за это время перечислила все причины, не вызвавшие во мне никакой реакции, и осталась только одна. Преодолев себя, она всё-таки озвучила её. - ...Потому что Генри ушёл? - Я только крепче обняла маму за талию, чтобы сильнее прижаться к ней и не слышать того, что она может в этот момент сказать.
- Не хочу знать... - с трудом пробубнила я, в очередной раз звонко всхлипнув. - ...Не хочу знать, почему он ушел... Он, ведь ещё вернётся?...
- Да, милая, - тяжело вздохнула мама, будто сама хотела верить в то, что говорила. Но не верила. - Ещё вернётся. Вот увидишь...
Не помню, когда именно я успокоилась, однако могу сказать точно, что просидели мы на кровати обнявшись довольно долго. По мере того, как выравнивался ритм сердцебиения мамы, моё сердце тоже стало биться потише и поровнее. На улице стало заметно прохладней. Небо уже начало окрашиваться в золотистые цвета, ожидая заката. Мама посмотрела на часы и нахмурилась, но не сказала ни слова. Всё и без них было понятно.
- Тебе надо что-то сделать? - поинтересовалась я, в конце концов, разжав свои объятия. Мама мягко улыбнулась и пригладила мне растрёпанные волосы.
- Да, я хотела съездить сейчас по делам, - протянула она и быстро добавила: - совсем ненадолго. Вернусь часам к семи. Ты не против, если сегодня мы поужинаем немного позже? - Я помотала головой, краем глаза заметив, что время приблизилось к пяти вечера. Рэйнольд скоро должен был закончить работу на сегодня и отвезти меня к отцу, чего маме снова знать было не обязательно.
- Я, как раз тоже хотела тебе сказать, что меня не будет к ужину... - Мою речь нелегко было назвать внятной, но мама, на удивление, меня поняла. - Было бы не плохо его перенести на часик, или два. - В уголках её глаз вспыхнули озорные лучики. Не сложно было догадаться, о чём она подумала, поэтому я поспешила её разочаровать: - Ничего сверх того, что я себе позволяю обычно, не будет! - В моём голосе откуда-то взялась твёрдость. Мама издевательски изогнула  бровь, всем своим видом вопрошая: «Так ли это?». - Рэйнольд всего лишь отвезёт меня до места и всё. - Мама вновь стрельнула взглядом: «Куда?» - В парк, - бесстыже выдумывала я на ходу, совершенно не задумываясь, что будет, если правда выйдет наружу. - Там каждую... - Я быстро начала соображать, какой сегодня день недели. - ... вторую среду месяца собираются молодёжные музыкальные группы и выступают вживую со своими хитами. По радио вчера слышала. - Теперь было главным, чтобы она не спросила, на какой именно радиостанции, или вообще не предложила пойти со мной. Но на этот раз мама просто улыбнулась.
- Отлично, - бодро вскочила она с кровати и потёрла ладони друг о дружку. - Что ж, тогда, увидимся за поздним ужином?
- Ага, - кивнула я в ответ. - Увидимся...
Выйдя из комнаты, мама даже удосужилась закрыть за собой дверь. Её шаги недолго отражались эхом от стен дома на втором этаже. Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, я засобиралась. Неизвестно, когда мне предстояло вернуться, поэтому я на всякий случай накинула на плечи серую кофту и поспешила вниз. Телефон, ключи, записка... ничего не забыла. Ребята начали закругляться на сегодня и заносить инструменты в дом. Последние минуты ожидания тянулись целую вечность. Сидя в библиотеке, нервно вертела в руках папину записку и думала. Думала, что же мне делать? Что собираюсь сказать ему, когда приеду? Что стоит у него спросить и стоит ли вообще что-либо спрашивать?... Я смотрела на его подчерк, мысленно переписывая слова снова и снова, каждый раз пытаясь представить, что чувствовал отец в то время, когда писал их, о чём думал. Но ничего не выходило.
«Северная Миллвард-стрит, корпус "Б", квартира Винсента Кроуди... - неустанно повторяла я про себя, чтобы адрес как следует врезался в мою память. Чем больше утекало минут, тем больше я боялась, что передумаю. Точно знала, что должна извиниться, за то, что тогда не оставила ему возможности подумать над маминой идеей. Хотя, сделать это можно было и по телефону. - Я просто хочу его увидеть, - простое и доступное оправдание, но для кого: для мамы, или папы, или меня? - Да, - положив листок бумаги на деревянную поверхность, я поджала губы, - Я просто по нему соскучилась и хочу увидеть, всё ли с ним в порядке».- Теперь я знала, что скажу отцу, как только встречусь с ним.
- Карета подана, мисс Робинсон! - Громкий голос Рэйнольда, остановившегося в дверях, ведущих из библиотеки в светлый холл, бесцеремонно вырвал меня из капкана собственных мыслей, заставив подскочить. - Можем ехать.
- Отлично. - Надев кофту, я вышла из-за стола. Парень сделал шаг назад, чтобы пропустить меня, но я свернула в гостиную, решив пройти к входной двери через неё. Мне достаточно было того, что он будет рядом на протяжении всего пути до временного места обитания отца. Этот факт меня несколько тревожил, даже пугал, сама не знала почему. Это было что-то подсознательное, то, чему нельзя найти логического объяснения в данный момент, прямо сейчас. Муны и Брэндона к тому времени, когда мы вышли из дома, уже не было. Я заперла дверь на все три замка и направилась к пикапу Рэйнольда, который стоял на подъездной дорожке нашей резиденции. Уайлдер любезно открыл передо мной дверь со стороны пассажира. Автомобиль оказался гораздо выше, чем я себе представляла. Колёса у этого «монстра» были побольше, чем на пикапе моей соседки по парте в Детройте. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы скрыть все те неимоверные усилия, с которыми я взобралась на пассажирское сидение. На удивление, мне было уютно. Обивку в салоне сменили не так давно, она ещё пахла чем-то специфическим, но, несмотря на это, там преобладал этот удивительный запах леса, преследовавший Рэйнольда повсюду. Свежий аромат утреннего леса с оттенком чего-то дикого. Я уже было подумала, что так пахнет освежитель воздуха в его машине, однако ничего подобного там не оказалось. Он обошел пикап с передней стороны и сел за руль. Запах стал ярче, будто источником был сам Уайлдер. Он машинально пристегнул ремень безопасности и повернул ключ в замке зажигания. Мотор угрожающе заревел. Мне стало как-то не по себе и, не дожидаясь пока Рэйнольд попросит меня, пристегнулась по собственной инициативе. Заметив немного испуганное выражение на моём лице, парень рассмеялся.
- Что?! - не широко развела я руками, хотя места в салоне было предостаточно. - Просто перестраховалась, на всякий случай. - Его взгляд коснулся моей руки, ещё утром бывшей перевязанной.
- Не боишься, что может начаться заражение? - Я посмотрела на порез и отрицательно помотала головой.
- Нет. Всё уже почти зажило, - ответила я, дрогнув, когда автомобиль тронулся с места. - Северная Миллвард-стрит, корпус "Б". - Моё сообщение оказалось лишним, потому что он сразу ответил:
- Знаю. Твой отец при мне писал тебе записку. - Тогда становилось понятным, откуда он знал про шесть часов вечера. Это всё меняло - мне больше не обязательно было говорить с ним. Довольная данным стечением обстоятельств, я отвернулась к окну, глядя на пролетающие мимо дома, витрины магазинов и кафе. На улице было полно машин и Рэйнольду приходилось ехать не так быстро, как ему, да и мне бы, хотелось. Чудом удалось избежать пробки на пересечении Кэш-стрит и Сноу-Кинг-авеню. Время от времени, когда пикап останавливался на светофоре и это совпадало с промежутками между многоэтажными домами, куда с трудом протискивались рыжие лучи заходящего за, не видный в тех бетонных джунглях, горизонт, я тайно любовалась отражением удивительно тонкого, изящного и неповторимого профиля молодого водителя на стекле. Он не был похож ни на кого из тех, кого я знала раньше. Тень казалась такой живой и хрупкой, что тяжело было бороться с желанием прикоснуться к ней, и в то же время со страхом её разбить или смазать... как те капельки на книге Камелии. Воспоминание пробежало по телу разрядом, что встрепенулась  каждая клеточка моего тела. - Что-то не так? - спросил Рэйнольд, надавив на педаль газа. Я неопределённо покачала головой.
- Вообще-то... не знаю. - Меня снова окутала тревога. То, что случилось днём после обеда, было совсем не нормально, и то объяснение, которое я подобрала к этому явлению, тоже нормальным не назовёшь. Но что-то же это было! Не могло же мне такое померещиться! Вот только стоило ли ему обо всём этом рассказывать? Я колебалась, выбирая кем мне быть - объектом насмешек или параноиком. Оба варианта меня не особо устраивали. И поэтому я решила начать издалека. - Как хорошо ты знал Камелию Пэйтонс? - Вопрос прозвучал неожиданно твердо, что я смутилась. Рэйнольд с удивлением посмотрел на виновато сжавшуюся меня, словно желая уточнить степень моего любопытства, и вернулся к дороге, где перед нами прибавилось машин.
- Лично с ней я виделся от силы раз десять, - легко ответил он, свернув на очередном перекрёстке налево. Хотелось для себя отметить его выражение, мимику, в момент, когда он говорил о Камелии, однако почти всё его внимание занимала дорога, и это явно отражалось на его лице. Я ничего не могла понять - как он относился к ней, не считал ли выжившей из ума старушкой?... А это было важно. - Её очень хорошо знал мой воспитатель. - Мне показалось, я ослышалась, но заметив мою растерянность, не затруднился уточнить. - Да, мой воспитатель. Я не родной ребёнок в семье. Дорэйн принёс меня в мою нынешнюю семью, когда мне было всего несколько месяцев отроду. - Я почувствовала, как совесть медленно, но верно, начала поедать меня изнутри.
- Извини, я не знала... не хотела... - не получалось подобрать нужных слов. Все они казались какими-то банальными, и я растерялась. - ...Извини.
- Глупости! - улыбнулся Рэйнольд, и его улыбка ослепительно блеснула в лучах солнца, без спроса проникнувших в салон на очередном повороте. Улыбающийся он в лучах оказался куда интересней того отражения, которым мне пары секунд удавалось любоваться на протяжении половины всего пути. - Всё нормально. - Хоть его слова и звучали убедительно, я всё равно чувствовала себя не в своей тарелке.
- Какое странное имя, - вслух задумалась я, стараясь немного вернуться к первой теме.
- «Дорэйн»? - уточнил он и усмехнулся. - Да, они оба друг друга стоили! - Недоумение взяло верх и мой взгляд автоматически вернулся к водителю. - Я имею в виду имена: «Дорэйн» и «Камелия»... - Что-то в его памяти заставило его глаза печально потускнеть. - «Ромео и Джульетта»... - добавил он чуть слышно. Мысли вертевшиеся у него в голове не доставляли ему удовольствия, но и прогонять их он не спешил.
- А почему «Ромео и Джульетта»? - Любопытство всегда пересиливало.
Внезапно пикап остановился и Рэйнольд вышел из машины.
- Приехали. - Я хотела открыть дверь, но он меня опередил. - Потом как-нибудь расскажу. - Он снова задорно улыбнулся и подал мне руку. Вероятно, это был не только жест вежливости, похоже Рэйнольд всё-таки заметил тогда, у дома с каким трудом я залезла на сидение, и просто понял, что спуститься мне будет не многим проще. Сама того не замечая, я крепко схватилась за его руку. Она снова была немного теплее моей. А в тот раз, когда он разбудил меня в библиотеке, его ладонь пылала, впрочем, как и при нашей первой встрече в магазине. Пока я спускалась, он огляделся по сторонам и уверенно заявил: - Это Корпус «Б», - кивком указал Рэйнольд на многоквартирный пятиэтажный дом на другой стороне узкой дороги, на которой едва могли разминуться два обычных легковых автомобиля.
- Спасибо. - Я с огромной неохотой отпустила его руку. Она была тёплой, а на улице уже становилось прохладно. И после дневного инцидента в моей комнате, я ощущала это как никогда. - Винсент Кроуди, - достав из кармана записку, я с трудом смогла прочесть имя владельца квартиры в тусклом свете вечернего неба, на котором уже высыпали первые мерцающие звёздочки.
- Я подожду тебя в машине, - окликнул меня парень, когда я уже добралась почти до середины дороги. Я обернулась и, посмотрев на небо, помотала головой.
- Не надо. - Рэйнольд уже готовился запрыгнуть в машину, но остановился. Мне было неудобно просить его о таком одолжении, как ещё и отвезти меня обратно домой, даже если он сам это предложил. - Уже поздно. Отец вызовет мне такси. Спасибо. - Немного постояв в молчании (наверное, он ожидал, что я всё-таки передумаю), Уайлдер пожал плечами и, сев в пикап, уехал в том же направлении, откуда мы приехали. Я подождала, пока его автомобиль скроется за углом и лишь тогда продолжила свой путь к указанному Рэйнольдом дому, с единственным подъездом.
Если верить табличкам, то в доме было двадцать квартир, семнадцатая из которых принадлежала некоему «В. Кроуди». Едва я шагнула в подъезд, откуда-то сверху донеслись невнятные размытые акустикой и расстоянием голоса. Люди говорили громко, почти кричали. Странно, что их не было слышно с улицы. Я не могла разобрать их речь. Но наверняка могла сказать, это были двое мужчина и женщина. Мне не было никакого дела до чужих семейных разборок. Я спешила повидаться с отцом и, больше не медля ни секунда, побежала вверх по лестнице. Мне нужен был самый последний этаж. Но чем выше я поднималась, тем отчётливей становились голоса, и уже на четвёртом этаже я могла разобрать отдельные слова в громкой беседе. Когда четыре этажа были уже позади, меня настигло чувство тревоги, потому что голоса были мне знакомы и доносились они из квартиры под номером семнадцать. Меня одолевало желание позвонить в дверь, но я сдержалась и подалась вперёд, прислонившись ухом к двери. Ссорившиеся стояли совсем недалеко от меня. К моему огромному сожалению, я оказалась права. Слух меня ещё никогда не подводил. Это были голоса моих родителей. Я никогда раньше не слышала, как они ругались, потому что они ни разу за моё сознательное существование не то что не ругались, не позволяли себе и голоса друг на друга повысить. Страшно было представить, что в это самое мгновение творилось за дверью.
- ...Я сказал, я её не отдам какому-то ненормальному!... - даже не пытался сдерживаться отец. - ...Подыщу нормальную квартиру за неделю и заберу её...
«О ком он говорил? Кого “её”?» - обрывали мои мысли их диалог. Но я как могла, старалась не отвлекаться и улавливать каждое их слово.
- ...Генри, ты не понимаешь!... - кричала в ответ мама. В её голосе было что-то умоляющее.
- ...Это ты не понимаешь!... - перебивал отец. - ...Что ты говоришь?! Ты готова отдать дочь неизвестно кому, только потому, что он пришёл и сказал, что отец требует её вернуть?!... Ты сама себя слышишь?!... Вернуть, как вещь?... НАШУ ДОЧЬ... - буквально по слогам произнёс он. Но тут мамин голос прогремел как гром среди ясного неба над моим миром, которое вмиг заволокло тучами.
- ОНА НЕ ТВОЯ ДОЧЬ!...
Я не знаю, действительно ли наступила мёртвая тишина за дверью или это что-то переклинило у меня в голове, но я больше ничего не слышала. И это молчание убивало, резало без ножа. Хотела открыть дверь и потянулась к ручке, но пальцы бессильно соскользнули, дав мне возможность понять, что видеть Эвилин и Генри сейчас, после того, что я услышала, мне хотелось меньше всего. Глядя в никуда, я попятилась. На ощупь добралась до лестницы. Шаг за шагом ноги сами начали нести меня всё быстрее и быстрее и, в конце концов, я, чуть не сорвав дверь подъезда с петель, выбежала на улицу.
Убежать... исчезнуть... раствориться... всё что угодно, лишь бы больше не возвращаться домой и не видеть их обоих - ни Генри, ни Эвилин. Я бежала, не разбирая дороги. Закрывала глаза и бежала, чтобы не видеть, куда и не суметь потом найти дорогу назад. Видя где-то впереди свет, я принималась бежать в другом направлении, подальше от него... в темноту, в которой не было видно ничего кроме высушенных жарким летом стен домов и звёзд на тёмном ночном небе, слепивших глаза. Мир будто перевернулся, я уже ничего не понимала. Когда дома сменились высокими деревьями, а улицы - не более широкими и столь же пустынными аллеями, я догадалась, что пришла в парк. По щекам текли слёзы, хотя я всеми силами старалась их не допустить. Только опустившись на край деревянной скамейки, первой повстречавшейся мне на пути, заметила, как резко похолодало на улице. Кутаясь в тонкую кофту, я несильно покачивалась взад-вперёд, не то в безрезультатных попытках успокоиться, не то - согреться. Меня трясло, но я не могла разобрать от чего именно - от холода, нервов или от усталости. Много вероятно, от всего и сразу. Потому что от резких спазмов воздух вырывался из лёгких со страшным сипом, превращаясь в прозрачную дымку, исчезавшую через секунду (это означало, что на улице температура опустилась ниже тринадцати градусов по Цельсию).
- Возьми, пожалуйста. - Неожиданно для себя, я заметила, что сидела на скамейке не одна. Возможно, во мраке почти не освещавшейся аллеи, за исключением двух фонарей дальше, футах в ста вниз по дорожке, я просто не разглядела заплаканными от нежелательных слёз глазами кого-то ещё. Молодой мужчина лет тридцати (в той обстановке я могла и ошибаться, но мне показалось, он выглядел где-то на тридцать, может тридцать два...) сидел на другом конце скамьи и протягивал мне куртку. Его голос был тихим, спокойным, но далеко не безжизненным. Казалось, ему тоже что-то доставляло боль, ту, против которой медицина была бессильна, и к которой он уже привык. Скорее даже смирился. Мужчина сидел на краю, наклонившись вперёд и оперевшись предплечьем о колени, с поникшей головой. За всё время, что я сверлила его взглядом, он даже не подумал посмотреть на меня. Но не это было самым удивительным. Его рука не дрогнула ни разу, пока протягивала мне куртку.
- Спасибо, не нужно, - стуча зубами, еле как выговорила я, сжавшись ещё сильнее. Наверное, мне было настолько не до него, что я не заметила, как он приблизился ко мне, набросил на плечи куртку и вернулся обратно. Или это действительно произошло так быстро, что моё рассеянное внимание этого не уловило. Я вздрогнула от ещё большего холода, исходившего от куртки и того обжигающе ледяного порыва ветра, который незнакомец создал своими действиями. Я хотела скинуть её, ведь я не знала того человека и мало ли что ему могло быть надо от меня. Но мужчина снова заговорил. Его слова заставили меня остановиться. Не передумать, а остановиться, замереть, окаменеть...
- Людям свойственно мёрзнуть. Многие от этого даже умирают. - Это говорил мне человек, который сейчас, в такой холод, сидел в одной облегающей футболке. Он будто сожалел о правдивости смысла сказанного. Его брови дрогнули от, будто кольнувшей, боли.
- Тогда вам это нужнее... - начала я стягивать с плеч уже согревшуюся куртку, однако он отрицательно покачал головой. Если бы не ветер, донёсший до меня его шепот, я бы ни за что не услышала той фразы.
- Таким, как я, не бывает холодно. - Я снова притормозила и сквозь слёзы усмехнулась. Оказалось довольно громко.
- Вы, что, морж? - На его лице мелькнула тень ухмылки.
- Они тоже люди, а я не уверен, что вообще когда-то был человеком. - Меня перекосило в ужасающей гримасе, в которой границы и улыбки, и испуга, и непонимания, смазались солёной водой. Он говорил страшные вещи.
«Говоря, что не уверен в своём человеческом происхождении, он имел в виду то, что он псих, или маньяк, и ему чужда человечность?» - думала я, неотрывно следя за незнакомцем. Но его слова вызывали во мне смешанные чувства. Их смысл само собой напугал бы любого нормального человека, тем более в той обстановке, в которой мы находились (что, в принципе, и случилось со мной). Однако мужчина выглядел не опасным, даже более того - безобидным. Мне становилось жаль его, потому что эти мысли доставляли ему страдания, сжигали изнутри. То, что заставило его так думать, наверняка было намного серьёзней, чем причина, по которой я оказалась в парке и сидела с ним на одной скамейке. По какой-то непонятной причине (наверное, умом тронулась) я немного пододвинулась к нему и протянула руку. Стало значительно холодней.
- Колин, - представилась я. Мужчина медленно перевёл удивлённый взгляд на мою ладонь и  затем глаза полные недоумения поднялись на меня. Тёмные (это всё что я смогла понять в темноте) глаза сверкнули в блике звёзд. Я уже видела эти глаза раньше, но не могла вспомнить где, возможно потому, что сейчас они смотрели на меня по-другому. В этом его взгляде я почувствовала нечто укоризненное, будто незнакомец кричал мне: «Что ты делаешь?! Глупая, одумайся!». Но я не слышала его крика за собственным внутренним голосом, говорившим, что всё в порядке. И я верила. Заметив мою настойчивость, с которой я не убирала дрожащую руку, он неуверенно потянулся к ней. По мере приближения его пальцев, мои начинали коченеть и когда он пожал мне руку, я уже не чувствовала свою ладонь. От прикосновения кровь в жилах будто застыла, и мне стало трудно дышать, словно все проценты жидкости в моём организме превратились в лёд. Подул тёплый в сравнении со мной ветерок, расшатав кроны пушистых деревьев над нами, пропуская звёздный свет. Невозможно было не заметить, как засверкала скамейка. Точно усыпанная алмазной пылью. К своему ужасу я узнала этот холод... холод в моей комнате сегодня днём... и глаза... Это был тот самый незнакомец, на которого я наехала, недалеко от магазина строительных материалов на Уиллоу-стрит, где работал Рэйнольд. Впервые в жизни мне было так страшно... но я даже не пыталась убежать прочь. Не хотела. Мне был страшен больше сам факт осознания того, что это всё мне не привиделось, чем то, что я находилась на расстоянии вытянутой руки с этой неизвестностью, до боли в сердце казавшейся мне родной... точнее, родным. Стук сердца вытянулся в сплошной протяжный гул. Губы мужчины, сидевшего напротив, разомкнулись.
- Дорэйн, - произнёс он в ответ, и белоснежные клыки блеснули в тусклом сиянии небес. Я смиренно закрыла глаза. Острая боль пронзила шею с левой стороны и огнём растеклась по жилам. Исчезло всё. Осталась только боль, но я не могла даже закричать. Я не дышала, однако воздух тёплый и свежий продолжал вентилировать мои лёгкие. Спустя какие-то доли секунды (или мне так только показалось, ведь с той болью я мало, что могла соображать) мужчина, назвавшийся Дорэйном, снова заговорил. Голос выдавал его не слишком хорошее самочувствие. Ему становилось плохо. Он начал хрипеть, будто задыхался. - Прости, сестричка, что всё случилось именно так... но я не могу больше жить без неё... - выдавил он из себя шёпот, такой тихий от невероятного напряжения. Дыхание, обжигающе горячее, коснулось моего уха. Сделав короткую паузу, словно собираясь с остатками сил, Дорэйн заговорил снова. Шёпот стал ещё тише. - ...И теперь ТЫ - их последняя надежда...
Эхо его голоса растворилось в монотонно багряной от боли темноте. Меня качало из стороны в сторону. Я не могла понять, где низ, а где верх. Всё было одинаковым... одинаково пустым, но я отчаянно прижимала к себе слова Дорэйна, чтобы эта всепоглощающая пустота не забрала и их.
«Он назвал меня сестричкой... - проблески сознания вспышками разрывали кроваво красную пустоту и бесследно исчезали, гасимые её натиском. - ...Рэйнольд говорил, что его "воспитателя" звали Дорэйн... - Вспышки становились всё ярче, и я едва не упускала последние слова Дорэйна. Однако последняя вспышка оказалась мощнее всех предыдущих. Она даже не ослепила, а буквально сбила меня своим сиянием. - ...Нет, нет, нет...!!! - поначалу мне показалось, это кричала я, но вскоре голос изменился, и я узнала в этом, как оказалось, невнятном бормотании голос Рэйнольда. Он с каждой буквой становился всё громче, и сквозь голос я услышала шаги, быстрые шаги, превращающиеся в бег. Но чем ближе становился голос, тем тяжелее давались его владельцу эти шаги. Где-то неподалёку, даже, наверное, совсем близко, послышалось хлопанье крыльев. Я не заметила, как его сменил новый голос. Перед глазами отчётливо предстал образ Муны. Я не могла понять, кому принадлежал голос на самом деле, да и вообще, были ли эти голоса настоящими или всего лишь плод моего воображения, однако передо мной была Муна и моя ассоциация была очевидной. - ... Он не успел добраться до реки... - говорила «она», глядя мне прямо в глаза. Лицо было каменным, без единого намёка на эмоции, хотя по голосу было слышно, что говоривший запыхался, как после быстрой пробежки. Вспышка не давала мне подняться... или наоборот упасть... Мне было неудобно в её сиянии. Хотелось спрятаться. Сияние продолжало слепить, но голоса некоторое время не было слышно. Когда «Муна» заговорила снова, я почти её не слышала. Вспышка начала гаснуть. Знакомая раскалённая пустота безжалостно раздавливала её. Однако я всё же успела услышать: - ...Он был сильно ослаблен голодом... У неё ещё есть время...» - хотя мне это ровным счётом не дало ничего. Жалобно сверкнув на прощание, сияние бесследно испарилось, как и все её предшественники, вместе с моими воспоминаниями...

...Всё тело жгло, и я чувствовала, что источник находился на шее, с левой стороны. Становилось трудно дышать. Воздух вокруг превратился в эфир, обволакивая лёгкие липкой горячей субстанцией, от которой я даже прокашляться была не в состоянии. Казалось, на горло крепко завязали шарф из колючей проволоки и шипы с хрустом больно впивались в плоть. Я пыталась кричать, но голос мне не подчинялся, как и в любом другом моём сне. Хотела сорвать ошейник, но он так крепко обвил горло, что не удавалось подцепить его пальцами, резавшимися о шипы. Попадавший в раны пот, доставлял ещё больше боли. Проволока начала затягиваться всё сильнее и сильнее. Я стала задыхаться. Не было видно, где я находилась, было слишком темно, но я знала, что нахожусь там не одна. Воздуха оставалось совсем немного. Да и то, что осталось, плавило мои лёгкие. В ушах звенело. Казалось, ещё немного и моя голова лопнет как воздушный шарик. Но темнота становилась светлее. И вот, я задыхающаяся, в отчаянии раздирающая в кровь руки об острые шипы, стояла посреди леса, ещё не проснувшегося, но уже с намёками утра на светлеющем, почти не видном сквозь те густые кроны высоких деревьев, небе. Широко раскинутые пушистые ветви хвои (начинающиеся футах в шести - семи от заросшей травой и разной мелкой зеленью земли) переплетались с ветками соседствующих с ней древесных гигантов, создавая своеобразный кокон, пряча что-то от чужих глаз. Я барахталась в воздухе, немного касаясь кончиками пальцев босых ног прохладной от влаги травы. На фоне зарослей появился мужской силуэт. Тёмный и холодный он был едва различим из всего мрака. Я почти его не видела. В глазах меркло. Он стоял ровно, слегка опустив голову, будто не допуская до своего лица тусклого почти незаметного света неба. Он заговорил, и я узнала его. Не имела ни малейшего понятия откуда, но узнала.
- Теперь ТЫ - их последняя надежда... - Голос эхом отозвался у меня в голове. Тусклый свет отразился от его белоснежных клыков. Я из последних сил держала себя в сознании. Силуэт словно стал дальше, размытей и я потянула к рему руку.
- Чья надежда...? - еле слышно сипела я, чувствуя, что больше не могу выносить этой боли. - Дорэйн, чья...? - Глаза начали закатываться. Я уже ничего не слышала, кроме дикого гула бегущей по венам крови, разрывавшего барабанные перепонки. Только успела заметить, что силуэт мужчины стал шире. Он сливался с тенями других людей, вышедших к нему из-за деревьев. И одним из них был Рэйнольд. Парень стоял за плечом Дорэйна, глядя прямо на меня. В его искренних, даже иногда по детски наивных, глазах, теперь была решимость, отвага и готовность отдать жизнь за то, что было за его спиной... за тех. Их было много... но я не смогла разглядеть. То, что держало меня в воздухе ослабло и я полетела вниз. Земли всё не было, хотя секунду назад я отчётливо ощущала мокрую траву под ногами... Кто-то потряс меня за плечо. Кто-то снова был рядом и я схватила этого кого-то, боясь потеряться. Меня снова потрясли. Чуть ли не крик мамы заставил меня распахнуть глаза.
- Колин! Колин, проснись! - Я вскочила в постели, напротив которой сидела бледная как смерть мама. Её голубые глаза были огромны от ужаса. Её трясло и вовсе не от того, что она  уже долго пыталась разбудить меня. Как я была рада снова проснуться. Это был всего лишь сон. В ушах по-прежнему слышался звонкий пульс и я не могла надышаться прохладным воздухом комнаты. Переводя дух, я неуверенно улыбнулась, будто спустившись на землю после американских горок и радуясь, что всё ещё жива. Однако маму моя улыбка не успокоила. Она дрожа опустила взгляд на мои пальцы, крепко державшие её за предплечья. Мои руки были в крови. Мне передалась мамина дрожь. Я медленно отпустила её. На маминых руках остались следы моих пальцев. Попытавшись опустить голову, чтобы взглянуть на свою одежду и на постель, я ощутила острую боль слева на шее. Кожу на горле и подбородке, где-то даже на щеках стягивало, будто её вымазали в глине и та начала подсыхать. Во рту появился металлический привкус. От подступившей к горлу тошноты усилилось слюноотделение и я, попытавшись сглотнуть, поняла, что не успею этого сделать. Спрыгнув с кровати я рванула в ванную комнату и склонилась над «белым другом». Мне не становилось легче до тех пор, пока мама не стянула с меня окровавленную серенькую кофту и не бросила её под воду. Она боялась заговорить со мной. Просто намочила полотенце и принялась вытирать с меня мою же кровь.
- Мам, не переживай, это всё сон... - твердила я сидя на холодном белом кафеле, с наслаждением впитывая в себя весь его холод. - ...Это просто сон... - Не знаю, кого в тот момент хотела успокоить больше, маму или себя. Но что-то ни на кого из нас мои слова особо не подействовали. Пока я понемногу отходила от тошноты, мама собрала постельное бельё. Издалека глянув в комнату, я мельком увидела, что и простынь, и одеяло, и подушки были вымазаны кровью. Взяв всё это в охапку, мама в один приём потащила вещи вниз, в прачечную, в подвале дома, дверь в который была спрятана за лестницей на первом этаже.
- Сиди здесь, я сейчас принесу аптечку, - дрогнувшим голосом наказала мне она и, дождавшись пока я, пусть не сильно, но кивну в ответ, поспешила вниз. Она отсутствовала совсем не долго. Хотя, мне этого хватило, чтобы подняться на слегка подкашивающиеся ноги и подойти к зеркалу. Откровенно говоря, мне не очень понравилось то, что оно мне показывало. Несмотря на тщательные мамины усилия, кое-где ещё была кровь, в том числе и слева на шее. Там было свежее пятно, ещё блестевшее в свете комнатной лампы. Я присмотрелась получше. Это была рана, видимо расцарапанная мною же во сне, в попытке снять душившую меня колючую проволоку. Прекрасно осознавая, что боль станет только сильнее, я влезла под душ, крепко стиснув зубы. Хотелось как можно скорее смыть с себя кровь. Жечь стало по хлеще, чем руку, когда я порезалась на кухне. Судя по ощущениям рана была только та, что я разглядела в отражении. Мама вернулась спустя пару минут после того, как я залезла в ванну. Она стояла за мутной цвета морской волны занавеской, с аптечкой в руках, терпеливо ожидая пока я вылезу. Долго ждать не пришлось. Хотя, надо признать, это потребовало усилий, чтобы так быстро смыть с себя частично запекшуюся кровь. Она протянула мне полотенце и я неумело в него закуталась. Прямо там же, примостившись на краю ванны, мама принялась обрабатывать рану. На её лице появилось удивление. - Столько крови от пары царапин? - поразилась она, не понимая радоваться ли ей, что травмы не серьезные, или же пугаться из-за не соответствия раны и кровопотери. Морщась от щиплющей после маминых стараний боли, я посмотрелась в зеркало. Если отражение не обманывало, то царапины действительно были незначительными. Не дав мне налюбоваться своим бессознательным творчеством, мама усадила меня обратно и продолжила. Я вздрагивала каждый раз, как она прикладывала вату, пропитанную чем-то с едким запахом спирта. Немного помолчав, мама снова заговорила, тихо и требовательно. - Что произошло вчера в парке? - Она выглядела встревоженной и я не знала, касается ли эта встревоженность её вопроса или имеющейся ситуации в целом... или и того, и другого. Я приготовилась ответить, но вдруг поняла, что понятия не имею о чём она говорила.
- В парке? - неуверенно переспросила я. Мама насторожилась.
- Да, в парке. Ты сказала, что пойдёшь на выступление...
- Ах, выступление! - В голове, больно разорвавшись, как граната, мелькнуло мгновение из предыдущего дня, когда я собиралась съездить к отцу, но ей сказала, что поеду в парк, на выступление, о котором, якобы, сообщалось по радио. - Да, выступление...
«И как я могла забыть? - рычала про себя. - Чуть не выдала себя с потрохами...» - Я переворачивала память наизнанку, в попытке вспомнить всё как было, чтобы было похоже на правду, на всякий случай, если вдруг маме вздумается спросить обо всём Рэйнольда, но с ужасом осознала, что не помню. Не помню, была ли у отца; как вернулась домой; и вообще, что было прошедшим вечером. Шок сорвался с языка.
- Не помню... - промямлила я, испуганно глядя на маму. - Честное слово не помню! - В её глазах играли коварные искорки.
- Ещё бы ты что-то помнила! - Язвительное замечание мамы показалось мне незаслуженным, тем более в такой момент. Вопрос так и повис в воздухе. Не выдержав, мама сорвалась. Её голос стал немного громче, а слова трудно было разобрать. Всё сливалось в одну длинную единую фразу. - Рэй привёз тебя домой около одиннадцати. Я испереживалась вся. Места себе не находила. Ты сказала, придёшь к семи или восьми часам, а вернулась... Ещё и никакущая! - Я слушала внимательно, надеясь, что хоть что-нибудь вспомню. Цеплялась за каждое слово, но ничего. И зацепилась, но не в том смысле, каком хотелось.
- Что?! - вскочила я с ванны и, уставилась на маму, будто та мне впервые сообщила, что Санта Клауса не существует. -  Кто никакущая? Я?!
- Да, ты, - произнесла она, и я заметила, как уголок её губ нервно дёрнулся, в неудачной попытке улыбнуться. - Рэй сказал, ты уснула в его автомобиле по дороге домой. Он и принёс тебя сюда. - Я с ужасом поняла, что под «сюда» она имела в виду мою комнату. Сама она бы ни за что меня не втащила бы на второй этаж. Мой взгляд упал на вещи в корзине для грязного белья, которые я надевала прошлым вечером на встречу с отцом.
« ...- ОНА НЕ ТВОЯ ДОЧЬ!...» - ворвалось в мою голову нечто, что мне бы крайне не хотелось назвать воспоминанием. Сердце сжалось и я вздрогнула. Я пристально смотрела на маму, однако на её лице невозможно была разобрать следов тех слов. Их затаптывали следы новых тревог. Но ни слова об отце. Она делала вид, будто ничего и не было, акцентируя всё внимание на сегодняшнем инциденте. Всё верно, ведь она не знала, что я приеду к Генри... впрочем, как и я не знала, что и она приедет к нему, потому что думала, только у меня был его новый адрес. Как выяснилось, мы обе ошибались.
- Да, - протянула я, думая совершенно о другом. Да, я была у Генри, слышала разговор, но это не объясняет того, почему я не помню, как попала домой... хотя бы как попала в машину Уайлдера, когда я собственными глазами видела, как он уезжал. - Да, наверное, это всё из-за напитков... Рэйнольд предупреждал, что не стоит их смешивать, - как-то не задумываясь добавила. Прозвучало вполне убедительно, но это было опасно, раскидываться такими фактами, недействительность которых мама смогла бы без труда опровергнуть. Я растёрла глаза, чтобы появляющиеся в них слёзы не были такими очевидными. Мне не хотелось, чтобы она знала, что мне всё известно. Да, она предала, и не только меня, но я не хотела разрушать всё основательно. Пока я молчала, оставалась надежда - эта тоненькая ниточка, на которой всё держалось и, по которой можно было всё отреставрировать. Это уже не было бы оригиналом, но хотя бы БЫЛО.
Я взяла с раковины наручные часики и посмотрела на время, прежде, чем надеть их обратно на руку. Увиденное меня, мягко говоря, удивило.
- Да, уже обеденное время. - Мама поднялась с края ванны и, собрав всё обратно в аптечку, поцеловала меня во влажный лоб. - Именно за этим я и поднималась: хотела позвать на обед. - Почему-то теперь меня смущала её доброжелательная улыбка. Я ей больше не верила. Однако, тоже улыбнулась в ответ. Она дошла до двери и, остановившись в проходе между ванной и моей комнатой, обернулась. В её взгляде ещё присутствовала тревога, хотя она всё ещё улыбалась. - Давай съездим сейчас к врачу. Меня смущает то, что... - она взглядом указала на расправленную кровать. Поджав губы, готовая к новой вспышке боли, я с сомнением кивнула.
- Давай, - ответила я, теребя край полотенца. - Только сначала пообедаем.
Торопиться мама не стала и согласилась. Она закрыла за собой дверь в комнату. Я стояла  прислушиваясь к её удаляющимся шагам. В мыслях всё чаще проскальзывало имя «Эвилин», хотя до недавнего времени, я думала, что забыла, как её зовут, кроме как «мама». Моё отражение посмотрело на меня с той же печалью и разочарованием во взгляде...
10.4.12


Продолжение следует...