Рейхспротектор Российской Империи. Антропоид. II

25 мая 1942 года
Берлин, Германская империя

«Добрый вечер, подполковник» - неожиданно глухим, странно доброжелательным и бесконечно обеспокоенным голосом произнёс Эйхман. «Я могу войти?»

Они уже встречались раньше – в конце января – и от неизбежного воспоминания об их первой встрече у Шольца пробежал по спине неприятный холодок. Нет, не от личности Эйхмана, в которой-то как раз ничего страшного не было (по крайней мере, для кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями и бесчисленного множества прочих наград рейха), а от задания, которое и потребовало встречи тогда ещё майора Шольца с уже оберштурмбанфюрером (подполковником) СС Эйхманом.

15 января 1942 года начальник IV управления РСХА (гестапо) группенфюрер СС Генрих Мюллер получил от командира айнзацкоманды 6 штурмбанфюрера СС Роберта Мора оперативное донесение о странных и жутких событиях в оккупированном вермахтом незадолго до того городе Красношахтинске. С подробными комментариями непосредственного начальника штурмбанфюрера – командира айнзацгруппы С бригадефюрера СС и генерал-майора полиции Макса Томаса.

Местная жандармерия, возглавляемая капитаном Эмилем Ренном совместно с местной полицией совершила серию жестоких убийств юношей и девушек, заподозренных в принадлежности к подпольной организации «Молодые Патриоты». Убийств с нечеловеческой, запредельной жестокостью.

Что, в общем-то, оккупационным «правоохранительным органам» было совершенно несвойственно – в борьбе с подпольщиками (в украинской степи партизан быть просто не могло) они предпочитали использовать многократно проверенные полицейские методы. Справедливо полагая, что от физических воздействий толку мало – от боли подследственные (особенно, по сути, дети) наговорят такого, что потом поди отдели правду от вымысла. Да и методы казни подпольщиков были простыми и незатейливыми – виселица на площади или пулемётная очередь на краю могилы.

Более того, система отбора сотрудников гестапо и жандармерии была построена таким образом (и прекрасно отлажена, надо отметить), чтобы начисто исключить попадание в систему IV управления РСХА и жандармерии сотрудников с садистскими наклонностями. Вовсе не из человеколюбия по отношению к подозреваемым и подследственным (коими ни IV управление, ни РСХА в целом никогда не страдали), а из чисто прагматических соображений. Ибо сотрудник гестапо или жандармерии должен был максимально эффективно бороться с врагами рейха, а не удовлетворять собственные извращённые желания.

В нашем несовершенном и грешном мире ничего совершенного нет и быть не может, поэтому система отбора периодически давала сбои. Особенно в адской мясорубке Восточного фронта. Поэтому нечто подобное случалось. Но, во-первых, всё-таки не в таких масштабах жестокости. А во-вторых…

В своей «прошлой жизни» командир айнзацгруппы С (и непосредственный начальник штурмбанфюрера Мора) бригадефюрер СС и генерал-майор полиции Макс Томас был врачом. Доктором медицины. И не только врачом, а по совместительству ещё и юристом. И не просто врачом, а врачом-психиатром. И не просто врачом-психиатром, а врачом-консультантом уголовной полиции своего родного Дюссельдорфа.

Получив от своего подчинённого пространный отчёт о событиях в Красношахтинске, доктор Томас сначала просто не поверил прочитанному. И увиденному, ибо по-немецки тщательный штурмбанфюрер богато иллюстрировал отчёт фотографиями.

Которые – как и подробное описание «художеств» жандармом и полицейских – до мельчайших деталей совпадали с modus operandi «Дюссельдорфского вампира» - серийного убийцы Петера Кюртена.

Казнённого на гильотине 2 июля 1931 года. Более чем за десять лет до событий в Красношахтинске.

От этой мистической жути доктору Томасу стало сильно не по себе. Поэтому он поспешил переадресовать отчёт уже своему непосредственному начальнику – группенфюреру Мюллеру. Пусть «там, наверху» разбираются.

Группенфюрер Мюллер желания разбираться в этом мистическом кошмаре тоже не испытывал никакого. Поэтому переадресовал отчёт («меморандум Мора», как его успел окрестить доктор Томас) уже своему непосредственному начальнику – обергруппенфюреру СС Рейнгарду Гейдриху, начальнику уже всего РСХА. В тайной надежде, что Гейдрих найдёт способ разобраться без участия аппарата гестапо. И лично Генриха Алоиза Мюллера.

Надежда группенфюрера сбылась. Ибо в рейхе уже имелся специалист по подобным «мистическим безобразиям». К тому же, хотя и не находившийся в непосредственном (да и вообще ни в каком) подчинении обергруппенфюрера, но уже неоднократно работавший с шефом РСХА по важнейшим и секретнейшим делам.

Подполковник вермахта (и одновременно оберштурмбанфюрер СС), помощник по особым поручениям шефа абвера адмирала Канариса Карл Юрген Шольц. Правда, по иронии Судьбы (или Всевышнего – это уж кому как больше нравится) чаще выполнявшего особые поручения Рейнгарда Гейдриха, чем Вильгельма Канариса. Причём – за одним-единственным исключением – выполнявшим быстро, эффективно, элегантно и практически без потерь. И нежелательных «побочных эффектов».

Он выполнил и это поручение. В процессе выполнения которого ему потребовалась помощь раввина – глубокого знатока Каббалы (надо было расшифровать странные каббалистические символы, обнаруженные в шурфе близ Красношахтинска). И вообще еврейского мистицизма. А поскольку в рейхе не было чиновника, более осведомлённого о местопребывании евреев вообще и раввинов в частности, чем начальник «еврейского отдела» Адольф Эйхман, Гейдрих к нему Шольца и отправил.

От той встречи у Шольца осталось очень странное и неоднозначное впечатление. Во-первых, чисто внешнее. По очередной иронии Судьбы, всеми техническими деталями решения «еврейского вопроса» в Третьем рейхе занимался человек абсолютно еврейской внешности. Настолько еврейской, что ещё в школе к нему намертво приклеилось прозвище «маленький еврей». И действительно, если бы Шольц не знал, что у Эйхмана стопроцентно немецкие корни (иначе в 1932 году его и близко бы к СС не подпустили), он был бы стопроцентно уверен, что перед ним чистокровный, стопроцентный еврей.

Эта чисто еврейская внешность очень помогла Эйхману, когда в первой половине тридцатых он всерьёз занялся изучением «еврейского вопроса» (благодаря оной ему быстро и легко удавалось устан6овить контакт и с раввинами, и с учёными, и просто с умудрёнными жизнью и опытом евреями). Причём занялся фундаментально, за очень короткое время превратившись в настоящего знатока еврейской культуры и истории. Неплохо говорил на идиш, читал и понимал иврит…

Только вот выводы из всех этих своих знаний сделал какие-то странные. И страшные. То ли он приступил к изучению «еврейского вопроса» уже имея определённые представления, предубеждения и стереотипы о евреях, то ли ещё что…

В общем, к середине тридцатых Эйхман был твёрдо, непоколебимо, окончательно и бесповоротно убеждён в необходимости окончательного решения еврейского вопроса.  Что в его понимании заключалось в полном, окончательном и безвозвратном очищении Европы от евреев.

Сначала – путём поощрения эмиграции евреев. Добровольно-принудительной, разумеется. С практически полной конфискацией имущества, разумеется (надо же было как-то финансировать германское военно-экономическое чудо)…

Эмиграцией, например, в Палестину. Эйхман даже пытался (правда, неудачно) заключить на этот счёт соглашение с Хаганой – сионистской военной организацией. Хотя, возможно, какое-то соглашение ему всё-таки удалось заключить, ибо в обмен на определённое количество твёрдой валюты или «золотовалютных эквивалентов» до сих пор, несмотря на войну, отдельным евреям удавалось покинуть Германию. Как говорили злые (или просто очень хорошо информированные) языки, не без одобрения оберштурмбанфюрера Эйхмана…

Впрочем, управлявшие Палестиной британцы, мягко говоря, не горели желанием принять на своей подмандатной территории миллионы европейских евреев (справедливо опасаясь, что массовая иммиграция евреев очень быстро приведёт на этих территориях к полномасштабной арабо-еврейской войне).

А поскольку у правительства Его Величества и без того был полон рот хлопот (обратная сторона ситуации, при которой солнце не заходило над Британской империей), они быстренько установили въездную квоту в 25 000 еврейских душ в год. Правительства других европейских стран (а также США, Канады и прочих), поголовно заражённые антисемитизмом – от лёгкого до пещерного, также ввели аналогичные квоты. Что любопытно, зачастую из таких же соображений «расовой гигиены», которыми руководствовался и постоянно и резко критикуемый ими Третий рейх.

Неугомонных нацистов это не остановило. В результате на свет божий появился «план Мадагаскар». Хотя автором этого плана был отнюдь не Эйхман (и даже не нацисты, а историк-востоковед, профессор истории в Геттингенском университете Пауль Антуан де Лагард, выдвинувший и обосновавший этот план ещё в 1885 году), а главным его «мотором» был начальник «еврейского» отдела германского МИДа дипломат все технические детали плана прорабатывал именно Эйхман. 

«Вариант Эйхмана» предусматривал принудительное переселение на Мадагаскар по миллиону евреев ежегодно. Управление колонией Эйхман планировал передать, разумеется, в руки СС (втайне надеясь получить высокий пост в колониальной администрации). Мнение коренного населения Мадагаскара по этому поводу, разумеется, никто не спрашивал.

План получил одобрение всей верхушки Третьего рейха - Гитлера, Гиммлера, Гейдриха, и даже Риббентропа. Одобрил план и «дуче» Бенито Муссолини. Шольц подозревал, что правительства и других европейских стран были бы очень даже не против посодействовать нацистам… но затянувшаяся война поставила крест на этом амбициозном (и на полном серьёзе прорабатывавшемся) плане.

Но несчастным евреям это не помогло. Напротив, это только ухудшило их положение и шансы даже не на сколько-нибудь достойную жизнь в рейхе (при нацистах этого не могло быть по определению), но даже и просто на выживание. Ибо хотя нацисты и отказались от реализации от реализации Madagaskarplan, от окончательного решения еврейского вопроса (сиречь от превращения Европы в полный, окончательный и бесповоротный Judenfrei) они отказываться вовсе не собирались. А если евреев нельзя было вывезти на Мадагаскар, то…

Куда их вывозили в этом случае, Шольц имел возможность воочию увидеть в июне прошлого года. Когда самолёт, на котором он и его «зондеркоманда S» возвращался в Берлин после успешного выполнения очередного задания Гейдриха – захвата архива НКВД в городе Н-ске. Гейдриха и рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в этом архиве интересовал один-единственный документ – «меморандум Нойнера».

Страшнее которого Шольц ничего в своей жизни не читал.

Где-то под Вильнюсом его Ju-88 обстрелял невесть откуда взявшийся советский «Миг». Искусному пилоту «Юнкерса» удалось спасти самолёт (благо вовремя подоспевшие «Эмили » в считанные секунды расправились со «сталинским соколом»), но вынужденную посадку на безмятежно-зелёной поляне литовского леса ему совершить пришлось.

Выходя к своим, Шольц и его зондеркоманда наткнулись на огромную яму, на краю которой столпилось несколько десятков совершенно обнажённых и насмерть перепуганных людей.

Евреев.

На расстоянии пары десятков метров от которых с полдюжины улыбающихся и бесконечно довольных собой боевиков «Литовского фронта активистов » деловито устанавливали станковый пулемёт «Максим». Не иначе, захваченный у бежавших в панике «бойцов» РККА (а то и вовсе подобранный на какой-либо дороге, каждая из которых была просто усеяна брошенным «бойцами» вооружением и техникой – вплоть до супертанков КВ-2, вооружённых аж шестидюймовой гаубицей и предназначавшихся для прорыва европейских укрепрайонов).

«Что будем делать, командир?» - осторожно спросил Шольца гауптман Дитмар Лёв – боевой товарищ Шольца ещё с Испании.

«Людей спасать» - бесстрастно ответил Шольц. Капитан кивнул и шёпотом передал приказ Шольца остальным бойцам зондеркоманды

«Achtung !» - дюжина стволов ППШ-41, ДП-27 и СВТ-40 (в силу специфики задания бойцы зондеркоманды были поголовно вооружены исключительно трофейным советским оружием) поднялись и повернулись в сторону литовских боевиков.

«Feuer !!»

Удивлённый вскрик литовских националистов утонул в грохоте автоматно-пулемётного залпа. Добивать никого не пришлось – в зондеркоманде Шольца были собраны, пожалуй, лучшие стрелки и без того элитного разведывательно-диверсионного полка вермахта «Бранденбург-800»…

Шольц взял с собой в Берлин только одну женщину из спасённых. Женщину с дочкой. Это был его «фирменный знак», вызывавший неподдельное удивление и его начальства, и его коллег. Ибо из каждой своей командировки он всенепременно привозил с собой женщину с дочкой, которых он вытащил из Ала. Голодомора в тридцать третьем, сталинского Большого Террора в тридцать четвёртом, тридцать пятом… вплоть до сорокового. И вот теперь еврейку…

Впрочем, еврейку он спасал не впервые. Первый раз он это сделал во время Kristallnacht. «Хрустальной ночи». «Ночи разбитых витрин». Первой (но, увы, далеко не последней) массовая акции прямого физического насилия по отношению к евреям на территории Третьего рейха, прошедшей в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года в ответ на абсолютно безумное и бессмысленное убийство 7 ноября 1938 в Париже 17-летним польским евреем Гершелем Гриншпаном советника германского посольства Эрнста фон Рата.

Шольц по своим каналам несколько раз пытался выяснить, не было ли это убийство хитроумной провокацией гестапо, но в конце концов пришёл к выводу, что гестапо тут было совершенно ни при чём, а убийство это было закономерной и неизбежной реакцией на охватившее Германию безумие евреененавистничества и юдофобских репрессий…

Он до сих пор вспоминал ночь… да нет, не любви. Тогда, как, впрочем, и сейчас, он любил только одну женщину - Лени. Хелену Берту Амалию Рифеншталь. Лени Рифеншталь. Та ночь – с 10 на 11 ноября тридцать восьмого – была ночью протеста.

Убеждённый католик и чистокровный немец (свою родословную он мог проследить аж до XVI века) Карл Юрген Шольц и не менее чистокровная еврейка и иудейка Сара Бернштейн исступлённо занимались любовью, протестуя против и отвратительных нацистских Нюрнбергских законов, и не менее отвратительного юдофобского ханжества, сверху донизу пропитавшего Римско-католическую церковь, и столь же отвратительного расизма проповедей раввинов, считавших евреев столь же «высшей расой», как и нацистские бонзы Третьего рейха – немцев. Пожалуй, даже более «высшей», ибо нацистам как-то не приходило в голову ссылаться на Священное писание…

Как и ранее, ни Гейдрих, ни кто бы то ни было ещё никто ему по поводу очередных спасённых и слова не сказал. И даже не задал ни единого вопроса. Уже на следующий день после возвращения в Берлин сотрудники VI управления РСХА (внешней разведки СС) принесли Шольцу безукоризненный («лучше настоящего») паспорт гражданки Испании с фотографией его спасённой, а ещё через два дня она вместе с дочкой благополучно вылетела в Мадрид, где их ожидала полная и пожизненная поддержка боевых товарищей Шольца по гражданской войне с коммунистами.

Рейнгард Гейдрих честно соблюдал договорённости. А Шольц в очередной раз испытал ощущение дежа вю. Ибо в сентябре тридцать шестого он ровно таким же образом спас нескольких католических священников от расстрела обезумевшими от антихристианской ненависти «республиканцами», а буквально за сутки до «литовского инцидента» - тоже несколько десятков политических заключённых от «убытия по первой категории » во внутреннем дворе массивного здания НКВД в городе Н-ске.

Впрочем, Шольца беспокоило не d;j; vu (к этому он уже успел привыкнуть). А судьба европейских евреев. Причём с каждым днём у него всё более и более укреплялось подозрение, что кроме самих евреев, их судьба волновала только его одного. Из людей, облечённых реальной властью и влиянием, разумеется.