Солнце мёртвых Шмелёва Ивана

Что это, какой жанр? Роман? Повесть? Нет, это просто реквием, реквием по ушедшей России, написанный очень буднично. А эта нищенская жизнь и есть будни. Да, это только будни, будни советской России. Шмелёв не описывает батальных сцен. Это просто мелочи жизни, мелочи послереволюционной жизни, когда люди не живут, а существуют, хотя и идут к коммунизму.
Но к коммунизму идёт держава, а тут маленький городок Крыма, где человека заботит не сияющая даль, а сегодняшнее голодное утро, день, вечер. В общем, сутки, такие сутки, когда человек не думает ни о чём другом, кроме хлеба, которого нигде не найти. Книга Шмелёва настолько тяжёлая, что действительно её трудно читать. И дело не в стиле, дело в сути описываемого, в сути картин той жизни. А стиль великолепен.

Конечно, я, как я всякий советский человек, никогда ничего не слышал о таком великом писателе как Иван Шмелёв. Что тут мудрёного? Запрещённый советской властью писатель. Где же мне про него было узнать из-за нашего железного занавеса.
Но вот теперь прочитал. И странные ассоциации возникали при чтении произведения Ивана Шмелёва.

Начинается книга с описания курочек писателя. Голодные курочки, их писателю даже прокормить невозможно. А их всего то шесть. Плюс павлин и индюшка. И все эти птицы питаются где попало. Захаживают на пшеничное поле, которое засеяли греки. Конечно, греки недовольны, ругаются с писателем. Их понять можно. Но я не думал о психологии греков, когда читал про курочек писателя. Я думал о том, что бы случилось со Шмелёвым, зайди его курочки на колхозное поле? Я просто вспомнил про закон о «пяти колосках», когда в нашей стране людей приговаривали к заключению на длительные сроки в концлагерь за несколько зернышек, украденных с поля. У меня, например, мать посадили в 1949 году на десять лет за то, что она подбирала на переправе использованные билеты и вновь их продавала.

А греки только пошумели.
А описание коровы Тамарки – худой, голодной.
Странным образом я сразу подумал о наших колхозных коровах. Хотя сам житель городской, но в колхозах бывать приходилось то на уборке, то на севе. Всех посылали помогать колхозникам. Помню, конечно, и колхозных коров. Узники концлагеря выглядели так же, как колхозные коровы. А коровники? Иллюстрация к подвигам Геракла, где говорится про Авгеевы конюшни. А ведь это был уже «развитой социализм».

Но вернёмся к книге Шмелёва.
Вот вновь будничная сцена. Пьяный красноармеец везёт для своего начальства ведро вина. Остался в городке ещё не полностью разграбленный винный погреб.
Но меня не состояние красноармейца привлекло, а его развлечение. Человек от скуки палит из винтовки по целым, ещё не выбитым революцией стёклам в домах. А ведь это уже двадцать первый год, когда Крым полностью освобождён от белогвардейцев и всё уже вокруг народное. Давно всё народное. Но красноармейцу наплевать, ему захотелось потешить свою душу и он уверен в своей безнаказанности. Мы в детстве из рогаток по окнам не стреляли не потому, что боялись наказания, а потому, что столь дикий поступок нам, детям и в голову не приходил.

А вот женщина, которая продаёт всякую мелочёвку, чтобы детей накормить: ложечки, юбки. Но я не на деятельность женщины обратил внимание, а на её страх. У женщины отобрали всё, буквально всё. А теперь она боится, что отберут и последнее: коврик, платок и, самое главное, полфунта соли.

Что, не поверите свидетелю писателю с мировым именем Ивану Шмелёву? Тогда вспомните роман Фурманова «Чапаев». Там есть сцена, когда красноармеец тащит из разграбленного дома детские пелёнки. Что это значит? А то значит, что уже в доме и брать более нечего, всё растащили. А теперь и грудного младенца без пелёнок защитничек народа оставил. А пеленки можно выменять в обозе красноармейском или у местных жителей, только что так безжалостно ограбленных. В обозе, за славной Чапаевской дивизией, как и за любой другой красной частью, следует целый табор из женщин. Есть и дети в этом обозе. Интересно, думал про детишек гуманист Ленин, когда приказывал расстреливать обозных женщин?

Так что, как видим, можно верить великому писателю Шмелёву, которого советская власть засекретила для советских людей почище любого учёного атомщика.

Советская власть боится всего. Люди при советской власти тоже испытывают постоянный страх. Испытывали страх и в 21 году.
Страх присутствует везде. Страх даже в повседневных бытовых разговорах, а ещё голод. Говорят люди о тех, кто есть кошек, собак. Но, читая книгу, я думаю не о несчастных животных, а о том, что в нашем славном СССР собачек и кошек в просторечье прозывали «гуляш». Я вспоминаю начало девяностых годов, когда на стройке были съедены киргизами все щенки у местной собаки. Пять щенков, красивых, славных бутузов. А ели собачек и в шестидесятых и в семидесятых. В общем, значение слова «гуляш» как бегающей живности не искоренила даже эпоха развитого социализма.

Читая книгу, обращаю внимание и на страх самого автора, как бы не отобрали излишки. Положено иметь всего пять кур на дворе, а у Шмелёва их шесть. Могут и наказать.
«Они все могут! Не могу осмыслить. Я ничего не могу, а они все могут! Все у меня взять могут, посадить в подвал могут, убить могут!»

Всемогущество пролетариата. Отбирают всё, даже портянки. Про вставную челюсть старика и говорить не приходится, ведь эта челюсть в то время имела золотую пластинку.

Недаром автор утверждает, что от комиссара пахнет кровью. Впрочем, не только Шмелёв это заметил. То, что от красноармейцев пахнет кровью, заметил ещё и Бабель в своей знаменитой «Конармии».
От комиссара пахнет кровью, несмотря на то, что тот одет с иголочки, хотя все вокруг в лохмотьях.
То, что комиссары одевались во всё лучшее, это и по всем советским фильмам можно понять. Кожанки так же неотделимы от комиссаров, как чёрные плащи от СС. Партийные начальнички ходят в собольих шапках и шубах из дорого меха.

Но вернёмся к психологии. Интересная вещь ассоциации. Вот Шмелёв в своей книге почему-то вспомнил про чикагские бойни.
«Не знаю, сколько убивают на чикагских  бойнях.  Тут  дело  было  проще: убивали и зарывали. А то и совсем просто: заваливали овраги. А то  и  совсем просто-просто: выкидывали в море. По  воле  людей,  которые  открыли  тайну: сделать человечество счастливым. Для этого  надо  начинать  -  с  человечьих
Боен».

Да, странная вещь ассоциации. У меня вот, после следующих строчек, тоже возникли некоторые ассоциации. Вот эти строки из реквиема Шмелёва.

«В зимнее дождливое утро, когда солнце завалили тучи, в подвалы
Крыма свалены были десятки тысяч человеческих  жизней  и  дожидались  своего убийства. А над ними пили и спали те, что убивать ходят. А на  столах  пачки листков лежали, на которых к ночи  ставили  красную  букву...  одну  роковую букву. С этой буквы пишутся два дорогих слова: Родина и Россия.  "Расход"  и
"Расстрел" - тоже начинаются с этой буквы. Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят. Теперь ясно».
И вспомнил я, что немцы в концлагерях тоже ставили одну букву «К», на личных делах людей подлежащих уничтожению. «К», от немецкого слова «кугель», что значит «пуля». Буквы разные, а смысл один.

Разумеется, не всё так мрачно в книге Шмелёва о жизни приморского городка. Есть и забавные случаи. Например, когда к автору приходят описывать книги, а у него их нет на даче, вернее есть лишь библия и его, лично им написанные тома. И автор даёт расписку, что будет беречь эти книги. Это его то личные труды! Ну, как тут не посмеяться. Хотя автор и не смеётся. Не видит в этом ничего смешного, совсем от голода потерял чувство юмора человек.

Да потеряешь тут, когда вот такие картины видишь.
- А сейчас иду по бугорочку, у пристава дачи, лошадь-то  зимой  пала... гляжу - мальчишки... Чего такое с костями делают? Гляжу... лежат  на  брюхе, копыто  гложут!   грызут-урчат.   Жуть   взяла...   чисто   собачонки.
А я, прочитав эту сценку, почему то вспомнил советский фильм «Семнадцать мгновений весны», ту сцену, где еврею в концлагере делают инъекцию и он, теряя рассудок, начинает есть траву. Но здесь, на побережье Чёрного моря, мальчишкам не делают инъекции, но они ведут себя так же, как тот несчастный из знаменитого фильма о разведчиках.

А вот другая картина. Историк с мировым именем, помирающий тоже с голоду, которого советская власть облагодетельствовала и выписала ему пенсию воробьиную – фунт хлеба на месяц.
Когда я прочитал про эту издёвку, то сразу подумал и о наших советских пенсиях. В деревнях колхозники стали получать пенсии лишь в середине шестидесятых годов. Была она, разумеется, тоже воробьиная – десять, в лучшем случае двадцать рублей.
Да у нас и сейчас по традиции пенсии мизерные. Знаю, потому как сам пенсионер.

Хотя, чего тому учёному историку было плакаться, ведь не расстреляли же, а вполне могли, как другого старичка. Древний был, и вот пошёл на базар, одев свою шинель генеральскую. Раньше ведь все гражданские получали и чины. У Ленина папа, например, тоже был генерал. Так вот, этого старичка древнего просто за то, что носил свою шинель, а другого уже и не было ничего у человека, взяли и расстреляли. «За дело взяли: не ходи за помидорчиками в шинели».

Вот сколько интересных историй рассказывает автор, не просто автор, а свидетель преступлений красной армии, советской власти против своего народа. Всех историй и не проанализируешь в короткой заметке.

Вот есть такая история, очень интересная. Плачется женщина, что ей за красивое ожерелье предлагают всего три пайки хлеба. Покупатель всё обосновывает логически. Это не просто три пайки, это три дня жизни. А ему с этим ожерельем ехать в Ялту надо будет. А чтобы проехать в Ялту, надо дать взятку немалую чинам советским на пропуск соответствующий. Да ведь ещё есть риск быть ограбленным в дороге. Куда женщине деваться? Продаёт и за три хлебные суррогатные пайки. Хотя в дореволюционные времена на это ожерелье можно было купить хлеба, отличного хлеба на целых восемь лет пропитания.
Но я не на это внимания обратил, прочитав про несчастную. Я вспомнил одного украинского политика, который, характеризуя прекрасную жизнь в стране, считал, сколько можно на среднюю зарплату купить хлеба. Идиотизм советский. А как можно определить тенденцию переводить зарплату в количество буханок хлеба? Советская арифметика на все времена. Тут не скажешь про времена и нравы.

А Шмелёв говорит и про нравы. Рассказывает буднично, как пьяные матросы схватили мальчишку юнкера, вернувшегося из немецкого плена, больного мальчишку. Привязали его к столбу и сделали из него простую мишень. Приз – гетры.
А ведь это не единичный случай, рассказанный свидетелем Шмелёвым, автором с мировым именем.
Вот, к примеру, такая история.
«курокрад недавний и словоблуд, комиссар  лесов  и  дорог  округи, вошел ночью к работнице погибавшей фермы и  недававшуюся  заколол  штыком  в сердце. Нашли свою мать со штыком проснувшиеся с зарею дети... Пели  по  ней панихиду бабы, кричали при белом свете с  обиды  за  трудовую  сестру  свою,
требовали к суду убийцу. Ответили бабам - пулеметом. Ушел от суда  вихлястый курокрад Гришка - комиссарить дальше».
Зато мы и сегодня крутим советские фильмы, где комиссары просто ангелы, готовые за народ жизнь отдать.
Одно лицемерие и ложь, раздутые до вселенских размеров. А Шмелёв просто и буднично рассказывает. Например, про дефицит.
Пошёл рабочий человек в больницу.

«Сказала ему больница:
     - Это же не болезнь, когда человек с голоду помирает. Вас  таких  полон город, а у нас и сурьезным больным пайка не полагается.
     Сказал больнице Кулеш: - Та тэперь вже усенародная больница! Та  як  же бачили, шо... усе тэперь бу-дэ... бачили, шо...
     Посмеялась ему больница:
     - Бачили да...  пробачили!  Полный  пролетарский  дефицит.  Кто  желает теперь лечиться, пусть и лекарства себе приносит, и харчи должен припасти, и паек доктору. Не могут голодные доктора лечить! И солому припасти нужно, все тюфяки порастаскали».
Вот как буднично. Вернулся рабочий домой и помер возле своего дома.
Вообще будничного много в книге. Буднично красноармейцы убивают за то старуху, что портрет своего мужа военного не спрятала, а поставила на видное место.
Да мало ли за что убивали. Разве так уж необходимы причины для ЧК?
У автора и главы часто говорят о смерти: «Конец павлина», Конец Бубика», Конец доктора», «Конец Тамарки».
Да, Бубик это козёл, не человек. Тамарка это корова. Но дело то в том, что за каждой смертью животного стоит и трагедия людей, которым со смертью животных остаётся просто помирать с голоду.
А массовая смерть огромного табуна, оставленного белыми после ухода из Крыма.
Тут стихотворение Туроверова, про смерть единственной лошади, которая плыла за кораблём и то читать тяжело. А тут огромный табун. Эти кони умирают не в океане, после того как корабль пущен на дно. Нет, эти кони умирают от голода. Но никто их не берёт к себе, хотя животные и просятся к людям. Население боится брать коней. Как бы не было репрессий от властей. Да, умирают с голоду кони, но люди не режут коней. Боятся. А просто брать коней не имеет смысла, потому что нечем кормить.
Людей понять можно. Но вот как понять советскую власть, которая спокойно наблюдает за гибелью населения, гибелью от голода и даже не делает попыток накормить население кониной. Так всё поголовье и умирает от голода. А рядом умирают люди.
Что же удивляться тому, что и СССР пришёл конец. С такой властью это обыкновенная закономерность. Доживи Иван Шмелёв до
этого времени, он бы наверняка приписал к своей книге ещё одну главу под названием «Конец империи советов».
Возможно, это была бы самая весёлая глава.