Вывернулся

   

          Преподаватель военной кафедры, отставной полковник, издает вздох облегчения. Он только что закончил читать лекцию об отравляющих и нервнопаралитических веществах. Два часа – не шутка. Чесать языком столько времени испытание серьезное.

         Полковник, удовлетворенно насвистывая, опускает конспект на дно объемистого портфеля, из брючного кармана извлекает носовой платок, любовно разворачивает его, прикладывает к носу и с шумом начинает прочищать нос.  Затем, не отнимая платка от лица, повеселевшими глазами обводит аудиторию.

-    Ну что, господа студенты, вопросы есть?  - бодро спрашивает он.

   Студенты устало крутят головами. Какие могут быть вопросы после четырех «пар»?

    И тут студент-второкурсник Петр Соловей, обычно спавший на унылых лекциях полковника, внезапно просыпается и с места выкрикивает:

-    Разрешите обратиться!

     Сокурсники поворачивают головы и во все глаза смотрят на Соловья. Они-то знают, что тот проснулся неспроста.

-    Руку тянуть надо! – недовольно гундосит полковник из-под платка.

-    Простите…

-    Простите, товарищ полковник!

-    Простите, товарищ полковник.

-    То-то же… Ну, обращайтесь, - милостиво разрешает полковник; он аккуратно складывает платок и промокает им лысину.

-    Скажите, пожалуйста, товарищ полковник, - говорит Соловей, голос его звучит сурово и даже слегка трагично,  - что будет, если наши враги  в качестве оружия массового уничтожения применят фенолфталеин?

         Полковник вжимает голову в плечи: слово «фенолфталеин» он слышит впервые. Лицо его багровеет. Полковник опять разворачивает платок, опять прикладывает его к носу и начинает лихорадочно сморкаться. 

       При этом он смотрит на студента глазами, полными ненависти.

       Проходит минута, затем - другая.

       Полковник страдает и продолжает сморкаться. В аудитории не слышно ничего, кроме вибрирующих звуков, которые издает злосчастный нос полковника.

      «Вот же говнюк! Нашел о чем спрашивать! Какой-то фенолфталеин… Черт его знает, что это такое… Хорошо, если газ или взрывчатка.  А что если это ни то и ни другое? Все замерли, суки, ждут, что я опростоволошусь и ляпну какую-нибудь глупость. Надо придумать что-то.  Вот только что? А пока буду сморкаться. Но, черт возьми, не могу же я, в самом деле, сморкаться так до скончания века! Да и нос не выдержит!..»
 
       Полковник отнимает платок от лица и с таким глубокомысленным видом углубляется в его изучение, словно это не платок, а разъяснения к Воинскому Уставу. Потом, скомкав, нарочито медленно засовывает платок за обшлаг кителя.

      В аудитории воцаряется гробовая тишина. Кажется, студиозусы перестали дышать.

      Полковник бросает на студента Соловьева короткий взгляд.

      Черт его знает, что на уме у этого негодяя.  Впрочем, парень, вроде бы без подвоха. Морда круглая, глупая… Как у Швейка.
 
    «Что же ему сказать-то, этому дуралею? Как выкрутиться?..»
 
     Хриплым голосом полковник говорит:

-     Студент Соловьев, повторите вопрос!

     Петька, как ни в чем не бывало, повторяет:
   
-     Что будет, если наши враги в качестве оружия массового поражения применят фенолфталеин?

     У полковника начинает дергаться правый глаз.

       И вдруг его, что называется, осеняет, и ответ приходит сам собой. Он  обводит аудиторию наполеоновским взором и, вытянув руку вверх, с пафосом возглашает:

-          Народы мира этого не допустят!

       Аудитория содрогается от громового хохота. Смеются все: и студенты, и сам полковник.

     То, чего другим не удается достичь даже путем многолетнего  кропотливого труда, полковник играючи решил за несколько секунд: всего пять слов и в среде студенчества он стяжал себе славу великого острослова.

               
                (Фрагмент романа «Олимпиец»)