Утопленник

Говорят, нельзя называть сына или дочь именем умершего родственника - ребенок повторит трагическую судьбу. Суеверия и религиозные догмы до сих поры живы в обществе пережившем коммунизм и до сих пор большое количество людей им безропотно повинуется. Боря был не таких человеком. Он был смелым, сильным, трудолюбивым. С детских лет рассчитывал только на себя и шел вперед, никогда не оглядываясь на отставших и кричащих ему вослед "подожди", на плетущихся в арьергарде, клеймящих судьбу и во всем видящих плохие знаки, приметы и предзнаменования. Когда у Бори родился сын, иного имени чем Слава на ум не приходило, да и не могло прийти.

Боря очень любил своего старшего брата. И в тридцать лет он хранил в сердце теплые воспоминания о мальчугане лет семи на велосипеде что катал его давным-давно по двору и не давал в обиду соседским мальчишкам. Брат часто брал Борьку - так он звал младшего брата - на "забой", где вместе они ловили лягушек и пытались их подложить на рельсы под колеса проходящих поездов, но те в последний момент ускользали и сбегали от мальчишек. Борька частенько играл вместе со Славой и его старшими друзьями в "пятнашки" на черном, плавящемся на жарком летнем солнце, асфальте и "ножички" на вытоптанном для таких игр цветнике.

Слава учил брата строить замки в дворовой песочнице. Любимым их занятием было сильно намочить песок водой, набранной дома или на ближайшей колонке, и "вылить" из текучей, чуть противной массы сюрреалистичное строение. Песочный раствор мальчишки набирали в ладнони и постепенно выпускали. На месте, куда текла заветная жижа, постепенно вырастала фееричная башня, похожая не то на Эйфелеву, не то на башню с холстов Дали, не то на торчащий их земли изъеденный временем бивень мамонта. Ни об Эйфеле, ни о Дали или неведомых мамонтах мальчишки конечено ничего еще не знали и просто наслаждались детским нехитрым творчеством, меж тем почти ничем не отличающимся от взрослого и такого же под час бессознательного.

Как знать, может быть именно этот детский пример и определил всю судьбу Бориса. Он стал строителем и посвятил жизнь тяжелой, но нужной работе - превращению бесформенных глины, песка и цемента в квинтэссенцию человеческой жизни — в жилье, в дом и очаг. Повзрослев и закончив институт, лил он уже не песочные замки, а возводил монолитные бетонные башни, в которых незнакомые ему люди обретали счастье семейной жизни и домашний уют. На вид, впрочем, они были такие же сюрреалистичные, наполненные красотой и фантазией архитектора и строителей, как и детские пробы пера советских пацанов, рожденных в хрущевскую оттепель.

Боря очень любил брата. Слава был для него дороже отца и матери, днями и ночами пропадавшими на работе, в послевоенной разрухе поднимавшими промышленность и возводящими новое здание страны советов для своих детей. Слава для Борьки являлся и примером и опорой, защитником и врачом, другом и старшим товарищем, он был дверью в мир, он был этим миром - он был всем.

И всего этого однажды у Бори не стало. Слава ушел купаться, а Борьку в тот день с собой не позвал. Ушел как оказалось навсегда. Больше не вернулся - утонул. Коварный сибирский Иртыш, даже в летнее пекло поднимающий из своих глубин невероятно холодные потоки, сковал судорогой ноги мальчишке и забрал его себе как будто в оплату от людей, в том же году по своей воле перегородившим реку бичевой гидростанции на Бухтарме [1].

Боря был маленьким и не сразу понял что брата больше нет. Конечно, он плакал, но больше подражая взрослым. Слезы в детстве рождаются легко, но зачастую не несут в себе груз серьезных эмоций. Это с возрастом каждую слезу переполняют тонны обид, горя или усталости. Детская слеза хоть и трогательна, внутри пока еще пуста. Лишь с годами Борька, Борис, а потом и Борис Никитич осознал всю драму его семьи. Осознал горе матери, потерявшей сына, отца, гордившегося старшим больше чем младшим, свою печать и боль об ушедшем товарище и друге.

Любовь сильнейшее чувство и сильно оно своей бессознательностью, нелогичностью и безаппеляционностью.  Любовь смывает все: обиды, страхи, горе и боль. Любовь смывает старое, чтобы человек смог заложить новый фундамент и возвести нечто прекрасное и чудесное. Но процессом возведения занят уже сам человек, его характер, воля, смелость и работоспособность. Любовь - толчок, пинок и подзатыльник для лентяя, вдохновение для творца, любящего труд человека, но не панацея.

И это фантастическое, мощное чувство пришло однажды к Борису, чтобы изменить его мир и наполнить счастьем, весельем, оставив лишь тихую светлую грусть о былом. С любовью и временем пришел домашний уют и относительный достаток по советской плановой схеме. Пришло и счастье отцовства, отцовства ожидаемого и желанного. Сына Боря непременно захотел назвать Славой, отплатив хоть так брату за заботу, тепло, фантазии и детские совместные проказы. Вся родня естественно была против.

Был Боря сильным, упрямым парнем, за свои 30 лет неоднократно убеждавшимся, что полагаться надо только на свою голову, а к чужим лишь прислушиваться. Не стал он изменять себе и на этот раз. Имя сыну дал какое считал нужным и, прислушиваясь к мудрым речам подъездных старушек, отдал чуть подросшего Славу, фантастически похожего на так и оставшегося маленьким старшего брата, в секцию плавания, чтобы обмануть судьбу и суеверия, не дать сыну утонуть, подготовить его к встрече с водной стихией.

Боря был счастлив. Снова к нему вернулся тот друг из детства. Такой же озорной, быстрый и даже стремительный, ни минуты не сидящий на месте. Он не мог нарадоваться на успехи сына. И хоть в школе Слава учился не очень, зато пловцом стал первоклассным - сильным, выносливым, неоднократным чемпионом и призером разных соревнований. И отец окончательно забыл о предсказаниях суеверной отсталой родни.

Слава рос, а Боря как будто наоборот становился рядом с ним ребенком. Он не мог ему ни в чем отказать. Жена и родственники удерживали Борьку как могли, но куда там - сын и старший брат в одном лице получали все что хотели. Любые игрушки, забавы, дорогая даже для взрослых людей одежда - все это было у Славы. Когда ему не исполнилось еще и 18-ти лет, у него уже был автомобиль. На белой девятке без прав он был королем района, таким же королем, как и когда-то его дядя на маленьком велосипеде. Машина, вино, сигареты, сомнительные знакомые без лишних сомнений и девушки без тени кокетства и комплексов - вот чего хотел Слава и он это получал, даже несмотря на реакцию слишком поздно спохватившегося отца.

Боря пытался образумить вставшего на тонкий лед, под которым плескалась все та же бездна, сына. Тот для вида соглашался и не веря престарелому по его меркам папаше - как он его любя называл - продолжал свой путь. Слава воровал деньги, когда ему их не давали, устраивал скандалы и истерики, картинно вскрывал себе вены, чиркая лезвием лишь вблизи кровеносных сосудов - все лишь для того, чтобы жить для себя, жить так как его приучил его же собственный отец, не сумевший вложитьв  сына свое трудолюбие, уважение к старшим, заботу о родных, мысли о будущем и о вечном. Слава жил одной минутой, одной секундой, чудом каждый раз выплывая из волн сигаретного дыма, наркотиков и спиртного.

Обычный летний вечер склонялся над городом. Слава по привычке вытащил несколько купюр и не пересчитывая сунул в карман. Он надел кроссовки еще до этого, чтобы быстро выскользнуть из квартиры если его обнаружат, незаметно закрыл входную дверь и вышел на улицу. Позвонил Помидору, получившему кличку за постоянно красное лицо, и Пете, которого на самом деле звали как-то совсем иначе. Он считал их друзьями, они его - денежным мешком, с которым можно хорошо и бесплатно повеселиться.

Троица пошла знакомыми унылыми дворами в магазин. Купили водки и пошли в детский сад, где обычно и коротали вечера. Облака волной проплывали по небу, то накатываясь на мифические берега, то растворяясь бело-голубой пеной. Водка текла бурной неудержимой горной речкой, которую Слава перескочил в два прыжка, кончившись потекла широко, но спокойно спиртом, купленным в частных домах и разбавленным на глаз на синей колонке, торчащей из земли как родниковая скважина. Из этой реки Славу неоднократно вытаскивал Помидор, каким-то чудом удерживающийся на ногах, не покоряясь накатывающимся волнам, хотя никогда занимался плаванием.

Спиртовая река через час или два превратилась для Славы в полноводную, широкую, тихую и спокойную, наполненную самогоном. Она и стала для него роковой. Он утонул в ней, не справился с течением. Захлебнулся своими же рвотными массами как сказали врачи, осмотрев на следующий день бездыханное тело.

Он слишком далеко заплыл как тот, кто до него носил имя Слава и никого не оказалось рядом, никого, кто бы мог помочь ему, вытащить из этого тихого коварного потока просто повернув на бок — ни друзей, ни брата, ни отца. Их не было потому, что он их в тот день, как впрочем и во все остальные дни, с собой просто не позвал. Он шел один по жизни, принимая за дружбу корысть, сторонясь истинной любви и заботы. Судьба повторилась, трагически повторилась, примета сбылась мистически. И, видимо, сбудется еще не раз, пока мощный и коварный поток живет в самом человеке.

[1] - Бухтарминская ГЭС на Иртыше