Поход за славой

              «Целься повыше, глядишь, куда-нибудь и попадёшь».
Василий Шукшин, «Алёша Бесконвойный»

Каждый человек желает, чтобы его уважали, а все остальные цели – промежуточные. Мой знакомец, Славка Пузин мечтал прославиться. Худощавый рыжеволосый Славка был образцовым трактористом, но не более того. Такое положение дел казалось ему страшной несправедливостью, поскольку мятежная душа жаждала подвигов, признания и почестей!
Однажды Пузин решил, что терпит неудачи оттого, что долго терпит. Не мешкая, он приобрёл в райцентре пяток живых карпов, а вернувшись домой, сунул их, трепещущих, за пазуху и, прихватив удочку, отправился к озеру, в котором даже старожилы не могли припомнить иной живности кроме головастиков. Вообразите изумление стирающих на берегу баб, когда Славка стал вытаскивать из воды огромных рыбин! В тот день в домик «счастливчика» сбежалась вся деревня. Пузину было приятно, но хотелось известности более крупного масштаба.
Как-то утром, лёжа на диване, он размышлял: «Жаль, время нельзя растянуть, как гармонь… Прежде мне говорили: «У тебя всё впереди!» А что теперь? Узким стал мой мирок, как щель в заборе, шатким и зыбким, скучным и пресным. Мечты уже не устремлены ввысь, а стелются по самой земле, и ясно виден конец дороги, – Славка взъерошил пятернёй «ржавые» волосы. – Однако жизнь меряют не только часами, а ещё одной важной величиной, которую называют «яркостью», «радостью» или даже «восторгом». Как же мне недостаёт понимания, одобрения и восхищения! Но увы, за свои тридцать пять годков я не совершил ничего выдающегося. Не дай бог, помру – лет через сто никто и не вспомнит! Для чего, спрашивается, жил и страдал? Непременно нужно всё изменить. Только как? – От переживаний у парня даже пятки вспотели. – Эх, в науках слабоват, а для спорта староват», – подумал он стихами. Потом, взвесив дремавшие в нём силы и таланты, вслух прибавил:
– Ничего, вы обо мне ещё услышите…
– Ты с кем разговариваешь? – спросил отца десятилетний вихрастый Сашка, точная копия папки.
– Сам с собой, – вздохнул Славка. – Сынок, а кем ты станешь, когда вырастешь?
– Водолазом – исследователем морских глубин, – важно ответил тот, ковыряя пальцем в конопатом носу.
– А я мечтал выучиться на артиста, чтоб меня всякий день по телевизору показывали.
– Так сходи в школу, там театральный кружок есть, – предложил отпрыск, тщательно исследуя глубины носовых впадин.
– В школе – это баловство, а я мог бы всерьёз, без дураков. Не веришь?
– Не, ты только за уши меня драть мастер.
– Тьфу! – подпрыгнул от возмущения Славка. – Давай соревноваться, кто лучше стихотворение напишет!
– Согласен! Победителю – новый велосипед!
Отец с сыном уселись в разных углах комнаты, одинаково наморщив лбы и загораживая друг от друга тетрадные листочки.
– Сашок, сбегай в магазин! – заглянув в горницу, прожужжала пышнотелая жена Зина. Она толстела от одного только взгляда на ватрушки, но, несмотря на это, оставалась привлекательной и величавой. – Вы чем занимаетесь? – Зинаида, контролирующая всё, происходящее в её домовладении, прицелилась в поэтов взглядом паучихи, заметившей муху. – Опять подрались?
– Стихи пишем, – не отрываясь от трудов праведных, буднично ответил Славка и сделал знак рукой, мол, иди с богом.
– Спятил что ли? – подбоченилась супруга. Её громоподобный рык предвещал близкую грозу. – Ты же нынче веранду собирался красить. В кои веки отгул дали...
– Подождёт твоя веранда, – огрызнулся Слава, считавший мужское безделье не пороком, а умением дожидаться подходящего момента.
– Хорошо, стихоплёты, по работе я вас и накормлю, – хлопнула дверью Зина.
– Не обращай внимания – накормит, – успокоил Сашка. – Ты как, готов?
– Почти… – задумчиво пробурчал отец, почёсывая затылок.
Попыхтели ещё немного.
– Время истекло! – наконец, бодро объявил старший Пузин. Даже со спины было заметно, что он улыбался, словно возле его усадьбы самосвал с пряниками перевернулся. – Читай первым.
– Нет, ты! – заупрямился сын. – Кто меня на соревнование вызывал?
– Хорошо, зови мать – пусть нас рассудит. Она обожает оглашать приговоры.
Младший Пузин сходил за матерью. Пожаловала обиженная, но любопытствующая Зина и молча присела на краешек стула, состряпав скорбное лицо и собрав губы на манер куриной гузки.
– Ну, слушайте: «Стих о мужском счастье», – продекламировал отец семейства, а жена удивлённо вскинула брови.
Я обычно по утрам
Выпивал воды стакан,
А сегодня по ошибке «хлопнул» водки двести грамм...
В этом месте Слава прыснул от смеха.
Вмиг забыл про все невзгоды,
Про паршивую погоду,
Про сварливую жену и постылую работу!
– Фу, какая гадость! – передёрнуло Зину. – Как тебе перед сыном не совестно?
– Это же – юмор, – парировал Славка, – слушайте дальше:
Отступили все хворобы,
Потянуло до зазнобы…
Всё! Теперь я знаю, братцы, как нам сделать утро «добрым»!
Сашка хихикнул, а благоверная, покрутив пальцем у виска, вынесла вердикт:
– Алкаш и пошляк! Впредь с тобой в одну постель не лягу!
– Теперь я, теперь я! – заторопился сын, опасаясь, что мать уйдёт, недослушав.
Он прибавил лицу серьёзности и с выражением прочитал:
Но я верю, что день настанет:
Наш отец дихлофос достанет,
Наша мать хлорофос добудет
И в квартире клопов не будет!
А пока с наступлением ночи
Так кусают, что нет мочи!
И плодятся сии букашки
На погибель бедняге Сашке…
– Это – поклёп на нашу действительность, – вскипел Славка. – Какие у нас клопы? Последний, наверное, год назад издох. Вы у тёщи давно были? Вот где их развелось – ступить некуда!
– Молчи, – ядовито зашипела оскорблённая жена. Шевеление поперечных складок её шикарной тушки сейчас напоминали змею, свернувшуюся кольцами. – Что? Правда глаза колет? Поклёп? Да они тебя скоро вместе с диваном из дома вынесут!
И обращаясь к сыну:
– Молодец, всё – правильно. Ты победил, сынок! Теперь сходи в магазин, пока чокнутый батя тебя по потолку бегать не заставил.
Домочадцы разошлись. Славка не обижался: он знал, что талантливых людей не понимают при жизни. Вот и сегодня шестерёнки не совпали. Что ж, случается. Да только добрая пчела даже на скошенном лугу найдёт каплю мёда! У Пузина родилась новая идея. Он спрятал стихи, взял со стола краски сына, а из комода смену свежих портянок и тихонько выскользнул из дома. «Лучше сто раз ошибиться, чем вовсе ничего не испробовать, – рассуждал он. – Пусть у кого-то мозжечок «тормозит» и «буксует», а мой, наоборот, всех опережает!»
В маленькой баньке витал аромат берёзовых веников и душицы. Здесь Славке никто не мог помешать. Расстелив на выскобленном полу чистую портянку, Пузин задумался. Душа его потихоньку оттаивала. Предвкушение – самая приятная часть творчества! Откровенно говоря, рисовать он не умел, но это было неважно. Главное – «вдохновение и перетекание красоты в глубинный смысл». Пару дней назад так сказали в передаче о художниках-авангардистах. Те тоже рисовали не ахти как, однако ведущий с водопадными усами восхищался их мазнёй.
– Ну, держитесь! Вы у меня узнаете как рак моргает, – хорохорился Славка, натирая акварелью ладони. Его ноздри трепетали, а глаза вспыхивали отчаянным огнём. – Мыслить следует не контурами, а объёмами! Будет вам и Островский, и Айвазовский. Я тоже не с луковой грядки! Лучше – стойте скромно в сторонке и не мешайте гордому орлу расправлять крылья!
Шлёп! В верхней части белого «полотна» отпечатались две синие пятерни. Шлёп-шлёп! Это – босые ступни жёлтого и зелёного цвета появились внизу картины. В заключение, Славка намазал алой краской губы и несколько раз страстно чмокнул центр портянки.
– Готово!
Оглядев «холст» со всех сторон, он остался доволен: броско, дерзко и сохнет быстро. Пять минут потребовалось, чтобы смастерить приличную рамку и придать картине «товарный» вид. В глубокой задумчивости, даже не приведя себя в порядок, Слава потопал к дому. «Назову её «Венерой», – думал он дорогой, размазывая краску по щекам. – А если кто-нибудь спросит: «Почему у богини ножки сорок третьего размера?», отвечу: «Я – художник и так вижу». Где бы повесить мой шедевр? – прикидывал Пузин, оставляя на ступенях крыльца цветные следы. – Надо с женой посоветоваться. Хоть она в «передовом» искусстве ни бельмеса не смыслит, но без неё тоже нельзя». Славик уважал мнение супруги примерно так, как воздушный шарик считается с точкой зрения ежа. Семейная жизнь Пузиных не обходилась без скандалов, но пара от этого не слишком страдала, поскольку привыкла именно так «выпускать пар». Только порой Славке всё же хотелось, чтобы хоть кто-нибудь его подбодрил или утешил, как жалеют малых детей и ласкают собак. А высокомерие и пренебрежение душили в его ранимой душе всё самое доброе. И вот, в состоянии творческого экстаза, озабоченно-чумазый с портянкой в вытянутых руках, он предстал перед своей второй половинкой. Та в ужасе шарахнулась к окну:
– Ты чего? Не подходи!
– Взгляни, – Славик поднёс картину к свету, – «Венера»!
– Батюшки, – схватившись за сердце, простонала Зина, – ты себя-то видел, ханурик марсианский? Я весь день, как белка в колесе, а он дурью мается!..
– Да ты не лайся, а картину оцени, – мягко и вкрадчиво продолжал муж, уже чувствуя, что дорогу в новую жизнь ему перегородили старые грабли. – Давай её в спальне повесим?
– Повесь этот ужас в чулане и свою постель туда сегодня же снеси. Я с тобой спать боле не желаю, – разила жена в самое чувствительное место Вячеслава. – Ты – художник от слова «худо»! – её голос сделался визгливым. – Вместо того, чтобы красить веранду, он бельё изводит! Леонардо ты Недовинченный!
– А ты деловая, как ворона на помойке, и тёмная, словно ночь в дремучем лесу, – обиделся Славка.
Нет смысла говорить громче, что-то объяснять или доказывать, когда тебя не желают слышать. Ясень пень, что гадкого утёнка, ставшего в сказке прекрасным лебедем, в реальности попросту бы заклевали, поскольку подлинный успех порождает у окружающих не восторг и восхищение, а глупую зависть. Это – куда ни кинь, свойственно людям, которые сами ничегошеньки не достигли в жизни.
Тем временем Зинаиду «несло» дальше, и остановить этот «паровоз» было невозможно:
– Мазила! Ты не творишь, а вытворяешь! – разрумянившись, жена верещала так, что трескались цветочные обои, а ведь до свадьбы щебетала сладкоголосой соловушкой…
– Спасибо на добром слове, – выдавил из себя униженный и отвергнутый художник, ляпнул дверью и с гримасой зубной боли побрёл к родному трактору. Ещё недавно ему казалось, что он взлетает, но выяснилось, что пикирует, как сбитый лётчик.
Цепной пёсик, завидев хозяина, вильнул хвостом, подтянулся и сел по стойке смирно. Если бы на нём был головной убор, то он отдал бы Вячеславу честь. Пузин не знал собеседника лучше: только Палкан умел его выслушать, посочувствовать и даже что-то присоветовать. Пусть наивно, но всегда искренне и от души.
Облака запеленали солнце. Дождь дружески хлопал хлебороба по плечам увесистыми каплями. Лисьего цвета пряди сразу же прилипли к горделивому лбу. «Почему, как только появляется ниточка, ведущая меня к чему-то чистому и высокому, Зинка тут же кромсает её своими тупыми ножницами? – думал Пузин. – Верно сказал друг Серёга, что жениться нужно за три дня до смерти, и то наживешься – по ноздри! Все гениальные мужики искали для себя спутницу – Музу, но получали – обузу: или мученицу, или мучительницу…»
Злясь на весь белый свет и матерясь во все корки, Славка остервенело дёргал рычаги своего «вездехода», бормоча:
– Рано вы на мне крест поставили. Погодите, я такую музыку придумаю – закачаетесь! Жаль, нот не знаю…