Глава 12. Всё равно люблю!

 

          Я уже вижу твой разочарованный взгляд, Пауло. И слышу твои слова: «Так не бывает! Слишком всё хорошо. А где же ссоры, конфликты? Где правда жизни?» Я и сама понимаю, что со стороны всё выглядит как-то слишком гладко. Хочу успокоить тебя, Пауло, а заодно и недоверчивого читателя. Конечно же, и у Марины с Серёжей тоже случалось всякое. Порой и они не могли понять друг друга, обижались, а иногда, пусть и редко, но ссорились. Как любой женщине, Марине хотелось, чтобы Серёжа почаще бывал дома, побольше уделял внимания ей и детям. Как любой мужчина, Серёжа мечтал, чтобы Марина поменьше высказывала ему претензий, пореже давала волю нервам и чувствам.

          Но знаешь, Пауло, у Сергея было отличное средство, противоядие от ссор. Когда вспыльчивая Марина, недовольная чем-то, начинала «заводиться», повышать голос и злиться, Серёжа с неизменной улыбкой обнимал её, крепко прижимал к себе и шептал на ухо волшебные слова: «Всё-равно люблю!» Потрепыхавшись в крепких мужских руках минуту-другую и выслушав ещё несколько признаний в любви, Марина успокаивалась и, уже смеясь, говорила: « Ну вот! С тобой даже поссориться невозможно!» Так гасилось в самом начале любое противоречие. И очередная Маринина вспышка всегда заканчивалась одинаково: поцелуями и объятиями.

          В Серёже жила настоящая, большая и добрая мужская душа. Его любовь могучим широким потоком изливалась на окружающих. Этого света и тепла хватало всем: Марине, детям, родным, друзьям, случайно встреченным людям. Он горел, как факел, как-будто торопился жить, словно боялся не успеть сделать чего-то важного.

          Наступил 1995 год. Весной Серёжа оказался в Чеченской Республике в составе агитационной группы МВД. Их было всего трое: двое певцов-бардов и один писатель, все офицеры милиции. Они давали концерты в подразделениях работников органов внутренних дел, участвовавших в проведении антитеррористической операции. Серёжи не было дома всего две недели. Но этих двух недель хватило, чтобы почувствовать близость беды. Русских парней привозили из Чечни в цинковых гробах. Воспитанные в мирное время, необстрелянные мальчишки гибли, брошенные в жестокую мясорубку локальной войны. Выжившие до конца дней не могли забыть всего этого ужаса.

          Две недели Марина была не в состоянии есть и спать. Она постоянно думала о том, что Серёжа, без оружия, с одной лишь гитарой в руках, оказался в обстановке, где можно погибнуть в одно мгновение. По просьбе Серёжи она говорила свекрови, маме и детям, что он находится в командировке в Москве. Поэтому переживать весь этот страх она была вынуждена в одиночку.

          Вернувшийся из Чечни Сергей стал другим. Он не любил рассказывать о том, что видел, хотя Марина много раз пыталась «разговорить» его. Единственная фраза, которую она услышала от мужа, прозвучала с искренней горечью и болью. «Мы никому не нужны, Марин! Ни-ко-му!» - вымолвил Серёжа. И задавать ещё какие-то вопросы было бессмысленно. Глубочайшее разочарование, какой-то внутренний надрыв надолго овладели Сергеем. И даже оказавшись снова среди родных и близких людей, в мирной обстановке, он никак не мог успокоиться и прийти в себя.

          Размеренное и ровное течение жизни нарушилось. От природной дипломатичности Сергея, его стремления сглаживать конфликтные ситуации не осталось и следа. На работе и вообще в жизни ему всё чаще хотелось сказать правду, порой в резкой форме. Ему просто надоело молчать и делать вид, что всё хорошо. Он вдруг понял, что именно из-за нашего нежелания вмешиваться в ситуацию совершаются в мире страшные и непоправимые вещи. Марине больно было видеть его таким. Но все её попытки разрядить обстановку терпели провал. Сергей приходил в себя очень медленно. И что-то в нём ушло навсегда.

          Тем не менее, жизнь продолжала своё неумолимое движение вперёд. Она не давала возможности остановить время, собрать воедино свои чувства и ощущения, подумать и переосмыслить происходящее. Что-то шло не так. Марина остро ощущала это. Природная женская интуиция снова подбрасывала ей новую информацию к размышлению.

          …Марина точно знала, что это был не сон. Но и назвать это явление реальностью с полной достоверностью она не могла. И всё же ощущения были такими живыми и яркими! Очередное видение застало её врасплох, снова разбитую и усталую, опустившуюся на стул в прихожей после работы и даже не успевшую снять туфли. Дома никого не было. Серёжа ещё не вернулся. Катя с Дашей гуляли на улице. Марина прикрыла глаза и вдруг увидела себя сидящей на большой закруглённой веранде. Точнее, себя-то она не видела, а просто знала, что это она сидит и кормит грудью маленького ребёнка, лежащего на коленях. Вокруг шелестели листвой пышные заросли какого-то кустарника, обступавшие открытую, незастеклённую веранду со всех сторон. Марина откуда-то «знала», что дом за её спиной имеет круглую форму типа павильона, что она здесь живёт. Но что более всего её поразило – ощущение дикой тоски и боли в душе. Эта боль была ей уже знакома. Да-да, конечно! Его нет рядом! Нет отца этого тёплого малыша, лежащего на коленях. Чувство отчаянья, одиночества и безвозвратной потери захлёстывали сердце… Марина испуганно открыла глаза.

- Господи! Что же это? Что такое там могло со мной случиться?
          А в том, что это было когда-то именно с нею, она не сомневалась. Она просто это…вспомнила! Память испуганной птичкой металась в клетке, пытаясь размотать клубок дальше.
- Что же там случилось? Он меня бросил? Он погиб? Откуда такая тоска и чувство безысходности? Почему вдруг такое отчётливое, яркое ощущение, что это я? Значит, прошлые жизни, действительно, существуют?
         
          Эта пугающая картинка из неизвестности с тех пор часто настигала Марину. Проснувшись ночью, она обеспокоенно тянулась на Серёжину половину кровати и, почувствовав рукой или ногой его живое, горячее тело, успокаивалась. Но навязчивое, маленькое «почему» затаилось где-то на донышке души и не давало покоя. Марина вспоминала пышную растительность, открытую террасу, типичный австралийский пейзаж, дикую, всепоглощающую тоску.… Но дальше этого память не шла. Подробности тонули в океане неизвестности. Загадочное видение, как и предыдущие, сохранилось в памяти ярким, цветным стёклышком, кусочком мозаики. Однако, сложить из них целостное панно пока было невозможно.

          Утром Марина бежала через городской сквер на заседание комиссии по делам несовершеннолетних. Зрение автоматически фиксировало: зацвели одуванчики. Жёлтые пятнышки на зелёном фоне – любимая картинка далёкого незабываемого детства. Остановиться бы, присесть на скамеечку, полюбоваться пару минут на эту красоту! Но у неё не было даже этих двух минут. Жизнь проходила в сумасшедшем темпе. Сколько себя помнила, она всё время спешила: на работу, на дежурство, на опорный пункт милиции, на беседу в школу, на собрания, заседания, комиссии, активы и так далее.

          Марине не хватало времени на стирку и уборку квартиры, ибо работа зачастую отбирала выходные и праздники. Хотелось больше времени уделять детям, чаще гулять всей семьёй, читать по вечерам. Но об этом приходилось только мечтать. Придя домой после очередного дежурства на танцах во Дворце Культуры, Марина, обессиленная, падала на кровать и, едва прикоснувшись к подушке, засыпала, искренне недоумевая, почему у некоторых людей бывает бессонница. Утром по звонку будильника она, подобно роботу, вставала, автоматически одевалась, завтракала, отправляла детей в школу и снова спешила, торопилась, бежала…

          И всё-таки она была счастлива! Хотя никогда не задумывалась, в чём же именно заключается её счастье. В усатой физиономии Серёжки? В чистых, доверчиво распахнутых в мир глазах Кати? В Даше, тёплым комочком прижимающейся к груди? В трудных подростках, чьи покалеченные судьбы не могли оставить равнодушной? В новом, неизведанном мире, к которому так стремилась и который открыла для себя?

          А может быть, она просто умела находить в окружающей жизни счастливые мгновения.