Чкалов

Чкалов.
  В июне 1936 года ЦК ВКП(б) собрал авиационных конструкторов, летчиков-испытателей, инженеров, механиков на совещание. Из авиационных частей поступало немало сведений об авариях и гибели летчиков на новых машинах, которыми вооружался Воздушный Флот. ЦК решил разобраться в причинах, порождавших трагические случаи.
   Совещание проводилось в Центральном Доме Красной Армии. К назначенному сроку, к десяти ноль-ноль, все обширные помещения ЦДКА были запружены военными с голубыми петлицами, на которых рубинно отсвечивали ромбы, шпалы, но попадались и кубики1.
   В коридорах то там, то здесь стихийно образовывались группки и слышались возбужденные голоса. Встречались бывшие однополчане, друзья.
   В свое время служба развела этих людей. Теперь одни служили на Дальнем Востоке, другие на западе.
   Мужская переписка не всегда та надежная ниточка, которая обеспечивает прочную и регулярную связь, потому-то в этих, как вихрь, образовывающихся компаниях на первых порах почти всегда преобладали возгласы радости ли, удивления: смотришь, у товарища на петлицах появилась еще одна шпала или ромб, а у некоторых на гимнастерках даже ордена...
   Среди этой массы военных штатские были малоприметны и как бы второстепенны. Пантелей Афанасьевич в узком проходе лицом к лицу столкнулся с Андреем Николаевичем Туполевым. Он тоже был в штатском. Туполев остановил Путивцева. Оба были рады встрече.

________________________________________
1 Знаки различия, принятые в Красной Армии.

Туполев сообщил, что осенью в Париже будет организована Международная авиационная выставка и, если Путивцев имеет желание побывать там, он замолвит, где надо, свое слово.
-- Я бы с радостью! -- тотчас согласился Путивцев.
-- Тогда я переговорю с Эйдеманом, -- пообещал Туполев. В конце коридора образовалась уж очень шумная группа.
По характерному волжскому говору и Туполев, и Путивцев догадались, что там Валерий Чкалов.
  На груди у Чкалова поблескивал свежей эмалью орден Ленина, которым летчик недавно был награжден за испытание поликарповского истребителя. Чкалов, увидев Путивцева и Туполева, шагнул им навстречу, степенно поздоровался с Туполевым, как с учителем, -- разница в возрасте у них была приличная -- и тиснул по-дружески Пантелея Путивцева.
  Откуда ни возьмись, появился фотограф. Вспыхнул блиц. На другой день в военной газете напечатали фотографию с подписью; «Встреча ветеранов». Оба, и Чкалов и Путивцев, улыбались и как бы приглядывались друг к другу после разлуки. Чкалов -- крепыш, и хоть снимок сделан в профиль, угадывалась косая сажень в плечах. Путивцев -- высокий, подтянутый, белый чуб слегка растрепался и чуть сбился на лоб.
Встретившись, Чкалов и Путивцев атаковали друг друга короткими вопросами:
-- Ты как?
-- А ты?.. Слышал! -- показывая на орден, сказал Пантелей Афанасьевич. -- Рад! Еще раз поздравляю!
-- А некоторые не верили в «ишачок»1. Помнишь? -- спросил Валерий Павлович.
И Чкалову, и Путивцеву было что вспомнить. Они познакомились еще в 1932 году во время испытательного полета воздушной этажерки инженера Вахмистрова. Вахмистров установил на крыльях двухмоторного бомбардировщика два истребителя И-4. Истребители в то время имели очень малый запас топлива, следовательно, и малый радиус действия.
Инженер Вахмистров предложил установить два истребителя на крыльях ТБ-1. Моторы истребителей работали, питаясь бензином из объемных баков бомбардировщика до тех пор, пока не наставало время воздушного боя с самолетами «противника».

__________________
1 Истребитель И-16.

Тогда срабатывали механизмы расцепки, и юркие И-4 соскальзывали с крыльев самолета-матки и шли в атаку на «врага». Первый полет воздушной этажерки произошел 31 декабря 1931 года и окончился успешно.
  Вахмистров, воодушевленный успехом, уже носился с идеей поставить на бомбардировщик три истребителя. Поэтому испытания воздушной этажерки продолжались и в 32-м году, когда Путивцев уже вернулся из своей заграничной командировки и работал в НИИ Военно-Воздушных Сил страны.
  В один из таких полетов решил отправиться сам Вахмистров. Место левого летчика -- командира корабля -- занял комбриг Путивцев, а место правого -- командир эскадрильи Андрей Шарапов. На истребителях были Чкалов и Анисимов -- опытный летчик-испытатель и большой друг Валерия Павловича.
  Взлет совершили без осложнений, и, сделав круг, Путивцев подал команду на расцепку. И тут Шарапов допустил ошибку, которая могла всем им стоить жизни: не отпустив замка задней застежки и не освободив хвост, он открыл передний замок, удерживающий ось шасси истребителя, в котором находился Чкалов. Нос самолета, подхваченный воздушным потоком, быстро пошел вверх. Катастрофа казалась неминуемой: сейчас истребитель перевернется, крылом секанет по фюзеляжу самолета-матки и винтом врубится в плоскость, и вся конструкция начнет разрушаться.
   Секунда решала жизнь всех трех экипажей, и эту секунду использовал Чкалов: сработав рулем глубины, он заставил колеса своего истребителя снова прижаться к крылу самолета-матки, а когда задний замок был освобожден, легко взмыл вверх вместе с истребителем Анисимова.
Самолеты приземлились, и все бросились обнимать Чкалова.
-- Считайте, что мы второй раз родились благодаря Валерию Павловичу, -- сказал инженер Вахмистров.
Второе рождение решили отпраздновать в ресторане «Динамо». Там, за дружеским столом, Путивцев с бокалом в руке подошел к Чкалову.
-- Мы теперь вроде побратимы, давай на брудершафт, -- предложил он.
-- Давай, Док, -- согласился Чкалов.
-- Почему -- Док? -- спросил Пантелей Афанасьевич.
-- А ты не знал? Тебя так наши ребята прозвали: «Доктор штопорных дел», -- ответил Чкалов, намекая на заграничную командировку и всю возню с плоским штопором, которому был подвержен самолет Хейнкеля, объезженный Путивцевым.
С того вечера Путивцев и Чкалов стали на «ты».
Потом еще не раз работа сводила их вместе.
Прозвенел звонок. Все устремились в зал. Чкалов и Путивцев сели рядом.
Совещание открыл секретарь ЦК ВКЩб).
Говорил он негромко, но четко, иногда замедленно, тем самым подчеркивая наиболее важные места:
-- В последние годы в нашей стране создано несколько крупных конструкторских бюро. Их возглавляют талантливые ученые, товарищи Туполев, Поликарпов, Ильюшин, Лавочкин, Яковлев. Центральный Комитет партии надеется, что названные товарищи оправдают наши ожидания и дадут Красному Воздушному Флоту такие машины, которые должны по своим тактико-техническим, боевым качествам превосходить машины любого агрессора, который посягнет на священные рубежи нашей Родины. Мы глубоко также верим в то, что наши летчики, наши красные соколы, на машинах, созданных на советских заводах, будут летать выше всех, дальше всех и быстрее всех!.. Громкие аплодисменты прервали речь секретаря ЦК. Когда они затихли, он продолжил свою речь:
-- Успехи Красного Воздушного Флота налицо. Но мы собрали вас сюда, товарищи, не для того, чтобы почивать на лаврах. Центральный Комитет, Политбюро очень обеспокоены высокой аварийностью, которая есть не только в учебных подразделениях, но и в кадровых воинских частях. Это свидетельствует о многом.
Первое. Некоторые наши машины далеки от совершенства... Да, мы торопим конструкторов, потому что время торопит нас! Но жизнь советского человека -- самое большое наше достояние, и, когда речь идет о жизни советских летчиков, мы не можем оправдать торопливость и никогда не оправдаем. Это должны знать все!
  Второе. В стране за последние годы вступило в строй немало новых авиационных училищ. Количество летчиков, которых мы выпускаем сегодня, удовлетворяет запросы быстрорастущего Красного Воздушного Флота. Но качество, подготовка летчиков?.. Я вот слышу там, справа, реплику: «Подготовка недостаточная». ЦК тоже так считает. Начальникам авиационных училищ, преподавателям, всем тем, от кого зависит рождение пилота, следует серьезно задуматься. Если надо, давайте пересмотрим программы. Если надо, давайте увеличим срок обучения, а главное -- количество летных часов... Тут некоторые товарищи, продолжал секретарь ЦК, -- высказывали мне опасения в личных беседах: дескать, надо экономить бензин. -- Он повысил голос: -- Пусть не беспокоятся: бензина у нас хватит!.. И третье. Мы живем во вражеском окружении. Не исключена, товарищи, возможность вредительства. Надо серьезно разобраться, кто обслуживает наши машины, кто их строит. Дело должно быть поставлено таким образом, чтобы ни один шпион, ни один диверсант не имел доступа ни к самолетам, ни к авиационным заводам!..
Секретаря ЦК провожали аплодисментами стоя. На трибуну один за другим поднимались летчики, конструкторы, представители предприятий.
-- Ты не будешь выступать? -- спросил Чкалов Путивцева.
-- Не собирался.
-- Не люблю выступать с трибуны, -- Признался Чкалов,-- но была не была...
Когда объявили его фамилию, в зале прошел шумок: очень многие знали или слышали о Чкалове.
Он поднялся на сцену и не зашел за трибуну, а стал рядом с ней. Широко расставил ноги, как моряк на палубе качающегося корабля, и заговорил:
-- Было время, и некоторые называли меня воздушным хулиганом за то, что я пролетел под Троицким мостом в Ленинграде, и за некоторые другие штучки. -- В зале заулыбались. Чкалов тоже улыбнулся. Глянул в президиум: Орджоникидзе тоже добродушно улыбался в усы. -- Но то, что я делал, ничего общего с воздушным хулиганством не имело. Я убежден, -- продолжал Валерий Павлович в свойственной ему напористой манере, -- воздушные бои будут вестись не только на больших высотах, где можно достигнуть значительных скоростей, но и на малых, где станет действовать вражеская бомбардировочная авиация по малоразмерным целям на поле боя, в ближнем тылу. Поэтому мы должны наших истребителей учить вести бой и в непосредственной близости от земли. Мы должны их учить не бояться земли, применяя маневры и горизонтального полета и вертикального. Невзирая даже на опасную близость земли! В этом случае мы сможем успешно вести борьбу не только с бомбардировщиками противника, но и с истребителями прикрытия...
-- Правильно, Валерий! -- крикнул кто-то из зала.
Чкалов говорил еще о необходимости создать самолет, который бы умел летать скрытно на бреющем полете, используя рельеф местности. Этот самолет необходим для поддержки наземных войск. Благодаря малой высоте полета он будет почти неуязвим для зенитной артиллерии противника...
В перерыве Чкалова снова окружила большая группа летчиков, его сторонников.
У Чкалова было много горячих поклонников в авиации и прежде. Но кое-кому из высшего командования не нравилось, что Чкалов не вписывается ни в какие наставления. Действительно, многие его полеты были нарушением предписываемых правил вождения самолетов, а следовательно, приносили неприятности тем, кто за это отвечал. Были и такие, которые считали Чкалова «авиационным чудовищем», способным угробить и себя, и сотни других летчиков, стремящихся ему подражать.
  Тогда-то Чкалова неожиданно и отправили на сборы для командиров, где был установлен режим военного училища с обязательным казарменным положением. Это обидело талантливого пилота. Одиннадцать лет назад он окончил школу военных летчиков, и вот снова он, командир, как приготовишка, на таком же режиме, как безусые курсанты: подъем, отбой, вечерняя поверка, шагистика... И главное -- нет полетов. А если Чкалов не летал несколько дней, настроение у него портилось, он ходил мрачным.
-- Ну, снова Валерия заштормило... -- говорили о нем друзья.
У Чкалова произошел неприятный разговор с командованием сборов, и вскоре его демобилизовали из ВВС.
Узнав об этом, Путивцев тогда же подал рапорт своему непосредственному начальнику, комкору Батюкову. Комкор вызвал Путивцева и сказал:
-- Понимаю вас и отчасти разделяю ваши чувства. Но дисциплина в армии должна существовать единая для всех. Сейчас у нас много летчиков, и мы можем обойтись даже без Чкалова, раз он не хочет считаться с предписаниями.
-- Предписания пишутся тоже людьми... Демобилизация Чкалова -- большая потеря для ВВС, -- высказал свое мнение Пантелей Афанасьевич. -- Разрешите подать рапорт Якову Ивановичу Алкснису.
-- Не разрешаю, -- недовольно сказал Батюков, а потом добавил более миролюбиво: -- При случае я сам поговорю с Яковом Ивановичем. Позже.
Путивцев понял, что недоброжелатели Чкалова занимали в ВВС высокое положение, стояли над Батюковым, и тот знал, что разрешить Путивцеву подать рапорт на имя командующего Военно-Воздушными Силами страны -- значит пойти на конфликт с кем-то из заместителей Алксниса. Батюков по натуре был человеком осторожным и не хотел этого. Не спроси Путивцев разрешения, а просто подай рапорт через голову вышестоящего начальника, чего, вообще-то, делать не полагалось, его бы пожурили -- и все. Но теперь, получив отказ в категоричной форме, Путивцев уже не мог сделать задуманного.
Как быть?.. Пантелей Афанасьевич не уходил. Батюков понял его состояние.
-- Я поговорю с Поликарповым. Ему нужен шеф-пилот на завод. Пусть Чкалов пока поработает там...
Это все меняло. Чкалов будет заниматься такой же работой, как и в НИИ ВВС, а конструктор Поликарпов делал очень интересный самолет.
Во время летных испытаний машина Поликарпова показала себя маневренной и скоростной.
Управление авиационной промышленности разрешило сделать несколько модификаций истребителя. Решался вопрос о запуске истребителя в серийное производство. Неожиданно этому воспротивилось Управление Военно-Воздушных Сил Красной Армии. По заключению специалистов Военно-Воздушной академии имени Жуковского, машина с таким толстым профилем не может входить в штопор, а если такое случится -- то не выйдет из него. Кроме того, они считали, что истребитель имеет сложное управление и, пока эти недостатки не будут устранены, он бесперспективен.
Создали специальную комиссию, в которую вошли два испытателя -- представители завода и два -- из НИИ ВВС.
  Чкалову нравился «ишачок», как он любовно называл тупоносый истребитель. Он делал на нем все фигуры высшего пилотажа. И в день, когда комиссия приехала на аэродром, он тоже выполнил полет с блеском.
-- Но это же Чкалов! -- говорил профессор Журавлев из Военно-Воздушной академии. -- Он полетит и на палке... А вот как другие летчики?..
Настала очередь Пантелея Афанасьевича. Он немного волновался. Ему не приходилось водить И-16, а сейчас многое зависело от того, как они, впервые севшие в этот самолет, смогут справиться с машиной. То, что истребитель был, в принципе, хорош, только что доказал Валерий. Но формы машины действительно необычны, и как она поведет себя во время штопора в руках Путивцева?
Путивцев был сосредоточен. Не спеша пошел он к самолету, из кабины которого выбирался Чкалов. Умостился на теплом еще сиденье. Отрегулировал привязные ремни. Протер летные очки и водрузил их на место. Внимательно осмотрел шкалу приборов и только после этого дал знак механику:
-- Запускай!
Прогретый мотор работал чисто на всех режимах. Пантелей Афанасьевич сделал две небольшие пробежки по аэродрому, а потом вырулил на старт. Запросил:
-- Разрешите взлет!
-- Взлет разрешаю,-- ответил руководитель полетов.
Пантелей Афанасьевич открыл дроссельную заслонку, мотор быстро набрал обороты. Разбежавшись, самолет легко пошел в высоту. Путивцев сделал осторожный вираж вправо, влево. Сейчас было не до лихачества. Если он сорвется, еще хуже, угробит машину -- пропал труд тысяч людей, а качества нового истребителя будут поставлены под сомнение.
Самолет хорошо слушался рулей, хотя управление им было действительно несколько сложноватым. «Кое-где надо бы поставить пневмопривод», -- подумал Пантелей Афанасьевич.
Путивцев сделал несколько фигур высшего пилотажа и наконец -- штопор. Сначала в левую сторону... Пантелей Афанасьевич вывел самолет в горизонтальный полет. Снова набрал высоту, и снова штопор, вправо.
Приземлившись, Путивцев сразу же попал в медвежьи объятия Чкалова:
-- Спасибо, Док, -- сказал он.
-- За что? Спасибо Николаю Николаевичу1, тебе, всем, кто делал эту машину.

...После совещания Путивцев задержал Чкалова:
-- Послушай, Валерий, есть у меня для тебя одна задачка.
-- Не, брат, не выйдет.
-- Ты же еще не знаешь, какая, -- изумился Путивцев.
-- Все равно не выйдет.
-- Почему?
-- Потому что... Ну-ка нагнись! -- Чкалов потянулся к уху Путивцева и сказал заговорщически: -- Хотим мы со товарищи махнуть через Северный полюс в Америку.
-- Здорово! А меня в компанию не возьмешь?
-- Я бы с дорогой душой... Но компанию подбираю не я, ЦК решает. Только пока об этом молчок. Ладно?