Повод стать сильным

– Эксперимент вышел из-под контроля, – пробормотал Наставник, отвернувшись.
– Вышел из-под контроля... – снова повторил Андрей. – Вот уж никогда не думал, что Эксперимент может выйти из-под контроля. <…> А что вы теперь прикажете делать нам?..

А. и Б. Стругацкие «Град обреченный»          


Пролог.
Мальчик.

– Подойди, – сказал Оракул. – Не бойся... Как тебя зовут?
– Я не боюсь, – сказал мальчик.
У него отчаянно мёрзли ноги на холодном каменном полу, и всё время хотелось потереть одну ногу о другую, но он не решался.
Он подошёл.
– Меня зовут Сифаки, – сказал он и сейчас же поправился: – Сисифос... Меня зовут Сисифос, я – сын Эолоса...
– Хорошо, Сисифос, – сказал Оракул. – Зачем ты пришёл? Что ты хочешь узнать?
– Я пришёл... Я хочу узнать – кем я буду?.. Кем стану? И ещё... – мальчик на мгновенье задумался. – Когда я умру? Я погибну?.. И ещё. Я стану героем?..
Оракул нахмурился.
– Слишком много вопросов... Выбери один. Главный...
Некоторое время мальчик стоял, переминаясь с ноги на ногу.
– Ладно... – сказал он. – Тогда так... Я хочу знать – как я умру?
– Почему ты выбрал именно этот вопрос?
– Потому... Потому что смерть, она... как итог жизни, – ответил мальчик. – Ведь по тому как человек умер, можно судить о том, как он жил... И потом... – он облизнул губы. – Именно смерть человека чаще всего определяет – будут ли его считать героем или нет...
– А ты умён, – улыбнулся Оракул. – Умён не по годам... Хорошо. Я покажу тебе... Сядь сюда. И дай мне руки.
Мальчик сел напротив Оракула и, чуть помедлив, вложил ему в протянутые ладони свои холодные пальцы.
– Смотри мне в глаза, – сказал Оракул. – Прямо в глаза...
Мальчик смотрел в глаза Оракулу, не отрываясь и почти не дыша. Потом веки его дрогнули. Он задышал ровно и спокойно, голова его медленно опустилась на грудь. Глаза закрылись... Прошло несколько минут. Пальцы мальчика шевельнулись. По телу его как будто прошла лёгкая волна, он судорожно вздохнул и, вскинувшись, широко распахнутыми глазами непонимающе уставился на Оракула.
– Ну что? – спросил Оракул. – Что ты видел?..
– Камни... – недоумённо сказал мальчик и наморщил лоб. – Причём здесь камни?.. Зачем ты мне это показал?..
– Что ты видел? – настойчиво повторил Оракул.
– Я видел камни!.. – сказал мальчик, и в его голосе прорезалось отчаянье. – Много камней... Я стоял у подножья горы. Вокруг были камни. И мне надо было поднимать их в гору... Я знал, что мне обязательно надо катить их в гору... Я ничего не понимаю... – он выдернул свои руки из ладоней Оракула и потёр лицо. – Ты... Ты обманул меня?!..
– Почему ты так говоришь?
– Но ты же... ты обещал показать мне мою смерть! – с обидой в голосе воскликнул мальчик; он обхватил себя руками за плечи, губы его посинели и вздрагивали.
– И что? – Оракул, прищурясь, смотрел на него.
– Но я не увидел ТАМ своей смерти!..
– Значит, ты не умрёшь, – спокойно сказал Оракул.
Мальчик замер.
– Но... Но так ведь не бывает!.. Такого не может быть!!
– Откуда ты знаешь – что может быть, а чего не может?.. – спросил Оракул и добавил: – Поживёшь – увидишь...


Глава первая.
Камень.

Солнце сегодня просто взбесилось.
Оно не палило, не обжигало и даже не жарило. Оно буквально бичевало не защищённую ни единым клочком одежды, голую спину.
Сисифос обливался потом. Удары сердца отдавались в голове так, что закладывало уши.
А ещё эта проклятая сандалия!
Сисифос скосил глаза. Так и есть. Ремешок лопнул окончательно, и сандалия теперь держалась на ноге исключительно за счёт пяточной обвязки.
Сисифос попытался перевести дух. Осыпь это позволяла. Пожалуй, это было единственным её плюсом. Когда он только вкатил камень на тяжело хрустнувшее, выбросившее вниз по склону целый веер дробно загрохотавших булыжников, щебёночное пространство, он даже испытал некоторое облегчение. Теперь не надо было прикладывать чрезмерных усилий, чтобы только удерживать камень на месте – он сам, зарываясь основанием в щебень, сохранял некое подобие равновесия, увы, только подобие – оно оставалось слишком неустойчивым даже для того, чтобы можно было позволить себе освободить хотя бы одну руку.
Да, осыпь позволяла делать передышки. Зато каждый шаг вверх становился теперь поистине мучением – камень как будто лежал в яме, его всякий раз приходилось буквально выковыривать из сыпучего щебня; ноги, не находя надёжной опоры, разъезжались, сползали вместе с осыпающимся гравием вниз по склону – по чуть-чуть, по дактилосу, по палэсте – отдавая ненавистной горе; с таким трудом отвоёванное пространство.
«Ничего, – подбодрил себя Сисифос, – немного осталось... Уже совсем немного... Последней метки уже и не видно...».
И действительно. Он находился сейчас, по крайней мере, на пол стадиоса выше той наивысшей точки, до которой когда-либо раньше смог подняться. Эту каменистую осыпь, на которой он в настоящий момент корячился, он раньше и видеть-то мог только снизу. Выглядела она тогда, как пёстрый, неширокий ободок у самой вершины горы. Выше неё из склона выступал только небольшой гранитный лоб-голяк, а дальше склон начинал как будто выполаживаться и постепенно терялся за перегибом. Там уже была вершина. Должна была быть. Обязана.
Сисифос половчей перехватил руки и двинул камень вверх. Ноги поползли. Он попытался переступить, но проклятая сандалия, отвисая языком, загребала гравий, и правая нога вскоре оказалась стоящей босиком на острых камнях. Двигаться было нельзя. Но и стоять на режущих щебёночных гранях становилось с каждой секундой всё невыносимей. Сисифос почувствовал, как от напряжения у него задрожала икроножная мышца. И тогда он, яростно сжав зубы, с горловым хрипом рванул вверх ненавистную глыбу, быстро переступил и рванул ещё раз, переступил и рванул ещё...
Камень гулко громыхнул о гранит. Сисифос, практически лёжа на животе, по-лягушачьи загребая ногами, толкнул его ещё чуть выше и, в кровь раздирая колени, выполз, выгреб, выбрался на гладкий горячий откос...
Он лежал животом на камне, задыхаясь, ничего не видя от пота и слёз, чувствуя, как сердце яростно стучится в твёрдый гранит. Воздух был горяч, и каждый вдох обжигал и без того сухую гортань. Невыносимо хотелось пить. Он попытался сглотнуть, но слюны не было, и только наждачная боль полоснула его по горлу.
Сисифос поднял голову. До перегиба оставалось всего несколько шагов. В начале подъёма он проходил такие участки чуть ли не бегом. Сейчас же расстояние казалось практически непреодолимым. «Ничего-ничего... – попытался он вновь приободрить себя. – Главное – без паники... Надо только немного отдышаться... Сейчас... Сейчас...». Правая нога неожиданно поползла. Сисифос попытался переставить её чуть выше, но нога вдруг скользнула вниз, как по льду, и он, упав на правое колено, от неожиданности чуть не выпустил покачнувшийся камень, и только нечеловеческим напряжением мышц, весь неловко перекосившись на бок, с трудом удержал равновесие. «Й-амо-то!!..» – шёпотом выругался Сисифос и, вывернув шею, упёршись левым ухом в глыбу, попытался рассмотреть причину падения. Ему сразу всё стало ясно – кожа под пальцами ноги была содрана и висела грязными лохмотьями, из раны обильно сочилась кровь, весь край гранитной плиты был ею уже щедро вымазан. «Мал-лака!..» – эмоционально поименовал Сисифос то ли свою ногу, то ли осыпь, то ли порванную и висящую сбоку на щиколотке сандалию. А может быть всех их вместе. Боли, впрочем, не было. Пальцы и передняя часть ступни как будто занемели. Сисифос попробовал пошевелить пальцами – кровь пошла сильнее. Тогда он передвинул ногу ещё правее, развернул ступню поперёк склона и, стараясь опираться только на пятку, поднялся, одновременно обхватывая руками камень снизу и перенося центр тяжести как можно дальше вперёд и вверх. «А-ап!!.. – захрипел он, наваливаясь на непосильную глыбу и, провернув её, переступил ногами. – А-ап!!.. А-ап!!..»... Он старался не останавливаться, чтобы не потерять темп, не упустить той, пусть совсем малой, почти иллюзорной инерции, он действовал почти механически, после каждого рывка мелко переступая ногами, перехватывая руками камень, глядя прямо перед собой, но уже почти ничего не видя из-за заливающего глаза пота. Он ещё раз поскользнулся, вновь упав на уже разбитое колено, но сразу же выправился, лишь хрипло зарычав сквозь стиснутые зубы... «Ноги... Руки... Рывок!.. – крутилось у него в голове. – Ноги... Осторожно... Руки... Рывок!..»...
Вдруг он понял, что катить стало легче. Он помотал головой, чтобы стряхнуть с ресниц капли пота, и, подняв лицо, посмотрел вперёд. Впереди была вершина. Это точно была вершина! Относительно ровная, до гладкости отполированная дождями и ветром горизонтальная площадка размером примерно в полтора плетроса, края которой полого уходили во все стороны вниз, а впереди, прямо за ней... А за ней он увидел море...
Не останавливаясь и не отрывая глаз от с каждым шагом всё больше расширяющейся панорамы, он докатил глухо погромыхивающий камень до центра площадки и наконец остановился. Некоторое время он ещё придерживал камень руками, как будто опасаясь, что тот вновь вдруг покатится (куда?!), но потом всё-таки отпустил его и, прихрамывая, оставляя за правой ногой кровавые отпечатки, пошёл к противоположному краю вершины. «Всё... – думал он. – Всё... Неужели всё?..»...
Море было прекрасно! Холодная синева его была разлита до самого горизонта. Её хотелось пить! Её хотелось брать горстями. И ветер! Он налетел неожиданно. Сисифос уже забыл, что на свете бывает ветер. Не медленное, тягучее движение знойных потоков вдоль раскалённого горного склона, а вольный, прохладный морской ветер, летящий с неведомых свободных просторов, пропитанный солёной влагой и несущий с собой волнующий шелест нездешних парусов. «Здравствуй, ветер... – сказал Сисифос. – Здравствуй, море!.. – и, закрыв глаза, каждой клеточкой измученного тела впитывая нежные поглаживания ласкового бриза, добавил: – Я вернулся...»...
Закричала чайка. Сисифос открыл глаза и, прищурившись, нашёл на пронзительно синем фоне медленно парящую белоснежную точку. Чайка летела ниже него, справа налево: от обрывающихся почти отвесно к морю коричнево-рыжих голых скал – к широко распахивающейся, пёстрой, всей в разнотонных зелёных клеточках возделанных полей, тонущей в полуденной знойной дымке, долине.
Долина представляла собой почти правильный равнобедренный треугольник, обращённый своим узким основанием к морю. По дальнему краю её, вдоль круто взбегающих вверх, заросших редким лесом, горных склонов, причудливо извивалась нешироким серебристым телом блескучая река. Три маленькие деревушки располагались в вершинах треугольника: одна – самая дальняя, почти неразличимая – в устье реки, вторая – слева, в горловине долины и третья – самая крупная – на берегу моря, практически у самых ног.
Впрочем, на обычное сельское поселение эта последняя деревня похожа была мало: практически все дома в ней представляли собой добротные – кирпичные, под черепичной крышей – двухэтажные постройки с прилепившимися к ним конюшнями, сараями и прочими подсобными помещениями, обнесённые по периметру впечатляющего вида заборами. Непривычным было и то, что все дома в деревне располагались вдоль трёх, параллельных береговой черте, абсолютно прямых улиц, примерно посредине пересечённых поперечной – с небольшой, квадратной площадью в центре. На памяти Сисифоса так не строили.
Людей, да и вообще ничего живого – вероятно, по случаю жары – на улицах видно не было, лишь за дальней околицей, на выгоревшем до белёсой желтизны поло;гом склоне виднелась небольшая отара овец с понуро стоящей неподалёку голоногой фигуркой одинокого пастуха.
Деревни соединялись между собой жёлтыми ниточками дорог. По дальней из них – вдоль изрезанного оврагами берега реки – нещадно пылила чья-то повозка...
Пора было посмотреть... Сисифос потупился, но потом всё же перевёл взгляд дальше и левее, туда, где над вздымающимися друг за другом всё выше и выше горными хребтами, незыблемым грозным напоминанием должна была громоздиться величественная и неприступная, вечно укутанная в непроницаемый, посвёркивающий зловещими зарницами, облачный саван, тяжёлая громада богохранимого Олимпоса, и... не поверил своим глазам: на девственно чистом, не опороченном ни единым маломальским облачком, ярко-голубом небе – чёткой трезубой гребёнкой – вычерчивалась до неприличия голая, какого-то совершенно непристойного грязно-коричневого цвета, вполне рядовая вершина. Сисифос впервые в жизни увидел одновременно все три головы её мрачного бастиона: Митикас, Сколио и Стефани. Разинув рот, как неотёсанная деревенщина, он во все глаза смотрел на совершенно небывалую, абсолютно немыслимую ещё совсем недавно картину. «Что-то как-то тут не так... – пустым ошейником от сбежавшей собаки глупо вертелась в его голове никчемная мысль. – Что-то как-то тут не так...»...   
Защипало ногу. Опомнившись, Сисифос оторвался наконец от немного жуткого, но жутко притягательного зрелища, сел и, вывернув ступню, подробно рассмотрел повреждения. В общем-то, страшного ничего не было: ран хоть и было несколько, но все они оказались неглубокими, поверхностными порезами – по пальцам снизу как будто бы прошлись грубой тёркой. Только под большим пальцем дело оказалось чуть посерьёзней – содранный лоскут кожи, заворачиваясь, обнажал голую, сочащуюся густой тёмной кровью, плоть. Сисифос приподнялся и, стащив с себя набедренную повязку, уселся голыми ягодицами обратно на гранит. «Ого!» – сразу заёрзав, удивился он – камень был горяч, словно раскалённая сковорода. Опять нестерпимо захотелось пить. «Не время. Ещё не время. Потерпи... – попытался уговорить себя Сисифос. – Скоро уже. Теперь уже скоро... Так... Что тут у нас?..». Сисифос, встряхнув, развернул полуистлевший кусок материи. Хорошего было мало. Тысячу раз пропотевший, истёртый о камни грязно-серый лоскут ткани, бывший когда-то давно – наверное, ещё в позапрошлой жизни – роскошным белоснежным хитоном, представлял собой сплошное сито из дырок разной величины. Рвать его практически не пришлось – материя буквально расползалась под пальцами. Очистив, по возможности, рану от набившегося в неё песка и мусора, Сисифос туго забинтовал порезы, а вторым лоскутом накрепко примотал к ступне многострадальную сандалию. Критически оглядев неуклюжее сооружение, он поднялся и, заранее скривившись от боли, осторожно перенёс вес тела на повреждённую ногу. Получилось, однако, терпимо. Впрочем, выбора всё равно не было. «Ладно. Главное добраться до моря – там промою... – думал Сисифос. – Подорожника бы по пути нарвать... Вдруг попадётся...». Он подошёл к са;мому спуску и, почти механически выбирая и оценивая глазами маршрут, привычно напутствовал сам себя: «Ну что?.. Боги – в помощь!» – но, сразу опомнившись, едко усмехнулся и, ещё раз исподлобья взглянув на непривычно – до неприличия – лысоголовый Олимпос, развернулся боком к склону и, придерживаясь обеими руками за горячие камни, начал осторожный спуск...

– По-по-по-по!.. Кера! Ты только посмотри – какой мужчина!
– О, боги! Вот это тело!.. Клянусь – Аполон бы позавидовал!.. Кто это?
– Понятия не имею... Эй, Андрос!.. Ты знаешь этого красавца?!..
– Юла, смотри – он проснулся!..
Сисифос разлепил глаза и не без труда повернул голову на звук голосов – шагах в пяти от него, с неподдельным интересом его разглядывая, топтались две девицы лет восемнадцати- двадцати. Из одежды на девицах были только серьги. Сисифос заморгал и приподнялся на локтях. Пока он спал, на песчаном берегу появился лёгкий, полощущий полотняными боковинами, переносной тент. Возле него хлопотали два негра-раба в когда-то, видать, тёмно-синих, а теперь –  полинявших на солнце до скудного бледно-фиолетового цвета, коротких эксомисах. Один – колдовал возле курящейся нежным сиреневым дымком жаровни, распространяющей по всему побережью умопомрачительные запахи жареного мяса, другой – споро орудовал под тентом, извлекая из многочисленных плетёных корзин разнообразную посуду и расставляя её на длинном и низком шестиногом столе. А от палатки в их сторону – по щиколотку в воде – неспешно шагал высокий широкоплечий мужчина в коротком пёстром хитоне, перетянутом по талии узким кожаным ремешком. Вероятно, это и был тот самый, окликнутый девицами Андрос. В обеих руках Андрос нёс по крупной виноградной грозди, поочерёдно откусывая от каждой из них.
– Кто же он, этот прекрасный незнакомец?.. – продолжали щебетать девицы, как бы вовсе и не замечая пробуждения Сисифоса.
– И почему он лежит здесь, совсем один?..
– Вдали от радостей и утех...
– Вдали от нас...
– Вдали от нас! – прыснули они.
Сисифос вновь взглянул на разбитных подружек, на этот раз уже вполне оценивающе. Обе были стройны, миловидны, обе – с собранными на затылке в тяжёлый пучок волосами; только одна – чуть повыше – брюнетка, с небольшими и острыми – пирамидками – грудками, а другая – чуть пониже и чуть пополней – рыжая, с грудями округлыми, тяжёлыми, напоминающими по форме чуть оплывшие книзу диносы. Удивило Сисифоса то, что вместо привычных треугольников, низ живота девиц украшали узкие вертикальные волосяные полоски, этакие интимные тропинки, заманчиво убегающие в манящие тенистые ущелья. Это было ново, это было неожиданно. И это было... да, это было возбуждающе.
– Ой, Кера!.. – затормошила брюнетка свою подружку. – Глянь! Да мы ему нравимся!..
И они обе залились радостным смехом, впрочем, ни на секунду не отводя от Сисифоса своих любопытных глаз. Сисифос, подтянув ноги, сел.
– Ну, колараки-му, что за шум?.. – подошедший Андрос вклинился между товарками и, сунув им угощение, по-хозяйски приобнял девиц за попки. – Что вы тут нашли?
Его взгляд упёрся в Сисифоса.
– Та-ак... Эт-то что за гусь?.. – выпустив девиц, Андрос шагнул вперёд; лицо его закаменело. – Встань, раб! – он прищурился. – Ты чей?..
Шутки кончились. Сисифос медленно поднялся.
– Я не раб... – сказал он и пристально посмотрел Андросу прямо в глаза. – Я – Сисифос из Коринфоса.
По мере того как он распрямлялся, взгляд Андроса менялся от враждебно-настороженного к удивлённому и – далее – к  восхищённо-восторженному.
– Ух ты!.. – напряжение сошло с лица Андроса, теперь он откровенно и с неподдельным удовольствием разглядывал Сисифоса. – Клянусь небом, мне не приходилось видеть мускулатуру подобную этой! А я ведь знаком практически со всеми олимпиониками последних лет, – он сделал ещё шаг вперёд и протянул Сисифосу руку: – Я – Андрос из Иолкоса. Приветствую тебя в Эвримене, Сисифос... – он оглянулся на девиц: – Это – мои кузины – Гликерия и Юлия. Добрые горожанки и весёлые спутницы. Они из Ларисы... Что привело тебя в Магнисию, Сисифос? Дела или желание развлечься? Сюда многие приезжают развлекаться...
Сисифос пожал протянутую руку.
– Что привело?.. – он усмехнулся. – Я здесь... ну, можно сказать... тренируюсь...
– Конечно!.. – Андрос хлопнул себя ладонью по лбу. – Конечно!.. Я ведь тебя знаю! Ты – тот парень, что катает камни на Тимопию. Да?..
Сисифос кивнул:
– Катал... Хватит, откатался.
– Кара! Юла! – Андрос вновь обернулся к своим спутницам. – Это же – тот самый отчаянный коринфянин, про которого нам рассказывал Костас! Помните?..
Девицы вновь оживились и приблизились.
– Коринфянин!.. – Юла нарочито медленно облизнула губы. – Тебе ещё не надоели твои камни? Может, хочешь подержаться за что-нибудь более мягкое? М-м?.. – и она, подбоченясь, вызывающе повела бёдрами.
– Брось, Юла! – рыжая Кера взяла подругу под руку. – Разве мы можем сравниться с какой-нибудь большой гладкой глыбой? Да и сердце его... – она насмешливо посмотрела в глаза Сисифосу. – Наверняка, оно уже давно превратилось в холодный камень.
Они вновь расхохотались.
– Будет вам, малакизменис! – Андрос сердито повёл плечами. – Отстаньте от человека!.. Да и прикрылись бы – чай, не с рабом разговариваете!..
– Ой-ой-ой! – Юла недовольно надула губки. – Можно подумать, что он никогда в жизни не видел голой женщины!..
– Коринфянин, скажи, неужели мой внешний вид тебя оскорбляет? – Кера, склонив голову набок, томно прикрыла глаза и ладонью огладила свои богатые груди. – И вообще!.. – она стрельнула в Сисифоса лукавым взглядом. – Мы шли купаться! Правда, Юла?
– Да! – Юла даже топнула ногой. – Мы, между прочим, шли купаться!..
Они вновь расхохотались и, сунув обратно Андросу свои почти нетронутые виноградные грозди, схватившись за руки, побежали к морю.
– Андрос! Не отпускай коринфянина! – крикнула уже из воды Кера. – В кои-то веки в этой глуши появился приличный мужчина! – и, мелькнув пышными ягодицами, она поднырнула под накатывающую сине-зелёную волну.
– Ну, что ты с ними будешь делать?.. – сокрушённо, но в то же время улыбаясь, покачал головой Андрос. – Резвятся, как нимфы!
– Симпатичные девчонки, – согласился Сисифос, одобрительно наблюдая за плескающимися на мелководье «нимфами». – И без предрассудков!..
– Что да, то да! – усмехнулся Андрос. – Настоящие менады. Дионисос бы обзавидовался... – он вновь повернулся к Сисифосу и улыбнулся: – Ну что... коринфянин? Кера права – мне тоже не хочется тебя отпускать... – он сделал серьёзное лицо. – Сисифос из Коринфоса! Я официально приглашаю тебя стать моим гостем!.. Надеюсь – ты никуда не торопишься? Сможешь уделить пару дней скромному провинциалу?.. Обещаю – скучно не будет!
– Это я уже понял... – улыбнулся Сисифос, благосклонно кивнув в сторону резвящихся в воде подружек. – Благодарю тебя за приглашение, Андрос из Иолкоса. Я с удовольствием принимаю его... Только у меня к тебе есть одна маленькая просьба...
– Да?.. – наклонил к нему голову Андрос.
– Моя одежда... – Сисифос указал на неопрятного вида кучку тряпья, валяющуюся неподалёку на песке, и развёл руками. – После этих... тренировок... Боюсь – у меня не осталось ничего приличного...
– Ох, было бы чего!.. – Андрос крутанулся на пятке и, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул: – Эй!! Нубис!! Мой фарос сюда, мигом!.. Там, в палатке лежит!.. Да нет! В палатке!! Тьфу ты, малакас!.. Давай бегом!!.. – он повернулся к Сисифосу: – Нет твари глупее и ленивее, чем нумидийский раб! Клянусь небом, их надо сечь по два раза в день! Чтоб хоть немного шевелились...
Подскочил темнокожий Нубис, протягивая хозяину на вытянутых руках роскошный пурпурный фарос.
– Давай быстро домой, – принимая у раба плащ и передавая его Сисифосу, приказал Андрос, – в большом зелёном сундуке возьмёшь хитон – белый с дорийским рисунком – и принесёшь сюда. Понял?.. Дорийский – это там, где линии и квадраты, а не листья, бестолочь!.. И чтобы стрелой летел!!..
Раб, вздымая розовыми пятками фонтанчики песка, унёсся в сторону деревни.
– Ну что?.. – Андрос критично оглядел облачившегося Сисифоса и явно остался доволен. – Что значит порода! Аристократ, он – во всём аристократ!.. Прошу! – и Андрос сделал приглашающий жест в сторону палатки. – Как ты относишься к хиосскому? Я привёз сюда два пифоса отличного хиосского...
– Сто лет не пил хиосского, – честно признался Сисифос, которого уже начинало подташнивать от голода. – Честно говоря, я сейчас был бы рад и обыкновенной рецине. С хорошим куском мяса...
– Ну что ты! – Андрос гордо покачал головой. – Я последний раз хлебал рецину, будучи ещё эфебосом... Весёлое было время!.. Что с ногой? – заметил он прихрамывания Сисифоса.
– Ерунда!.. – отмахнулся, не сбавляя шаг, Сисифос, ноздри его жадно раздувались. – Это всё теперь – ерунда!.. Пустяки... О, небо! Запах-то какой!..
Они вплотную подошли к жаровне, где томился, дышал, исходил жирным соком над подёрнутыми сизой плёнкой углями ароматнейший шашлык.
– Ну, Юбас, что тут у тебя? – нахмурив брови, строго спросил Андрос колдующего у жаровни, лоснящегося от пота раба.
– Усо; гатова, хазаына... – почтительно склонился тот. – Эта... усо гатова...
– Ну, раз «усо гатова» – давай, подавай, – приказал Андрос и, подняв над головой руки, захлопал в ладоши: – Девочки!!.. Кера!! Юла!!.. Кукла-му, давайте к столу!.. Сувлаки готовы!.. – и, повернувшись к Сисифосу, подмигнул: – Ну что? Пока девчонки идут – по первой?..

– Да ладно! Брось!.. – сказал Андрос – Перестань!.. – и слабо махнул свободной рукой – во второй он цепко держал, высоко подняв за одну ручку и опасно дирижируя в такт своим словам, наполненный почти до самых краёв изящный скифос (они только что провозгласили тост за мускулатуру спины). – Перестань! Никогда ЖЕЛЕЗОМ ты не нагонишь таких мышц!.. Никогда!.. – он на секунду задумался, глядя в стол. – А если даже и нагонишь!.. – он мотнул головой. – То это будут не мышцы, а... бугры... Понимаешь?!.. – и, с трудом найдя взглядом Сисифоса, припечатал: – Бугры!!..
– Понимаю, – сказал Сисифос. – Что ж тут непонятного? Бугры.
– Именно! – Андрос вдруг с удивлением обнаружил в своей руке скифос и, основательно приложившись к нему, продолжил: – Именно!.. Настоящую – ГЛАДКУЮ – мускулатуру можно сделать только долгими изнар... изнурительными тренировками, сисп... м-м... – он помотал головой. – С... использованием огромных тяжестей. Например... например...
– Камней, – подсказал Сисифос.
Андрос фыркнул и презрительно покрутил пальцем возле его носа:
– Не камней! Не-ет!.. ГЛЫБ!!.. – он округлил глаза. – Огромных глыб!.. Ты понимаешь?! – он наклонился к Сисифосу и доверительно зашептал: – Должны одновременно работать ВСЕ мышцы... ВСЕ!! – рявкнул он. – От ахилла – до шеи!.. – и он выразительно постучал себя ладонью по загривку. – Только тогда мы получим нужный результат!.. Это я тебе говорю как без пяти минут олимпионик!.. Ты знаешь, – сказал он, гордо выпрямляясь, – я же чуть не стал олимпиоником?!.. Я тебе сейчас расскажу...
– Я знаю! – торопливо перебил его Сисифос, успевший уже два раза выслушать эту весьма некороткую историю. – Ты рассказывал. Ты его почти поборол, но тут он сломал тебе палец.
– Да!.. – Андрос выставил перед собой, как знамя, свой увечный перст. – Да!.. Проклятый спартанец!! – он заглянул одним глазом себе в скифос и, рыча, – в несколько мощных глотков – прикончил его содержимое, расплескав добрую половину на многострадальный хитон. – Юбас!!.. – гаркнул он, растирая вино по груди. – Малакас!.. Где рыба?!
– Нэсу... усо нэсу, гаспадына!.. – из-за палатки тут же вывернулся расторопный Юбас и водрузил на стол блюдо с запечёнными на углях четырьмя великолепными сибасами. – Эта... ку;сай, хазаына, – мелко кивая, склонился он перед своим господином. –  Укусный псыта!
Андрос небрежным движением руки услал раба.
– М-м?.. – он указал гостю на парящее нежным духом блюдо. – Воздадим?
– Непременно... – подтвердил Сисифос; он, наклонившись к столу и прикрыв глаза, благоговейно вдыхал забытый аромат. – О, небо!.. Как давно я не ел ничего подобного!
– А где наши девочки? – вдруг озаботился Андрос, шаря вокруг себя руками. – Где мои кузины?!
– Ничего себе! – сказал Сисифос, с удивлением глянув на него. – Ты же сам их прогнал.
– Прогнал?!.. – Андрос сфокусировал взгляд где-то на полметра левее Сисифоса. – Я?!!
– Ну! – Сисифос усмехнулся и, аккуратно перекладывая себе в тарелку ароматную поджаристую рыбину, кивнул в сторону моря. – Вон же они  – на берегу прохлаждаются... Хорошо, я им догадался кофон с вином дать, а то бы они уже давно там от скуки утопились...
– И правильно! – решительно одобрил то ли себя, то ли Сисифоса Андрос. – Пусть посидят отдельно. А то от их болтовни голова уже пухнет!
– Да ты что? – улыбнулся Сисифос, обсасывая оторванный от сибаса плавник. – Так уж и пухнет?
– Пухнет!.. – упрямо подтвердил Андрос. – ...Ну? Как рыба?
– Непередаваемо!.. – Сисифос, отделив вдоль хребта длинный сочный ломоть и заранее жмурясь от удовольствия, отправил его в рот. – М-м-м!.. – простонал он. – Во вту тает!
– Ты афх... авголемоно возьми!.. – Андрос внезапно подскочил и, прицелившись, выхватил из столового разгрома соусник, после чего, опасно балансируя, принялся щедро поливать сибаса в Сисифовой тарелке. – Мой Юбас делает отличный афх... авголемоно!..
– Хорошо!.. Спасибо!.. Хватит!.. – Сисифос, чуть-чуть не разделив с сибасом его участь, наконец решительно отобрал соусник у кренящегося, как ялик под ветром, горе-олимпионика. – Ну что?.. – спросил он, усаживая Андроса на место. – Под рыбку?..
– Запросто! – легко согласился тот и, ухватив за ручку киафос, стал зачерпывать из кратероса и обильно поливать вином стол вокруг скифоса гостя.
– Подожди!.. – Сисифос забрал у него черпак и, поочерёдно наполняя скифосы, спросил: – Послушай, а  что у вас говорят про Олимпос?
– Про Олимпос? – задрал брови Андрос.
– Ну да!.. – Сисифос протянул Андросу его скифос. – Что-нибудь же у вас говорят по поводу того, что с ним случилось...
– А что с ним случилось? – принимая за две ручки скифос и ещё выше задирая брови, спросил Андрос. – Что вообще может случиться с ОЛИМПОСОМ?
– Да... Пожалуй... – согласился Сисифос. – С Олимпосом действительно вряд ли что может случиться... Я имею в виду богов... Тебе не кажется, что они ушли?
– Как ушли? – не понял Андрос. – Куда?
– Не знаю, – пожал плечами Сисифос. – Просто ушли.
– Вот так вот, ни с того ни с сего, взяли и ушли? – удивился Андрос. – Вот так вот запросто?.. Зачем?.. – на лице у него неожиданно проступила неподдельная обида, как у ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку. – А мы?!
– Вот именно! – сказал Сисифос.
– Что... «вот именно»? – по частям спросил Андрос и вдруг звонко икнул.
– Я и говорю: если боги ушли – нам-то – что делать?
– А они точно ушли?! – Андрос подозрительно прищурился.
– Да я-то откуда знаю?!.. – Сисифос опять пожал плечами. – Я думал – может, у вас тут что-нибудь известно.
Андрос с минуту трудно – всем лицом – размышлял, а потом, опять звучно икнув, надолго припал к своему скифосу. Сисифос ждал.
– ...Ну и хорошо, что ушли!.. – оторвавшись наконец от сосуда, заключил иолиец. – Без них – лучше!
– Лучше? – удивился Сисифос.
– Конечно!.. – Андрос со стуком поставил свой скифос на стол. – Да потому что... надоели!!.. – и он с вызовом посмотрел сильно мимо Сисифоса. – Сколько можно?!.. Боги – то! Боги – сё!.. Это – угодно богам! Это – не угодно богам!.. – его брови сошлись. – Сидят там у себя, на Олимпосе, как... эти... Жрут, спят, сон... сношаются с кем попало. И нас же ещё и учат!.. Нет, каково?!.. – он, опираясь руками в салат, грозно поднялся. – Обойдёмся без них! Пусть уматывают!.. Мы – человеки! Это, между прочим, кое-что значит!.. – и, роняя вокруг себя крошки салата, он покрутил пальцем в воздухе. – Мы – цари природы!.. Ты!! – он выбросил палец в сторону Сисифоса и чуть не повалился следом. – Я!! – и он ударил себя кулаком в гулкую грудь. – МЫ!!.. Не он, не он и не он... – потыкал Андрос в пространство вокруг себя. – И не этот... Как его?.. – он изобразил у себя над головой пальцами что-то типа оленьих рогов. – Метатель молний этот... – он захихикал и подмигнул блюду с рыбой. – Но нет!!.. – губы его вновь вытянулись в строгую ниточку, нижняя челюсть грозно выдвинулась вперёд. – МЫ!!.. МЫ – венцы природы! МЫ – преп... пер... пре-бра-зо-выем мир!..
– Преобразовываем, – поправил его Сисифос и подивился тому, как легко ему далось это непростое слово – всё-таки хиосского было выпито изрядно.
– Что?.. – запнулся Андрос.
– Преобразовываем, – ещё раз с удовольствием повторил Сисифос.
– Молчи!.. – Андрос уже не видел его в упор. – Молчи, дурак! Хазос!.. С кем ты споришь?!.. Что ты вообще понимаешь?!.. Я – без пяти минут олимпионик!.. Я – в Афинах, как дома! Я – знаешь, с какими людьми знаком?! Я – знаешь?!.. – он задрал палец вверх и, вдруг замолчав на полуслове, начал валиться на спину.
Сисифос, расплёскивая вино, вскочил. Но неизвестно откуда возникший Нубис уже подхватил падающее тело хозяина и, ловко развернув его вдоль стола, аккуратно уложил на бок на дифрос. Потом он сдёрнул с соседнего сидения подушку и бережно подложил её под голову Андросу. Всё это он проделал столь быстро и ловко, что сразу стало понятно – ему не впервой.
– ...А ты любишь своего господина, – оценил усилия раба Сисифос.
– Он – хороший, – не стал возражать Нубис. – Он только ругается, но никогда не бьёт... Иногда только скифосом запустит... Да и то – чаще всего промахивается.
Сисифос усмехнулся:
– Истинный олимпионик... Ты его укрой чем-нибудь, – посоветовал он, – ночью будет прохладно.
– Не-е... – возразил Нубис. – До ночи он не долежит. Скоро проснётся – начнёт посуду бить.
– Даже так? – заинтересовался Сисифос. – И что, много бьёт?
– У-у!.. – раб безнадёжно махнул рукой. – Много! Корзинами из Ларисы возим.
Сисифос рассмеялся.
– Ладно... Смотри тут за своим... «венцом природы».
Он тщательно вытер пальцы хлебным мякишем, после чего поднялся и, взяв со стола блюдо с рыбой, направился к берегу...
Девушки лежали на расстеленных овечьих шкурах лицом к морю и, склонившись друг к дружке головами, о чём-то секретничали. Они опять были нагишом, и Сисифос, подходя с тыла, с удовольствием созерцал открывающуюся панораму.
– Красавицы!.. – оповестил он сестёр о своём приближении. – Я вам пситу принёс! Отличная псита – только что с пылу, с жару...
Девушки обернулись.
– О, коринфянин! – улыбнулась навстречу Кера. – Ты не забыл про нас!
– А где этот?.. – Юла сморщила носик. – Недоделанный олимпионик.
– Спит... – сообщил Сисифос, опускаясь на колени и ставя блюдо на край подстилки. – Умаялся.
– А, ну это – не надолго, – пообещала Юла. – Ещё до заката проснётся и – снова в бой!.. Терпеть его не могу пьяного!
– Выпей с нами, коринфянин! – предложила Кера, она села, скрестив ноги, и, дотянувшись, переставила ближе к Сисифосу ополовиненный кофон. – Мы соскучились.
– С удовольствием! – сказал Сисифос и, взяв двумя руками сосуд, взглянул поверх него на прелестниц. – За вас, красавицы! – с чувством произнёс он. – За самых чудесных женщин, которых я встречал в этой жизни!
– Да ладно!.. – не поверила Юла. – Чтоб такой видный мужчина да не имел кучу любовниц?!..
– ...Клянусь! – Сисифос оторвался от кофона и приложил ладонь к груди. – Клянусь небом – я уже много лет не встречал ни одной настоящей женщины!.. – и, сделав печальное лицо, он грустно пояснил: – Там, где я так долго был – их попросту нет!..
– И где же это ты был, коринфянин?.. – заинтересовалась было Кера, но Юла тут же перебила её, толкнув ладонью в плечо:
– То-то же его так топорщит! – захохотала она и указала на приподнявшийся край Сисифова хитона. – Коринфянин! Да ты действительно соскучился по женщинам!
– Тебя надо срочно спасать, коринфянин! – захохотала и Кера; впрочем, глаза её глядели ласково. – Юла, спасём отшельника?
– Спасём!.. – тут же согласилась Юла и, вскочив, забежала за спину Сисифосу. – Керка, нападай на него спереди! – закричала она и тут же ловко оседлала Сисифоса, прижавшись к нему сзади грудью и крепко обхватив его своими длинными загорелыми ногами.
Кера встала и, покачивая бёдрами, медленно пошла на гостя.
– Сдавайся, коринфянин... – сказала она и, глядя ему в глаза, вызывающе тряхнула головой, рассыпав по плечам свои огненные кудри. – Сопротивление бесполезно.
Она подошла вплотную и, приподнявшись на цыпочки и взяв Сисифоса ладонями за лицо, впечатала ему в губы сочный долгий поцелуй. Сисифос ответил на него, а потом, подхватив её на руки, поднялся и так – с висящими на нём, весело визжащими девицами – пошёл к морю, глубоко увязая ногами в мягком горячем песке. Зайдя по колено в воду, он повалился прямо в пенный прибой и с наслаждением погрузился в сладостный мир пальчиков, губ, язычков и прочих прекрасных частей тела, коими в таком изобилии обладали ласковые и умелые подруги...


Глава вторая.
Маяк.

...Камень был совершенно невообразимый – гладкий, чёрный, со странными красноватыми  прожилками, складывающимися в сложный, постоянно меняющийся узор. По размерам он был раза в полтора выше Сисифоса, кроме того, – у него были четыре многосуставчатые руки, которыми он то упрямо упирался в скалу, то цеплялся за другие, такие же странные, рукастые  камни, а то вдруг начинал активно отталкивать Сисифоса, нанося ему довольно чувствительные тычки в грудь и в лицо. Это было тем более неприятно, что заканчивались эти руки пучками коротких, скользких, извивающихся щупалец. Сисифос совершенно выбился из сил, а до вершины было ещё – ой, как далеко. Увернувшись в очередной раз от мерзких, шевелящихся щупалец, он наконец протиснулся вплотную к камню и навалился на него плечом. Чёрная шершавая поверхность камня оказалась неожиданно упругой и горячей. Сисифос, собрав все силы, попытался катить эту живую глыбу вверх. Камень не поддавался. Он пружинил, вихлял из стороны в сторону, внутри него происходило какое-то движение, казалось – кто-то, замурованный в камне, толкается навстречу Сисифосу сквозь упругую чёрную плоть. Это было дико, это было страшно и... до тошноты омерзительно. Наконец камень, приподнявшись на руках, что-то визгливо крикнул и, оттолкнув Сисифоса, обдав его своим жарким дыханием, ринулся вниз, набирая скорость, по ходу втягивая в себя свои нелепые руки и увлекая следом за собой целую лавину насмешливо визжащих и громыхающих чёрных камней...
Сисифос вздрогнул и открыл глаза. Хотелось пить.
В комнате было светло и жарко. Солнце лупило в узкую щель – между пурпурными портьерами из тяжёлой и дорогой милетской ткани – справа сверху. Это означало, что утро уже достаточно позднее, во всяком случае время первого завтрака давно миновало.
В левую щёку кто-то горячо дышал. Сисифос повернул голову и увидел рыжие кудри Керы – девушка, уютно устроившись на его плече, безмятежно спала. Странно, но он совершенно точно помнил, что ночью ложился в постель с Юлой. «Да... – подумал Сисифос – Пить надо меньше...». Он осторожно высвободил своё плечо из-под головы девушки, сел и огляделся. Юла нашлась на соседнем ложе. По-хозяйски закинув ногу и руку на лежащего к ней спиной и что-то бормочущего во сне Андроса, она спала, уткнувшись лицом между его лопатками. В комнате царил полнейший кавардак: вещи, одежда валялись как попало, вперемешку с посудой и едой. Отчётливо пахло потом и сгоревшим маслом от светильников. И кто-то храпел. Сисифос вытянул шею. В дальнем конце комнаты, рядом с дверью в гинэкэйон, прямо на полу, на ковре, спала ещё одна пара. Храпел, задрав кверху неопрятного вида бороду, лежащий на спине мужчина, в котором Сисифос не без некоторого затруднения узнал столь элегантного с вечера Костаса Карийского. А рядом с карийцем, свернувшись в клубочек, лежала, недавно купленная Андросом в Ларисе за триста драхм, маленькая белокурая рабыня из Ольвии – совсем ещё юная, но, как оказалось, в любовных делах опытная и ненасытная. «Как же её зовут? – попытался вспомнить Сисифос имя рабыни. – Как-то её необычно зовут... Рата?.. Рита?.. Ракита! – вспомнил он. – Да, Ракита... Странное имя»...
Сисифос встал и, лениво почёсываясь, двинулся по комнате... Свой хитон он нашёл рядом с очагом. Хитон был помятый, но целый и – на удивление – достаточно чистый. Тут же обнаружился на две трети опорожненный кратерос; на дне его из вина торчал бок утонувшего киафоса. Сисифос, нащупав ручку, выудил утопленника и, зачерпнув, стал пить степлившееся вино. Напиток ощутимо отдавал смолой. «Ты смотри!.. – удивлённо подумал Сисифос. – Добрались всё-таки и до рецины!»...
В перистилосе было пусто и – главное – прохладно. И прибрано. Сисифос вспомнил, что тут творилось накануне, и подивился расторопности слуг – вчера ему казалось, что вернуть дворику его первозданный вид не удастся уже никогда и никому. Или это было позавчера? Сисифос присел на ступеньку под портиком и, прислонившись плечом и виском к холодной колонне, попытался припомнить – какой, собственно, нынче день? Ничего не получалось. Перед закрытыми глазами калейдоскопом замелькали ни с чем не сообразные картинки: ритмично подпрыгивающие тяжёлые груди Керы, и она сама – запрокинувшая рыжеволосую голову и выгнувшая тело дугой, истомно стонущая, яростно бьющая навстречу своими полными бёдрами; завязанная узлом железная кочерга в его собственных, перепачканных сажей руках, и пьяно-восторженные, рукоплещущие зрители, обступившие его со всех сторон; чьи-то тощие волосатые ягодицы на подоконнике, и их хозяин – свесившийся за окно, с ходящими ходуном острыми лопатками и потной розовой плешью, натужно – с рыками и подвываниями – блюющий в цветник... «Да-а... – самокритично подытожил Сисифос. – Погуляли... Всё. Хватит! Надо завязывать... Домой пора. В Коринфос»...
– Господину плохо?.. – услышал Сисифос над собой тихий голос и нехотя открыл глаза.
Рядом с ним, держа под мышкой веник и туго свёрнутый небольшой коврик, стоял знакомый раб.
– Господину плохо?.. – повторил Нубис, сочувственно глядя на него.
– Нет, Нубис, – с трудом отрывая голову от прохладного камня, ответил Сисифос, – господину хорошо... Просто господин сейчас тихонечко сдохнет – и все дела.
В глазах Нубиса промелькнул испуг.
– Ладно. Не бойся. Шучу... – успокоил его Сисифос. – Принеси-ка мне лучше попить... Только – воды! Воды, а не вина! – повысил он голос вслед бросившемуся исполнять приказание рабу.
Нубис вернулся почти сразу и протянул гостю большой запотевший кофон. Сисифос осторожно принял у него тяжёлый холодный сосуд и, благодарно прикрыв глаза, стал жадно, проливая на грудь, пить вкуснейшую ледяную воду, от которой у него сразу же заломило зубы, а на спине и боках выступила обильная испарина.
Оторвавшись от кофона, Сисифос вытер рукой подбородок и, возвращая заметно полегчавший сосуд Нубису, спросил:
– Послушай... Где тут у вас, в Эвримене, можно повозку нанять?.. Хотя бы до Ларисы?..
– У Афониса, – сейчас же ответил смышлёный раб. – У Афониса Никейского. Это – там, – он махнул рукой, указывая направление, – в центре. Второй дом от площади. Самый большой. И самый разрисованный. Там ещё перед входом – статуя Аполона, вот на такой... – он стал показывать руками, – ...подставке.
– Понятно, – сказал Сисифос и, придерживаясь за колонну, поднялся. – Хозяину скажи, что я пошёл по делам. Вечером, возможно, ещё зайду... – некоторое время он поразмышлял, потом добавил: – Хотя это – вряд ли.

– Нет, это – даже не смешно!.. – Афонис – маленький полный пожилой человечек с глубокими залысинами на лобастом черепе и аккуратно завитой бородой – стоял перед Сисифосом в своём скромном домашнем светло-зелёном хитоне и, подбоченясь, снизу вверх, возмущённо смотрел на него. – Ты приходишь ко мне с улицы – без денег, без каких-либо рекомендаций – просто так! – и требуешь ни много ни мало, а бигу до Коринфоса!..
– Прошу, – мягко поправил его Сисифос, – я ПРОШУ бигу.
– Это всё равно! – отмахнулся Афонис. – Почему я должен тебе верить? Почему я должен верить всякому босяку?.. Я, вообще, вижу тебя в первый раз!
– Всё когда-нибудь случается в первый раз... – улыбнулся Сисифос. – Значит моего честного слова тебе недостаточно?
– Пф-ф! Что слова;?! – фыркнул Афонис. – Слова – это... ветер, – он сделал неопределённый жест рукой. – Кто сейчас верит словам?.. Это тебе не старые добрые времена, когда слово ценилось дороже золота, и купец был готов скорее разориться, чем нарушить уговор.
– А сейчас? – спросил Сисифос.
– Сейчас всё не так!.. – покачал головой Афонис. – Всё не так, и всё не то!.. – и, немного погодя, печально и тихо, как бы сам для себя, добавил: – А что делать? Нравы...
– За меня может поручиться Андрос... – предложил Сисифос. – Я – его гость, и...
– Этот иолиец? – перебил его Афонис. – Не смеши меня! Чтобы я поверил пьянчуге, пустившему по ветру дело своего покойного отца?! Почтенного Теофаниса!.. За два года прокутить состояние в тридцать талантосов! Да, это надо уметь!.. Я не удивлюсь, если он ещё до зимы прибежит ко мне – закладывать свой дом... Так что ты прости меня, коринфянин, – Афонис приложил ладонь к груди, – но повозку я тебе не дам.
– Может быть, ты возьмёшь залог?.. – спросил Сисифос и, сняв с пальца перстень, протянул его Афонису.
– Что ты можешь мне предложить? – заранее скептически кривясь, но всё же принимая перстень, спросил купец. – Золочёную медь? – он взвесил перстень в руке и хмыкнул: – Глянь-ка – золото... Но всё равно, наверняка – новодел. Да любой из моих жеребцов стоит два таких... – он осёкся и медленно поднял на Сисифоса изумлённые глаза. – Так ведь это... Это же... О, боги!
– Да, – подтвердил Сисифос. – Это – перстень Эолоса Фесалийского.
– И ты... значит... Ты... получается... – с логикой у Афониса явно перестало ладиться.
– И я – его прямой наследник, – помог ему Сисифос.
Афонис потрясённо молчал, переводя взгляд с перстня в своей руке на Сисифоса и обратно.
– Так ты дашь мне повозку? – улыбаясь, спросил Сисифос.
Афонис вышел из оцепенения. С достоинством поклонившись, он вернул перстень Сисифосу и, глядя ему в лицо, твёрдо сказал:
– Сисифос из Коринфоса. Я приношу тебе извинения за моё недостойное поведение. Я был не прав... Ты, конечно, получишь повозку. Ты получишь прекрасную бигу до самого Коринфоса и – в придачу – лучшего моего возничего... Скажи, могу ли я надеяться, что отпрыск столь славного рода примет моё приглашение и разделит со мной трапезу?
– Афонис из Никеи, – опять улыбнулся Сисифос, – я с удовольствием разделю с тобой трапезу. И не надо извиняться – ты ни в чём не виноват.
– Ты благороден и учтив, коринфянин, – наконец улыбнулся и Афонис. – Это по нынешним временам большая редкость... – он повернулся и захлопал в ладоши: – Гамос! Вара! Иля!.. Быстро все сюда!.. У нас гость! У нас ДОРОГОЙ гость! Накрывайте стол! Всё – самое лучшее!.. И позовите мою жену! Я хочу познакомить её с нашим гостем... – он опять повернулся к Сисифосу: – Может быть, истопить баню?.. Ты знаешь, у меня прекрасная баня! И в ней – бассейн с проточной водой...
– Баня? – удивился Сисифос. – А что... Пожалуй... – он повёл плечами. – Баня мне сейчас как раз бы не помешала...
– Отлично! – обрадовался хозяин дома. – Гамос!.. Скажи Бусасу, чтобы истопил баню. И погорячее! Дров не жалеть!.. И пусть приготовит всё необходимое: масло, глину, благовония... В общем – всё!.. Этот иолиец небось и ванны-то для тебя не нагрел? – обратился он опять к Сисифосу.
– Да уж... – усмехнулся Сисифос. – Как-то нам было не до ванн...
В сопровождении служанки появилась хозяйка дома – маленькая и круглая, как и её супруг. Несмотря на домашнюю обстановку, волосы её были тщательно уложены, а на ухоженном лице были бережно сохранены и подчёркнуты следы былой красоты. Одета она была просто, но изысканно – в льняной, богато вышитый пеплос, заколотый на плечах золотыми брошами и подпоясанный под грудь пёстрым пояском, и в изящные плетёные сапожки, оставляющие ногу почти обнажённой. В руках женщина держала роскошный веер из павлиньих перьев. На Сисифоса пахнуло целым букетом ароматов, где на фоне  дорогих благовоний доминировал шафран...
– Анна! – обрадовался Афонис. – Познакомься, это – достопочтенный Сисифос из Коринфоса – прямой потомок великого Эолоса Фесалийского. Он любезно согласился разделить с нами трапезу... Сисифос, это – Анна, моя жена. Прекрасная хозяйка и, между прочим, – очень мудрая женщина!.. – он приобнял супругу за плечо и нежно поцеловал в щёку.
– Наслышана, наслышана... – отстраняясь, благосклонно покивала «мудрая женщина»; она, широко улыбаясь, откровенно любовалась могучей фигурой гостя. – В Эвримене уже третий день только и разговоров, что о богоподобном коринфянине, который таскал камни на Тимопию, а теперь гостит у Андроса из Иолкоса...
– Ну вот! Опять я всё узнаю; последним! – расстроился Афонис. – Подожди... Камни?!.. – недоумённо переспросил он. – Какие камни?
– Да! – оживлённо стала показывать руками Анна. – Огромные такие глыбы. И троим с места не сдвинуть. А он их – раз – и на вершину горы!..
– Это правда?! – Афонис быстро обернулся к гостю.
Сисифос поморщился:
– Да... Было дело...
– Но... Зачем?! – продолжал выпытывать Афонис.
– А... – Сисифос махнул рукой. – Долгая история... Слишком долгая... Может быть, потом расскажу. Позже...
– Афонис, что ж ты держишь гостя в дверях?! – возмутилась хозяйка. – Пригласил, а сам  держишь!.. Вечно у тебя всё не так!
– Да, действительно! – засуетился Афонис. – Что это я? Гойка! Иля!.. Идите сюда, бездельницы!.. Давайте! Быстро! Быстро!.. Омойте гостю ноги и проводите его в зал...

Стол, по поводу хорошей погоды был накрыт в перистилосе. После изысков в доме Андроса меню показалось Сисифосу несколько бедноватым. Зато пили «Асиртико». Роскошное восьмилетнее «Асиртико», ароматное, как весенний луг, и лёгкое, как крыло бабочки. Впрочем, как «пили»... После неудержимых возлияний у разгульного иолийца назвать то, чем они с Афонисом занимались сейчас, словом «питьё» у Сисифоса не повернулся бы язык. Так – цедили, пробовали. Смаковали. Справедливости ради надо сказать, что «Асиртико» располагало именно к этому. К смакованию.
Анна, недолго посидев за столом, вскоре, сославшись на домашние хлопоты, ушла, тактично оставив мужчин наедине. Подали десерт.
– Так что это за история с камнями? – отставляя скифос на стол и беря с блюда ломтик кефалотири, спросил Афонис. – Может, расскажешь?..
Сисифос вздохнул:
– Прости, Афонис. Правде ты не поверишь, а врать ТЕБЕ я не хочу... Давай поговорим о чём-нибудь другом...
Афонис медленно жевал сыр.
– Ну, как хочешь... Не смею настаивать... Впрочем, кое-какие мысли у меня по этому поводу есть... – он, задумавшись, смотрел мимо гостя. – ...Так о чём ты хотел поговорить? – вдруг спохватился он.
– Боги... – сказал Сисифос. – Я хотел поговорить с тобой о наших богах.
Афонис помрачнел.
– Ты тоже полагаешь, что они ушли? – спросил он.
– Да, – сказал Сисифос. – Полагаю... И у меня есть очень веские основания так считать.
Афонис сел.
– Да-а... – он помрачнел ещё больше. – Значит – худо дело... – а потом, помолчав, добавил: – Хуже некуда...
– Ну, совсем уж драматизировать-то, наверное, не сто;ит, – Сисифос тоже приподнялся и опустил ноги с ложа. – Жизнь ведь на этом не кончилась...
– Это пока!.. – Афонис подался вперёд, глаза его блеснули. – Это пока – не кончилась! А ты представляешь, что будет, когда народ узнает и – главное – осознает, что богов больше нет? Что бояться больше некого?!.. Что у богохульника не склеятся уста?! Что вора, убийцу не поразит молния?!.. Да мне просто страшно себе представить – что тогда начнётся!.. Боги – это страх! А без страха человек не может! Без страха он превращается в скота, в животное!.. Нет, хуже!! Животные не убивают ради потехи и не насилуют собственных детей!
– Хорошо, – сказал Сисифос. – Что ты предлагаешь? – он тоже подался вперёд – к собеседнику, головы их теперь почти соприкасались. – Я ведь вижу – у тебя уже есть ответ...
– Есть... – глядя исподлобья, медленно сказал Афонис. – Есть... Боги должны оставаться на местах.
– Это как?.. – не понял Сисифос. – Мы же не можем...
– Боги должны оставаться на местах!.. – повысив голос, повторил Афонис и, откинувшись на подушки, веско отчеканил: – Если пропало содержимое – должна оставаться форма!
– Если пропало содержимое... – эхом отозвался Сисифос; обхватив пятернёй лицо, он указательным пальцем потёр себе между бровями. – ...То есть ты считаешь... – он поднял на Афониса глаза.
– Да! – сказал Афонис. – Да!.. Жесточайший порядок и дисциплина! И никакой демократии! Она давно изжила себя!.. Хватит болтовни! – он ударил себя кулаком по колену. – Никаких эклесий, всяких этих советов пятисот или там четырёхсот, никаких фил и фратрий!.. – он вновь подался вперёд и пошёл стучать кулаком по колену, как будто забивая в него невидимый гвоздь: – Твёрдая вертикаль власти! От демархосов и архонтов – к стратегосам! От стратегосов – к верховному правителю, тираносу!..
– Ты считаешь, что тирания – это благо? – вприщур глядя на никейца, спросил Сисифос. – Ты полагаешь, что без кнута – никак?
– Тирания сама по себе, она, конечно, не пряник, – согласился Афонис. – Но, понимаешь, – он понизил голос, – вся эта демократия, она ведь не для нас... Нет, она была хороша, когда боги были на месте. Когда за каждым шагом смертного смотрели бессмертные глаза. Но теперь... – он разочарованно покачал головой. – Мы ведь – эллины – дети природы. Мы по своей натуре слишком безалаберны и беспечны. Мы и живых-то богов превратили из грозных смотрителей в домашних любимчиков. В членов семьи... А кое-где и – вообще – в предмет обихода. Клянусь небом, я сам видел в нескольких домах статуи Гекатэи и Гермеса Поворотного, превращённые в вешалки для шляп!..
Сисифос сейчас же вспомнил свой хитон, валяющийся на алтаре Гестии, и не нашёл, что возразить.
– ...Так что, боги ушли не вчера, – продолжал Афонис. – Боги ушли много раньше. Мы просто за повседневной суетой этого не заметили... Поэтому!.. – Афонис вновь возвысил голос и задрал вверх указательный палец. – Богов необходимо вернуть! Пусть не на сам Олимпос, но – в храмы и в дома! Пусть не в сердца, но – в головы эллинов!.. Жрецы!! – он пригвоздил это слово пальцем. – Жрецы должны стать второй властью в государстве!.. Несомненно, подчинённой тираносу, но – властью!.. С правом возвышать за благочестие и карать за отступничество. С правом вхождения в любой дом и правом испытания на веру любого гражданина...
– Ты говоришь страшные вещи, – покачал головой Сисифос.
– Я говорю ПРАВИЛЬНЫЕ вещи! – поправил его Афонис. – Это – во-первых... А во-вторых, эти страшные вещи не покажутся тебе страшными, когда в твой дом однажды ворвутся грязные простолюдины и изнасилуют твою жену. На твоём же супружеском ложе!.. Или когда невежественные метэки отберут у тебя твоё годами создаваемое дело!.. И заметь, это будет не восстание рабов, как в несчастном Аргосе! Это будет много хуже! ЭЛЛИН пойдёт на эллина!.. И вот тогда уже станет не до болтовни! Но будет уже поздно, потому что во дворцах будет пировать чернь, а кровь свободных граждан будет ручьями течь по мостовым... Время разговоров ушло! И горе тому правителю, который своевременно этого не осознает!.. – Афонис потянулся за своим скифосом, но замер на полпути с протянутой рукой. – Вера и порядок! – провозгласил он. – Вера, влекущая за собой порядок. И порядок, обеспечивающий твёрдую веру. Вот – те краеугольные камни, на которых должно стоять здание государства!
– Но ведь нельзя же человека ЗАСТАВИТЬ верить во что-то. Пусть даже и в богов, – возразил Сисифос.
– Ерунда!.. – отмахнулся Афонис, он наконец взял свой скифос и сделал несколько жадных глотков. – Блажь!.. Человека МОЖНО заставить верить во что угодно. Надо только постоянно и целенаправленно, месяц за месяцем, год за годом вдалбливать ему в голову нужную мысль. И через несколько лет он уже будет считать эту мысль своей. Он свыкнется с ней. Сроднится... Более того, он будет готов горло порвать тому, кто думает иначе!.. А если нужную идею прививать с самого младенчества... – Афонис махнул рукой и снова погрузил нос в свой сосуд с вином...
Приблизился слуга:
– Господин, баня готова.
– А, Гамос! Хорошо! – явно обрадовался Афонис. – Очень хорошо!.. Ступай... И скажи Иле и Гойке, чтобы шли прислуживать... Ну что, благородный Сисифос, – улыбнулся хозяин гостю, – я думаю, на сегодня хватит серьёзных разговоров! А то от них появляется изжога, и пропадает аппетит... Я предлагаю переместиться в царство Гийеи и воскурить фимиам славному Гераклису. После пиршества духа необходимо устраивать праздник и для тела... Ты как? Не против? Тогда давай, допивай своё «Асиртико» и – пошли...

Они лежали на чистых циновках на краю мраморного, с голубой водой, бассейна – чистые, блаженно распаренные, и две рабыни старательно натирали ароматными маслами их до сладкой истомы расслабленные тела.
– Спишь?.. – спросил Афонис.
– М-м?.. Нет... Балдею... – отозвался Сисифос, ощущая, как нежные, но цепкие пальчики обрабатывают ему холку.
– Возьми меня в долю.
Сисифос приподнял голову:
– Что ты сказал?..
Никеец лежал на животе, положив голову на руки, и внимательно смотрел на гостя. Обнажённая смуглая Иля трудилась над его ногами.
– Возьми меня в долю, – повторил он.
– О чём ты говоришь? – недоумённо спросил Сисифос. – В какую долю?..
Афонис хитро улыбнулся в бороду.
– Ладно тебе, коринфянин! Я тоже знаю, что такое деловая тайна, но мне ты можешь довериться. Клянусь небом – во всей Фесалии ты не найдёшь партнёра, надёжнее меня!
– Но я действительно тебя не понимаю... – удивлённо сказал Сисифос.
– Ладно. Не будем темнить... – Афонис приподнял голову и подпёр её кулаком. – Камни!.. – сказал он. – Это ведь только дурак Андрос может считать, что камни в гору таскают только ради красивой мускулатуры, – он хмыкнул. – Чтобы потомок великого Эолоса занимался такой ерундой?! Не-ет!.. Я сразу понял – тут что-то не так.
– И что? – спросил Сисифос, ему стало интересно.
– Брось! – сказал Афонис. – Не строй из себя загадочного Сфинкса!.. Раздели ношу с другом, и она станет вдвое легче. Возьми меня в долю!
– Ты хочешь таскать камни вместе со мной?
Афонис рассмеялся.
– Нет, ты, определённо, мне нравишься, коринфянин! Из тебя бы получился прекрасный купец!.. – он передвинулся на край циновки, поближе к Сисифосу. – Скажи... – он вновь стал серьёзным. – Ты ведь строишь на Тимопии... маяк?..
– С чего ты так решил? – удивился Сисифос, теперь он уже смотрел на Афониса во все глаза.
– Это же – как два плюс два... – Афонис быстро развивал успех. – Я и сам давно думал об этом, да вот только, – он поморщился, – как всегда: ни времени, ни сил... А маяк на Магнисийском побережье скоро будет просто необходим. Позарез!.. Это – очень выгодное предприятие!.. Сейчас ведь вся политика Афин поворачивается на север... Македония скоро станет торговым партнёром номер один. Вдоль Магнисийского побережья пойдут тысячи судов!.. Ведь ни для кого уже не секрет, что под Афинами строится целый флот. Заложено больше ста кораблей!.. К тому же, если в Эвримене, на Тимопии появится маяк, то тогда и весь восточный поток – из Мисии, Ионии... из-за Гелеспонтоса – всё пойдёт не вдоль Касандрийского берега, столь непригодного для стоянок, а перетечёт к нам. К нашим удобным бухтам. С их изобилием провизии и пресной воды!.. Ты далеко смотришь, коринфянин! – похвалил Афонис. – Ты расчётлив и не по годам мудр!.. Но – боюсь – тебе не справиться одному!.. Ты знаешь – что сгубило многие великие начинания?..
– Что? – с удовольствием спросил Сисифос.
– Будни! – ответил Афонис, он выпростал из-под бороды кулак и наставительно оттопырил указательный палец. – Обычные серые будни... Ты ведь по натуре – герой. Я это вижу. Тебе подвиг подавай!.. Я нисколько не сомневаюсь, что ты сможешь построить маяк! Но вот его содержание... Это – совсем другое дело... Покупка и доставка масла, замена светильников, чистка зеркал, ночные дежурства и тысячи других мелочей, о которых ты сейчас не задумываешься, а о некоторых – и вовсе не знаешь... Но они появятся, эти мелочи, можешь мне поверить! Они непременно появятся! Они дадут о себе знать, и каждая из этих мелочей может стать непреодолимым препятствием, может сломать тебе всё дело... А я богат, Сисифос, – вкрадчиво продолжал Афонис. – У меня – приличное состояние. У меня – лавка в Афинах и торговый ряд в Ларисе... У меня – много рабов. И если надо, их станет гораздо больше... Согласись – ведь не тащить же тебе рабов из Коринфоса! А у меня есть, в том числе, и каменотёсы, и плотники... Я предлагаю тебе равноправную сделку, – ладонь Афониса легла Сисифосу на локоть. – Я – обеспечиваю твою стройку рабами и всеми необходимыми инструментами. За тобой – только общее руководство. Тебе уже не придётся корячиться на горе; в одиночку... Далее... После окончания строительства... Я – беру на себя все хлопоты и расходы по содержанию маяка. Ты же – обеспечиваешь его бесперебойную работу... Ты согласен?..
Сисифос не успел ответить – в дверях появился Гамос и доложил:
– Господин! Дворецкий сказал, что пришёл человек... Неонос, сын Астериоса. Он говорит, что ему назначено.
Афонис поморщился, кряхтя сел, подобрав ноги.
– Ступай, Иля... И ты, Гойка – отослал он рабынь. – Идите... добавьте горячей воды в ванну... Гамос, передай Неоносу, что я – в бане. Что у меня гость – Сисифос из Коринфоса... Так что, если хочет – пусть присоединяется. Проводишь тогда его сюда... Если же нет – я жду его на обед... Сразу после заката солнца.
– Будет исполнено, господин! – Гамос, поклонившись, исчез.
Афонис вновь повернулся к гостю:
– Ну так что? Что ты скажешь, Сисифос из Коринфоса?..
– Это по поводу маяка? – Сисифос широко улыбнулся. – А что – хорошая идея!
– По поводу нашей сделки!.. – Афонис нетерпеливо заёрзал. – Я ведь тебе всё разжевал!.. Я – на обеспечении и снабжении, ты – выполнение работ. Моя часть – хозяйственная. Плюс деньги. За тобой – сама стройка и работа маяка... Что тут неясного?!
– А прибыль? – спросил Сисифос. – Ты забыл про прибыль. Как мы будем её делить? У нас ведь будет бешеная прибыль!
– Я не забыл про прибыль, – раздражённо сказал Афонис. – Я просто ещё не дошёл до этого пункта...
– Ну как же!.. – Сисифос повернулся на циновке и сел, опустив ноги в бассейн. – Это же – самое главное!! Как же так?! Начинать общее дело и не договориться о дележе прибыли!.. Да разве так делается у нас, у купцов?!.. Нет, Афонис из Никеи, ешь меня с луком, но прибыль надо поделить наперёд! 
Афонис помолчал.
– А ты не так прост, коринфянин, – покачав головой, сказал он. – Не так прост...
– Что ты! – сказал Сисифос и бултыхнулся в прохладную голубую воду...
Когда он вынырнул, Афонис, стоя на краю бассейна, разговаривал с высоким молодым человеком – в белом, богато вышитом хитоне с двойным золотым пояском на бёдрах. Чёрные, блестящие волосы нового гостя были длинны и волнисто ниспадали на плечи, лицо же, наоборот, было гладко – до синевы – выбрито.
Сисифос подплыл к ступенькам и выбрался из бассейна.
– А у тебя есть попутчик, коринфянин! – обрадовал его Афонис. – Познакомься, это – Неонос, сын Астериоса. Он из Афин... Ты ведь не будешь возражать против хорошего попутчика до Афин? А, Сисифос?
– Против ХОРОШЕГО – конечно же, не буду!.. – подтвердил Сисифос, выжимая воду из бороды. – Рад приветствовать тебя, афинянин!
– И я рад лицезреть достопочтенного Сисифоса из Коринфоса! – с достоинством поклонился Неонос. – Уверен – совместная дорога со столь приятным попутчиком покажется лёгкой прогулкой.
– Я дам вам замечательную двухместную повозку, – пообещал Афонис. – И лучшего моего возничего. На биге он доезжает до Афин за четыре дня!.. Когда тебе надо быть в Афинах, Неонос?
– Панафинеи начинаются через восемь дней, – сказал Неонос, – но желательно быть на месте дня за два, за три, чтобы успеть всё подготовить... Поэтому я думаю выехать послезавтра.
– Замечательно! – сказал Афонис. – Завтра повозка с возничим будет у тебя... А ты не возражаешь насчёт отъезда послезавтра, коринфянин?
Сисифос пожал плечами:
– Да мне как-то всё равно...
– Ну, вот и договорились! – Афонис потёр ладонями и опять повернулся к афинянину: – Ну что, ты присоединишься к нам? – и он гостеприимно повёл рукой.
– С удовольствием! – опять поклонился молодой человек. – Воскурить фимиам Гераклису в столь достойной компании почту за великую честь!
– Ну, тогда давай, разоблачайся и для начала – в парную! Там мой Бусас нагнал такого жару, что весь твой афинский лоск стечёт с тебя, как воск со свечи!.. Эй, Гойка!.. Проводи гостя... – приказал он служанке и, придержав её за локоть, тихо добавил: – И смотри – чтоб ему ни в чём отказа не было! Ни в чём! Ты меня поняла?.. Ну, давай, иди! – и он шлёпнул рабыню по звонкой ляжке.
– Ты не смотри, что он молод, – кивнув вслед ушедшему Неоносу, сообщил хозяин дома. – Он довольно влиятелен в Афинах... И у него очень высокие покровители... Очень.
– Какой-то он... сильно правильный, этот твой Неонос... – Сисифос, подбирая слова, потёр пальцами, как будто что-то солил. – Слащавый какой-то...
– Нет, он – неплохой парень, – вступился за афинянина Афонис. – Не жадный... И отзывчивый... Это он мне помог лавку в Афинах открыть. Оформил мне проксению быстро и без всяких там этих ихних... проволочек... И отца я его знаю, – добавил он, – очень достойный гражданин, очень... И весьма богатый.
– Не знаю... – сказал Сисифос. – В наше время таких не делали... Молодёжь тогда была... Как бы это сказать?.. Попроще, что ли...
Афонис с любопытством взглянул на него:
– Ты сейчас говоришь, как столетний старик.
Сисифос грустно покивал:
– Ну... что есть, то есть.
– ...Странный ты, коринфянин... – медленно качая головой, произнёс Афонис. – ...Странный.
Сисифос уже вновь растянулся на циновке.
– Все мы – странные... – укладываясь поудобнее, сообщил он. – Только  каждый – по-своему... У каждого – свой улей в голове.
Афонис не ответил. Некоторое время он молча разглядывал лежащего ничком Сисифоса.
– Так что ты всё-таки ответишь на моё предложение... странный человек из Коринфоса? – наконец спросил он его.
Сисифос, не поднимая головы, пожал плечами и глухо – в циновку – произнёс:
– Не знаю, Афонис... Не знаю... Я подумаю...


Глава третья.
Храм.

Как и в предыдущие дни, выехали на рассвете...
Возница, изрядно поплутав по узким улочкам, выбрался наконец на большак и, ловко работая бичом,  быстро раскатил бигу до максимально возможной на этой дороге скорости.
После ночной грозы было довольно прохладно.
Сисифос, вцепившись в боковой поручень, жадно смотрел вперёд. Набегающий свежий ветер, пахнущий мокрым лугом и – почему-то – яблоками, выжимал слёзы и всё норовил сорвать с головы маленький войлочный пилос.
Неонос пытался дремать, низко надвинув свою широкополую шляпу и зябко кутаясь в тонкий шерстяной гиматион.
По-обыкновению, молчали...
Ближе к Дельфам дорога стала шире, но и колдобин на ней прибавилось. Всё чаще стали попадаться встречные повозки. В попутном направлении в основном двигались тяжело гружёные крестьянские возы. Обгоняя очередной такой воз (волы медленно – сами по себе – тащились по центру дороги, – погонщик, свесив босые ноги с передка, сонно клевал носом), они влетели в здоровенную выбоину и чуть не опрокинулись. Молодого афинянина швырнуло на Сисифоса, он судорожно вцепился в своего попутчика, одновременно пытаясь поправить окончательно съехавшую на глаза шляпу.
– Мал-лакас!!.. – выругался сквозь зубы Неонос. – Колодромос!.. Только придремал!.. Прости, коринфянин, – усаживаясь на место, извинился он, – Тише ты, влакас! – ткнул он кулаком в спину вознице, но тот только скосил через плечо чёрный бешеный глаз, продолжая вовсю погонять лошадей.
Неонос опять повернулся к попутчику:
– Вот ведь!.. Подсунул нам Афонис этого дикого скифа!.. Мало того, что этот варвар ни бельмеса не говорит по-нашему, так ещё и упрям, как баран!.. Угробит он нас. Непременно угробит!.. И самое обидное, что угробит где-нибудь под самыми Афинами!
Сисифос засмеялся.
– Не переживай... – весело сказал он. – Похоронят не хуже других.
– Ага! Спасибо!.. Утешил... – хмуро ответил афинянин, но потом, ещё раз взглянув на попутчика, всё-таки тоже улыбнулся.
– Послушай, – спросил его Сисифос. – ты знаешь кого-нибудь в Дельфах?
– Конечно!.. – откликнулся афинянин. – А что?
– Я, пожалуй, задержусь там на пару дней.
– Зачем?
– Дела, – лаконично ответил Сисифос.
Неонос задумался.
– Могу порекомендовать Протаса, сына Плусиоса – Дельфийского архонта, – предложил он. – Достойнейший муж, мудрец, ученик самого Пифагораса Самиосского, к тому же – очень гостеприимный человек. Я думаю, он будет рад видеть тебя в своём доме... Пожалуй, я сам завезу тебя к нему и познакомлю... Да, – он кивнул, – так будет лучше!
– Спасибо...
– Заодно и позавтракаем по-человечески, – продолжал афинянин. – А то мне все эти придорожные харчевни уже – вот где!.. – и он чиркнул себя ладонью по горлу. – ...А повозку я сразу отошлю из Афин к тебе, в Дельфы. Закончишь с делами – поедешь в свой Коринфос.
– Хорошо, Неонос, договорились.
После этого достаточно долго ехали молча. Афинянин то и дело украдкой посматривал на своего попутчика. Потом наконец решился:
– Послушай, Сисифос... – начал он и замолчал.
Сисифос выжидательно посмотрел на него.
– Послушай... – опять начал Неонос. – Я хотел поговорить с тобой в Афинах... Но раз так складываются обстоятельства – лучше не откладывать дело в долгий ящик. Верно?.. Мало ли как оно там обернётся...
– Конечно, – тут же с готовностью согласился Сисифос. – Конечно, лучше не откладывать дела в долгий ящик. Вообще, в долгий ящик откладывать никогда ничего не стоит. Не то это место – долгий ящик. Вот если бы ящик был недолгим... – он запнулся. – Впрочем... Извини. Я слушаю тебя.
Афинянин некоторое время молча смотрел куда-то под ноги Сисифосу, ничего не говоря, лишь теребя пряжку ремешка шляпы у себя под подбородком, потом вздохнул и, решительно сдвинув петасос себе за спину (ветер тут же растрепал его длинные чёрные волосы), поднял глаза:
– Скажи... Как давно ты решил строить храм?
Сисифос чуть не выпал из повозки.
– Храм?!!.. Какой храм?!.. Ты о чём, Неонос?
Лицо афинянина исказила гримаса отчаянья.
– Подожди, Сисифос!.. Подожди!.. – он ухватил попутчика за край плаща. – Я понимаю, что ты имеешь полное право мне не доверять... Действительно, – кто я такой?! Мы и знакомы-то всего несколько дней... Но, послушай!.. Давай так. Ты сейчас спокойно, не перебивая – только, пожалуйста, не перебивай! – выслушаешь меня, а потом... после того как выслушаешь, ответь мне... Опять же, если захочешь... Если не захочешь – твоё полное право, я всё понимаю и никаких претензий к тебе иметь не буду... Ты только выслушай! Хорошо?.. Договорились?..
Сисифос, аккуратно высвободив свой плащ из рук Неоноса, сдвинул пилос на лоб и почесал в затылке.
– Ладно... Давай, афинянин! Заинтриговал ты меня... – он вернул шапочку на место. – Только ты это... от яиц Леды не начинай. Давай сразу по существу... А то – вон – уже Дельфы показались.
Какое-то время Неонос собирался с мыслями.
– Я думаю, Сисифос, – наконец начал он, – ты не станешь оспаривать тот факт, что боги ушли?
– Не стану... – согласился Сисифос. – Хотя это пока – скорее – предположение.
Неонос кивнул.
– Ладно. Пусть будет предположение... Только очень уж оно правдоподобное... Теперь... Я также надеюсь, что ты согласишься и с тем, что жить по-старому, как раньше, при богах, у нас уже не получится?
– Соглашусь, – опять не стал противиться Сисифос.
– Отсюда вывод... – афинянин сделал паузу и выжидательно посмотрел на Сисифоса, но тот молчал. – Отсюда вывод, – повторил Неонос. – Нам нужен новый бог! – Он вновь взглянул на попутчика. – Ты не согласен?.. Что ты молчишь?
– Я просто не перебиваю, – деликатно напомнил Сисифос.
– Хорошо... – Неонос стиснул свои узкие длинные пальцы. – Ладно... На чём я остановился?
– Ты сказал, что нам нужен новый бог.
– Да!.. – решительно кивнул афинянин. – Да!.. Нам нужен НОВЫЙ бог!.. Заметь – не БОГИ, а – БОГ!.. ЕДИНЫЙ бог! Бог с большой буквы!.. – прищурив глаза, он потёр свой гладко выбритый подбородок. – Афонис правильно говорит о развороте политики Афин на север... Но он не видит всей картины. Он смотрит на вещи со своей точки зрения – с точки зрения торговца. А надо смотреть шире!.. Да, под Афинами строится флот, – продолжал Неонос. – Но это не торговые суда. Это строятся триерисы! Сотни боевых триерисов!! И они, поверь мне, строятся не просто так!.. Пора, наконец, понять, что пришёл конец эпохе раздробленных царств. Независимых городов. Амфиктионов и симахий... Делосский союз давно уже изжил себя. Равноправия больше не будет! АФИНЫ встанут во главе единой и великой Эллады!.. Мегало Эллас!.. – мечтательно произнёс он. – Лакедемон и Фивы уже признали верховенство Афин... На очереди Македония и Фракия. Потом – Эпирос и Брэтия, Иония и Мисия!.. Но мы и на этом не остановимся! Мы пойдём за Геллеспонтос! За Боспорос!! Мы подчиним себе всё побережье Понтоса Эвксинского!!..
– У тебя голова не кружится? – участливо спросил Сисифос.
Неонос осёкся.
– Нет... Спасибо, уже нет. В первые дни было, а сейчас уже нет.
– Прости, я тебя перебил...
Неонос откинул назад волосы, наморщил лоб.
– Так... О чём это я?..
– Ты говорил, что нам нужен новый бог, – напомнил Сисифос.
– Да!.. – афинянин вновь собрался с мыслями. – Единому государству нужен единый Бог! Старые боги изжили себя. И они ушли. И между прочим, правильно сделали! Как говорится – насильно мил не будешь... И напрасно Афонис и ему подобные призывают верить в старых богов!.. Афонис говорит во многом правильные вещи, но он предлагает неверный путь. Сложный и к тому же – тупиковый! Он громоздит Пелио на Осу... Старых богов не вернуть! Нельзя ЗАСТАВЛЯТЬ верить! Это может привести только к обратному результату – то, во что заставляешь верить, начнут ненавидеть!.. Поэтому – к старым богам возврата нет!.. Но об этом пока рано говорить в открытую. Люди, они... инертны. Они готовы цепляться за старое, за привычное, до последней возможности... Но то, что об этом пока рано говорить, абсолютно не значит, что рано действовать!.. Действовать!.. – стукнул он кулаком себя по колену. – Ты совершенно прав, что наплёл этому Афонису всяких небылиц про маяк...
– Это Я наплёл?!.. – искренне возмутился Сисифос, но Неонос, похоже, не заметил его реплики.
– ...Афонис, он, конечно, – достойный человек. Уважаемый, богатый... Умный... Да... Но он – человек из прошлого! Он смотрит назад. А сейчас надо смотреть вперёд!.. Только вперёд!.. Создание нового божества для народа – дело трудное и кропотливое. Нельзя действовать наскоком, огульно... Нельзя НАВЯЗЫВАТЬ новое божество людям. Это вызовет только отторжение... Нового Бога надо подпускать исподволь, тайно. На первых порах его лучше даже вовсе запрещать. Запретный плод, он – всегда сладок!.. И это должен быть СОВЕРШЕННО новый Бог! Бог, совсем непохожий на старых!.. И он должен предложить людям нечто новое, нечто такое, что заставит их пойти за ним, поклоняться ему... Например, – вечную жизнь!.. Нет! Конечно не здесь! Не сейчас! Это бы было слишком просто и неправдоподобно. Но вечную жизнь после смерти! Это – да!.. Если представить нашу быстротечную жизнь как подготовку, как некое испытание перед жизнью загробной, вечной... Это подействует! Это заставит людей следовать за новым Богом и служить, и поклоняться ему!.. Ведь только праведные получат заслуженную благодать! Остальных же – будут жрать черви!..
– Да, – сказал Сисифос. – Это – сильно!.. Это ты – молодец... Сам придумал?
Неонос помялся.
– Не я один... Не я один думаю в этом направлении. Поверь мне – есть люди! Есть достойные, умные люди, люди, наделённые властью... И многие из них считают, что пора начинать действовать... Поэтому твоя идея строительства храма так пришлась мне по душе!.. Ты – гений Сисифос! Только гениям дано предугадывать события. Я ведь узнавал – ты начал строительство задолго до того, как боги покинули нас. Это говорит о многом!..
– Да, – согласился Сисифос. – Это действительно говорит о многом...
– Да... – Неонос вновь откинул со лба непокорную прядь. – И место ты выбрал на редкость удачное... До меня сначала не доходило – почему тебе понадобилось затевать строительство так далеко и от Афин, и от твоего Коринфоса? Но потом я понял! И я повторю: ты – гений, Сисифос!.. Храм новой веры должен появиться именно ВДАЛИ от столицы будущей метрополии, на окраине. Народ в провинциях, он ведь недолюбливает всё столичное, и – поэтому – склонен не доверять ему... Но ты всё точно рассчитал! Эвримена – это не Афины, не Дельфы и не Коринфос. И даже не Лариса!.. Но это и не край света, типа Феодосии. Святыня должна быть далека, но досягаема!.. Необходимо уже сейчас думать о будущих элементах новой веры. Например, – о паломничестве... И далеко не маловажно, что с этой твоей Тимопии отчётливо виден Олимпос. Это – символично! Из храма новой веры будет видна покинутая обитель старых богов!.. Здорово придумано! Гениально!.. Я уже вижу этот прекрасный белоснежный храм и ведущую к нему лестницу в тысячу ступеней! И сотни, и сотни паломников в белоснежных одеждах, поднимающихся к нему! К своему Храму!.. Каждая ступень – шаг к Храму! Шаг к Новой Вере!..
Сисифос не мог наглядеться на афинянина. Глаза у того горели, на щеках проступил горячий румянец, волосы его – вороньим крылом – летели по ветру. Увлекаясь, Неонос то начинал активно жестикулировать, то, наоборот, судорожно стискивал пальцы одной руки ладонью другой. Пару раз он даже пытался привстать, но тут же, сброшенный очередным толчком повозки, шлёпался на своё место, морщился и, сидя, продолжал свою вдохновенную речь.
– ...Ты можешь быть спокоен, коринфянин, – продолжал Неонос, – твой почин не останется незамеченным! Я буду говорить о тебе в Афинах. Я уверен: твой подвиг (а ведь то, что ты делаешь – подвиг!) твой подвиг будет оценен по заслугам!.. Как ты посмотришь на должность Верховного Жреца?.. Верховного Жреца Новой Веры!.. Это, по-моему, вполне справедливо! И заслуженно! Первым Верховным Жрецом по праву должен стать строитель ПЕРВОГО храма!
Он наконец замолчал и выжидающе – широко распахнутыми глазами – уставился на Сисифоса. Надо было что-то говорить... Сисифосу вдруг стало жалко этого молодого парня.
– Слушай сюда, – сказал он. – Слушай меня внимательно, афинянин. Слушай и запоминай!.. Я полностью согласен с тобой. Я согласен с каждым сказанным тобой словом! НО!.. Ты очень правильно сказал, что пока ещё рано говорить обо всём этом в открытую. Ты совершенно прав!.. Но я тебе скажу больше. Об этом говорить не только рано, но ещё и опасно. Смертельно опасно!.. Да-да! Не смотри на меня так. Ты ещё молод. И ты ещё плохо знаешь – что такое клановая борьба. И что такое «баланс интересов». И что такое предательство... Кроме умных и достойных людей, разделяющих наши идеи, есть ещё и другие люди. И они тоже умны. И тоже наделены властью. Но думают они о будущем совсем по-другому. И в том будущем, которое они нарисовали себе, нет места нашему новому Богу. И соответственно, нет места и нам с тобой... Я, например, пока не тороплюсь принять яд из рук гелиастиса. Да и тебе не советую... Поэтому ты должен дать мне сейчас клятву. Ты должен поклясться, что никогда, никому и нигде ты не расскажешь об этом нашем разговоре. Никогда, никому и нигде!.. До тех пор, пока я сам – ты слышишь? – я САМ не разрешу тебе это сделать!.. Нам надо действовать! Но действовать аккуратно. Тайно!.. Ты понимаешь меня?!.. (Неонос истово закивал). Тогда клянись!..
Неонос тяжело дышал. В глазах у него дрожали слёзы. Он порывисто схватил Сисифоса за руку.
– Я клянусь!.. – горячо воскликнул он. – Я, Неонос, сын Астериоса, клянусь тебе, Сисифос из Коринфоса! – он приложил руку к груди. – Клянусь небом! Клянусь лоном моей матери, что не открою никому ни слова из сказанного здесь между нами!.. Ты веришь мне?!..
– Верю... – сказал Сисифос. – Вольно.
Колёса повозки дробно загрохотали по булыжной мостовой. Лошади перешли на шаг. Бига въехала в Дельфы...

– О, небо! – Протас всплеснул руками. – Какой гость! Не могу поверить, что мудрейший Сисифос почтил своим вниманием жилище скромного чиновника!.. Неонос! Мой мальчик! Как я рад видеть тебя! Как ты возмужал! Сколько же мы не виделись?.. Да-да – с прошлого лета. Как летит время!.. Как здоровье родителей? Поклон им от меня!.. Проходите, проходите, дорогие гости!.. Петра! Ола!.. Омойте гостям ноги!.. Стол – в залу!..
Дом наполнился топотом и суетой...
– Ну, что я тебе говорил? – придержав Сисифоса за локоть, тихо сказал Неонос. – Встретил, как лучшего друга!.. Удивительно только, что про тебя уже и здесь знают!
– У славы длинные ноги, – пословицей ответил Сисифос, – но зато короткая память.
Протас – большой и шумный, в белом хитоне с пурпурной оторочкой, коротко остриженный, но заросший по самые глаза смоляной курчавой бородой – перемещался по дому с поразительной быстротой. Его трубный голос, казалось только что звучавший от кладовых, затем отдававший распоряжения со второго этажа, спустя мгновение вновь возник рядом:
– Располагайтесь, располагайтесь!.. Достопочтенный Сисифос, тебе удобно? Ола, ещё подушек!.. Глотос, что ты принёс? «Лимньо»? Неси ещё немейского! И льда, побольше льда!.. Эй, на кухне! Что вы возитесь?! Гости уже заждались!..
Наконец, слуги торопливо внесли стол и утвердили его между тремя, стоящими буквой «пи», ложами.
– Прошу прощения за скудность угощений! – Протас прижал ладони к груди, – Честно говоря, я не ждал гостей. Поэтому: всё – на скорую руку. Но вот – гирос – совсем даже не плох, – отведайте. Опять же – долмадес, мезе... Ага! А вот это – буюрди! Вы, наверняка, такого ещё не пробовали! Мой повар – перс, он привёз этот рецепт из своего Пергамона. Вроде бы ничего необычного – фета с помидорами, но вкус!.. Прошу, прошу!.. Глотос, где вино?! Нет, я сам смешаю!.. – отстранив слугу, он принялся колдовать над кратеросом, впрочем, не замолкая ни на мгновенье: – Ешьте, дорогие гости, ешьте! Подкрепляйтесь с дороги... Будет ещё горячее – мой перс сейчас готовит гемисту. У него отлично получается гемиста!..  Клянусь небом, этот повар – моё лучшее приобретение за последние десять лет! Он уже оправдал каждый халкос из тех шестисот сорока драхм, что я заплатил за него тогда этим несговорчивым купцам с Лесбоса!..
Наконец, хозяин, разлив вино по скифосам, сам расположился на своём ложе.
– К сожалению, дорогие гости, я сейчас очень ограничен во времени, и вскоре вас оставлю, –  предупредил он. – Ничего не поделаешь – служба! Но вечером мы непременно наверстаем упущенное!.. Я приказал истопить баню, поэтому время до вечера, я надеюсь, пролетит для вас незаметно... А сейчас, достопочтенный Сисифос, я хочу выпить за тебя! За мудреца, отринувшего радости жизни и предпочетшего служение великой Софии всем мирским соблазнам! За мужественного и терпеливого строителя храма!.. – и, отсалютовав скифосом гостю, он пригубил вино.
Сисифос и Неонос переглянулись.
– Скажи, Протас, – осторожно произнёс молодой афинянин, – о каком храме ты говоришь?
Архонт улыбнулся:
– Я выражаюсь фигурально, мой мальчик! Конечно, то убогое жилище, что воздвиг себе на Тимопии наш мудрейший коринфянин, – он поклонился Сисифосу, – трудно назвать храмом в нашем обыденном понимании... Но это убежище отшельника, этот, продуваемый всеми ветрами приют мудрости является храмом в высшем значении этого слова! Это – Храм Софии!.. Надеюсь – ты понимаешь меня?!..
Неонос неуверенно кивнул.
– Ах, если бы не эта проклятая служба! – с горечью продолжал Протас. – Я бы и сам был не прочь, удалившись от мирской суеты, от этого гнёта повседневной рутины, искать в окружающем мире зёрна истины и бережно приносить их на алтарь Софии!.. Но – увы, увы, увы! Наши намерения, даже самые благие, сбываются столь редко!.. Где тот восторженный юноша, что сорок лет назад с горящими глазами слушал откровения великого Пифагораса?! Его уж нет! А есть, обременённый делами и погрязший в суете, уставший пожилой человек, склонный к философским беседам и плотным закускам... – и он, трубно захохотав, похлопал себя по обширному чреву. – Но не будем о грустном, мои дорогие гости, не будем о грустном!.. Почтенный Сисифос, дозволь – я подолью тебе вина. Мне этот раз завезли совсем неплохое немейское... Есть ещё восхитительное «Мосхато»! Его подадут чуть позже, к десерту... Да-да! – с напором продолжил он прерванную мысль. – Именно поэтому я так чту тех, кто, не в пример мне, смогли всецело посвятить себя служению одной лишь истине... Как не вспомнить тут доблестного Анаксагораса из Клазомены! Он, кстати, сейчас в большом почёте в Афинах. Ты не знаком с ним, мой мальчик? – обратился он к Неоносу.
– Я много слышал о нём, – сказал афинянин, – но лично не знаком.
– Напрасно, напрасно... – пророкотал Протас. – В твоём возрасте как раз бы и набираться ума у подобных людей. Впрочем, о чём я говорю?! Ты ведь путешествуешь вместе с почтенным Сисифосом. Вот где, наверняка, – неисчерпаемый кладезь мудрости?!..
– Я благодарен богам, что они дали мне в попутчики столь достойного мужа! – согласно наклонил голову Неонос.
– Оставь, юноша! Сколько можно?! – тут же напустился на афинянина Протас. – Я, конечно, понимаю, что это – всего лишь фигура речи. Но, может быть, мы не будем уподобляться безграмотным простолюдинам, поминая через слово и всякий раз благодаря тех, кого благодарить вовсе даже и не стоит?!..
На смуглых скулах Неоноса проступил румянец.
– Э-э... – пришёл на помощь своему попутчику Сисифос. – Кстати, достопочтенный Протас... Что ты думаешь по поводу столь много ныне обсуждаемой темы ухода богов?
– Трескотня! – немедленно припечатал архонт. – Невежественная болтовня! Боги вовсе никуда не уходили!
– К-как?! – поперхнулся вином Неонос. – То есть?!
– Боги никуда не уходили, – уверенно продолжал вещать Протас, – поскольку богов никогда не было!
– К-как – не было?! – афинянин всё-таки расплескал своё вино, но похоже, этого даже не заметил.
– Никак не было, – спокойно подтвердил архонт. – Миф!
– Н-но... как же?!.. – Неонос уже не мог спокойно лежать, он сел и сунул свой недопитый скифос на стол. – Как же все эти божественные чудеса?!.. Ведь есть же непосредственные свидетели!.. Как же молнии Зевса?! Летящий по небу Гермес?!.. – афинянин был явно растерян.
Протас засмеялся.
– Мифы, мифы и ничего кроме мифов!.. Поверь мне, мой мальчик, гораздо проще объяснить какое-либо непонятное или чудесное явление проделками очередного божества, чем годами кропотливо выискивать его природную сущность... А свидетели... Я вполне допускаю, что перепуганный невежественный крестьянин вполне может принять летящий во время бури по небу клок сена за крылатого Гермеса...
– А Вакхос?! Вакхос! – не унимался Неонос. – Его ведь ежегодно видят тысячи!.. И я его видел!..
– Да неужели?! И ты?!.. – архонт, задрав бороду, расхохотался. – Вот уж тут-то как раз ничего божественного ТОЧНО нет! Я тебе так скажу, – он хитро прищурил глаз, – если бы ты целый год прожил в лесу, предаваясь ежедневному пьянству, то тоже бы вполне смог сойти за Вакхоса на ближайших дионисиях!
– Но я же видел – как он каплей крови превращает воду в вино! – не сдавался афинянин.
– Шарлатанство! – отрезал Протас. – Ловкость рук!.. Мой дорогой Неонос, – он посмотрел на молодого афинянина мягко, но укоризненно, – нельзя же быть таким доверчивым!.. Ты слишком подвержен чужому влиянию. Ты слишком увлёкся политикой, забывая о том, что она есть та же суета, только на государственном уровне... Нет, тебе непременно следует учиться!.. Может быть тебе сто;ит отправиться в Луканы? Там, в Элее, сейчас действует великолепная научная школа. Её возглавляет мой хороший друг – Парменидис... Если хочешь – я напишу ему рекомендательное письмо... Пойми, мой мальчик, сейчас вся человеческая ойкумена стоит на переломе эпох. Грядут великие перемены... Но придут эти перемены отнюдь не из политики. Они придут из науки!.. За последние сто лет научная мысль вознеслась на невиданные высоты! С тех пор как великий Фалес Милетский рассчитал ход небесных светил, а незабвенный Пифагорас создал своё замечательное учение о естественной гармонии небесных сфер, боги остались не у дел...
– Но ты же не станешь отрицать божественную сущность Творения?! – с надеждой в голосе спросил Неонос.
– Вот!.. – Протас, укоризненно качая головой, указал Сисифосу на афинянина, как на нашкодившего ребёнка. – Вот! Ты видишь?.. Мой милый Неонос! – он вновь обратился к афинянину. – Божественная сущность Творения это, по сути – последний оплот приверженцев религии. Их альфа и омега!.. Нет, мой мальчик, я не стану оспаривать этот тезис. Поскольку ни доказать его, ни опровергнуть в принципе невозможно!.. Просто это положение становится в ряд других подобных гипотез. Таких, как происхождение всего сущего из воды, как, например, полагал всё тот же Фалес Милетский, или – как теория первородного огня, которую сформулировал мой добрый приятель – Гипасос из Метапонтиноса... Поверь мне – эти гипотезы ничем не хуже гипотезы божественного промысла. Правда, как и божественная  теория, они страдают одним существенным недостатком – их невозможно проверить... Почтенный Сисифос, позволь я подолью тебе вина?.. Неонос, мой мальчик, почему ты ничего не ешь? Угощайся!.. Эй, на кухне!! – вдруг рявкнул он (Неонос отчётливо вздрогнул). – Вы что там, уснули?! Где гемиста?! Гости заждались!..
Архонт вновь наполнил свой скифос и поднял его на уровень глаз:
– Друзья мои! Я хочу выпить за науку! За неостановимое стремление человека к истине! За бескорыстных жрецов великого храма Софии!.. За тебя, почтенный Сисифос!.. – и кивнув гостю поверх скифоса, он залпом осушил свой сосуд. – ...Ах, друзья мои! – воскликнул он, опуская опустевший скифос на стол. – Какие времена наступают! Какие времена! Каждый год – да что там год – каждый месяц! – приносит новые открытия. С ещё одной тайны природы спадает таинственный покров... Если дела так пойдут и дальше – а они пойдут! я в этом не сомневаюсь! – то лет этак через сто, ну может быть, максимум – через двести, человек откроет все основные законы Мироздания!..
– Так уж и все? – недоверчиво переспросил Неонос.
– Все! – решительно рубанул архонт. – ...А что касается ниспровержения мифов... Я надеюсь, что ещё при моей жизни нога человека ступит на божественный Олимпос! Я верю – найдутся смельчаки и для такого дела!
– Это не так-то просто будет сделать, – сказал Сисифос. – Кроме чисто практической сложности восхождения, необходимо учитывать и огромный общественный резонанс, который повлечёт за собой подобное предприятие... Далеко, далеко не все будут «за»... Да и стоить подобный поход будет – ой, как немало! Найдётся ли смельчак, готовый рискнуть столь большими деньгами?..
– Вот!.. – закричал Протас, на этот раз указывая Неоносу на Сисифоса. – Вот – человек, который сразу зрит в корень! Вот – о чём надо думать!.. А вы там, в Афинах, тратите бешеные деньги на строительство своих никому не нужных триерисов!
– То есть как это, никому не нужных?.. – возмутился Неонос.
Архонт махнул на него рукой.
– Вы готовитесь к очередной войне! А готовиться надо к миру!.. Война не даёт ничего, кроме горя жёнам и матерям да сотни-другой новых рабов для погрязших в роскоши вельмож. Вельмож, которые, смею заверить, сами в драку не полезут!.. Вместо того чтобы создавать проблемы внешние, надо, прежде всего, решить проблемы внутренние!.. Ты знаешь, что больше половины граждан Эллады абсолютно безграмотны? Я уже не говорю о метэках, периэках и о несчастных илотисах?! Там безграмотность, вообще, повальная!.. Отсюда и эта дикая невежественность! Эта дремучесть! Эти мифы, обросшие слухами, и слухи, порождённые мифами!.. Это повсеместное хамство!.. Школы надо строить, школы! – воскликнул он. – Надо создавать сотни новых школ! А те, что есть, необходимо реформировать!..
Сисифос вздохнул:
– Сколько живу – столько слышу о реформе школ...
– А как же, мой дорогой философ! А как же!.. – Протас, похоже, оседлал любимого конька. – Школа – фундамент государства. Грамотный гражданин – более послушен и предсказуем, поскольку сознательно – я подчёркиваю: сознательно! – подчиняет свою волю воле государства...
– Или не подчиняет... – негромко вставил Сисифос.
– А?.. Ну да. Или не подчиняет, – согласился архонт. – Но это тогда – уже забота совсем другого ведомства... И это – отдельный разговор. И речь как раз должна идти о том, чтобы таких граждан не было вовсе... Ну да, конечно... – заметил он скептически приподнятую бровь Сисифоса. – Конечно, я идеализирую. Какая-то группа лиц всегда будет находиться в оппозиции. Причём – к любому государственному строю... Здесь вопрос может идти лишь о её минимизации. Но ведь и это решаемо в рамках реформы образования!.. Человек должен чувствовать свою востребованность! Свою нужность. Тогда и отдача от него будет соответствующая. И думать он будет о своём вкладе в общее дело, о совершенствовании существующего строя, а не о свержении оного...
– Иногда одно подразумевает другое, – заметил Сисифос, но Протас, похоже, уже не услышал его, или, что скорее – сделал вид.
– ...Новая школа должна стать трёхуровневой, – вещал архонт. – Первый уровень – это наши привычные школы. Но их должно стать намного больше, они должны охватить ВСЁ население, включая всех неграждан (я, конечно, не имею в виду рабов!), и даже, возможно, – я говорю: возможно! – и женскую часть населения. Да-да! Опыт лакедемян является во многом положительным. Нам бы тоже, пожалуй, стоило бы рассмотреть вопрос о создании специальных школ для девочек. Естественно, с соответствующим уклоном в программе образования... Но тут ещё, конечно, много неясностей... – он покрутил в воздухе пальцами. – Да... Так вот... Для подавляющего большинства детей этот первый уровень обучения должен стать и единственным. Действительно, зачем пытаться учить неспособных тому, что им никогда в жизни не пригодится? К чему гончару или, к примеру, плотнику законы эклиптик или там... тонкости стихосложения? Вполне достаточно, чтобы он умел читать, считать и грамотно писать... Только наиболее одарённые дети (я тут как-то прикинул, это получается – примерно – один из десяти, не больше), так вот, только наиболее одарённые будут отбираться для обучения на втором уровне – в гимназиумах... Это – тоже привычный для нас во многом институт. Однако!.. Обучение в гимназиумах необходимо специализировать. Его надо сделать профильным! Одни гимназиумы станут выпускать чиновников, другие – врачей, третьи – и это важно! – школьных учителей. Да-да! Школ станет намного больше, и потребуются специальные гимназиумы для подготовки школьных учителей... Ну и, наконец... третье звено!.. – Протас сделал эффектную паузу. – И это – гвоздь моего проекта! Моя гордость!.. Необходимо создание института высшей школы! Своеобразных школ мудрецов, куда следует отбирать наиболее одарённых выпускников гимназиумов. Эти школы я назову... полисофиями... Да! – он посмаковал звучное слово. – Полисофии!.. Они станут настоящими кузницами учёных! Создание касты учёных будет поставлено на поток!.. И вот тогда то, о чём я говорил, – тот срок в сто-двести лет, что я положил для изучения человечеством законов Мироздания, – тогда он станет реальностью!..
– Поразительно! – воскликнул Неонос.
Сисифос покосился на него – молодой афинянин сидел, подавшись вперёд, и горящими глазами неотрывно смотрел на архонта.
– ...И вот, когда древо образования будет окончательно создано, – рисуя в воздухе рукой замысловатые фигуры, продолжал Протас, – когда оно укоренится и даст побеги, когда пышно расцветёт его крона, и на ветвях созреют дивные плоды, – вот тогда Эллада вступит в свой золотой век! Вот тогда науки преобразят наши города и веси! Вот тогда на улицах перестанет звучать мат, и вместо дурацких слухов граждане на площадях станут обсуждать вопросы мироустройства... И чтобы узнать виды на урожай, крестьянин пойдёт в храм науки – к учёному, а не к жертвеннику жреца, залитого кровью несчастных животных, и не к обкурившейся до невменяемости пифии на Парнасосе...
– Кстати... Кстати о Парнасосе... – не без труда вклинился в речь архонта Сисифос. – Как там Оракул? Ещё вещает?
– Оракул?.. – Протас удивлённо посмотрел на Сисифоса. – Вот уж не думал, что тебя интересуют подобные вещи.
– И всё-таки...
– Говорят – последнее время он сильно сдал, – нехотя и даже как-то раздражённо сообщил архонт. – Хотя я плохо себе представляю, что значит «сильно сдал» применительно к Оракулу, о котором ещё мой дед рассказывал как о глубоком старце.
– Похоже, время над ним не властно, – сказал Сисифос. – Ты так не считаешь?
– Время – понятие абсолютное, – опять принялся вещать Протас. – Ему в этом мире подчинено всё. А потому – всё смертно. От последней твари – до человека. И от малейшей былинки – до самого; поднебесного светила и всех планет. И победить время, конечно, невозможно... Но вот попытаться обмануть его... Ты слышал что-нибудь об Эмпедоклисе из Акрагаса?
– Нет, – честно признался Сисифос.
– Я слышал! – обрадовался Неонос. – Говорят – он воскресил женщину, целый месяц считавшуюся мёртвой!
– Слухи, опять слухи!.. – поморщился архонт. – Никого он, конечно, не воскрешал. Но вот работает он в очень интересном направлении. Он пытается продлить жизнь старикам, вливая в них кровь молодых.
– Ну и как? – спросил Сисифос. – Получается?
– Н-ну, он только в начале пути, – уклончиво ответил Протас. – Дело-то новое. Невиданное... Перевёл он, надо сказать, рабов изрядно... Но обнадёживает уже то, что некоторые из его подопытных выжили. И на первых порах это – уже хорошо!.. Но я, кажется, отвлёкся! – спохватился он. – Пора наполнить скифосы!.. Почтенный Сисифос, а у меня к тебе будет вполне конкретное предложение... – архонт, подливая вино, хитро глянул на гостя.
– Я внимательно слушаю тебя, – наклонил голову Сисифос.
– Первую полисофию, – начал архонт, – я хочу открыть, разумеется, в Дельфах...
– Ну, разумеется... – вставил Сисифос.
– ...И я хочу предложить тебе... – Протас сделал паузу, – ...возглавить её.
– Но я ведь не... – попытался возразить Сисифос, но Протас не дал ему договорить:
– Нет, нет, речь не идёт о назначении на какую-то конкретную должность! Я понимаю, что подобное будет слишком обременительно для тебя!.. Я имею в виду – скорее – некое духовное руководство. Что-то типа научного попечительства... Я понимаю, что ты искал в Магнисии уединения. Но, согласись, Эвримена – всё-таки не Дельфы, и Тимопия – далеко не Парнасос! Да-да, я предлагаю тебе обосноваться именно на Парнасосе!.. Сисифос с Парнасоса! Дельфийский Отшельник!.. А?! Звучит?!..
– Предложение, конечно, заманчивое... – пристально глядя на архонта, медленно произнёс Сисифос. – Но место ведь, по-моему, пока занято?..
– Это – пока!.. – со значением сказал Протас. – Пока... Я не требую от тебя немедленного ответа. И ни коим образом не тороплю!.. Но я прошу тебя – подумай над моим предложением!.. Я же, со своей стороны, могу гарантировать тебе свою полную поддержку! И, что я считаю тоже немаловажным, – очень даже немалый пенсион из городской казны.
Подошедший дворецкий, почтительно склонившись, принялся что-то тихо нашёптывать ему на ухо.
– Да помню я! Помню!.. – раздражённо отмахнулся архонт. – О, небо! В кои-то веки в доме приятные гости, так нет! Изволь всё бросать и тащиться по жаре на площадь! Чтоб полдня выслушивать всякий бред от склочных соседей, не поделивших разбитый килик!.. – тем не менее, он живо поднялся. – Дорогие гости! Прошу меня великодушно простить – служба!.. Но я не прощаюсь!.. Неонос! Достопочтенный Сисифос! Прошу вас не скучать!.. Клянусь – вечером всё будет по-другому! Стол будет не в пример богаче! И будут музыканты! И прелестные танцовщицы – персиянки – ах, что за грации! – будут танцевать цифтэтэли!.. И обязательно будем играть в котабос! Вы ведь любите играть в котабос?!.. Всё будет!.. Глотос!.. Любое пожелание гостей исполнять как моё собственное! Ты меня понял?!.. Эй!! На кухне!! Гости увидят сегодня гемисту?!.. – голос его стал отдаляться, как гром уходящей грозовой тучи. – ...Петра!! Мои сандалии!!.. Да не затягивай ты так!!.. Ксанфос!!.. Ксанфос!! Малакас! Где мой фарос?!!.. Вечно куда-то засунут!!.. Эдипос!! Бига готова?!!..
Наконец ахнула входная дверь, и наступила тишина.
– Да... – прислушиваясь, сказал Сисифос. – НАСТОЯЩИЙ архонт!
– И великий трибун! – горячо подхватил афинянин.
Сисифос усмехнулся.
– Что трибун, то трибун, – подтвердил он. – Одно только непонятно – если он всё время так много говорит... когда ж он тогда думает?
Сисифос поднялся со своего ложа, Неонос вопросительно взглянул на него.
– Я, пожалуй, десерт пропущу, – сказал ему Сисифос. – Равно как и баню... Давай тут без меня.
– А ты? – удивился афинянин.
– А мне сейчас надо сделать один очень важный визит.
– Знакомый?.. Друг?.. – полюбопытствовал Неонос.
– Знакомый, – сказал Сисифос. – Давний знакомый... – и, помолчав, добавил: – Очень давний...

– Подойди… – сказал Оракул. – Кто ты? И зачем пришёл сюда?
Сисифос приблизился. Неожиданный для лета ледяной сквознячок неприятно холодил обнажённые икры.
– Я – Сисифос из Коринфоса... – сказал он. – Я пришёл, чтобы узнать...
Голос прозвучал неожиданно громко. Отрывистое эхо упруго заскакало под каменным сводом. Оракул еле заметно поморщился.
– Спрашивай, коринфянин? Что ты хочешь узнать у меня?
– Я знаю – ты отвечаешь только на один вопрос, – прибрав голос, сказал Сисифос. – У меня же вопросов много. И я никак не могу определить – какой из них главный.
– Любой вопрос уже содержит в себе часть ответа, – сказал Оракул. – Правильно поставленный вопрос содержит в себе весь ответ... Спрашивай.
Сисифос помолчал.
– Скажи, – наконец решился он. – Боги... они ушли насовсем?.. Они больше не вернуться?
– А что делаешь ты, Сисифос из Коринфоса, – спросил Оракул, – если, уходя из дома, ты хочешь, чтобы к твоему возвращению в доме был порядок?
– Ну... – пожал плечами Сисифос. – Я оставляю приказчика, чтобы он следил за порядком.
– Вот и ответ на твой первый вопрос, – сказал Оракул.
– ...Ладно... – сказал Сисифос. – Тогда ответь... Мы сможем жить без богов?.. Я имею в виду – не перебьём ли мы друг друга в междоусобных войнах?.. А если даже и не перебьём – не оскотинимся ли мы? Не потеряем ли человеческий облик? Не превратимся в животных?
– Как ты думаешь, – спросил Оракул, – если нет богов, то кто тогда прядёт нить человеческой судьбы?
– Наверное... сам человек, – предположил Сисифос.
– Вот ты ответил и на второй свой вопрос, – сказал Оракул.
– Ну, хорошо, ну, допустим, – сказал Сисифос, – но ведь человек, он же так слаб!.. Сможет ли он?
– Слабость – это всего лишь повод стать сильным, – сказал Оракул.
– Нет, – сказал Сисифос. – Ты говоришь мне о ВОЗМОЖНОСТЯХ, а я хочу ЗНАТЬ!.. Покажи мне будущее.
– Хорошо... – сказал Оракул. – Но учти – я могу показать тебе только ТВОЁ будущее.
– То есть, ты можешь показать мне моих потомков?
– Ну, – сказал Оракул, – в некотором смысле это зависит от тебя самого... Как далеко ты хочешь заглянуть?
– Чем дальше – тем лучше, – сказал Сисифос.
– Пытаясь заглянуть в вечность, – сказал Оракул, – рискуешь заглянуть во тьму.
– Ладно, – сказал Сисифос. – покажи мне моего потомка, ну, скажем... в сотом поколении.
– А тебе не страшно? – спросил Оракул.
– Страшно... – честно признался Сисифос. – Но не знать – страшнее.
– Сядь, – сказал Оракул – Сядь и дай мне свои руки.
Сисифос опустился на холодный камень и, протянув руки, принял в свои ладони маленькие и сухие, похожие на куриные лапки, скрюченные пальцы Оракула.
– Смотри мне в глаза, Сисифос из Коринфоса, – сказал Оракул. – Смотри мне прямо в глаза... 
Сисифос увидел перед собой по-стариковски бесцветные, подёрнутые слёзной плёнкой, глаза в обрамлении тяжёлых, испещрённых мелкими морщинками, век. Глаза не мигали и смотрели внимательно, но не на него, а куда-то сквозь, вдаль, как будто пытались разглядеть что-то, находящееся у него далеко за спиной. От этого взгляда ему стало не по себе. По спине побежали мурашки, как будто кто-то невидимый запустил ему за шиворот холодную руку...
А потом он почувствовал, что падает...
– Вон на том светофоре – налево. По стрелке, – сказал Сиф. – Перестраивайся в левый ряд.
– Раньше сказать не мог?.. – сердито отозвалась Кера. – Попробуй теперь втиснись!
Она включила «поворотку» и стала пробиваться влево сквозь плотный поток машин, сигнализируя водителям высунутой в открытое окно рукой.
Запиликал телефон.
– После поворота – прямо, – напомнил Сисифос, выуживая из тесного кармана «мобилу». – Всё время прямо... Да!.. – сказал он в телефон. – Да, босс!
– Ты ещё не успел надраться?.. – услышал он голос Афониса. – Информацию воспринимать способен?
– Нет, босс. В смысле – ещё не надрался, босс... – бодро доложил Сиф. – Не успел. Всеми фибрами стремился, но не успел... Я слушаю, босс...
– У меня для тебя новость, Сиф, – сказал Афонис. – Я завтра лечу в Москву.
– Какая же это новость, босс? – обиделся Сиф – Об этом уже давно все знают.
– Новость заключается в том, – сказал босс, – что ты летишь со мной...
– Упс! – обалдел Сиф. – Чего вдруг?
– ...Более того, – Афонис проигнорировал вопрос, – к отлету, то есть – к утру тебе необходимо подготовить новый текст договора. Русские затребовали увеличение поставок... Они просят сорок тысяч декалитров.
– Й-амо-то-христо-му! – от души припечатал Сиф.
Кера ткнула его острым кулачком в бок:
– Не лайся!
– Босс! – сказал Сиф – Вы хоть понимаете – что творите?! Да всех запасов «Асиртико» во всей Греции не хватит, чтобы покрыть эти поставки!
– Да… – согласился босс. – Не хватит... Но русские-то этого не знают. Вряд ли они отличат то вино, которое мы им предложим от настоящего «Асиртико».
– Не надо быть наивным, босс! – сказал Сиф. – Я знаю экспертов из «ВинИмпорта». Это –  тёртые ребята. Они вас с горчицей съедят! И меня с вами заодно.
– Не ссы! – сказал босс. – Не съедят. Не всё в этом мире решают эксперты... К счастью... Ты знаешь такое русское слово – «откат»?
– «Откат»? – переспросил Сиф. – Нет, не знаю. Откуда? Я английский учил...
– Зря! – сказал босс. – Английский сейчас учат только оптимисты. А вот реалисты, те понимают, что учить сейчас надо как раз русский...
– А пессимисты? – спросил Сиф.
– Что – «пессимисты»? – не понял босс.
– Что изучают сейчас пессимисты?
– Пессимисты сейчас изучают китайский, – сказал босс. – Всё! Не дури мне голову!.. Завтра в восемь утра чтоб был в «Венизелосе»! С договором!.. И без опозданий!.. Я буду ждать тебя возле седьмого терминала... Всё понятно?
– Есть, босс! Слушаюсь, босс! Не извольте беспокоиться, босс! – пропел в трубку Сиф.
– Клоун! – сердито сказал Афонис и отключился.
– Что там? – спросила Кера.
– Завтра лечу в Москву, – грустно сказал Сиф.
– Надолго?
– Не знаю… Дня два-три.
– Жалко... – сказала Кера. – Выходные пропадают.
– Жалко, – подтвердил Сиф. – ...Вон за той остановкой притормози.
Кера прижалась к плотно заставленному автомобилями краю дороги и остановилась. Сзади сразу засигналили.
– Попытайся припарковаться, – сказал Сиф, выскакивая из машины. – Я – недолго.
Он торопливо пересёк бульвар и нырнул в подъезд модерновой, взметнувшейся над окружающими домами белоснежным парусом, элитной многоэтажки.
«Только бы её не было дома!.. – как заклинание повторял он, поднимаясь в лифте на десятый этаж. – Только бы её не было дома!..»...
Юла была дома.
– Здравствуй, Юла, – поздоровался он, быстро проходя через зал в свою комнату.
– Здравствуй, – отозвалась Юла.
Она выключила телевизор и, подойдя к дверям комнаты, опёрлась спиной на косяк. И сейчас же принялась смотреть на него своими круглыми зелёными глазами.
«Ну, – подумал Сиф, – сейчас начнётся...».
– Я ненадолго, – сказал он. – Только заберу кое-какие вещи.
– Можешь забирать всё, – вызывающе сказала Юла. – Мне ничего не нужно!
Сиф промолчал. Он уложил книги и документы в сумку и стал сворачивать ноутбук.
– Сиф!..
– Юла! – сказал он. – Давай не будем начинать всё сначала!.. Мы ведь, кажется, всё решили. Давай расстанемся спокойно, как взрослые культурные люди...
– К чёрту твою культуру!! – взорвалась вдруг Юла; лицо её пошло пятнами. – К чёрту твоё спокойствие!!.. А жить я на что буду?!
– Я оставляю тебе всё, – сказал Сиф, – квартиру, машину, всю обстановку... Я забрал только кое-какие книги и свой ноутбук.
– А яхта?! – ревниво спросила Юла.
– Яхты больше нет, – сказал он. – Я её продал... Деньги положены на имя Нео, на депозит. После наступления совершеннолетия он сможет их получить.
– Мог бы отдать их мне! – сказала Юла. – Я бы позаботилась о мальчике.
– Не мог бы, – твёрдо ответил он. – Я слишком хорошо тебя знаю.
– ...На черта мне такая квартира, если я даже не смогу её содержать?! – снова начала заводиться Юла.
– Ну, – сказал Сиф, – это уже вопрос не ко мне... Об этом пусть теперь твой спортсмен думает. Как там его? Андрос кажется?..
– Откуда у него такие деньги?! – удивилась Юла. – Он ведь – обычный тренер в фитнес-клубе... Даже не в элитном.
– Что ж ты так?.. Надо было из элитного брать, – не удержался Сиф... и пожалел.
Юла взвилась, как будто ей дали пощёчину.
– А ты!.. А ты!.. Думаешь – я ничего не знаю?! Я ВСЁ знаю!! Я вас видела! Я видела эту твою крашенную дуру! Эту рыжую шлюху! Ну, чем она лучше меня?! Чем?! Скажи! Сиськи у неё больше?! Или трахается она лучше?!.. Ну?! Что молчишь?!.. Ненавижу!!.. Тварь!! Тварь!! Порноскила!!.. – она разрыдалась и, швырнув в стену пульт от телевизора, который, как оказалось, всё это время держала в руке, бросилась ничком на диван. – Тварь!.. Тварь!.. – зарывшись лицом в подушку и захлёбываясь рыданиями, глухо выкрикивала она.
Сиф, взяв сумку и ноутбук, пошёл к выходу. В дверях он остановился.
– Во-первых, она – не крашенная, – негромко, но твёрдо сказал он. – Во-вторых, она – не дура. А в-третьих... у неё, действительно, есть одно, но очень большое преимущество перед тобой...
Юла подняла от подушки своё злое, заплаканное лицо – всё в грязных разводах от потёкшей туши.
– ...Она терпеть не может фитнес, – закончил Сиф и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Лифт всё ещё стоял на этаже.
Сиф зашёл в кабину и, прислонясь затылком к холодному пластику, закрыл глаза...
Спустя минуту он недоумённо огляделся – лифт по-прежнему стоял на месте.
– Малакас! – прошептал Сиф, надавливая на кнопку первого этажа. – Безмозглый кретин!..
Створки с лёгким шелестом сошлись, лифт вздрогнул, и пол плавно ушёл из-под ног...
– Ну, что ты видел? – услышал он, как будто сквозь сон.
Сисифос открыл глаза и обнаружил перед собой лицо Оракула. Было холодно. Ледяной сквозняк гулял по ногам. Камень холодил тело сквозь тонкую ткань хитона. И мёрзла, почему-то вспотевшая в этой холодрыге, спина.
– Что ты видел? – опять спросил Оракул, выжидающе глядя на него.
– А ты сам... разве не?.. – Сисифос не закончил вопрос.
– Я – только мост, – сказал Оракул. – Я лишь соединяю берега... – и он в третий раз спросил: – Так что ты видел?
– Я видел... другой мир, – начал вспоминать Сисифос. – Новый мир... Совершенно новый мир. Совершенно!.. Там всё по-другому!.. Другие дома. Другие дороги. Другие... Другие... – он мучительно потёр лоб. – Я не могу!.. – с отчаяньем сказал он. – В нашем языке даже нет слов, чтобы обозначить то, что я там видел! Это – СОВЕРШЕННО другой мир!.. – он запнулся. – Вот только... Только...
– Что? – спросил Оракул.
– Люди... – сказал Сисифос. – Люди там – такие же. Они ничуть не изменились... И у них – те же проблемы... Они ничем не лучше нас. И не умнее... Совсем даже не умнее... И не совершеннее... И уж, конечно, не счастливее... – добавил он. – Нет... не счастливее...
– Так можно ли тогда назвать тот мир новым? – спросил Оракул.
Сисифос покачал головой.
– Нет... Ты прав... Ты, как всегда, прав, Оракул... – он вздохнул. – Позолоченная клетка всё равно остаётся только клеткой.
– Да... – удовлетворённо сказал Оракул. – Ты оправдал мои ожидания... Сисифос сын Эолоса. Ты не разочаровал меня.
Сисифос сидел, устало опустив плечи и отрешённо глядя перед собой.
– Всё это как-то... безысходно, – покачав головой, грустно посетовал он.
– Оценка ситуации, – сказал Оракул, – всегда зависит от точки зрения... Орёл и уж по-разному относятся к открывшейся перед ними пропасти.
– Нет... – горько сказал Сисифос. – Человеку никогда не изменить этот мир. Мир могут изменять только боги... А человек... Он слишком слаб. Слишком... Он безнадёжно слаб... Он слишком несовершенен. И потому слаб.
– Ну вот... – сказал Оракул. – Вот ты и подошёл к своему главному вопросу. Теперь тебе осталось только сложить один и один... Помочь?
Сисифос медленно поднял голову и посмотрел на Оракула.
– ...Нет... – сказал он. – Не надо... Я понял...
 

Эпилог.
Возвращение.

Сисифос снял гиматион и, аккуратно свернув, положил его в скальное углубление, где уже находились запасная пара сандалий и большой кофон с водой.
«Может и хитон сразу снять?.. – подумал Сисифос. – Нет, – решил он, – потом. После первой ходки... Когда согреюсь...».
Он посмотрел вверх. Вершина горы была ярко освещена солнцем. Граница света и тени проходила как раз по пёстрому ободку знакомой уже осыпи. А здесь – внизу – ещё стояли густые сумерки, и было холодно, и непроглядная ночная тьма ещё лежала густыми мазками в мокрых мрачных расщелинах.
Камень себе он уже приглядел. Тот лежал прямо возле подъёма – перед пологим затяжным скальным взлётом: был он подходящего размера, в меру круглый, в меру угловатый, – такой как надо, как будто над ним специально потрудилась бригада заботливых каменотёсов.
Сисифос не спеша подошёл к камню и, поплевав на руки, ловко обхватил его, широко расставляя ноги и прилаживая тело к первому рывку.
«Ну что?.. – сказал он сам себе. – Начали!..»...
Первые несколько метров дались трудно. Камень не желал слушаться. Но потом мышцы согрелись, и тело вспомнило нужные движения. Дело пошло быстрее.
«Да... – весело подумал Сисифос, споро вращая погромыхивающую глыбу. – А мастерство-то не пропьёшь!..»...
И ещё он думал:
«...Разве с уходом богов мир перевернулся? Перестало светить солнце? Всё живое обратилась в прах?.. Нет. В том-то и дело, что ничего, по сути, не изменилось... Небо и море остались такими же голубыми. Листья – зелёными. Камни – твёрдыми, а пыль – летучей... И всё так же зреет в долинах виноград. И женщины с тяжёлыми гидриями на плече всё так же идут от колодца к дому. И ветер, летучий ветер всё так же наполняет тугие звенящие паруса... Так в чём же дело? Чего нам не хватает? Почему мы не можем любоваться восходом солнца или ледяной полуночной звездой, или сверкающими блёстками на изломе кварца – без чьего-то молчаливого одобрения?.. Почему нам кажется, что вселенная, лишённая властелина, никчемна и бесплодна?.. А разве я – человек – не одухотворяю собой каждый новый день? Разве мой взгляд, упавший на придорожный камень, не наполняет смыслом и этот камень, и пыль, в которой он лежит, и саму дорогу?..»...
Он двигался чисто механически. Мышцы, «схватившие» темп, казалось работают совершенно самостоятельно, лишь где-то позади – на дальнем плане – звучали у него в голове ритмично повторяющиеся команды: «Ноги... Руки... Рывок!.. – пауза... и снова: – Ноги... Руки... Рывок!..»...
И ещё он думал:
«...Богов можно понять. У них – своя дорога... Количество миров безмерно, и у богов хватает работы. Ещё столько бесплодных планет ожидает их прихода!.. Но они сделали главное. Они вдохнули в нас жизнь... И теперь всё зависит только от нас... От нашей воли или от нашего безволия. От нашего ума или от нашей глупости. От нашего желания или нежелания жить... И не надо искать смысл. Смысл заложен богами, и пока мы сами не поднимемся до уровня богов, нам всё равно его не понять... Значит смысл для человека – быть человеком. Только будучи человеками, у нас есть шанс когда-нибудь стать богами. Не бог весть какой, конечно, но – шанс... Надо воспринимать жизнь как данность. Как подарок. Как авансом выданную награду... Главное – чтобы то самое ;нечто;, которым человек заполняет каждый свой день, всю свою жизнь, было человеческим. И стало быть – божеским... И чтобы с каждым новым шагом этого человеческого становилось в человеке всё больше. И ещё больше. И ещё... С каждым новым, рождённым женщиной, ребёнком. С каждым новым, построенным плотником, домом. С каждым новым, сделанным гончаром, горшком. С каждой новой, написанной поэтом, песней... С каждым новым, поднятым в гору, камнем...»...
После каждых нескольких оборотов камня он останавливался и смотрел вверх, и видел – как с каждым разом всё ближе становится граница света и тени. Он знал, что это – встающее солнце, чем дальше, тем больше освещает горный склон. Но ему казалось, ему хотелось верить, что это –  оно само спускается ему навстречу – вниз по склону, на подмогу. И он с новыми силами принимался ворочать камень, стремясь вперёд и вверх – только вперёд и вверх! – навстречу льющимся с бездонно-голубого неба солнечным лучам. Из чёрного холода и ледяного мрака – навстречу ласковому теплу и свету...


Рецензии