Такая жизнь. Глава 13

               
                Дина Семеновна скрыла от своей подруги, что была у нее еще одна случайная встреча с Иннокентием – в том же больничном дворе. И она, как натура деятельная,  решительно продвинула вперед свой  замысел  соединить пока еще не соединяемых  «одиночек».
                – Ну, как наша Маша? – спросил Иннокентий Валерьевич, намеренно придавая вопросу шутливый оттенок. Ведь общих тем все равно не было. – Отошла уже?
                – Наша Маша никогда не отойдет от любимой привычки – переживать за кого-то. Вот умерла сестра, надо отдохнуть душой от всего пережитого, а она…
                – Что – она?
                – А она, если ее никто не остановит, будет  страдать за больных из третьей палаты. Есть у нас такая, онкологическая. Или растранжирит жизнь на свою родню. Кто-то непременно появится на горизонте. Машу надо спасать.
                – Я могу помочь?
                Он улыбнулся, от чего у него на подбородке появилась симпатичная ямочка.
                – Было бы здорово.
                – Если  подскажете – как.
                Разошлись они, чувствуя себя заговорщиками.
                Дина Семеновна понимала: надо было торопиться. Время уходило. Невесты в возрасте шестидесяти лет никогда  не были в цене. Да еще такие  – не  умеющие любить себя.
                Правда, эта теория, ставшая модной, что прежде всего надо полюбить себя, а уж потом всех прочих, не была симпатична Дине Семеновне. Она считала, что любить себя – это естественный процесс, природный,  не зависящий ни от кого, и   он не нуждается в подогреве. А если и встречаются вот такие особи – вроде Марии,  то  к ним надо применять меры жесткие, уменьшая уровень совестливости и повышенной ответственности путем некоторого  насилия. Например,  пугая одинокой старостью и болезнями.
                Затащить Марию Денисовну в салон красоты к личному мастеру, Раечке,  все-таки удалось. Там под четким руководством Дины послушная Раечка  с помощью ножниц омолодила  Марию Денисовну еще лет на десять, убрав пучок волос с затылка и сильно укоротив. Теперь  предварительно покрашенные в каштановый  цвет волосы  только прикрывали уши.
                – Счастливая, у вас волосы вьются, еще и пышные. А вы их засунули в пучок! – сказала Раечка, любуясь своим творением. – Теперь вы похожи на десятиклассницу.  -  На шейке - ни одной морщинки! Как вам это удалось?         
               
                – Это наш секрет, – хитро улыбнулась Дина Семеновна. – Чтобы морщинок не было, надо много спать, сладко есть и не нервничать. Правда, Маруся? Это прямо о тебе, дорогая.  Куколка! – похвалила Дина. – И глазки засияли. Теперь маникюр.
                Не готовая к таким радикальным переменам в собственной внешности, Мария Денисовна только покорно вздыхала и  как-то жалобно улыбалась. А Дина продолжала с энтузиазмом поднимать у своей подруги самооценку:
                – Раечка, ты посмотри на эти глаза! А ресницы! И красить не надо! Другие о таких глазах мечтают, а тебе все от природы – все даром! У всех под старость глаза съеживаются, у тебя остаются целенькими. Большие, как у девочки.
                – Хватит, Дина. Что ты меня в школьницу хочешь превратить!  Смешно!
                – Ну, сынок Петенька нас точно не узнает, – смеялась довольная  Дина Семеновна.
                Когда  Мария Денисовна явилась  в родную хирургию на следующий день, перемену заметили все и принялись так горячо обсуждать, словно  все    отделение только и думало  о личном счастье операционной сестры.
                Даже  заведующий закричал темпераментно с порога своего кабинета, увидев  ее, не успевшую еще нацепить   колпак на голову:
                – Матушка моя, Марусечка!
И взял ее за плечи,  повернул в разные стороны, глаза вытаращил:
                – Замуж идешь? Признавайся, красавица ты наша!
                – Григорий Осипович! – шепотом возмутилась Мария Денисовна, вырываясь,  и ушла  от него так быстро, что он не успел ответить.
                Первая половина обычного  дня (без операций)проходила всегда в одинаковом, деловом  ритме: обход, перевязки, процедуры, летучки у заведующего. После обеда все  расслаблялись  кто где, чаще в ординаторской – за чашечкой кофе или чая. Иногда  - с тортом, принесенным благодарным больным после выписки. От Григория Осиповича это скрывали – для него держали вполне демократичное печенье «до чаю». Это если  и он заглядывал. Подношений не любил.
                – Откуда у него этот бзик? – спросил однажды Игорь Иванович, предварительно убедившись, что подружки – Дина и Марусечка где-то за дверью. Они бы этого нахальства не простили.
                –  А на него телегу накатал один больной, – объяснила  Лидия Петровна. –  Принес коньячок дешевенький, когда выписывался утром, а вечером – нате вам жалобу. В областной отдел здравоохранения.
                – А он что – коньяком брал?
                – Если бы! Предпочитал женский вариант благодарности: шампанское и цветочки. Да и то – не всегда.  Если совпадало с какой-нибудь праздничной датой. Так что учтите, Игорек,  можете влипнуть с вашей любовью к  дорогому коньяку. Говорят, намекаете именно на такой, когда расстаетесь с больным?
                – Чушь, сплетни! – возмутился Игорек, но покраснел.
                Лидия Петровна с удовольствием  разглядывала его физиономию:  значит,  кое-что дошло.
                А палата номер три после обеда пыталась вздремнуть  под пыхтенье и  стоны Галины Кимовны, но  вдруг Анюта сказала:
                –  А мы с Толиком через месяц подадим  заявление. Он уже и родителям  все рассказал, Толик сам предложил.
                Все ошарашенно молчали.
                – А он все рассказал? – спросила Зинаида Кирилловна через минуту, когда уже неприлично было не откликнуться на такую новость.
                – А как же! Они обрадовались. Вот,  передали мне творожок. Говорят, после «химии» полезно.
                – Поздравляем, – тихо  откликнулась Резникова.
                Остальные словно язык проглотили…
                Когда  Аня  вышла из палаты помыть судок из-под творога, Лена  спросила:
                – Девчата, что-то не пойму…  Они чо – сбрендили?
                – Это Толик  ее сбрендил, – отозвалась Вера Ефимовна. – Или наврал что-то папе с мамой. Невеста – с одной грудью – это как? Кому понравится?
                – Девчонка мечтает, вам-то что?! – накинулась на нее Зинаида Кирилловна.  – А если даже так, и это – любовь?!
                – То есть, вы бы не были против, Зиночка, если бы ваш сынок Алеша привел в дом девочку с одной грудью и  попросил вашего благословения?
                – Это их дело!
                – Ага, когда касается  чужих деток, то это их дело, а когда своих…
Анюта почему-то не появлялась, а вернулась, когда все дремали, а Резникова даже храпела. И тогда она тихо прилегла на койку, улыбаясь своим мыслям. Но стоило Лене пошевелиться, а Инне громко зевнуть, как Анюта не сдержалась,  громким шепотом  поделилась своей радостью:
                – А мне Толик  уже платье подвенечное заказал.
                – Лучше бы он тебе хороший протез заказал, – брякнула  Вера Ефимовна.
                Зинаида Кирилловна даже застонала от возмущения. Всем было неловко, но все молчали: нужные слова не находились.
                – Заказал и протез! – засмеялась Анюта. – Завтра принесет… примерить. 
                Первой опомнилась Зинаида Кирилловна:
                – Вот это мужчина! Настоящий! Анечка, тебе сильно повезло! Мне уже полстолетия исполнится скоро, а такого не встречала.
                – Ты не торопись, Анюта,  –   очнулась и Резникова. – Сначала  пролечись. Пройди «химию» до конца, посмотришь на самочувствие. А то еще за свадебным столом затошнит. Куда тебе спешить?
                – Хорошо, тетя Галя, я ему скажу, чтобы потерпел. Да и как я примерю сейчас? Больно еще…
                –  Вот-вот.

продолжение  http://www.proza.ru/2012/06/22/1189