Катюша

***

Здравствуй, Ай-Тана, сестра моя! Сколько же лун на небе поменялось как виделись мы с тобой – дни, недели, месяцы – может быть годы? Как же дни совсем замелькали, совсем закрутилась… с сенокосом управились… жарко в работе было – головы не поднять… до дождей едва управились… Спасибо людям, что пришли помогать нам – успели… А сейчас ночь… наши все спят… дождь стеной идет… гремит в горах… молния в глаза слепит – тьму рвет… ветер стонет деревьями… и грохочет так над головой, как-будто крыша на доме падает… а здесь тепло… у огонька свечечки – электричество на время грозы у нас отключили – смотрю в окно… ничего не видно… и кажется, что совсем одна… и тебя… тебя  вспоминаю сестра…
Приехали бы к нам… сын мой, Атаган совсем мужчиной стал – отары овец у него, свой табун лошадей на дальней стоянке пасется, дом строить задумал, наверное женится скоро дай-то Бог! Баш болзын! На племянницу мою, Белек посмотреть бы… ты говорила на каникулы она приехала… в глаза – звездочки заглянуть… совсем, наверное, красавица стала… Бежит время, незаметно, а у твоей сестры младшей, Ай-Тана, седые уже вески…
Поле боль-шо-о-е скосили… мы, женщины траву ворошим – дух сладкий, медовый, травы спелые – оглянуться, пот утереть некогда – сено в стожки сгребаем… солнце так печет – звон в ушах, в глаза слепит – сено на вилы поднять – руки не поднимаются… и когда уже никак совсем… или беда совсем рядом… помнишь, когда сын мой болел и боялись – не выживет, когда муж вместе с конем со скалы сорвался, конь убился, а сам без сознания… а мороз лютый… и когда совсем страшно, знаешь, бывает, сестра страшно, когда не знаешь, что делать… - вспоминаю тебя, сестра, молюсь… вы уж приедьте-то поскорее, совсем соскучилась…. Вспоминаю тогда и тихонько пою… пою нашу Катюшу… Ты помнишь: «Выхо-ди-ла на берег Ка-тю-ша… на вы-со-кий бе-рег на кру-той!..» …опять гремит… и хлещет дождем в окно… а огонек ро-о-в-ный… прости за неровные строчки… пишу не часто теперь…  Я всегда пою… какие бы бури не проносились… Ты помнишь нашу Катюшу?... Ты помнишь, сестра?..  ты помнишь?...
Приезжай, Ай-Тана… приезжай поскорее!



***
«Союз нерушимых республик свободных…» - запело радио.
-Ой, так уже девять по-нашему, а темень-то еще какая? – В сумраке едва можно было разглядеть бледное пятно тикающего циферблата. - А вчера передавали, будто гроза будет сильная. – Мама зябко кутаясь в пуховый платок, выглянула в оконце.
Низкие, тяжелые, грозовые тучи медленно ползли над горами. Тайга потемнела, слилась с мрачным небом. Были видны только вершины ближайших гор – на краю долины – остальные тонули во влажной тьме.
- А там Ай-Тана наша, в горах, совсем одна. Как справится? Совсем, ведь, девочка…  И видно становится все хуже… в долине туман – в тайге – ночь будет… - Чуткие пальцы теребили край платка: что делать?.. что делать?...

Ай-Тана – старшая сестра Чечек, она на целых три года старше и уже закончила школу, и устроилась чабаном в колхоз. – Вот бы как она… - А Чечек еще целых два года сидеть за партой.
Сотни овец гоняла сестра в одиночку высоко в горы на пастбища. -Конечно нелегко… только она не маленькая! – Вскакивала на коня, плеснет ногайкой… и нет чабана в долине… - Гоняла на высоту, где летом – зима, где травы самые свежие, сладкие, а деревья… Редко встречаются они там… Скалы… за ними скалы… камни – растущие в небо… и облака под ногами… и свежий ветер…  И далеко внизу тай-га…
Сызмальства привычная… каждый на селе в тайге, на пастбищах, на охоте – издревле… от дедов осталось… А Ай-Тана маленькая, юркая, везде на коне поспевает… Еще совсем недавно работает, а уже в передовиках в колхозе, комсомолка… И колхоз в республике не последний. Совсем девчонка… а отары у нее самые целые.
…Одна она там сейчас, на стоянке: ружье от волков и сотни овец, разбредшихся по склонам. А если там уже гроза? Что если уже тот шквальный ветер, который гнет и ломает деревья, может легко приподняв сбросить человека со скалы, разбить о камни… Что если уже там та тьма, что вдруг падает на землю, и тогда ничего уже не видно вокруг, и голос тонет в реве ветра, и в том, диком дожде, который поднимает из глубин реки, смывает дороги, обрушивается на плечи, сбивает с ног и тянет с собой по склону… скрывает во тьме отары и отдает их тайге…
- Что делать, доченька,а?.. – Мать заметалась. – Одна Ай-Тана в горах, одна!.. В такую бурю… девочка… доченька! И никого мужчины рядом…овец колхозных потеряет… - Край платка совсем смялся – пальцы не отпускали: что делать… что дела-аа-ать?..

-Вот что, Чечек! – всплеснула руками, - ну, конечно! – я сейчас соседа, дядю Карамая попрошу в горы к Ай-Тане на помощь отправиться! Он поможет! А потом уж она за него смену отработает. Одна девочка там. Так нельзя… И ты собирайся – вместе поедете… Тоже поможешь! Возьмешь ружье и поедете! На Кауром… в нашу телегу запряжем. Каурый, он спокойный.. колхозный конь… к работе привычный – не понесет…  А дяде Карамаю потом две смены отработаем, такое дело…

Через час выехали. Дядя Карамай управлялся с конем, а Чечек притулилась в телеге к борту, закуталась в овечий тулуп. Сначала ехали по долине, потом дорога пошла выше, стала подниматься в горы. Теперь все чаще выступали навстречу крепкие стволы густых зеленых терпко пахнущих хвоей деревьев. Ни веточка не шелохнется – молчит… мокрый туман липнет к лицу. Дорога – кривая каменистая узкая колея… Издревле поднимается в горы всадник… а в колхозе – редко здесь проезжает колхозная телега – быстрый конь чабана избирает другие тропы. Лапы кедрачей цепляют скрипящую на подъеме телегу, пахуче касаются лица, оставляют клей молодых почек и влажную паутину. Чечек подняла воротник. Все слилось влажной тьмой – просвета почти не осталось… Деревья склонились совсем низко… Кустарник подступил, стал совсем плотным… Уже и спину дяди Карамая не очень видно… - а если волк?... и кто-то метнулся за деревьями… нет, показалось….А если их много – разве отобьются?  А если кабан?.. конь в упряжи….  – С шумом раздвигались низкие  ветви, и нужно отвернуть лицо и пригнуть голову… А кто там в ветвях… смооотрит?... А дядя Карамай привычно перебирал в руках вожжи и скрипучая телега медленно волоклась вверх по склону…  душная густая темнота тайги ступала навстречу.
Широкий ремень ружья давит… совсем не видно… качает… спина дяди Карамая и круп колхозного коня… вверх… по камням…  и ничего впереди… Кусты?.. шорох?... кто там?...  Пальцы вцепились в ремень. Вздрогнув, раскатисто заурчало над головой – как-будто большие тяжелые шары, ухнув, ударились в небе. И сразу вздрогнув, ожили, затрепетали листья, шепотом пробежал невидимый ветер… и снова тишина. Совсем не видно меж деревьев. Скорее бы уж! – Оцепенело… остановилось… вокруг.


***

Ехали долго. Конь пеной покрылся.  Иногда останавливались передохнуть. Изредка встречались летние стоянки чабанов. И сейчас, в такой тьме в маленьких аилах  в таежной глуши зажигали керосиновые лампы. Дорога петляла все дальше.

В одной из долин, когда подъехали к стоянке – там горел яркий свет и было много людей. Несколько огромных казанов стояли над очагами. Оказалось, что здесь сегодня празднуют свадьбу. А погода… ну разве может помешать такому хорошему делу погода? Народ был уже по такому делу подвыпивший и веселый. От казана шел сытный мясной дух. Арака лилась… лились слова молодоженам…  жаркий огонь очага танцевал в центре… - Какая гроза?! – Мужчины были уже подвыпивши. – Араки, Карамай, хороший человек, выпей за молодых! – Эко, выдумал… Гроз что ли на свете мало бывает? Побудет немного и пройдет! Ничего, исстари овцы в горах пасутся, и сейчас никуда не денутся! – Ай, молодец, Карамай! Еще рюмку за молодых… и за детей их будущих!!.. И… постой, Карамай! .. И за слияние родов надо! Как не выпить? Люди, весь род, все родственники собрались! Уважить надо! Еще дорогому Карамаю араки, еще!!
Дядя Карамай сразу оказался в центре внимания, а о Чечек… забыли.
-Да, – крякнул Карамай, а глаза так и блестели, - на счастье!... Этого парня сам еще в люльке качал… и люлюку эту во-от этими руками делал… - Посмотрел на свои широкие ладони… Тоооже тогда рождение праздновали! Так что, как сын мне… И девушка из хорошего рода… Детей вам побольше! За счастье ваше!!! – и махом опрокинул рюмку… еще… еще…  - Ехать мне надо туууу-да – неопределенно махнул рукой Карамай…
- нее-ее-аа… брат… понимаешь… свадьба… так-кое.. дело…

Родственники и родители молодых ни за что не хотели отпустить дядю Карамая. – Такой случай! Разве свадьба бывает каждый день? – Дядю Карамая в селе все знали и любили. Такой подарок – такой человек на свадьбе – чтоб молодым со словом хорошим, с добром всю жизнь жить!
Ни за что бы не отпустили теперь его в горы. Такого хорошего человека-весельчака! Слово сказать молодым, родственников уважить, араки на счастье выпить…
Заклубился ароматный дым шашлыков… поварежка мешала в огромном казане… в стороне свежевали барана…


И Чечек отправилась дальше одна.


***

- Дорога ааадна, - чуть заплетающимся языком говорил дядя Карамай, - никуда не сварачивай,  слышь… никуда… а держи прямо, - пьяно махнул рукой, - держи прямо по ней! И ниччче-го не бойся! Здесь уже недалеко, - снова махнул рукой в сторону тайги, - недалеко осталось. Так что, через несколько часов доедешь. Там не страшно, - он улыбнулся. – просто овечки.  Людей уважить… я тут побуду… А на обратном пути за мной заедешь. Ага? – Чечек кивнула.
Уже через сотню метров тайга сомкнулась – ни впереди, ни сбоку, ни позади не было ни огня очага, ни свадьбы, ни долины – везде был только лес, густой, влажный, темный лес.



***

И вот теперь тряслась она одна в этой колымаге по сумеречным горам. Дорога петляла. Телегу заносило то влево, то вправо, камни, попадая под колеса, заставляли высоко подпрыгивать Чечек и больно ударяться о деревянный настил. Конь, тяжело поводивший мокрыми от пота боками, часто останавливался отдохнуть. Все чаще встречались крупные валуны, каменные завалы – все больше начинали открываться просветы деревьев.
- Скорее бы уж! – мелькали мысли. Тайга молчала. Лишь тяжело дышали густые кроны деревьев, да слабо колыхались в случайных всполохах ветра их густые хвойные лапы. Совсем близко подступались кусты… высокие – цепляли длинными ветвями за воротник, хлестали листьями по щекам. Телегу кренило и бросало с боку на бок. И тогда Чечек судорожно цеплялась за изношенные борта, старалась укрепиться в углу. Но тяжелое ружье, придавив плечо, держало надежнее, чем слабые руки.
- Скорее… скорее бы уж!..
Тайга молчала. Терпко пахло мятой, кедровой хвоей и смолой, сладким цветочным запахом, спелыми травами… Низкая сизая туча лежала на верхушках деревьев… обнимала… Телега, казалось,  едет прямо в небо… И непонятно было, правильно ли едет… та ли дорога… Но еле заметная тропа вилась в высокой траве… все чаще встречались густые заросли карликовых березовых рощиц, и верхушки веточек-деревьев скребли по днищу телеги, цеплялись за ось, за ступицы… и, не удержав, отпускали… А Чечек снова и снова озиралась по сторонам… было пасмурно… туман далеко внизу заполнил долину… рука не отпускала ремень ружья. Скоро…




***

Когда, наконец, Чечек добралась до стоянки, где должна была быть Ай-Тана – та была так занята, что и не заметила нового человека. В фуфайке, в нахлобученной на глаза шапке – она носилась на коне по совсем потемневшим под близкой тяжелой тучей склонам…  В небо росли только скалы, резкие, острые…. Высоко вверх только белесые камни…только камни…  Было темно…  Овцы не слушались, разбрелись по отрогам огромной горы, ушли на самую ее вершину, так, что сотни из них совсем растаяли во мгле… Далекие глыбы скал сливались с небом… и где-то там среди них пасутся овцы. С блеянием отбегали они, сгрудившись упрямой кучей, от коня Ай-Таны… толпились… смотрели…блеяли, но никак не хотели спускаться вниз… в грозовых сумерках многие из них терялись меж камней… другие поднимались выше, уходя в скалы… десятки голов рассыпались по отрогам… слились с низким туманом…  А это было опасно. Нужно было спускать их ниже, в долину, и так, чтобы вся отара была вместе. Так легче уследить. В горах волки – сразу порежут – не сколько унесут – сколько смогут порезать. Нападают стаями, матерые, хищные… сколько успеют… Зазеваешься – сотню зараз порезать могут. Чем тогда, как отчитается Ай-Тана перед колхозом?

-Йааа –хо! – и выстрел ногайки… и мчится конь, разрывая туман… бббеееебьее… бьее…бьеебьее… толкутся, давятся овцы… а не идут…а конь с Ай-Таной уже на другом отроге… текут со всех склонов овцы в отары… другие меж тем в стороны норовят, разбредаются…

-Ай-Тана! Я здесь, Ай-Тана! – но сестра уже мчалась вверх прямо по камням, ничего не слыша… дымка густого тумана сомкнулась за ее спиной…

Овцы сгрудились вокруг Чечек… - Ну, идите, идите вниз!… - подгоняла она их веткой… и вдруг сбоку, из грозовых сумерек на полном скаку вылетела Ай-Тана…

- Чечек, откуда ты? – вытаращила от удивления сестра глаза.
- Мама послала, сказала, что большую грозу передавали. Я к тебе на подмогу! – Чечек стояла в большом тулупе с поднятым воротником, в резиновых сапогах и с тяжелым, длинным ружьем на узком плечике.

Ай-Тана взглянула вверх – небо совсем почернело, рядом, низко… Даже здесь, на открытой вершине едва видать. А овец успеть собрать надо. Дале-кооо разбрелись по склонам крутым серые едва приметные  комочки. Совсем в пасмурной дымке исчезли скалы… земля под ногами, казалось, обрывалась в бездну… там, внизу… клубился густой туман и темнота гуще. Порыв ветра дернул резко, вдруг, завернул полу фуфайки, низко согнул, заволновал густую траву, вниз побежал, пригибая карликовые деревца - в долину, запутался в макушках маленьких, едва видных сверху деревьев. Еще ползет низкая гряда туч, как большое ватное одеяло, вершины цепляет. Нет-нет, да и сверкнет вдали молния, нет-нет, да и громыхнет за перевалом… Теперь, в сумерках овец совсем плохо видно. Ночь сделалась – и гор и долины тоже не видно.

-Ахх-хаа!… Хорошо, Чечек! Оставь ружье в аиле и гони этих овечек вниз, в долину… а я пока на коне сверху погоню! Вон видишь, воо-о-н там – махнула рукой туда, где должна быть вершина – туда подняться надо, там будет еще гора – за ней скалы. По всем склонам разбрелись овцы. Гнать будем сверху, разом, в долину! Этих погонишь, потом сразу сама вверх поднимайся, я тоже от самой вершины  навстречу гнать буду. Помогай! – И круто повернув коня, взяла с места вверх по склону.

-Ну, идите, идите! – хлестала по кучерявым задам веткой Чечек. – Идите быстрей! Ну! – Толкала руками блеющих и упирающихся животных – некоторые упрямо пытались повернуть назад к вершине. – Другие, вертели головами, давились в общей гуще, но пока никак не хотели идти. Там, в сизой дымке тумана мелькнул конь Ай-Таны. И пара десятков голов, торопливо семеня, еще прибилась к отаре. Постепенно первые подались вниз по склону, а там уж и остальные… потекли… потекли… пошли!... пошли! – Нахлестывала Чечек веткой, а сама скользила вместе с отарой вниз по горе. Теперь уже не нужен был подгоняльщик, и Чечек, убедившись, что все пошло, что овцы и сами охотно бегут вниз, вновь повернула к вершине. Правда, вверх карабкаться намного труднее: ноги скользят по высокой сочной траве… сапоги бултыхаются… Совсем жарко… Тулуп еще… какой тяжелый… Не так быстро, как вниз, но выступали на подъеме скалы… больше камней… гуще туман… и аил маленькой темной избушкой тоже остался внизу… Ветка в руках для опоры… овцы везде по сторонам, а надо выше… Там Ай-Тана…

Налетевший  шквал ветра обрушился тяжелыми крупными каплям дождя, и сразу стало совсем темно, сплошная стена воды, ревущая в порывах ветра, обрушилась. Сразу. Ничего не стало видно. И в лицо... за шиворот…  Только мокрая глубокая пелена в синих сумерках. Завыло, засвистало в воздухе, - куда теперь идти? – ударило мокрым, тяжелым… плотным дождем. Откуда шел дождь? Куда уходил? Все текло вниз – в бездну, плясало вокруг водой… Миг! – и тулуп стал огромным, тяжелым…насквозь… вода побежала по телу, меж лопаток… стало зябко… темно, куда идти?...

 - Трррррраааггхххх! – белый ломанный свет молнии разорвал небо прямо над головой! В раскатах грома, как, если бы камни падали сверху, казалось, что, содрогаясь, рушатся скалы, что сейчас полетят гигантские отщепы… - дрожал воздух гулом небесным - в громе потонул чудовищный треск могучего дерева. Одинокий кедр ярко взвился в дожде факелом, затрещали разламываясь, застреляли с шипением отскакивающие в мокрую тьму красные сучья-головни… Вспышка выхватила круг в дожде – яркий, изжелта-красный… и серебрился дождь в огнях…  и сверху хлестало молнией - все остальное совсем пропало. Чечек… ее ноги, в коленках сильная дрожь от подъема и усталости -  ослабли и подогнулись...  Черное, рвущее белесым небо и ночь под ногами, и вода в сапогах… и дождь стучит по воротнику… и рвущийся в небо, живой, горящий кедр, и ничего больше… По плечам тяжело барабанило…ветер рвал мокрые струи… бросал наотмашь в лицо… гудело над головой… шипел, прекращая жить, рвался, выл и плакал в мокрой ночи кедр. Огромная вершина исчезла… и неизвестно, где овцы… и где-то там… в дожде растаяла Ай-Тана… Чечек совсем растерялась… теперь она не могла никуда идти – огромные тяжелые сапоги и гроза пригвоздили ее к месту… ни сдвинуться …ноги ватные… охватило слабостью… Подбородок дрожал… сдавило горло… она вслепую поворачивалась лицом по сторонам… но ничего не было… совсем ничего… ничего… одна…
- А мама говорила на помощь!..
Новый порыв воды и ветра ударили снизу… окатили по ногам, плечам, лицу… на неровном склоне ноги скользили, и собственной тяжестью ее тянуло вниз. Чечек ухватилась за гибкие ветки какого-то куста… Вода бежала по лицу, хлюпало под ногами… И опять белый дикий излом молнии прошел по земле…. Выхватив вспышкой на миг, пока ревели грохотом горы, силуэты отдельных деревьев – могучих одиноких, пелену дождя и… метнувшуюся из темноты навстречу фигуру сестры.

- Пойдем, Чечек! Пойдем! Это не страшно! – Кричала сквозь шум дождя и грохот, тянула Ай-Тана за собой.
Мокрые пряди волос упали на лицо. Быстрым, резким движением откинула сестра их со лба. Щеки раскраснелись, запыхалась… вода мешала говорить. Промокшая фуфайка – теперь совсем черная, тоже, должно быть, тянула вниз, в руках камча.
-Не бойся, сестренка! Дождь пройдет быстро!.. Сейчас пройдет!.. А нам же… овечек… гнать надо… Понимаешь? Быстрее, Чечек!...ну, сестренка, быстрее! – тянула вверх за собой, - а то волки!  - Карабкалась по скользкому склону, ища под ногой камень опорой… И Чечек, дрожа, поднималась следом.
И  снова – резкий белый свет разорвал небо… и… Трррррраагггххххх – ударило сверху. Так, что Чечек, ойкнув, присела от испуга, закрыв на миг голову руками. Она бы так и сидела, чтобы не рушилось небо, чтобы больше никуда не идти… Казалось. сама гора расколется сейчас под ногами… Все гудело вокруг, вертелось, жило…плясало…  Белые всполохи бегут по земле, выхватывая мокрую траву… и снова грохот… еще гремит…хлещет дождь… а там, в отдалении…. факелом полыхнул второй кедр… завыл, закрутился в стихии ветра, дождя и огня…
-Идем, сестренка, идее-еем! – Тянет Ай-Тана за руку. – Воо-о-н там – показывает в темноту – там овцы на склоне, их много… их вниз погоним!.. 
Серые гурты испуганных, сбившихся в кучу овец размазались в пелене… выло над головой… отдаленно светил красный факел кедра… ноги скользили…. мокрые руки в мокрой траве – удержаться!... опять, словно гигантские чугунные шары стукнулись над головой… накрыло грохотом…  сестра впереди… почти падает… тянет Чечек за собой… Она в таком порыве вверх… уверена, что точно там овцы… знает… И потому тянется за ней и Чечек. Не будь Ай-Тана уверена – она бы ни за что – ни за что не тронулась бы с места… так и сидела бы в темноте под дождем... страшно… За дождем Ай-Тану тоже плохо видно… долетают обрывки:... дее-мм!... ееей!...
- Идем, сест-ра, идее-ем! – Пятном чернела впереди ее фигура… овцы растаяли в мокрой поземке… мокрые… они сами стали сейчас, как грязные клочья ваты… во тьме…- волков не услышим!...  сейчас для них самая охота…

Они вдвоем… две маленькие, тоненькие девочки идут, взявшись за руки… Еще молния… совсем близко…  на миг разорвало ночь… опять потряс небо и обрушился новым порывом дождя гром… Поскользнулась… и что-то оборвалось… внутри… хлестал дождь… горячая мокрая соль жгла лицо… все слилось… стало нерезким… ослабли ноги… села в лужу травы…
- Там овцы, там! Ты слышишь, Чечек, поднимайся! мы нашли их! – Совсем близко лицо Ай-Таны – Сестренка… Чечек! – Только выше, нам надо выше! – Тянула к вершине горы, где мокрыми комками сгрудились сейчас колхозные овцы. – Знаешь, Чечек, когда тяжело – я пою! Давай петь!!! Пой, Чечек. Вместе со мной!!!
И первая, перекрывая шум дождя и небесный грохот, затянула:
- Рррас-цве-та-ли яб-ло-ни и гру-ши… поооп-лы-ли ту-ма-ны на-д  рекой…  выхооо-ооди-ла  на берег Ка-тю-ша, на вы-со-кий бере-г на кру-той! – слова проглатывались. Дождь хлестал в лицо. Мокрый тулуп тянул к земле… ноги скользили… Но Ай-Тана все тянула Чечек за собой и пела… медленно приближалась вершина… под ногами становилось ровнее.
- Пой, же, пой! – кричала она в перерывах дыхания… между дождем и раскатами грома… - Пой, Чечек!
- Прроо то-го, которо-го любииии-ла! – тоже кричала от страха Чечек.

Ай-Тану совсем плохо было видно. Она то исчезала впереди, таяла в мокрой темноте…то появлялась…  что-то кричала там… оттуда… Ее голос смешивался с воем ветра и долетал обрывками…
-Ну, же… давай-те… внииииииииз!...... дииии-ла.. на бе… .…тюуууша… на высок-ииий… уууууй… шууу-ууу…
То она вдруг вырастала совсем рядом, вынырнув из дождя, и, схватив Чечек, снова тянула за собой…
- Выыы-хооо-дии-ла… на бер-р-ег… - Овцы с блеянием, испуганные, грязные, мокрые, толкаясь, гуртами, медленно потекли с горы вниз. Сначала затором… упираясь, потом вдруг прорвавшейся лавиной… широкой грязно-серой, быстрой, уже неостановимой… Некоторые падали, поднимались и с блеянием, тычась в мокрые,  кудрявые зады других, бежали дальше, за остальными, вниз… - наа высооооо-кий  на берег крууутооой! –  бросала в дождь Чечек и гнала овец вниз.
- Ну, идите же, идите, миленькие! – толкала в толстые мокрые упрямые зады овец… вниз… в долинууууууу!
- Бьеебьееебьееееееее… - упирались и все же, стекали вместе с дождем, большой грязной толпой в долину овцы.
- Идите же! Идиииите миленькие!
…ТрРРрраагГхххХхххххх!!

Теперь Чечек не замечала быстрой бегущей молнии, не слышала раздирающего неба грома… забыла о дожде, о тулупе… о его тяжести… Она скользила по склону, падала… сбивала с ног овец… толкала их, испуганных, мечущихся под дождем, гнала их палкой, не давая свернуть в сторону, цеплялась за мокрую траву, лавируя руками, врезалась в самую гущу, подгоняла, торопила бегущих животных… вперед… вниз!
…жарко… фуфайка давно нараспашку…
- Поооплы-ли ту-ма-ныыы над ре-коо-ой… выыы-хо-дии-ла…. – Бегите вниз, миленькие мои, понимаете, не то вол-ки!! – И сама бежала, падала, катилась по склону следом… И валясь без сил в траву, старалась перекричать раскаты грома… - Пеес-ню за-во-диииии-ла… про степ-но-го сиии-зо-го  орлааааа….

А на самой вершине, у грубых холодных скал, металась на коне Ай-Тана, сгоняя последних, заблудившихся и отставших вниз…
-Бьееееебьееебьее! – блея и мечась, овцы бежали за остальными.
- Вы-хооооодиииии-ла… пес-нююю заво-диии-ла про степноооо-го…



***


За окном давно закончился дождь. И теперь умытая ночь опустилась на землю. Овцы в темноте сгрудились в долине отарой. Совсем вечер. Глаза слипаются. И голова Чечек сама клонится сном, тяжесть усталости и тепло разлились по телу. Одежда высохла. От железной печурки приятный жар. Две сестры на березовых чурбачках сидят прижавшись друг к дружке. В аиле тии-и-хо. Лишь красные головни тихонько потрескивают, медленно отдавая жар.
- А знаешь, Чечек, - прошептала Ай-Тана, - как мне стало страшно, когда стали бить эти молнии.


И вдруг расплакалась...