Первая печаль

Осенью я пойду в школу, а ростом не вышла. Все, что ни примеряли, мне было большое и длинное; во всем я смотрелась, как маленькая бабушка. Соседка – педантичная немка – вызвалась пошить мне школьную форму и фартуки.
–  Такой крошке  и ткани то надо лоскут, – сказала она, еще раз внимательно измерив меня взглядом.
Я ходила на примерку к тете Марте – так звали портниху. Примерки мне очень нравились. Тетя Марта угощала меня медом с черным пахучим хлебом, а потом надевала на меня какие то совсем не понятные части формы: то ли это были фартуки, то ли само платье, – что-то держащееся на нитках; рукава отдельно от платья. Прикосновение ее рук, касание иголки и мела, которым она рисовала, было щекотно и приятно. Такое шитье забавляло меня. Когда все было готово, и меня нарядили, как куклу –  гольфы, туфли и банты дополняли наряд – я себя не узнала в большом зеркале. На меня смотрела девочка с косичками и бантами в белом фартуке. Я сделала руки в боки и покрутила ножкой, ставя туфельку на пятку – такая задавуля. Я ей показала язык, и она не отстала - тоже состроила гримасу.
Когда наступил, наконец, особенный мой первый день, меня повел в школу брат. Я вся сияла от счастья. Когда я взяла в руки портфель с тетрадками и букварем, он доставал до земли. Что же делать! Получалось, что мне придется его волоком таскать или в согнутой руке. Шли по улице: я несу цветов букет, который сделала тетя Марта из своих красивых георгинов, а Саша - мой портфель.
Весь день был наполнен неожиданностями. Городок – сам в осенних красках – пестрел букетами и аккуратными, нарядными школьниками. Знакомство со школой, с красивой молодой учительницей. Первый звонок, первый урок. Мы у нее, как и она у нас, были первыми. Но кто волновался больше? –Наверное, она. Лицо её время от времени покрывал румянец; она сама в своем строгом черном платье с белым воротником походила на школьницу старших классов.
Мне все понравилось в школе. Особенно, мальчик, с которым нас посадили за одну парту. Я не запомнила, как его зовут, когда нас перекликали. Мы с ним познакомились после уроков, когда он нес мой портфель из школы.
– Вася Рудко, – сказал он твердым, четким голосом. А меня он уже называл по имени – Вера. Видно, сразу запомнил.
Мы идем. И осеннее солнце, и первый школьный сентябрь, и никаких еще забот, но что-то особенное случилось с нами  в этот день. Может, мы повзрослели чуть-чуть? Завтра будет новый день, снова пойдем в школу, будем сидеть за одной партой, заглядывая, сверяя ответы задач. Какие задачи и экзамены задаст нам судьба и какой ответ придется держать перед жизнью – все это у нас  впереди.

Пройдут три года – замечательных, светлых, запомнившихся на всю жизнь. Вася успеет сказать, заглядывая мне в глаза, какая я красивая. Я обзову его дураком. Нас будут дразнить женихом и невестой, кидать вслед камни, подтрунивать, высмеивать – этого детям не занимать. Дети – народец жестокий и меткий в своих прозвищах и дразнилках.
За осенью придет зима – морозная, сибирская, с метелями и снегами, но не остудит наши горячие души. Вася, как всегда, ждет меня за воротами. Я выбегаю в зимнем пальто темно-сиреневого цвета, отороченным красным мехом, а впереди на воротнике завязки с красными балаболками из меха. Я довольная, смешливая, маленькая и любопытная. Вася – забавный, готовый рассказывать мне все новые и новые горизонты своих знаний.

В первый же день, как я надела новое пальто, его украли. Я сразу не поняла и не хотела понимать. Мы учились со второй смены. Уроки закончились и мы, перегоняя друг друга, понеслись вниз по лестнице в раздевалку. Тут  много одежды на вешалках. Я ищу свое пальто с красным воротничком и балаболками на месте, отведенном для нашего класса. Вася тоже ищет, помогает мне. Раздевалка опустела, а моего пальто нет! Бегу к учительнице, кричу, чуть не плачу:
– Мое пальто украли! Пусть отдадут мое новое пальто!
Когда закончились уроки у старшеклассников, брат мой пришел в раздевалку. Опустели все вешалки, только висит в углу сиротливо пальто, на мое пальто очень похожее, но  изрядно поношенное, и мех не красный, а очень и очень грязный. Меня просят надеть это пальто – я наотрез отказываюсь.
– Мне нужно мое пальто – новое, красивое и я никуда не пойду в чужом, старом.
Кое-как меня уговаривают, объясняя, что завтра все выяснится.
– Девочка, которая надела твое пальто, все равно придет завтра – объясняет учительница.
Не знаю, какую цель преследовала девочка, надев мое новое пальто и оставив свое старое. Девочка училась во втором классе и носила свое пальто вторую зиму. Мое пальто у неё дома подписали и пришили тряпочку с именем девочки – якобы, хозяйки. На другой день мама пошла в школу со мной. Если бы мама не подписала мое пальто и не спрятала свою подпись под подкладкой, где указала истинную хозяйку вещи, то мы бы не смогли доказать, что это наше пальто. Когда все благополучно разрешилось, родителей девочки вызвали в школу к директору. Больше с этой второклашкой я не встречалась ни разу, носила свое красивое пальто три зимы, и только на четвертую зиму рассталась с ним – любимым своим пальто. Из него я выросла, но все равно была самая маленькая до пятого класса. Потом начала расти, как на дрожжах.

Однажды вечером я не могла дождаться, когда отец освободится от работы по дому. Я любила прыгать с крыши сарая в сугроб, а тут было не до игры. Предстоял серьезный разговор. Как я волновалась, подбирая слова, мысленно уже воображая его! Отец, как назло, взялся чистить двор: от навалившего днем снега намело целые сугробы. Печь гудела – в  топку подкинули угля, и у меня в голове отдавался этот гул. Было жарко, я ходила взад и вперед по комнате вся в нетерпении.
Когда, наконец, отец пришел со двора и чуть присел перевести дух, я быстренько забралась к нему на колени, и с силой выдохнув, начала.
– Пап, а пап, а когда мне можно будет жениться? –
Ему не надо было принимать задумчивый вид – вопрос не застал его врасплох, только уголки губ выдавали улыбку, да глаза поблескивали искорками.
– Жениться, говоришь? Разве у тебя жених есть? Или дело за малым?
– Есть! Конечно, есть!
– А можно узнать, как зовут жениха и сколько ему лет?
– Да это же Вася! Мы с ним за одной партой сидим. Ты чо, папка, ему столько же лет, как и мне же, семь.
– А есть ли у него отец и как имя его - ты знаешь?
– Нет, не знаю, завтра спрошу, как зовут.
– Да маловат жених то еще.
– Папка, он же вырастет!
– Ну вот, когда вырастет, тогда и поженим вас.
– Ни чо ты сказал «когда вырастет»…
– Да ты же подожди. Я же сначала сыновей должен женить, а потом уж тебя замуж отдавать.
– Вот ты какой, они же говорили, что никогда не женятся!
Отец старался сдержать улыбку, но это у него плохо получалось. Видя, что я сейчас заплачу, поспешил спросить:
– Хороший мальчик Вася твой?
– Да, очень хороший, да умный, он столько много знает, папка. Газеты уже сам читает и мне все рассказывает.
– Это все очень хорошо, конечно, ну как нам быть с твоими братьями, им сказать надо об этом. А вот и они идут.
Дверь с мороза туго поддалась, потом распахнулась, чуть ударилась в сенях. Со смехом и громкими возгласами ввалились все в снегу братья, стали стягивать с ног валенки и стаскивать пальто. С раскрасневшимися от мороза лицами, взбудораженные и шумные, братья долго еще не могли утихомириться; увидели, что мы с отцом ждем тишины, немного притихли. Отец открыл, было, рот – я быстро зажала его ладошкой. Он сказал что-то, а я снова прикрыла двумя руками ему нос и рот.

Учительница наша первая была худенькая, высокая, с длинной шеей и как-то сразу у нее появилась любимица – Валя Сорокина – девочка симпатичная и умница, конечно. Но, так уж у нас водится: если один раз проявил себя, потом можно жить старыми заслугами. А если уж тебя невзлюбили, то берегись: как бы ты ни старался и ни пыхтел в усердии своем, вряд ли тебя заметят и оценят. Меня подобная несправедливость очень сильно задевала, да и других тоже. Дети – народ сообразительный и смелый. Хотя я училась хорошо, а Вася отлично, мы были против завышения оценок любимице. В первом классе она училась лучше, а потом заметно съехала в успехе. Но оценки по-прежнему ставились автоматически: пятерки за пятерками.
Как-то учительница пригласила к себе лучших учениц для проверки тетрадей с домашней работой по русскому языку, назвала двух или трех девочек, в том числе меня. В выходной день мы пришли к ней домой, и отмечали ошибки красным карандашом. Вот тут то я оторвалась на тетрадке лучшей ученицы, специально выискав ее в стопке: нашла в ней столько ошибок, что работа ее пестрела красными исправлениями, и, не удержавшись, сама поставила ей двойку. Конечно, потом меня разбирали по косточкам на собрании, ставили в плохой пример. Но класс был со мной заодно, и я втайне торжествовала. А главное – Вася одобрил мой поступок, даже похвалил меня.
Много воды утекло с тех пор. Время бежит – не воротишь. Отцу дали квартиру, и мы переехали в другой район города. В четвертый класс я пошла в новую школу. Появились новые друзья и подруги. Не один мальчик говорил мне, что я нравлюсь ему, но ничего дороже и искреннее я не слышала в своей жизни. Этот пытливый, умный мальчишка с ясными глазами в вельветовой курточке с белым воротничком остался в моей памяти на всю жизнь.
О том, что с ним случилось, я узнала осенью, когда училась в девятом классе. После восьмого класса Вася поступил в строительный техникум. Его ударили ножом в спину, как только он вошел на заднюю площадку автобуса. Он упал с подножки на грязный асфальт, дверь автобуса закрылась, автобус уехал. Кто и за что его убил, так и осталось загадкой. Я приехала на то место, где все это случилось, и положила на асфальт белую розу.
Печаль и разочарование долго еще волновали меня, упрямая память снова и снова возвращала в счастливое детство. Вспомнилось вдруг, как, пока мы шли по дороге из школы, Вася рассказывал о вулканах и белых медведях, которые не мерзли в вечных льдах и холодном море, как приносил мне книжки, которые сам уже прочитал. Как качались на качелях за школой – раскачивались так, что дух захватывало. Платьице мое развивалось, высоченные тополя качались вместе с нами и с облаками, а мы раскачивались все сильнее и не боялись высоты.
Теперь казалось, что тоненькая нить в детство оборвалась. Что-то светлое, хрупкое, зародившееся и уже никогда неповторимое, уходило от меня тихо и печально.