Живой камертон

       Мне всегда казалось, что человек, настраивающий музыкальный инструмент, чем-то напоминает камертон - словно аппарат, какой-то прибор, подобен роботу. Будто у него всё настолько налажено до автоматизма, что его практически нельзя заметить.
       Сегодня ровно в час дня десять минут раздался звонок в квартиру. Это был человек лет пятидесяти-пятидесяти пяти в расстёгнутой, протёртой плотной куртке тёмно-зелёнового цвета, с развязанным полосатым шарфом на шее, с полотняной сумкой цвета светлого хаки через плечо, набитой до краёв, с решительным взглядом человека, знающего своё дело и весёлыми подвижными скулами.
 - Андрей Константинович, настройщик.
 - Проходите, пожалуйста.
       Кажется, мой голос по сравнению с его звучал немного тише и скованнее. Голос Андрея Константиновича звучал громко, по-мужски и с несколько простонародным говором. Он напомнил чем-то моего дедушку Толю, который всегда говорил простым языком, бодро и неунывающе, с долей мудрости и всезнающего оптимизма.
       У меня появилось такое чувство, будто этот человек действительно является моим родственником, быть может, и дальним - так привычно и тепло звучал его голос.
 - Где инструмент?
 - Вон там, проходите.
       Осмотрев расстроенное фортепиано, доставшееся нам от предыдущих хозяев квартиры - Бог знает, сколько времени никто не играл на нём, - А.К. дал несколько дельных советов. Например, знаете ли вы, что нельзя ставить такой инструмент возле обогревателя или батареи? Или, что на его дне всегда должно быть две-три двухлитровых банки с холодной водой? Я слышала об этом впервые, но сразу же после ухода настройщика сделала всё, что надо.
       Фортепиано пропылесосили, почистили от пыли и оставили наедине с мастером. Поначалу было довольно странно периодично слышать из друших комнат несколько раз одну и ту же ноту, но вскоре мы привыкли и почти не обращали внимания на громкие, однообразные звуки. На самом деле я никогда не нажимала на клавиши с такой силой, как ещё струны не порвались от напряжения..?
       Спустя два часа ко мне пришла учительница по немецкому (наши занятия были вне школьной программы, поэтому на каникулах у меня не было возможности халявить). Она была немного озадачена, потому что обычно наши уроки проходят в полной тишине, а сегодня её нарушали прерывистые звуки настраивающегося фортепиано... Но такого занятия, как сегодня, у нас ещё не было! Потому что Андрей Константинович, впервые за всё проведённое с инструментом время, начал исполнять какие-то этюды и произведения, проверяя тем самым звук клавиш. И поэтому нам с учительницей было уютно и тепло, как никогда! За окном сгущались сумерки, на нашем столе светила неярким желтоватым светом настольная лампа, а из-за прекрасного музыкального сопровождения создалось особое, непередаваемое настроение, атмосфера бесконечного уюта и тепла, такого зимнего - будто сидишь, укутавшись в одеяло, перед камином и мечтаешь о чём-то своём... Признаюсь, на некоторых моментах я даже не могла сосредоточиться на грамматических упражнениях!
       Нам было так хорошо, что к концу занятия и я, и она, сидели с растянутыми на всё лицо улыбками и просто наслаждались создавшейся атмосферой.
       После занятия я решила своими глазами посмотреть на сам, так сказать, процесс. Руки Андрея Константиновича не были похожи на руки пианиста - грубые, мозолистые, они так ловко и быстро перебирали по клавишам, что я еле успевала следить за ними! Лицо его было сосредоточенным, но в то же время было заметно то упоение, с которым он следил за своими пальцами.
       Душа пианиста, а в особенности настройщика - живая, неунывающая, необыкновенно трепещущая и полностью поглощена музыкой. К каждому инструменту находит он свой, индивидуальный подход. Каждую струночку регулирует он с огромным старанием и любовью... И каждая нотка получается у него такой жизнерадостной, что отлипнуть от настроенного фортепиано просто невозможно!
 - Ну-ка давай, сыграй мне что-нибудь! - повернулся ко мне вдруг А.К. - Что же это: я старался, старался, играл, и ты покажи мне что-нибудь!
 - Ну... я... не очень-то много и знаю... - мямлила я.
 - Давай, ну же! Опробуй!
 И тут я начала играть самое первое, что я выучила за всё время моей игры на фортепиано. Это было начало Meadow, главной темы из "Новолуния" (что-что, а музыка в этом фильме стоящая!). Звуки клавиш были похожи на чистые капельки мартовской капели, переливающейся на солнце, заставляющие колебаться всё твоё нутро до тех пор, пока тебе не станет душно от собственных мыслей, от накатов и приливов потрясающего настроения, создающегося музыкой. Вот что значит настроить инструмент!
 - И это всё? Больше не знаешь ничего?
 - Ну, я подбираю в основном...
 - А ну-ка!
 И я сыграла недавно сочиненную мной мелодию, название которой я ещё не дала, но это была единстенная подобранная мною музыка, которую я могла бы играть с уверенностью где угодно!
 - Молодец, молодец. Ну, подбирай дальше - теперь-то это будет гораздо легче делать.
 - Спасибо вам большое!
 - Да не за что, звони. Клавиша если одна расстроится или потечёт куда-то не туда, исправлю её за бесплатно. Только пусть мама твоя, или ты - позвоните мне, хорошо?
 - Хорошо! - поблагодарила я и, расплатившись с мастером, проводила его до выхода.
 Он снова надел своё потрёпанное пальто, полосатый пестрый шарф, накинул на плечо сумку с инструментами и, набросив на голову видавшую виды кепку, помахал рукой.
 - Удачи.
 - И вам!
       Закрыв за Андреем Константиновичем дверь, я глубоко вздохнула и навеки изменила своё мнение обо всех настройщиках, ещё раз убедившись в том, что музыка многое сделает ещё в этом пропавшем мире.