Пансион. Александр Беляков

Пансион - содержание жильца на полном довольствии.
Гостиница, где сдают комнаты со столом.
Закрытое учебно-воспитательное заведение,
в котором воспитанники получают полное содержание.


                П А Н С И О Н

      Он приоткрыл газету за двадцать восьмое и прочитал первое предложение на странице с прозой:

- «Время шло».

Покачал седой головой и саркастически произнёс:

- За что же так?

Открыл следующую. Кто-то оставил на скамейке несколько свежих газет. Кто-то не из здешних. Попался рассказ с названием «Пансион». Первое предложение утверждало, что - «Время шло к обеду».

- Ну, это конкретней! - усмехнулся он. - Теперь ясно - по коридору налево, потом ещё раз налево. Проголодалось времечко… Очень многое сваливают на время. Время - как козёл отпущения. Интересно…

      Не спеша прочитал рассказ, несколько раз чертыхнулся, замер, откинув газеты. Глаза смотрели через асфальтовую дорожку на куст сирени и не видели его тёмных листьев, прорывавшихся сквозь них ярких летних лучей солнечного света. Тепло согревало старческую прозрачную кожу на руках и лице. Взор его затуманился…

- Не время шаркало шлёпанцами, - пробормотал. - Старуха с косой…
Помолчал. Качнул головой и, шевельнулись губы произнося:

- Как же там, в газете? «Михаил хлебнул жёлтого чаю и распрямился. На груди у него цвели ордена». Ордена цвели? Вода в болоте цветёт - это нормально, это бывает. А военторговские магазины тот писатель видел ли? Те самые, где ветераны покупают новые колодки взамен старых? Глаза то ихние уже почти не видят, руки слабы, и приколоть то сами с трудом… Ордена не цветут… Это юбилейные кляцки, да генсековские переливаются. А эти - как жизнь, эти в могилу, с собой... Ну, может, родственникам, если есть…

      Тяжело жужжал толстый шмель где-то рядом, птицы щебетали, и доносились голоса людей, но он не слышал, разговаривая сам с собой:

- Пансион фрау Залевски? Да, помню. Туда приходила Пат. Это из настоящей литературы. Пансион для благородных девиц, тоже помню...

       Давным-давно в Ленинграде, в скверике у Смольного, подсели к нему, путешествующему фотографу, две девицы, первая линия обороны. Расспрашивали, кто он да что он, пока не убрался. Какие-то неприятные были девицы, на службе.
       Он поводил рукой по скамейке, на которой сидел, и не нашёл привычно своей фуражки, старой восьмиклинки. Забыл, видать, в комнате.
       Тот-то пансион, подумал, превратили в бастион. Да, бог с ними! Но теперь, после прочитанного рассказа, не отпускала досада. Где только ни приходилось ему снимать, тогда ещё не на цифру, а на плёнки. И у военных, и в психушках, и в тюрьмах, но первый свой заход в Дом престарелых запомнился более других одним моментом, перечёркивающим прочитанный газетный опус крест на крест. Доводилось ли тому автору бывать в таких местах?

                ***
       - Мы ждали-ждали… Как хорошо, что вы приехали! - скороговоркой встречала женщина директор. - На один только паспорт надо. И родственников у неё нет уже… А наследовать есть что. Паспорт только… Мы заплатим… Сюда не любят приезжать. Работы, конечно, маловато для вас… Спасибо большое… Проходите!

       Они шли светлым длинным коридором. Налево и направо - комнаты-палаты, некоторые без дверей. Было жарко, было душно, было дико от плотного запаха и больницы, и общежития, и туалета.
       Из одной бездверной комнатки показалось странное культяпое существо неопределённых лет. И видны были две незаправленные кровати.

- У него рук нет, а у неё ног. Помогают друг другу, - пояснила провожатая. - Так и селим… Идём навстречу. И нам проще…

Вдоль стены, держась за неё рукой и закатив к потолку глаза, медленно брёл идиот в пижаме и, не прерываясь, бормотал:

- Нужные-ненужные… Нужные-ненужные… Нужные-ненужные…

И всё  шли и шли пожилые проживающие, любопытно разглядывая фотографа. Проехали и на инвалидных колясках.

- У нас всякие поселяются. И инвалиды, и после тюрем, и одинокие, и сданные родственниками… Только с сильными психическими расстройствами не берём. И туберкулезных…

Количество сопровождающих увеличивалось. За фотографом в ту палату, на четверых, вошло человек семь женщин.
Молчаливая сухонькая старушка уже была приодета, аккуратно причёсана.
Он хотел быстрее отработать, выбраться отсюда, из этой, пахнущей мочой и болезнями, жизни.

- Лучше тёмное что-нибудь одеть…

- Так, вот, сейчас… Быстрее, девочки!

Старушку облачили в тёмную кофту. А он всё посматривал по сторонам - искал нужный фон для официального снимка и не находил. Обшарпанные обои на стенах… Все смотрели на него, ожидая дальнейших указаний, готовые выполнить любую прихоть заезжего мастера.

- Пусть здесь так и сидит. Надо бы фон белый. Давайте, кто-нибудь простыню подержит сзади, у стенки пусть натянут, - сказал он, обращаясь к директрисе.

Та несколько замялась, кивнула, и двое-трое бросились из комнатки на поиск.
Прошло пять минут. Он достал из кофра аппарат, вспышки. Прошло ещё десять минут. Ожидание затягивалось. Стали подносить что-то тёмное, бетонное, застиранное, угрюмо-серое. Потом бегали гладить.

- Такие и есть, - негромко произнесла одна из обслуживающего персонала, оглянувшись на директрису. - А чего вам? Не дома…

Почему-то  это запомнилось больше всего. На всю жизнь. В большом заведении для престарелых, в их последнем доме, где уже и не жили, а только доживали, так и не нашлось ни одной белой простыни, ни одной!

       Уходил по аллее с сиренями. Миновал длинную скамейку, где трое «разношерстных» мужичков-старичков резались в домино.

- Сегодня новенькую в двадцать восьмую привезли. Пойдём вечером? - говорил кто-то из них.

- А пошлёт куда?

- Да, куда денется! Отправим Стрёмного за чекушкой… Вечером завалимся…

Здесь каждый доживал по своим правилам.

- Ну, да! Не грехи отмаливать мы тут… Шесть-два! - донеслось напоследок.

                ***

       -Эй! Фотограф! Мечтаешь? - ткнул кто-то его в плечо. - Погодка! Да? К обеду, однако, дело. Сегодня рыбу дадут…

Он повернул голову, прищурился, разглядел. Говорил подошедший, совсем лысый, Гаврила Петрович, сосед по комнате:

- Вот и до лета, таки, дожили... Греет как! Слышь, в шестнадцатую новенькую
заселили, сходим? А чё ещё? А то, «синяки» припрутся…

- Знаешь, Гаврила, что я сейчас подумал? До лета, ведь, дотянули? - он отодвинул газеты. - Пусть нам мяч купят. В футбол попинаем за корпусом. А, дед?

- Скажешь тоже! Совсем, что ли? Беречься надо. А она - ничё! Тихонькая.

- На полный пансион?

- На полный…

- Вместо кого?

- Так… - отвёл в сторону глаза Гаврила Петрович.

Помолчали.


2010г.