У мавзолея

                Стоять на посту у мавзолея дело не хитрое. Главное, что делать то  ничего и не надо. Вот это как раз по мне, подумал я, когда меня отправили на это ответственное и, безусловно, важное для страны задание.
                Я стоял как вкопанный, отчасти ослепленный августовским  солнцем и вспышками фотокамер группы англичан. Пролетавшие мимо птицы, словно сговорившись, метились мне прямо на фуражку, то и дело к моему счастью  промахиваясь.
                Вдруг невесть откуда взявшаяся собачонка подошла ко мне и стала внимательно обнюхивать мой начищенный до блеска сапог. Затем она (верней как выяснилось он) грустно посмотрел мне в глаза, вздохнул,  и, обхватив сапог передними лапами,  стал делать то, про что и писать  то как то неловко, да и неприлично вроде. Пребывая в немом изумленье вперемешку со справедливым  возмущеньем, я оторопел и быстро захлопал глазами (единственное, что разрешено уставом). Вспышки фотокамер интенсивно защелкали, и я почувствовал как капля пота предательски ползет по правому виску. Пес  не унимался. Он то замедлял темп, то вновь ускорял, и что было в этот момент в его мозгу, мне видимо никогда не суждено постичь.
                Остановил это безобразие волевой рукой офицер, вышедший из мавзолея. Он взял за шкирку болонку и, подняв над толпой, громко произнес:
-Граждане, чье животное? Товарищи иностранцы, чье животное, говорю, цинично оскорбляет светлую память вождя мирового пролетариата, находясь на священном месте?
Иностранцы виновато понурили головы, кто-то даже всплакнул.
-Эх вы, интеллигенция, вашу мать – сплюнув, сказал офицер и отшвырнул собаку.
                Потом выяснилось, что хозяйка болонки – жена командира роты Кремлевского полка, но об этом как-нибудь в другой раз.