Как я была крестьянкой. грустная мемория

  Казалось, что так будет всегда: картошка полугнилая, но по десять копеек кило, капуста только в сентябре, но по три и так далее. Причем, чтобы купить все это, надо было не менее получаса стоять в провонявшем овощной тухлятиной магазине - в плотно спаянной очереди, пахнущей перегаром и немытыми ногами, потеющей от омерзения, нетерпения, ненависти к соседу и работникам торговли. Тяжко увешанная золотом продавщица в когда-то белом халате, густо заляпанном пятнами буро-зеленой гаммы, взвешивала многие килограммы овощей, потом жала на скрипучий рычаг и из металлического желоба в подставленную благодарным покупателем авоську обрушивался камнепад картошки, морковки, лука, свеклы. А больше ничего и не было, разве только банки  жуткого уксусного салата и две бочки: с очень кислой капустой и очень солеными огурцами.
     И все же летом, глядя на обладателей пригородных участков, вернее, на их вечно поднятые к небу округлости в линялых штанах, я думала: "Да никогда! Да ни за что! Не буду! Не стану как червь копаться в земле ради насыщения желудка. Уж лучше пойти на рынок, купить подороже (значительно дороже), но получше (значительно лучше), чем в магазине - зато без тошноты и толкотни, достойно человека".
     Но вот оно случилось. Как-то так совпало. Даже удивительно: мои родители приобрели дачу, старый, очень старый загородный дом, с участком в два раза больше обычных садоводческих. Повезло, в общем: ведь это произошло именно тогда, когда один кабачок стоил (цифры, цифры, куда от них денешься!) 30 рублей, а моя зарплата была 180. Мило: за месяц я могла купить 6 кабачков, по полтора кабачка на неделю и больше ничего - вот такая диета, рекомендую. Но это осенью, а весной мы с родителями решили вскопать свои 12 соток и что-нибудь посадить.
     У меня тогда был перерыв между мужьями, а с родителями мы всегда находили общий язык. Отправившись в ближайшие выходные на дачу, я первым делом начала ковырять песчано-каменистый грунт возле дома, прямо у стены, намереваясь посадить какие-нибудь розово-белые или сине-фиолетовые цветочки: что бы ни творилось в государстве, главное - красота. Камни я собирала в кучку, а крупнозернистый песок успешно взрыхляла. Все испортила мама. Она воскликнула:
     - Ты что, подкоп делаешь? У самого фундамента! Это же настоящее вредительство! Дом рухнет!
     Я надулась, а мама надела холщовые рукавицы, взяла из моих рук лопату, вышла на открытый участок, на котором угадывались продолговатые холмики, бывшие когда-то грядками, и, давя ногой на железную часть лопаты, вывернула большой ком земли, затем другой и так далее. Мне тоже захотелось попробовать. С лопатой наперевес я набросилась на заросшую плотным дерном полянку. Эх, разойдись рука, раззудись плечо! Ну или как там? Короче: эй, ухнем!
     - Ну что ты народ смешишь? - почему-то возмутилась мама, глядя на мой крестьянский труд.
     Я посмотрела по сторонам: покатывающегося со смеху народа не было.
     - Надо же сорняки удалять, - укоризненно добавила мама, сняла рукавицы, и предложила, - Пойдем лучше чай пить. К чаепитию присоединился папа. Свою речь он начал словами:
     - Итак, времена наступают голодные, но ничего, нам не привыкать.
     - Действительно, - сказала мама. Послюнив указательный палец, она "клевала" им упавшие на клеенку хлебные крошки, - блокаду пережили, продовольственную программу пережили, "изобилие" развитого социализма пережили и перестройку переживем. Энзэ у нас есть - сами знаете.
     И правда, мы всегда жили в окружении трехлитровых банок, заполненных макаронами, мукой, крупами, солью и сахарным песком, бар серванта был набит спичечными коробками - в нетронутых упаковках и россыпью. Небольшая блокада нам теперь была бы не страшна.
     - И все-таки, крупы - крупами, но овощи необходимы, а там, возможно, придется и кур разводить, - мрачно продолжил папа, выстукивая на столе марш веселых гренадеров, - я беру на себя техническое обеспечение процесса.
     Мы с мамой приуныли: орудовать лопатами придется нам.
     В будни я, выстояв очередь в магазине около площади Мира, приобрела набор необходимых семян. В пакетиках сухо трепетали зернышки огурцов, помидоров, перца, свеклы, капусты, песчано пересыпались точечные семечки моркови, грубо шелестел горох. Еще в проекте была какая-то зелень, а картофель-севок и лук на посадку (или наоборот, лук-севок и картофель на посадку) было решено купить где-нибудь поближе к даче.
     - Мне кажется, - неуверенно сказала мама, - надо делать рассаду. Моя подруга Рита, опытный огородник, заранее все высеевает у себя на подоконнике, а потом уже на участке сажает.
     Я купила пакет с землей, распихала ее по мелким емкостям и натыкала туда по нескольку семечек помидоров и перца. Остальные овощи - потом, прямо под открытое небо (так мне сказала продавщица). Нельзя сказать, что сразу, но что-то все же проклюнулось. Мы с мамой с умилением смотрели на бледно-желтых червячков, казавшихся нам такими красивыми и которым (я не сомневалась!) надлежало стать горами овощей. Папа тоже не сидел без дела. Придя с работы, он пилил, строгал, сверлил - на благо будущего урожая:
     - Окна на север. С этим надо бороться!
     И вскоре над каждым окном у нас появились длинные батоны люминисцентных ламп, делающих наши лица угрюмыми и марсианскими. Все двадцать четыре часа в сутки своим инопланетным светом лампы убивали мои нервы и тянули жилы из дохленьких ниточек растений, которые, несмотря на полезное облучение, постоянный уход и наши гипнотические взгляды, не желали расти быстрее.
     - Далеко, - сказал, однажды папа, схватившись за подбородок. И в комнате опять зажужжала дрель, заскрипела ножовка.
     Механизм оказался непростым: мои самодельные горшочки с ниточками чего-то ботанического (я уже затруднялась в идентификации) выстроились на длинной огороженной доске, от которой тянулось несколько тросов, зацепленных за два колеса с ручками. Крутя эти ручки, можно было поднимать всю конструкцию до самых люминисцентных ламп.
     Папа был в восторге от своего изобретения и, выслушав наши восхищенные возгласы, сказал с достоинством:
     - Теперь я спокоен, урожай будет отменным.
     Что и говорить, сработано было на совесть: длинная доска, ничуть не перекашиваясь, ездила туда-сюда по нескольку раз в день. Полив осуществлялся в соответствии с наукой, вернее, с газетой "Мои огороды", название которой отвлекало от сельхозработ и настраивало на философско-мемуарный лад (в голове ностальгически всплывали "Мои университеты"). За этот период у нас побывало немало народу - оценить конструкцию. В какой-то момент пожаловала Рита, опытный огородник. Она долго ахала, вертела подъемное устройство, восхищалась инженерным талантом папы, а потом, брезгливо глядя на наши нестойкие зеленые ниточки, спросила:
     - А что это?
     - Тут где-то перец, а где-то помидоры, - ответила я как на экзамене.
     - Такие маленькие? - удивилась опытная Рита.
     - Нормальные, - сказала я, обороняясь, - вырастут. Они еще молодые. У них все впереди.
     - У меня тоже молодые, но уже толщиной с пальчик, - гордо произнесла Рита-опытный огородник, - а ведь я в этом году перец поздно посадила, в конце января.
     - Они вырастут! - ответила я не без упрямства (очень хотелось топнуть ногой), начиная понимать, в чем моя ошибка: где январь, а где апрель, время начала наших сельхозработ?
     В следующие выходные мы с мамой опять пытались вскопать некоторую площадь нашего огорода.
     - Хотя бы пару квадратных метров, -  не очень уверенно сказала мама, увозя в помойную яму очередную тачку с выкопанными сорняками.
     Для непрерывности процесса ночевали на даче. А на следующее утро из-за забора донесся громкий сороче-вороний голос:
     - Как вы вчера делали грядки, я видела. Но не слышала!
     Разгибая скрипучую спину, я увидела худую старушечью шею, большой птичий нос и вылинявшую до голубизны кепку над ним. Сразу вспомнилась родная коммуналка, из которой, собственно, и хотелось убежать за город. "О, Господи, - подумала я с ужасом, - и здесь соседи!".
     - Грядки надо по бокам прибивать, - назидательно скрипела сорока-ворона.
     - Ничего, мы доски положим, - нашлась я, вспомнив как выглядели мелькавшие за окном электрички убогие огородики.
     - А-а-а, ну если у вас досок много, тогда конечно, - прокаркала сорока-ворона, презрительно оглядывая меня с головы до ног, - мы-то все прибиваем. И те соседи, - она махнула рукой влево, - тоже прибивают, а ведь у них две машины в семье.
     Вот оно что: она видела, что мы пришли с электрички, значит нищета (и это, увы, правда), следовательно, не можем себе позволить доски на землю кидать, добро переводить. А то, что мы дом купили, это безобразие - не людям достался, да еще двенадцать соток, а у нее, трудяги-работницы-заботницы-умелицы-всезнающей всего четыре. Бедная старушка! В таком возрасте она еще надеялась на справедливость. Между тем вороний нос скрылся, и я опять взялась за лопату, только уже без куража: и грядки-то у нас неприбитые, и дом-то у нас "убитый", и машины-то у нас ни одной, и папа-то у меня всю жизнь стометровый телескоп на ЛОМО строит, вместо того чтобы хоть чем-нибудь торговать.
     В следующие выходные папа из валявшихся в сарае лыжных палок соорудил шикарный парник - его очередную инженерную гордость, туда я пристроила своих дохликов с подоконника. В неприбитые грядки мы с мамой высадили все, что могли и, облегченно вздохнув, стали ждать урожая. А чего еще делать-то? Также думал и папа, а поскольку безделья он не терпел, то счел необходимым привезти нам на воспитание двоих цыплят:
     - Скоро у нас будут свои яйца!...

                продолжение следует