Путёвые заметки

 Люблю в общественном транспорте наблюдать за народом. Сразу видно менталитет нации. Условно я разбил пассажиров на группы:
МАТРОНЫ.
Полностью подходят под определение своих римских прототипов. Входят вальяжно, словно делают одолжение охлосу, тем,что позволяют ему в одном транспорте рядом ехать. Матроны всегда садятся на сдвоенные сидения, всегда на ближнее к проходу место, и чтобы обязательно место у окна было свободным. Важно восседают на троне и наблюдают, как давятся плебеи. Подвинуться им западло. Я иногда хулиганю: «Разрешите присесть?» и, не дожидаясь ответа, по-колхозному прусь с кейсом через плечо между передней спинкой и чуть сдвинутыми коленками. Прикольно смотреть на её кисляк: КАК!!! МЕНЯ!!! ПОТРЕВОЖИЛИ?!!! А потом через две остановки: «Разрешите выйти?» - и дальше ещё прикольнее.
НАСЕДКИ.
Они уже на входе в обиде на всех за невнимательность. Они затаскивают своих щекастых карапузов с неизбывной печалью по своей горькой материнской участи. С укором глядя на пассажиров, тем не менее, они зорко высматривают любое движение, похожее на попытку освободить место. Когда же таковое происходит, они, не обращая внимания больше ни на кого, мгновенно плюхают на освободившееся место организм 3-7 лет отроду. Сами не садятся, на колени не садят, а стоят рядом, бдительно охраняя своё чадо. Руки их, подобно крыльям наседки, с вещами или без, всегда готовы защитить птенчика от всяких поползновений. И ни стоящий рядом инвалид, ни дряхлая старуха, ни одна сила в мире не потревожит её мордатого отпрыска.
 
 
СТРИПТИЗЁРЫ.
Они всегда зациклены на вертикальной стойке. Их не волнует, есть ли рядом свободный поручень, стоят или падают те, кому незачто держаться. Они крепко вцепятся в свой пилон, обвивают его всем телом, извиваются, висят и крутятся на нём, замирают в самых неожиданных позах. Результат один – больше за стойку держаться уже никто не сможет.
ТУРЫСТЫ.
Это, как правило, дачники. Турысты  порожними не ездят. Каким-то чутьём они угадывают то место, где будут двери. Они заранее располагаются именно там… у поребрика. Открываются двери и возникает фигура, вросшая в рюкзак, окруженная кучей хлама. Пока ошалевший выходящий, понукаемый сзади нетерпеливыми тычками, лихорадочно думает, куда бы ему поставить ногу, турысты переходят в атаку. Они деловито, со сноровкой муравья, перетаскивают в салон баулы, не обращая внимания на протестующий писк ещё не вышедших. Вещи рассовывают на любое мало-мальски свободное место, лихо сшибая зазевавшихся рюкзаком. Рюкзак они не снимают никогда. Наверное, даже спят в нём. Они так к нему привыкли, что считают его частью тела и долго не могут понять, о чём ты, когда просишь их  его снять, хотя по Правилам: даже заходить в салон с рюкзаком на плечах не разрешается!
ЗАТЫЧКИ
Это любой одинокий пассажир или пара. По непонятной нам причине, затычки почему-то не проходят на свободное пространство. Встав на самой узкой части салона, особенно возле дверей, они словно не видят, что он словно бы разделился на две части: давка до них и пустота после.
 
БАБКИ.
Бабок не любит никто. Они всем мешают. Мешают матронам, если успеют занять место у окна. Правда, если не успеют, то проситься, как -  я постесняются. Мешают наседкам, так как создают конкуренцию их птенцам. Правда, если могут – уступают место первыми. Мешают турыстам – им мешают все, а, значит, и бабки тоже. Стриптизёрам бабки пофигу – им все пофигу. Даже затычкам бабки мешают, потому, что боясь проехать свою остановку, сами становятся затычками. Мешают они и нам. Они первыми ломятся в двери, а потом встают на первой ступеньке, переводя дух. И никто не догадается помочь им подняться. Они плохо слышат кондуктора и десять раз переспрашивают. Они долго достают деньги за проезд, копаясь в узелке платочка непослушными пальцами. Они плохо пахнут, пукнув на ухабе. Мы, в своём презрении к ним, не можем понять одного, что где-то сейчас такой же бабкой едет твоя МАТЬ!
Если кто-то себя здесь не нашёл - он под ёмким названием МЫ