Бог на один день

    Что разбудило меня, я не  понял. Решил, что завывания вьюги,  но тут же уловил знакомое повизгивание  Шельмы. 
    «Э-э, нет, дорогая,  ты мне нужна не возле  теплой печки внутри заимки, а снаружи. За то и получаешь половину моего котелка,  за охрану и верную службу».  Прислушался и уловил тоскливые нотки. Так выла Шельма в прошлом месяце, когда заимку окружила стая одичавших  псов.  Cтая отступила, когда я из винтовки с прицелом ночного виденья заставил замолкнуть шестую пасть.  Неужели  вернулись псы по старой памяти?
   Визг перешел в злобное тявканье.  Так Шельма обычно будила меня по утрам, требуя  свою долю еды.  Не хочется,  а  надо идти.  Зажег свечу и оглядел в неверном колеблющемся свете бедное убранство своей лачуги.
  Пять лет  одиночества. Пять лет обиды на  руководство рудника, которое обвинило меня в воровстве.  Здесь,  на Северном Урале,  на  урановых рудниках  иногда натыкаются  на  небольшие алмазные, а чаще – на рубиновые жилы.  Даже вольнонаемных из-за этого после смены обыскивали и просвечивали.
    Я, как бригадир, осматривал своих работяг, меня шмонали охранники наверху.  Целую неделю  двое из моей бригады, напавшие на жилу,  христом-богом умоляли разрешить  вынести полсотни крупных рубинов.  Но я не разрешил.  Вот тогда они и сунули мне за подкладку фуфайки три камня.
    Рубины, конечно, сразу нашли. Выгнали меня с позором, с волчьим билетом.  Не дали ни расчета,  ни банки консервов  на дорогу, ничего.  А ведь знали, что  до ближайшего поселка от рудника  двести верст по тайге. Выгнали на смерть.   
  Но я выжил, благодаря  старому охотнику  Барклаю, который  наткнулся на мои следы и понял, что я третьи сутки хожу по кругу вокруг его заимки.   
   Меня спас, а сам умер  через год, оставив  любимую собаку и все охотничье снаряжение.
Перед смертью старый охотник распорол подушку, набитую сушеной травой, и вытащил из нее небольшую икону Рублева. Он сказал, что это последняя работа мастера, где он посмел изобразить себя в виде бога.  Великий иконописец умер, наложив последний мазок, так как бог не жалует тех, кто претендует на его место.
   Старик подарил мне автопортрет Рублева со словами,  что его с первых минут поразило  мое сходство с художником – такой же высокий, красивый и  голубоглазый.   
  Шкуры  здесь весной собирает на вертолете  хитрющий армянин Сурен,  давая взамен несколько мешков муки,  риса, пшена и  пару ящиков консервов.  То, без чего жить в тайге можно, но трудно. 
  Свеча осветила наполовину опустевшую полку с банками тушенки и сгущенки.  Нет, открывать консервы  собаке не буду.  Взял сушеную медвежью лапу.  Пусть грызет, пока я не усну.
   К вою пурги за дверью  добавился свист летящей крупы, больно царапающей веки.  В прицел ночного виденья осмотрел поляну.  Ярких тепловых пятен, как в тот раз, при нападении собак, не было.  Шельма,  натянув цепь, тявкала  в сторону просеки.  Что-то она там учуяла.
  Черт, надо идти. Надел снегоступы и побрел, оглядывая дорогу в прицел,  по узкой прогалине.   Светлое пятно на обочине чуть не пропустил. 
   Упершись спиной в дерево, на краю просеки  сидела молодая женщина с заиндивевшим лицом и закрытыми глазами.  Я волоком потащил ее на заимку.  Там   снял с нее фуфайку с  названием уранового рудника на спине и пощупал пульс. Понял, что опоздал.  Пульса не было.  Положил  беглянку  на пол у печурки. 
  Ветер, как ни странно, стих.  Шельма тоже успокоилась.  Я сидел за столом, подперев рукой колючий подбородок, и думал, что делать с трупом.  Оттаявшее  лицо красивой молодой девушки белизной напоминало статую. 
  И вдруг  рука, лежавшая на  животе, шевельнулась.  Я снял нагар со свечи, решив, что это от колеблющегося пламени.  Но рука шевельнулась снова.  Неужели жива?
  Я  снова приложил голову к груди, надеясь услышать стук ее сердца.  И  только тогда  понял, что это шевелится выпуклый живот женщины, а не рука.  Господи, да она беременная!   И это шевелится  ее плод! 
   Но этого не может быть!  Хотя…  Моих жалких познаний в медицине, полученных на армейских курсах, хватало только на искусственное дыхание. 
   Я понимал одно – ребенка надо срочно вынуть, пока он жив. Но как?
Я знал, что делают кесарево сечение, но где надо сделать разрез?  Хотя, что теперь бояться?  Мать все равно мертва, и ей больно не будет.  Не задеть бы ребенка.
  Я достал из сапога нож, сверкнувший лезвием в отсветах от печи, и решительно сделал первый надрез.
   Это была девочка.  Розовая и горячая.  Ни разу не заплакавшая, пока я неумело,  за ногу, вытягивал ее из холодной мокрой плоти. Девочка  моргала  большими черными глазками  и беззвучно зевала,  быстро суча ножками и ручками.
  Я смотрел на нее, не веря в свою удачу.  Вроде, все получилось, все сделал  правильно. И тут меня   резанула мысль – послед!  Надо же обрезать пуповину!  Я потянулся за ножом и вздрогнул, бросив взгляд на выпуклый животик девочки, – у нее не было пупка!
 Ровная розовая кожица  - и  ни шрама, ни пореза.  Уродка!  Я быстро пересчитал пальцы на ногах и руках и облегченно вздохнул. Пальцев было по пять.
  Целый час лежал  на топчане, думая, что делать дальше.  С женщиной все понятно.  Эту сбежавшую с рудника зэчку  уже ищут. Если по следу придут к моей заимке,  то обвинят в убийстве.  Вспоротый живот, труп  налицо – что еще нужно?
   Что же я сижу?  Схватил  беглянку за ноги и поволок к  проруби  в небольшой речушке.  За ночь течением ее далеко унесет, а весной  первыми ее найдут лесные звери.  С этим я справился быстро.
  А вот девочку куда?  Я знал, что на  урановых рудниках всем беременным делали принудительные аборты, так как облученные дети обычно рождались уродами.  Вот как эта.
  И тут гуканье  ребенка перешло в тихие стоны.  Понял, что пришло время кормить ребенка, но как и чем?  Где взять женскую грудь в тайге, да еще с молоком?  Или хотя бы  коровье вымя.
  Господи, да у меня же в подполе два ящика сгущенки!   Я долг свой перед младенцем выполню, накормлю его, а там – положусь на провидение.
  Развел теплой водой молоко и вставил в пробку бутылки гибкий  пустой стержень от авторучки.  Девочка  высосала  все  до капельки,  покряхтывая от удовольствия.  Я  взял  пустую бутылочку, чтобы помыть.  Но успел сделать к рукомойнику только один шаг.  Неведомая  сила развернула меня и  заставила вернуть бутылку малышке.
   Через секунду я понял, что девочка управляла мною!  Ее черные глазенки контролировали каждое мое движение.  Пришлось наполнить бутылочку молоком еще раз.  Ощущение тяжести в ногах тут же прошло.
  И тут меня зателепало, мозги пошли враскорячку
  Забылся   только под утро,  под убаюкивающее гуканье малышки,   завернутой в оторванный кусок простынки.
   А вот на рассвете, когда   менял пеленки, мысли у меня были уже совершенно другие.
   Это же не человек!  Или человек, но не такой, как все мы.  Мутант, может даже  новая порода людей. Вернее всего – это существо с совершенно другими  обменными процессами, с мощной энергетикой. Видимо, изменения произошли  на клеточном уровне, учитывая высокую, явно больше сорока градусов, температуру тела малышки.
  Таким  может быть только мечта человечества – человек совершенный.  А на столе передо мной сучит ножками  первый и пока единственный представитель  новой цивилизации.
  Единственный!  От меня сейчас зависит, даст ли потомство эта особь или нет.  А вдруг  ее  дети  начнут не только управлять, но и истреблять нас, как  балласт, загрязняющий планету?  И меня – в первую очередь?
  За что?  Нет, не скажу, что у меня была такая уж сладкая жизнь.  В голову полезли прежние обиды и оскорбления.  Сколько было ошибок, но все равно – это моя жизнь!  Пусть плохая, скорбная, жалкая, но моя.
   Девочка  безмятежно спала,  тихо посапывая.  Интересно,  какой монстр может вырасти из нее?  А вдруг она обладает не только мощными телепатическими способностями?  Вот я ее сейчас выкормлю, а когда стану ненужным, она меня усыпит навечно.  И  всех остальных людей.  Ведь новой цивилизации  нужно много места. 
   Проще, конечно, взять ее за ногу и, не глядя, сунуть в прорубь, как я  уже несколько раз проделывал со слепыми щенятами Шельмы.    Долго глядел  на столитровый бак из нержавейки, где хранил запас воды из родника.  Меня пугала мысль взять на себя функции бога и  прервать жизнь целой цивилизации.  Но боязнь, что оставив девочку в живых, принесу смерть всему человечеству, была больше.
  Решил действовать, пока этот мутант спит и не может мной управлять.   Взял  существо, несущее в себе  страшную угрозу всем людям, и сунул головой вниз в бак с водой,  быстро накрыв крышкой.   
  Тишина.  Ни возни, ни бултыханья – ничего.  Ну, и слава богу.  Теперь можно спокойно позавтракать. Вывернул ложкой на тарелку полбанки тушенки.  Округлая серая горка мяса напоминала мозги, вынутые из детской головки. Нет, кусок не лез мне в горло после содеянного. Прилег на топчан.
   И тут  ожесточенно залаяла Шельма. Так она встречает только чужих. 
 В дверь без стука вошел низкорослый капитан в форме внутренних войск.
- Обыщите весь двор, она где-то здесь,  собаки не могли ошибиться, - отдал он распоряжение заглянувшему в дверь молодому лейтенанту.
- А его сучку?
- Пристрелите и обыщите конуру, – капитан закашлялся и наставил на меня   пистолет.  – Ну, чего вызверился?  Признавайся, где  зэчку прячешь? Только не говори, что не видел, не знаю. Собаки привели нас прямо к порогу. Значит, была она здесь. Не молчи, устал я, пальцы дрожат – ненароком курок спущу.
- А мне нечего скрывать. Была у меня ваша зэчка.  Беременная она.
- Это я и без тебя знаю.  Куда собиралась идти?
- Куда?  В поселок,  срок ей рожать на днях.  Не здесь же?
- Так, верю, - капитан убрал пистолет в кобуру. - Подпол открой, а потом поведешь и покажешь оба свои схрона со шкурками. Что вылупился?  Сурен  нам уже все рассказал про тебя, где шкурки от тебя принимал, где муку сгружал. Веди.
  Я открыл подпол, и тут же услышал выстрел и прощальный визг Шельмы. Когда капитан сунул под крышку голову, у меня руки просто зудели скрутить ему шею и столкнуть в холодную темень.  Чудом  сдержался.
   Этот урод встал и брезгливо оглядел полки.
- Как ты живешь в такой мерзости?  Кругом плесень,  мох, тараканы. Ты ведь наполовину уже не человек, животное.  У меня  дома пудель из такой вонючей посуды есть не будет. Стакан хоть чистый есть? Дай воды, в горле першит, простыл, наверное.
   Я взял с полки алюминиевую кружку с твердым намерением выбросить ее после ухода этой мерзкой бездушной твари.  Сделав шаг к бочке с водой,  замер.  Господи, там же труп девочки!  А вдруг вода будет с запахом?
  Дрожащей рукой открыл крышку. На меня изнутри смотрели  блестящие глаза с яркими белками.
Глаза моргнули. Нет, не может быть - показалось. Зачерпнул воды и подал капитану.  Тот со вздохом выпил.
- Что-то ты, мужик, больно спокоен, а?  Обычно такие, как ты,  на меня с ружьем и ножом кидаются, а ты даже на свою винтовку не глянул ни разу.  Решил в спину мне стрелять?  Не выйдет.  Я и не таких опережал, - в руке у него опять появился пистолет. - Выходи. Веди к схронам.
  Через час вся свора из охраны рудника двинулась в сторону поселка.  Стрелять я, конечно, не стал, хотя очень хотелось.
  Долго лежал на топчане, успокаиваясь.  Достал фляжку со спиртом и шагнул к бочке, чтобы  зачерпнуть воды. Но там же…
   Осторожно приподнял крышку.  Девочка сидела на дне и  сосала палец левой ноги.
  У меня непроизвольно на глаза навернулись слезы. Бедное дитя уже четыре часа некормленое.
Завернул ее в полотенце и дал бутылку с молоком.  Через пять минут  Лилит  уснула у меня на руках.  Назвал ее по имени первой женщины, сотворенной богом, раз уж судьба определила мне такую роль.
  И еще  твердо решил сам воспитать малышку, научить отличать добро от зла, хороших людей от плохих.  Если уж и суждено ей применять в будущем свои необыкновенные способности, то только для очистки человеческой цивилизации от чертополоха.
  Теперь, когда  я  убедился, что Лилит в воде чувствует себя даже лучше, чем на земле, все мои опасения  о войне за территорию отпали. Слава богу, воды на планете намного больше, так что всем места хватит.