Секрет

Изнуряющее солнцем лето выгнало людей из квартир и домов, разогнало по засаженным зеленью дачам и насыщенным прохладой водоёмам. Время благодати для котов, лениво подсматривающих за купающимися в пыли воробьями, да стариков, греющих свои косточки. В такую жару не то, что разговаривать, шевелиться не хочется. Ан, нет! При виде вихляющей туда-сюда Марии бабки захлебнулись многоголосьем.
- Ну, ты посмотри на неё, а?! Вот зараза!
- О детях подумала бы, морда заплывшая!
- Хоть кол на голове теши, ей всё нипочём!
- Забулдыга забулдыгой, а при встрече глаза отводит. Язык отсохнет, поздоровкаться?!
- Ведь тверёзая - человек, как человек…
- Никудышная эта Машка, даром что алкашка! – баба Феня брезгливо посмотрела вслед пошатывающейся женской фигуре. - Тьфу ты! – поёрзав на лавочке, она гневно сплюнула и поправила на голове чистый отглаженный платок.

Не слыша пересуды и не видя никого, не замечая жары, - в полной отрешённости пьяная босая женщина плелась домой. В руках она держала обгрызенную буханку хлеба и пакет молока. Навстречу ей неслась восьмилетняя  дочь. Не замухрышка вовсе (как называла её баба Феня), а подвижная, радостная, с круглым, чуть скуластым лицом и раскосыми как у мамы глазами. Закрывавшую лоб иссиня-чёрную чёлку Нелька прятала под заколку, чтобы волосы не попадали в глаза, не мешали делать уроки и заниматься хозяйством.

А кому ж ещё следить за порядком-то? Мама болеет. Отец утонул в реке, когда девочке и трёх не было. Из бабушкиных рассказов она знает: Мария тогда голосила так, что переполошила весь двор. Видя искажённую горем мать, девочка испуганно забилась на руках у бабушки. В чувства невестку привела свекровь.
- Что ты, холера тебя возьми, рассупонилась-то?! – спрятав слёзы, и нарочито громко заявила она. – И так тошно!
От резких слов Мария сжалась и замолкла. Молчала она долго. Перестала разговаривать даже с дочерью, а потом и запила…

Нельке уже восемь. Она так и не смогла привыкнуть к постоянным «пропажам» матери. Та, не докладываясь, исчезала на два-три дня. Дочь волновалась, но давно не плакала, считая, что слёзы горю не помощники. Она научилась жить по-взрослому. Не смотрите, что ей столь годков, - Нелька самостоятельная! Вот сестра Надюшка - ещё маленькая, а брат Павлушка - и подавно. Ему три, а он не ходит и не говорит - мычит невнятное что-то. А Надюшка – ничего, весёлая такая, правда, росточком не вышла. Её ровеснице, Оле, тоже четыре, но та выше сестры на голову!

- Охти, батюшки... - девочка, подбочившись, как бабушка в переживаниях, подошла к детской кроватке, в которой с трудом помещались сестра с братом. Но положить их всё равно некуда: в квартире кроме старого стола, двух, наполовину сломанных стульев, да разбитого шкафа ничего нет. Нелька с матерью спали на полу. Она поправила простынку, отогнала нахальных мух и вдруг нахмурила брови: на сверку чуть не забыла!

Как многие дворовые девчонки и мальчишки, Нелька безоговорочно верила в чудеса. И не просто верила, а мастерила из подручных материалов «секретики», прятала их подальше, в глубине двора, а то и вовсе за его пределами. Считалось, что написанное желание на бумажке сбудется точь-в-точь, когда время подоспеет. У неё два «секретика». Один как у всех: записка-мечта в красивой большой ракушке, которую давным-давно привезли с Чёрного моря. Возвращались с пляжа и зашли в небольшую лавчонку. Папа, смеясь да приговаривая, мол, Марфушкам (так он называл маму) нравятся ракушки, купил ей дешёвенькое колье из ракушек; от всего сокровища осталась лишь одна – самая крупная. Когда мама «выздоравливала», то подолгу смотрела на неё. Исчезала отрешённость и появлялась грустная улыбка. Правда, выздоровления эти становились всё реже, а загулы – чаще и длиннее. Пьющая мать напоминала улитку, потерявшую свой дом.

Другой «секретик» - мешочек, в который девочка складывала сбережения. Какие? Да обыкновенные – деньги на лечение матери. Эх, побыстрее бы собрать! Но скоро только сказка сказывается, где волшебные горшочки сами варят кашу, а по мановению волшебной палочки ниоткуда появляется богатство. А в реальном мире деньги труд и счёт любят. Вот Нелька и старается. То бутылки сдаст, то поможет кому поднести что-нибудь, глядишь, и прибудет лишняя копеечка. Год, как копит!

Даже любимая бабушка, помогающая Нельке и называющая братишку с сестрёнкой «золотинушками», не знает о внучкиной мечте. Да и живёт она далековато – добираться на автобусе целых три остановки надо.
- Не переживай, дочка, - успокаивает она Нельку в трудную минуту, - вылечим Машу-то. Вот приедет Лексееич-гармонист и вмиг мамку поправит! Нам бы только денежек собрать... – бабушка тяжко вздыхает, не веря в то, о чём говорит. Нелька не глупая - понимает, что Лексееич на гармони не играет, а работает в фирме «Гармония», где лечат от запоев и наркомании. Девчонка улыбается, в её глазах поблёскивает хитрость: прошептать на ушко бабушке тайну тайную? Сказать или нет?» Она долго колеблется и... решает пока не говорить. Вот накопит нужную сумму!

Нелька выбегает во двор. Осторожно, оглядываясь по сторонам, пробирается сквозь кусты шиповника к заветному месту. Убирает пожелтевшую травинку, придавленную камушком, и раскапывает ямку. Представляет, как обрадуется бабуля, как посмотрит на внучку с восхищением. И мама, наконец-то, станет весёлой и доброй.
Она достаёт из кармана медь, чтобы доложить её в показавшийся на поверхности мешочек. Нетерпеливо дёргает его. Целлофан легко вырывается наружу - в нём пусто! Не понимая до конца произошедшее, Нелька лихорадочно роет ямку чуть поодаль, где находится ракушка. Вместо неё обнаруживает клочок бумаги с глупо ухмыляющейся,  дразнящейся рожицей и криво нацарапанными буквами «ха-ха-ха»!
- Охти, батюшки святы-ы-ы, охти... - расставив коленки и подперев щёки ладошками, долго сокрушается Нелька, а крупные градины бесшумно катятся по щекам.