Ветрянка

«Что написано пером – не вырубишь топором» - заучили мы ещё в первом классе. Оттуда же в людях моего поколения святая вера в правоту написанного слова. «Газеты не врут!» - строго сказал мне отец, когда я усомнился в правдивости репортажа в «Известиях» из мятежной Праги в 1968 году. А брат, солдат-срочник, брошенный туда на укрепление лагеря социализма, написал, что «нас тут не ждали». «Брешет», - коротко бросил отец, помнивший те же места ещё по сорок пятому году.
А потом был Афганистан для младшего брата, и отец опять верил газетам. А там ничего не писали о русских на чужбине, и отец прятал письма от сына, «чтоб соседи чего не подумали». И втихомолку гордился сыном, несшим братскому афганскому народу интернациональную помощь.
А потом началась перестройка, и печатной лжи ужаснулись даже сами писатели. Ровно двадцать шесть лет назад, на YIII съезде Советских писателей, классик советской литературы Даниил Гранин говорил с трибуны : «…зло приоткрылось, оснащённое широкими связями, правами, наглое и, я бы сказал, временами бесстрашное. Обнаружились его масштабы, которых мы себе не представляли». А ведь вроде бы ничего не случилось – просто исчезла цензура.
Хотя не просто, конечно. Цензура исчезла впервые за всю тысячелетнюю историю России. Мы даже не подозреваем, что были первыми русскими людьми, в девяностые годы прошлого века впервые заговорившими свободно и открыто. Это было единственное десятилетие, когда человек что думал, то и говорил, не боясь последствий. Тогда слова говорящей головы с телеэкрана были теми же словами, что мы слышали на улице, что сами произносили дома и среди товарищей. Это было время, когда средства массовой информации в щепки разносили президента, Думу и полицию.
Десять лет свободы слова создали новую Россию, а не нефть и не партия Путина. Этих лет хватило на то, чтобы слово стало неубиваемым, чтобы оно на деле обернулось оружием масс. Можно посадить за неудобную молитву троих женщин, но нельзя посадить всю Болотную площадь. Можно заткнуть рот телевидению и газетам, но невозможно залить бетоном глотку Интернета.
Как-то Ленин сказал: «Невозможно победить того народа, который в массе своей осознал, что он защищает свою, советскую власть». Перефразируя его, я бы сказал: «Невозможно заставить молчать тот народ, который в массе своей уже глотнул свободы». И , если ленинская советская власть оказалась химерой, то свобода такой быть не может.
Хотя сейчас удивительно чётко, как на экране, проявляется вся гнусность «закручивания гаек». Власть пытается затолкать фарш назад в мясорубку, отсюда и безголосые Общестенные палаты, и пресс-службы карательных органов, и общественные Советы при редакциях и высоких чиновниках.
Все это не иное, как разновидность цензуры. Платок, который пытаются накинуть на каждый роток. И тут уместно вспомнить ещё одну дату истории. Сегодня – день рождения Фаддея Фаддеевича Булгарина. Нынешнему читателю фамилия ничего не говорит, а вот историки культуры хорошо помнят это имя. Именно оно олицетворяет продажную журналистику. Что интересно – жил Фаддей Фаддеевич в впервой половине ХIХ века, а методы его работы в ходу и поныне. Да более того – они и есть знамя нынешней Российской журналистики. Разве не о нынешних мамонтовы, мацкявичусах, брысиных, маликовых и прочая, и прочая писал Пётр Вяземский, имея в виду Фаддея Булгарина:
Устроив флюгер из пера,
Иной так пишет, как подует;
У тех, на коих врал вчера,
Сегодня ножки он целует.

Почему-то случилось так, что в журналистике сегодня остались те, кто вроде и не читал вольного слова девяностых. Я разворачиваю районную газету – с души, извините, воротит. Это ещё хуже, чем та же районка времен развитого социализма. То же самое – «Белгородские известия», «Смена», «Слово коммуниста», «Советская Россия», Российская газета»… так и хочется крикнуть: да где ж вы были двадцать лет! Страна другая, люди другие, мир другой! А у них сплошь «Главная оценка – признательность людей ( кстати, речь о райбольнице, хотя все знают, что главная оценка там нынче – размер кошелька)». Уже от заголовков несет откровенной фальшью и казенщиной, не говоря уж о содержании.
Я не читаю желтых газет. Но когда я вижу их заголовки, то понимаю, что настоящие журналисты перебрались именно туда. В жёлтой газете можно и заголовок придумать яркий, и высказаться от души.
Это печально, но свобода слова нынче и есть только в дрянных газетах и вредном чтиве.
И вот я не понимаю. Господа журналисты, неужели ваши флюгера заражены одной и той же ветрянкой угодничества? Как вы смотрите в глаза тем, кого обманываете, что вечерами вы рассказываете перед сном детям? Почему вы, Виктор Алексеевич, при встрече со мной плачетесь и говорите, что «он уже не соображает, что уйти надо было ещё вчера», а с экрана телевизора радостно рассказываете, что партийный праймериз (прости, Господи, мне нецензурщину) выиграл он же. И что вы говорите сыну: то, что мне, или то, что нам?
А ведь никто вас нынче не убьет и даже не посадит. Но почему вы все так дружно лжёте и подвываете ? Неужели ветрянка неизлечима?
…На съезде Советских писателей Даниил Гранин возмущался количеством лжи и её масштабами. Это было двадцать шесть лет назад. С тех пор всё стало значительно хуже. Это случилось потому, что единственный Булгарин XIX века нынче во множестве орудует в каждой российской редакции. В советские годы лозунгом всякой газеты были слова : «Пролетарии всех стран, соединяетесь!». Нынче там отчётливо читается, хоть и не написано : «Чего изволите-с?».