Шоколадка за пять рублей

Я шёл, как ягнёнок на заклание.
Мама крепко держала меня за руку и тащила к парикмахеру Шерману.
В свои восемь лет я уже многое ненавидел.
Список антипатий насчитывал не менее десятка пунктов.

Процедура пострижения занимала в этом списке первое место.
Если бы я был взрослым и умел осмысливать происходящее, то сказал бы,
что происходит варварское насилие над личностью.
Унижение было полным и беспощадным.
В том числе, и потому, что, ведя к парикмахеру, меня всегда облачали
в ненавистный матросский костюмчик, из которого я никак не мог вырасти.

У этого костюмчика была странная история.
Перед самой войной его купил для меня мамин брат, дядя Самуил, которого потом  убили на фронте.
Костюмчик предназначался для дошкольника, но я был тогда слишком мелким и буквально утонул в нём.
- Пусть лежит, – вздохнула мама, – когда-нибудь пригодится.

Пригодился костюмчик именно теперь, когда я перешёл в третий класс
и считал себя вполне самостоятельным.
Матросский костюмчик стоял в списке моих антипатий рядом со стрижкой.
Но что я мог поделать?
Приходилось терпеть и выражать своё неудовольствие громким хныканьем.

На улице сидели братья Давыдовы – Сёмка, Ромка и Лёвка.
Они продавали конфеты. Перед каждым был расстелен женский головной платок не первой свежести,
на котором лежали сладости. Сёмка, самый старший, мой ровесник, продавал шоколадные дольки
по пять рублей за штуку. Под Ромкину ответственность была отдана  помадка, или,
как мы её тогда  называли, крем-сода, она шла по три рубля.
Лёвке доверили замусоленные ириски, оии считались самым дешёвым товаром, всего рубль за штуку.

Я попытался подсластить своё унижение.
- Мама, – закричал я, вырываясь, – купи шоколадку!
- Вот ещё! – возмутилась мама. – Это же полная антисанитария!
Да и денег нет на эту гадость.

Мама была детским врачом и заставляла меня десять раз мыть руки перед едой.
- Мама! – я уже не мог остановиться – Купи шоколадку!
Ухватившись рукой за ближний куст, я дал понять, что дальше не сдвинусь с места.
Мама вздохнула. У неё был слабый характер, и она легко сдавалась
- Хорошо, – сказала она, – только отцу не говори.

Мы подошли к Сёмке.
- Мальчик, – сказала мама, – выбери конфетку почище.
Сёмка был бандит и уличный заводила.
Доставая конфету, он не упустил возможности ткнуть меня кулаком под ребро.

Я невольно охнул.
Мама посмотрела на нас с подозрением и протянула Семке зелёный трояк
и две коричневых рублёвых бумажки.
Сёмка стал деловито складывать деньги в холщовый мешочек.
Я, чтобы заглушить боль, тут же сунул шоколадку в рот.

Подошла Рива Соломоновна, мать всей этой торговой шпаны.
- Угощаетесь? – ласково спросила она. – Хорошее дело.
Моё вам почтение, Ида Израилевна!
Это она с мамой поздоровалась.
- Здравствуйте, – близоруко сощурившись, сказала мама, – что вам угодно?

Мама не привыкла общаться на улице.
Она сразу терялась и принимала надменный вид.
- Сынок то как вырос! – не обращая внимания на мамин тон, продолжала Рива Соломоновна. –
Дай Бог ему здоровья! Учится хорошо?

Я учился очень посредственно, но мама никогда бы в этом не призналась,
особенно человеку с улицы.
- Хорошо! – коротко ответила она.
- Вот и славно! – обрадовалась Рива Соломоновна и,
взяв маму за рукав платья, заговорщицки зашептала:
- Хотите в долю?
- Что? – испуганно спросила мама, пытаясь вырвать кусок рукава
из цепких рук Ривы Соломоновны.
Силы были неравными.
Мама была маленькая и худая, а Рива Соломоновна – высокая и толстая.

Наклонив к себе маму, как тонкую веточку, она принялась ей старательно внушать
выгодность коммерческого дела – продажи на улице конфет в розницу:
- Давайте вашего Рафочку рядом с Сёмкой посадим.
Я ему карамельки доверю. Очень хорошо пойдут.
Соглашайтесь. Прибыль весомая. В накладе не останетесь.

- Что вы такое говорите! – завизжала мама и вырвала свой рукав из плена. –
Что вы такое говорите!
Мой Рафочка будет продавать эту антисанитарию, эти ужасные конфеты?
Вы в своём уме, женщина?
- Как вам угодно! – обиженно засопела Рива Соломоновна. –
Но должна заметить вам, уважаемая Ида Израилевна, что вы хоть и образованная, и врач,
а очень недалеко смотрите.
- Это почему же? – не удержалась от вопроса мама.
- А потому, – сказала Рива Соломоновна, – что и мои сорванцы, и ваш Рафочка в матросском костюмчике –
еврейские дети. Кто знает, как сложится их судьба?
В этой стране ни в чём нельзя быть до конца уверенными
- Замолчите! – испуганно закричала мама и потащила меня за руку.
Сёмка пронзительно засвистел нам вслед.
- Какой ужас! – всю дорогу, как заведённая, повторяла мама. – Какой ужас!

Если бы моя бедная мама умела хоть на немного смотреть вперёд!
Там, вдалеке, Сёмка стал крупным милицейским начальником и досадливо морщился,
подписывая приказ о моём назначении скромным учителем в тюремную школу.
Он, наверно, не мог себе простить, что когда-то продал за пять рублей шоколадную дольку
чистенькому  мальчику в смешном матросском костюмчике.

                Р.Маргулис