Баллады и романсы

Во всех западноевропейских странах XIV, XV и XVI века ознаменовались широким расцветом народного балладного творчества. Особенное распространение получили они у немцев, англичан и скандинавов.  В отличие от лирических песен, повествующих о чувствах героя, баллада есть произведение эпическое, хотя и с сильной  лирической и драматической окраской. Эпическое развитие  повествования, от факта к факту, от действия к действию, развертывается балладой в каждый отдельный момент времени как лирическое настроение, как драматический диалог.  Для балладного повествования характерна отрывочная, фрагментарная форма, начинающаяся без вступления, с самого действия, не вводящая  действующих лиц, перескакивающая от одного  момента действия к другому, без обозначения промежуточных  ступеней развития.

Первый импульс к балладному творчеству был дан на севере Европы. Считается, что ранние скандинавские баллады были сложены уже в XIII веке, однако подавляющее большинство из них были записаны только в XVI в. Небольшую часть их составляют героические баллады, в которых идет речь о древних эддических героях: Сигурде (Зигфриде), Дидрике (остготском короле Теодорихе) и Хольгере (под этим именем скрывается хорошо известный по французскому героическому эпосу Ожье Датчанин – соратник знаменитого Роланда). Также невелика группа исторических баллад, посвященных событиям XIII-XIV веков. Больше всего баллад рыцарских. Как правило, они очень драматичны и часто завершаются смертью героя или героини.

КОРОЛЬЭЙРИК И ЕГО КОНЬ БЛАККЕН
 
Эйрик-король и Эйрика мать
Надумали как-то в кости играть.
Кости катятся по доске,
Мать короля зарыдала в тоске.
«Стоило в кости со мной играть,
Чтобы потом так горевать?
Радость у нас или беда,
Слезы текут у тебя, как вода».
«Слезы не зря текут у меня –
Тебе суждено умереть от коня».
«Если Блаккена мне не седлать,
Придется тогда паруса поднимать.
Если грозит мне от Блаккена горе,
Придется уйти в широкое море».
Эйрик велит паруса поднимать,
На белом песке стоит его мать.
Ветер корабль по фьорду понес,
Щеки у матери влажны от слез.
Семь лет не сходит он с корабля,
Резвится конь во дворце короля.
На смену седьмому приходит восьмой,
Надумал король воротиться домой.
Эйрик корабль направил домой,
Ждет на песке его конь вороной.
Похлопал король по загривку коня:
«Как присмирел ты, друг, без  меня!»
Эйрик похлопал коня своего,
Блаккен копытом ударил его.
Навзничь упал он возле коня.
«Блаккен и вправду убил меня!
Брат мой, вели священника звать,
Ко мне подойди, любимая мать».
Лишь на рассвете заря заалела,
Душа короля в небеса отлетела.
 

Большое количество баллад было сложено в Шотландии, особенно населением «шотландской границы», сохранившим память о неоднократных боевых столкновениях  между англичанами и шотландцами. К историческим шотландским балладам примыкают баллады разбойничьи, возникшие не позже XIV в. Их герой  - благородный разбойник Робин Гуд и его «веселые ребята».  В этих балладах много яркого и живого народного юмора, особенно в изображении самого героя и его постоянных спутников. Широким распространением пользовались баллады романтические. Обычной темой их является любовь, изображаемая как стихийное чувство, не считающееся ни с какими препятствиями. Конфликт здесь нередко имеет трагический исход. 

ГРАФИНЯ-ЦЫГАНКА
 
Цыгане явились на графский двор,
Играя на тамбурине.
Так звонко гремел их веселый хор,
Что в замке проснулась графиня.
Танцуя, сбежала она на крыльцо,
И громче цыгане запели.
Увидев ее молодое лицо,
Они ее сглазить успели.
- Шелка дорогие снимите с меня,
Подайте мне шаль простую.
Пуская от меня отречется родня, -
С цыганами в степь ухожу я.
Вчера мне служанки стелили кровать
У мужа в богатом доме.
А нынче в амбаре я лягу спать
С цыганами на соломе!
- Пойдешь ли со мною, - спросил ее Джек, -
Скитаться в ненастье и стужу?
Клянусь я ножом, не вернешься вовек
Ты в замок оставленный – к мужу!
- С тобою я рада весь мир обойти
И плыть по морям-океанам.
С тобою готова погибнуть в пути,
С моим кареглазым цыганом!
Дорога бежит по лесам, по горам,
То низко бежит, то высоко,
Но вот выбегает она к берегам
Шумящего в скалах потока.
- Бывало, я в воду спускалась верхом,
И лорд был мой рядом со мною.
Теперь перейду я поток босиком
С тяжелым мешком за спиною!
Покинутый граф воротился домой.
Скликает он нянек и мамок.
Ему говорят: - На шатер кочевой
Она променяла твой замок.
- Седлайте живей вороного коня.
За ним не угнаться гнедому.
Пока ее нет на седле у меня,
Дорогу забуду я к дому!
Дорога бежит по лесам, по горам,
То низко бежит, то высоко,
Но вот выбегает она к берегам
Шумящего в скалах потока.
- Вернись, молодая графиня, домой.
Ты будешь в атласе и в шелке
До смерти сидеть за высокой стеной
В своей одинокой светелке!
- О нет, дорогой! Не воротишь домой
Меня ни мольбою, ни силой.
Кто варит свой мед, тот сам его пьет.
А я его крепко сварила!
 

Близким по духу к балладе был жанр испанских романсов, отразивших в себе специфику испанского средневековья. В начале VIII в. на Пиренейский полуостров из Африки вторглись мавры, овладевшие вскоре всей страной. Испанцам удалось удержаться лишь на крайнем севере, в горах Кантабрии, где образовалось королевство Астурия. Сразу вслед затем началась реконкиста, то есть отвоевание христианами страны у мусульман. Чреда беспрерывных войн продолжалась более семисот лет. Она была богата множеством событий, дававшим повод к написанию романсов. Первые из них относятся к концу XIV или началу XV в. Раньше всего появились так называемые «пограничные романсы», которые люди из народа, простые солдаты, сочиняли под аккомпанемент гитары. Это были своего рода хроники пограничной жизни, дневник виденного и пережитого. Вскоре певцы-любители по образцу этих старых романсов стали слагать песни на эпические темы, выбирая в качестве сюжетов отдельные, особенно яркие и волнующие эпизоды. Таким образом, возникли «старые романсы» XV века.  В середине XVI в.  они были собраны в большой сборник, изданный в Антверпене. После этого увлечение романсами охватило буквально все слои общества, они проникли ко двору и во все те земли, докуда добирались испанские солдаты. К сочинению романсов обращаются так же виднейшие испанские поэты. Кроме старых эпических преданий, материалом для романсов послужили всевозможные исторические события, а также случаи из частной жизни. Существуют романсы любовные, авантюрные, разбойничьи, солдатские, морские, студенческие. Все важнейшие моменты истории Испании, все формы быта и стороны народной  жизни нашли отражение  в этом популярнейшем жанре народной поэзии, окончательно сформировавшемся в XVI в.

Композиция романса очень своеобразна, и резко отличается от композиции баллад: романс обычно сводится к обрисовке какой-нибудь острой ситуации – часто это отрывок драматического диалога или изображение кульминационного момента конфликта, без экспозиции и развязки, которые слушателям  предоставляется припомнить или отгадать. Отсюда напряженность тона и волнующая неясность.
 
О БЛАНКЕ-НИНЬЕ
 
«Когда бы я снял доспехи
И раздетым уснуть посмел,
Увидела б ты, сеньора,
Что я, словно солнце, бел.
Но семь лет я в броню закован,
Семь лет я сражаюсь в ней,
И кажется мое тело
Чернейшей сажи черней».
«Ложись, мой сеньор, не бойся,
Доспехи тяжкие сняв, -
Охотиться в горы Леона
Надолго уехал граф».
«Пусть орлы заклюют его сокола
И псы его взбесятся там,
Пусть конь его сбросит и волоком
Притащит домой по камням!»
Внезапно с охоты в замок
Вернулся граф в эту ночь:
«Что делаешь, Бланка-нинья,
Отца-предателя дочь?»
«Сеньор, перед сном я косы
Расчесывала, скорбя,
Ведь ты отправился в горы,
И я одна без тебя».
«К чему притворяться, Бланка,
Язык твой проклятый лжет;
Чей это конь, скажи мне,
Внизу под стеною ржет?»
«Сеньор, это вам подарок,
Его прислал мой отец».
«А чьи доспехи в прихожей,
Признайся мне, наконец?»
«Сеньор, и это подарок,
Он прислан братом моим».
«А чье там копье, я вижу,
Блестит острием стальным?»
«Возьмите его, возьмите,
Вонзите его в меня,
Увы, мой граф, я виновна,
И смерть заслужила я».
 

 О БЛАГОРОДНОЙ ДАМЕ И ДЕРЕВЕНСКОМ ПАСТУХЕ
 
В саду благородная дама
Гуляла в полдневный час,
Ноги ее босые
Усладой были для глаз;
Она меня поманила,
Но я отвернулся, сердясь:
«Что надо тебе. Сеньора?
Слушаю твой приказ…»
Звенел и дрожал задорный,
Лукавый ее смешок:
«Иди сюда, если хочешь
Позабавиться пастушок,
На время полуденной сьесты
Прерви свой далекий путь,
Ты можешь здесь пообедать
И всласть потом отдохнуть».
«Но мне, госпожа, с тобою
Задерживаться недосуг:
У меня есть жена, и дети,
И дом, что требует рук,
И если я буду мешкать,
В горах разбредется скот,
И кончились все припасы
У тех, кто его пасет».
«Ступай-ка своей дорогой,
И бог с тобой, дурачок,
Ты прелести мои видел,
И оценить не мог:
Белее бумаги тело,
В талии я тонка,
Бело-розовы мои щеки,
Как роза из цветника;
Шея, словно у цапли,
Лучистей не сыщешь глаз,
Твердые, острые груди
Готовы прорвать атлас,
А прочее, то, что скрыто,
Еще похлеще, мой друг…»
«Будь там у тебя и больше,
Мне все равно недосуг».
 

ОСАДА АЛОРЫ
 
Алора, над рекою
Вздымающаяся круто.
Тебя осадил губернатор
В одно воскресное утро:
Пешим и конным войском
Все поле занято было,
Мощная артиллерия
В стене твоей брешь пробила.
Видно было, как мавры
Укрыться в замке спешили:
Женщины – скарб и платье,
Мужчины – муку тащили,
Юные мавританки
Несли червонное злато,
Сушенный инжир с изюмом
Несли мальцы-мавритята.
Над окруженным замком
Стяг поднялся крылатый.
А на стене высокой
За толстым зубцом замшелым
Стоял мавританский мальчик
С натянутым самострелом.
Вдруг перед самым штурмом
Голос его раздается:
«Труби отбой, губернатор,
Крепость тебе сдается!»
И тот, чтоб узреть герольда,
Забрало поднял повыше:
Стрела ему лоб пробила
И через затылок вышла.
С коня его снял Пабло,
Взял на руки  Хакобильо,
Приемышами сызмальства
Они в его доме были.
Его к лекарям носили,
Просили: «Спасти нельзя ли?»
Слова, что успел сказать он,
Его завещанием стали.


О ТАРФЕ, ГАСУЛЕ И ДВУХ МАВРИТАНКАХ
 
На балконе высокой башни,
Почти что под самой крышей,
Где вершина любви высокой
И прелести наивысшей,
Стояли две мавританки.
Так прекрасны вдвоем девицы,
Что любить их хочется вдвое
И хочется раздвоиться.
Одну из них Селия звали,
А другую звали Харифа,
Харифа, что острые стрелы
Пускает в мужчин игриво.
Выходят Гасуль и Тарфе,
Под высоким балконом ходят,
Пред теми, что превосходством
Превосходнейших превосходят.
И бросают камешки сверху
Кокетки своими руками,
Дорога любви камениста,
Но камни смягчают камень.
И бросают лучи улыбок,
И лучится улыбки лучик,
Лучистого солнца ярче,
Самой лучезарности лучше.
Пламенея застыли мавры,
Но пламя им души плавит,
Их пламенный взгляд пылает,
И пламя рождает пламя.
Слепящий свет ослепляет,
Но бежать от него нелепо –
Слепота слепцу не помеха
Красоте поклоняться слепо.
Ликуют два кавалера,
От света лишившись зренья –
Ведь зримый свет озаряет,
А незримый дает прозренье.
Цвета на одежде мавров
Сплетены в такие узоры,
Что понять невозможно дамам,
Которую любит который.
С балкона сбегают обе
И бегут так быстро и скоро,
Как будто поможет скорость
Ускорить решенье спора.
Вблизи их живая прелесть
Увеличилась сразу вдвое,
Оживить она может мертвых
И повергнуть во прах живое.
И к ослепшим недавно маврам
Вернулось зренье при встрече,
Но, прозрев, они вновь ослепли
И вдобавок лишились речи.
Потом влюбленные мавры
Удалились куда-то вместе,
Очевидно, чтоб спор продолжить
В ином, подходящем, месте.   

Средневековье http://proza.ru/2023/01/17/232