в глухом переулке, как будто во сне,
где тёмным пунктиром дома обозначены,
чужими шагами в слепой тишине
отмеряны, загнаны, нагнаны, схвачены
ужалены холодом пышущих рук
когда появляется чувство пьянящее
что прошлое вспыхнет небудущим вдруг
и что настоящее – ненастоящее
бессмысленной станет любая вина
застынут слова захлебнутся рыдания
испуганной кошкой метнётся луна
за край небосвода за грань мироздания
(Александр Ра, Эсхатоложная память)
Так вышло, что, точно зная, что я хочу сказать по этому рассказу, я долго искала первое слово. Пока не поняла, что, в принципе, оно совсем не важно в этой попытке в х о ж д е н и я в одну ночь (а Вы никогда не задумывались, что ночь – всегда одна – последняя?). Странная штука, но мне всё больше кажется, что люди не совсем понимают, почему простые слова //выбор / "жизненного" - вычеркнуть/ пути// любовь/ страх/ выбор/ пишутся через этот жуткий забор, даже не пишутся – выглядывают из-за него. А за забором воют собаки, наматывая круги смерти вокруг тщедушного мяса, что может в любой момент превратиться в тот же кусок шаурмы, только побольше и посочнее. И дело тут совсем не в форме и содержании, а в несовпадении внутреннего и внешнего содержания самого человека: ведь в одном человеке может скрываться множество разных существ (сущностей?), а в одном рассказе – каждый круг вдоль шеи – заботливым шарфиком? петлёю? – оказаться совсем разным. Особым кругом в побеге по аду. И хронологически, и эмоционально – то раскалённому, то охлаждённому вусмерть.
Но по порядку.
Начало текста показалось мне очень зримым. Таким, до ужаса зримым, я пожалела, что не могу – даже не нарисовать – зарисовать это ощущение, но эта трубка, повисшая в будке телефона, пожалуй, один из самых зримых образов, которые я встречала («На перекрестке телефонная будка. Стекла разбиты, трубка оторвана – болтается на остатках проводов. Телефон!»), а ведь предельно просто. Ни слова лишнего. Трубка на перекрёстке. Чёртово распятие – перекрещенное необходимостью выбора.
Но, возвращаясь к телефонному проводу, – ни завитушки лишнего эпитета. А я вижу: как она скалится! Б у д к а – ууууууу. И цепь оборванная (На самом деле, я впервые так чётко визуализировала). Хотя, перечитывая текст, я с удивлением обнаружила, что ни одного цвета в начале-то и нет. Откуда взялась эта чёрно-белая графика – не знаю. Зато знаю, что не только вижу, но и слышу эту ночь: «пережидая в жерле парадного» - ржд/жрл/прд – правда, катится! Бак мусорный. Значит, вытирая холодный пот, констатирую: вижу, слышу. Чувствую. Явную отгороженность – выброшенность: я по эту сторону стекла. Люди – жирные аквариумные рыбы – по другую. Жрут багеты. Глаза пучат. Ленивые, расслабленные сомы. Я наматываю круги. Сумасшедшие круги, вход только для сума…
Конечно. Гессе. И степной волк. Становится теплее. Это ощущение ужаса я уже переживал(а) в другом тексте: «Я метался по улицам, гонимый бедой» (Герман Гессе «Степной волк»)
«Еще один круг вечной мерзлоты по улицам. Закусочная. Едва теплая шаурма с запахом прогорклого масла. Продавщица вышла неизвестно куда. Неизвестно насколько, неизвестно когда будет, но будет. И еще будет что-то такое с мясом, или запахом мяса. И пиво - только с прилавка – холодное. Все равно. Давайте холодное» (Борис Бельский)
—
«Я передохнул в каком-то унылом трактире за заставой, выпил там воды с коньяком и снова побежал дальше, гонимый дьяволом, вверх и вниз по крутым и кривым улочкам старого города, по аллеям, через вокзальную площадь» (Г. Гессе).
Коньяк ли, пиво - не важно, хотя пиво у Бориса, если мне не изменяет память, встречается не впервые. И животный страх. Но смерти ли? Или возвращения?
«Все ближе, все явственнее видел я теперь призрак, который меня страшил. Это было возвращение домой, в мою комнату, это была необходимость смириться с отчаяньем! От нее не уйти, сколько часов ни бегай, не уйти от возвращения к» - но нет! волк страшился возвращения д о м о й, а Эм – как бы и бездомный, и как бы и вернуться к. Ней? Не Ней? Той Что?
Холодные какие-то эти Неи, как вечная мерзлота…
Но почему? А можно ли – нет, не объяснить – заставить читателя прочувствовать ту пытку кругами, если он сам не завязывал петли на счастье горле на долгую память? Я думаю, нет.
А объяснить, почему одна женщина может быть и той (Ты), и не той (Не ты), а ЛГ метаться между ненавистным бомжарой и не вернувшимся в прежде. Или почему, Той, что под шубой п у с т о й – тёплой и живой, не насмешливой, а родной, которой не нужно будет бояться, разворачивая шуршащее ожидание чуда, – н е т. Потому что Сейчас – нет, а есть Никогда и «Навечно». А выбравшему не убивать ни одну из (этих реальностей) остаётся убить только себя. В этой чёртовой скулящей ночи, когда последняя собака замкнёт круг и, возможно, сомкнёт челюсти на шее. А может, и нет.
Но это нельзя объяснить, потому что мало кто выберет ночь, в которой ты никому больше не нужен, потому что Т ы не нужен никому, нужна роль – выбравшая «навечно» или ушедшая из театра.
Ушедшая – почему? Cherchez la femme? Да не только, и разрушенный Кембридж, и снесённая пятиэтажка – как рана от большого попавшего не туда снаряда… а у вас никогда не было чувства, что вы попали не туда? Когда вас просто бросили на улице, как послушного щенка – не скули, а жди: «Однажды, кажется, это уже было – ты оставила меня рядом с таким же пластиковым павильоном, и в такой же снеговерти куда-то ушла, может быть, в кафе, где пиво в стеклянных кружках, где люди, где тепло, где никого не надо обходить стороной».
А забрать забыла. Вот и мечись, наматывая цепь всё туже на шею, отвоёвывая у собак кусок такого же мяса.
мечешься ты оттого что меченый
вечер за вечером ветер бешеный
я видел ты плакал какого-то лешего
какого ревел ты лешего?
места выбираешь. меняешь на цели
на петли на то ли дверные щели
на память то ли. на пуще прежнего
так ты уже пуще прежнего
чего тебе? пусто ли место мокро ли
звёздная сыпь у тебя или сопли
причина это всегда только полбеды
это лишь пол беды
пинаешь мячик да мямлишь иначе
вышло бы. как от себя от стоячего
ушёл. а с горя картинку залачь эту
и выпей чаю горячего
(Сергей Юревич)
Но нет горячего. Не подали. Так что - так просто? Измена, страх перед предательством? Да нет. Просто оторвавшись, сорвавшись один раз с поводка – после остаётся только две реальности, привязанные к одной телефонной трубке (надо же, а ошейник не оборвали…) телефонного диска, а он ещё шевелится – живой, а вот домашнего адреса – нет. Потому что позвонив – тебе ответят или «навечно» («цуцик, цуцик, иди домой, заблудился?»), вымоют лапы и закроют по ту сторону стекла, где тепло. Или пошлют к чёрту: не звони мне никогда! – если ты посмеешь провыть, что просто хочешь согреться с е й ч а с. На миг. Тепла человеческого хочешь, а не приручения – и снова бега в ночь.
Побега. А почему побега? А потому что /Той что «сейчас»/ нет. Да и разных женщин, на мой взгляд, нет. Есть игра с нарушением преемственности, пострашнее чем играл Гантенбайн (Вот и вторая ассоциация). Хотя и Гессе тут сохраняется в уже инфернальном финале, когда за разными дверьми – одни и те же шахматные фигурки. В кармане тарахтят. Не потерял? Держи крепко. И подарок держи, и бойся, бойся – её насмешливой улыбки («ты смотришь мне в лицо, ты смеешься»), что отнимет, загонит в угол («Ты только не смейся больше, слышишь, не закрывайся наглухо изнутри в свою проклятую шубу, чтобы все было просто и по-человечески, а я не буду прятаться на лестничной клетке, чтобы достать шуршащее в целлофане. Я подойду к окну, и буду дышать вечером, который, наконец-то, перестанет быть опасным»), беги от неё бешеным зверем, беги от этого тепла, которое согреет, а потом предаст, когда ты будешь беззащитно махать хвостом («губы приглашающие, соблазнительные, способные предать в самый неподходящий момент, когда станет тепло»), беги в сегодня, в котором одна ночь, пристальные глаза кошек, вечер – со скальпелем подчищающий следы всего живого, и ночь; даже если ради этого нужно будет оборвать все трубки – хоть как-то соединяющие тебя с жизнью и стать куском мяса. Никем не услышанного, но слышащего. Так и не нашедшего звёзды и то ощущение, когда больше не надо будет бояться. Из опасного вечера черканувшего бритвой по ошейнику, связывающего тебя с жизнью.
И тогда ты встретишь ту, скулящую немым щенком, всплывшим из канализации с клочками, – и она станет той неназванной четвёртой женщиной (а четвёртая – это уже не от Бога?)
Одна жизнь, одна женщина и всего лишь одна ночь – и к ней идёт герой на запах текущей и манящей суки-смерти. Под оглушающего Курёхина.
http://www.youtube.com/watch?v=m4RJ2Fw-ORA&feature=related
"Sator arepo tenet opera rotas"
Да хранит вас страх.
25/6/2012
Борис Бельский
Одна долгая ночь зимы
Не по сезону легкая куртка с оторванным рукавом, кроссовки болтаются на потрескавшихся липучках, шапка, примерзшая к водосточной трубе, осталась где-то в соседних дворах - декабрь, леший бы его побрал!
Напротив витрина ресторана. Там, наверное, тепло. Чужое пространство за иллюзией стыдливости стекла. Растения и цветы в пенопластовом багете неуместного лета, раздаривающие сверкающую морось простывшему вечеру.
Навстречу по обледеневшему тротуару катится мусорный бак. С трудом уворачиваюсь, пережидая в жерле парадного. Посреди мостовой пар из-под крышки люка. Можно остановиться и согреть подошвы, но ненадолго. Из-за поворота выскальзывает очередное авто - приходится уступить незаконно занятое место на проезжей части.
Еще один круг вечной мерзлоты по улицам. Закусочная. Едва теплая шаурма с запахом прогорклого масла. Продавщица вышла неизвестно куда. Неизвестно насколько, неизвестно когда будет, но будет. И еще будет что-то такое с мясом, или запахом мяса. И пиво - только с прилавка – холодное. Все равно. Давайте холодное.
Оглядываюсь по сторонам.
На перекрестке телефонная будка. Стекла разбиты, трубка оторвана – болтается на остатках проводов. Телефон! Пальцы, промахиваясь, не с первого раза набирают номер. Замерзшее ухо склоняется к замерзшей ладони. Это ты? Нет, не ты…
Денег хватит на хот-дог и пару банок джин-тоника. Только зачем?
Поехать к тебе? Я знаю, что ты ответишь, словно пробегая мимо, сквозь дверь: отогревание блуждающих по городу - дело ног самих блуждающих по городу. Не задерживаясь на вывесках магазинчиков, кафешек, забегаловок, палаток, соскальзываю взглядом под ноги – не споткнуться бы. Однажды, кажется, это уже было – ты оставила меня рядом с таким же пластиковым павильоном, и в такой же снеговерти куда-то ушла, может быть, в кафе, где пиво в стеклянных кружках, где люди, где тепло, где никого не надо обходить стороной.
Поехать не к тебе? Дурацкая мысль, дурацкая и холодная. Я знаю, что спросит замерзший домофон на сером подъезде в противоположном конце города. И трястись сейчас с двумя пересадками в спальный район – как они там спят рядом с железной дорогой – ну, уж нет!
Поворачиваю к реке – там дебаркадер освещает кусок промерзшей набережной.
На языке ни одного слова, в горле ни одной фразы, в голове ни одной памяти. Капли джин-тоника, стекающие после каждого глотка, примерзают к жестяной крышке. Индевеют на глазах. Запорошенные птицы на проводах, ночные кошки выглядывают из подвалов сквозь тесные окна. Собаки петляют зигзагами, сокращая круги вокруг остатков шаурмы.
Вечер привычным движением усмирил неоновые вывески; лишь кое-где еще редкие фонари, неплотно закрытые жалюзи, спешащие маршрутки с приглушенным светом в салонах, обдающие мокрым снегом вперемежку с выхлопным смрадом, спорят с ним, но как-то нехотя, через силу; исполнительным фонарщиком вечер прошелестел по городу - поправить растрепавшиеся облака, задернуть шторы на окнах, разогнать одиноких прохожих, прибрать сугробы - чтобы ничего не блестело, нигде не нарушало, никого не ободряло - и последним щелчком обожженных пальцев затушил курительную трубку. Аккуратная прогулка капризного вечера, замерзающим движением не оставившего места для следующего шага.
Опять поехать к тебе? Я все знаю уже сейчас. Услышать задолго отрепетированное, услышать срывающимся истеричным голосом: «не приходи больше».
Выхода нет, тепла нет. Ничего больше уже нет.
Поехать не к тебе? Опять я, как Бог – даже неуютно от этой мысли - знаю все заранее. Как же скучно предугадать это твое - «навечно»! Идиотское слово – навечно. За каким чертом? Как будто оно существует, хотя бы, в каком-то одном, из всех придуманных измерений.
Не могу больше слышать: «не звони». Не могу больше слышать: «навечно».
Хочу только «сегодня», хочу «до утра». Хочу, чтобы было всего лишь тепло. Позвонить не ей, и не тебе, а той, что…?
Хочу на дальнем конце бесконечных проводов услышать равнодушное: «сейчас». И, наконец-то, идти, бежать, ехать, лететь, все равно куда, выбрав направление – навстречу, или от себя, или от этого чертова вечера, или навстречу с этим чертовым вечером, который никогда не закончится. С чувством облегчения. Избавления. Без всякой цели. Без всякой боли. Лишь бы тепло.
- Эм! Так меня зовут – Эм. Вообще-то, по-настоящему, меня зовут Эммануил – так хотел дед - в тот год, когда я родился, ему дали какую-то премию в Кембридже. Бабушка, хоть и противилась внутренне, но демонстративно не возражала. Во-первых: в нашей семье возражать демонстративно деду было не принято, а во-вторых: потому, что в тот год деду дали какую-то премию в Кембридже. И вот уже полтора года, я - Эм. Это меня уравнивает с собаками на тротуарах.
- Эм! Тебя где черти носят?
- Чтоб вас самих черти взяли! – даже в детстве меня никто не называл собачьей кличкой, и плетусь с разноцветной улицы во двор, где меня среди завалов пустых ящиков ждут. Как-то их тоже зовут по-собачьи. Нет, не помню. Может быть, послать их всех к чертям и позвонить тебе? Или не тебе? Только зачем?
Взлохмаченная ночь снова навела на небо неосмысленность. Звезды изменились, глядя на меня, искривились в насмешливую гримасу.
А я не пью джин-тоник в одиночестве и слоняюсь по темному городу, вместе с собаками высматривая недоеденный кусок в залежах мусора у палаток на тротуарах. Тротуары - спорная территория между нами. Как место снесенной пятиэтажки посреди давно нежилого жилого квартала. Как разрушенный Кембридж, а вместе с ним и вся последующая жизнь.
И все-таки я звоню той.
Ты стремительно и гулко врываешься в дверь кафешки, приносишь с собой нашу самую первую ночь запоминаний, громкие разговоры, шубу, под которой ничего, и сквозняки. Под легким взмахом руки прическа мгновенно становится похожей на неприбранный вечер.
– Ну! - говоришь ты категорически, выкладывая в центр столика кошелек.
Голос, не причесанный телефонной трубкой, звучит грамотно и глупо. Мне хочется тут же сбежать. Почему мне всегда хочется ровно через минуту сбежать от тебя куда угодно – пусть даже там будет совсем не тепло.
Потом была растрепанная ночь, и ничего не было. Или было: дешевая забегаловка, бутылка водки, неожиданно появившаяся на столе из твоей сумочки, висящей на подлокотнике барного кресла.
Томно: - Принеси мне текилу!
Сейчас ты меня будешь учить правильно пить текилу, и я наливаю тебе водки.
У меня дрожат руки – никак не могут согреться.
Ты это видишь – ты вообще все видишь и замечаешь - и усмехаешься, глядя на мои вздрагивающие руки.
Везущее только нас, лично нас двоих на заднем сидении такси, все время расплескивающийся пластиковый стакан, ты смотришь мне в лицо, ты смеешься.
Полчаса дороги к тебе и вся ночь – у тебя.
Пока ты плещешься в ванной я, сидя за столом, засыпаю, прислонившись спиной к батарее парового отопления, обнимаю наполовину пустую бутылку. Я улыбаюсь о своем, и сейчас мне, наконец-то, тепло. Потом мне будут сниться сны, и даже если ты сейчас захлебнешься в ванной под свою вечную «Yesterday», я узнаю об этом только завтра.
Я машинист поезда дальнего следования, проносящегося сквозь спальные районы. Под мои железные колеса падают люди. Они лезут и лезут. Люди прикипают к раскаленным сверкающим ободьям моих колес, оставаясь лежать на шпалах, пока за ними не придут голодные собаки. Вот под колеса вывалилась из своей кровати благообразная старушка, перед Рождеством отмолившая все грехи, вот не успевший совершить ни одного греха послушный ребенок, вот его родители, отработавшие по три ночные смены за грехи совершенные и не совершенные. А вот под мои колеса вползает мой страх, и следом - я сам. Только я еще не умер. Я живу в прочной скорлупе своего страха.
Мы сидим на ступеньках незнакомого подъезда. Сидим как-то глупо и не вовремя. Ты все время куришь. Говоришь и куришь.
- Я видела маленького щенка в воде, когда мылась. Сначала он плавал из конца в конец, плавал, и скулил. А потом проскользнул сквозь решетку, туда, в канализацию, и всплыл в пузыре воздуха огромной красной собакой…
- И что из того? Собака и собака. Мало ли собак по городу плавает?
- Ты не понимаешь! Она была ярко-красная, как кетчуп. Нет! Как кровь!
- Как кровь? Ты не преувеличиваешь!
- И до блеска вычищенная! Изящные лапы, поджарые бока. Как моя шуба!
Я скольжу руками по стенам, путаюсь в решетках перил, выбираюсь на площадку между этажами, достаю из кармана завернутое в хрустящий целлофан - твой подарок - заворачиваю еще крепче, разглаживая пальцами морщины, укладываю поглубже, на самое дно. Ты только не смейся больше, слышишь, не закрывайся наглухо изнутри в свою проклятую шубу, чтобы все было просто и по-человечески, а я не буду прятаться на лестничной клетке, чтобы достать шуршащее в целлофане. Я подойду к окну, и буду дышать вечером, который, наконец-то, перестанет быть опасным.
Мой взгляд упирается в крыши домов. Наверное, я опять ищу звезды - в который уже раз.
Она по-детски улыбается и достает банку пива из-под шубы, когда я поворачиваюсь к ней.
Ничего не изменилось. Я возвращаюсь на грязные ступеньки.
- Знаешь, - решительно начинаю я. С ней всегда начинают так говорить, но очень быстро снижают неосмотрительно взятый тон. Она не дает мне закончить. Она все говорит сама и говорит, курит одну за одной, и говорит, говорит. Я не слушаю, и никак не могу решить - как бы раствориться в ее словах, спрятать ошалевшую головную боль в одной из ее бесконечных фраз. Скольжу глазами по открытым губам – губы приглашающие, соблазнительные, способные предать в самый неподходящий момент, когда станет тепло. И насмешливые. Насмешка убеждает, что она способна предать кого угодно, только не меня. Хотя бы сейчас.
Покачиваюсь, вываливаясь на улицу. Утренний холод, как избавление. Снова начинает колотить. У меня отмерзают ноги, леденеет каждый вдох, сгорает каждый выдох. Оттираю пальцами стекла очков. Вижу деревья и фонари. И снег. Оглядываюсь и больше ничего не вижу.
Вслед за мной хлопает дверь.
Серая, разбавленная светом тусклых фонарей, ночь сквозь снег. Мы не можем понять, где мы. Сретенка? Мясницкая? Какая-нибудь Маросейка, замерзающая между…? Между чем и чем? Между твоей шубой, под которой ничего, и твоим:
- Позвони.
- Обязательно.
Обещание позвонить, зная, что никогда не позвоню. И все-таки позвоню, когда станет так же холодно, как холодно сегодня, вчера, и будет завтра.
Она поворачивается, приводя одним взмахом прическу в подарок наступающей ночи и уходит, взрывая острыми каблуками мою молитву. Уходит в падающий снег.
А я остаюсь один на один с наступившей ночью, о которой знаю все. Это совсем просто – знать: как она ходит, как она ругается, как спит и… как скулит маленьким щенком.
И совсем ни к чему вдруг дребезжит телефон. Приходится зашвырнуть его подальше в сугроб и послать всех к черту.
Я стою и жду, когда из-за спины на цыпочках подкрадется черная-пречерная ночь и станет страшно. Страшно не потому, что страшно умереть. Даже не потому, что я один посреди огромного города. Страшно от того, что может стать еще страшнее, а я пока не знаю, как это может быть – еще страшнее.
© Copyright: Борис Бельский
Борис Бельский. Сквозной пёс
© Copyright: Марина Гареева, 2012
Свидетельство о публикации №212062501688
Свидетельство о публикации №212062501688
Рецензии
Ну вот и я. Привет, Марина! Борису, на всякий случай, тоже привет – вдруг появится.
Это будет даже не рецензия, а скорее обращение простого среднего читателя без особых примет к читателю искушённому - с предложением прочесть рассказ Бориса Бельского самым простым и естественным, как мне кажется, образом: прочесть то, что написано, не особо увлекаясь интерпретациями. Пусть скрытые аллюзии остаются скрытыми и воздействуют на восприятие подспудно, тайно, незаметно - мне кажется, именно так они работают лучше всего. К тому же, после конфуза с губами-лепестками Ра я не могу полностью довериться своим ассоциациям :)
Но насколько я понял, рассказ, по мнению самого Бориса, нуждается в доработке, стало быть тут можно включить фантазию и что-то такое предложить – какие-то образы подсказать, высказать пожелания...
Что сразу бросается в глаза – герой рассказа не хочет соприкасаться с окружающим его миром: «с трудом уворачиваюсь», «приходится уступить незаконно занятое место», «где никого не надо обходить стороной» – что ж, вот к примеру, стараться нигде не коснуться окрашенных стен и заборов, скамеек и урн – это нормально ведь, в этом нет никакой показухи или признаков сумасшествия? А тут для героя всё именно как бы окрашено – некой невидимой краской душевного декабря: и мусорные баки, и пенопластовые багеты, и даже оборванная телефонная трубка… У него, кстати, наверняка должно что-то остаться на пальце – от телефонного циферблата, ведь тот тоже пачкается, и, прикоснувшись к цифрам, герой прикасается к миру, и мир остаётся у него на пальце. Хоть трубка и оборвана, всё равно телефон связывает героя с чуждым ему миром – пометив его, окрасив. Дальше уже моя фантазия: герой замечает, что испачкал палец и пытается оттереть метку – таким манером, каким совсем маленькие дети оттирают экскременты от пальчиков (о стены или о грядушки кровати, таким характерным движением, будто крестики рисуют). Хотел просто оттереться, да взял и пометил чью-то дверь крестом – например, дверь «той» женщины… И мир пришёл и забрал её – она теперь меченая, ему (миру) принадлежащая… Ну, или просто поставил он крест - на ней и истории с ней. Ой, а наверное, всё это так и было – только задолго до этой ночи…
Впрочем, наверное, женщина – что та, что не та – здесь неважна, и лишний раз поминать её вовсе не стоит. Герою просто нужен импульс, чтобы куда-то идти, ехать – вот женский образ и возникает. Ну, мне так показалось. Это ведь не одна из обычных мужских историй о трагических половых связях, это ведь нечто другое, правда?
Однако продолжу. Скипидарный духан джин-тоника вызывает у меня в организме не самый приятный отзыв, но всё же, но всё же...
Я вот думаю: кто-то, может быть, ждёт именно этой истории - кто-то вот точно так же лавирующий между мусорными баками, машинами, теми и не теми женщинами, кто-то незаконно занимающий место в этом мире – по его собственному мнению; кто-то переживающий тот неизбежный момент, когда поиски смысла жизни превращаются в поиски оправданий... Может быть, это и я – только не хочу подавать вида.
Писатель для читателя - свидетель его жизни, подглядывающий откуда-то изнутри, и вот представьте себе, что в небесной канцелярии пропало чьё-то личное дело - и как бы не стало вдруг человека; и призывают ангелы кого-то пишущего и говорят ему: «Докажи-ка нам, мил друг, что вот этот вот человечек имеет место быть! И что он должен быть, и должен быть именно таким, и что бытие его законно и хоть чем-то оправдано!» Чем доказать, что он был и есть? И что он - это он, а не кто-то ещё? В чём, собственно, его важность, и не лучше ли будет просто забыть о нём? Или, может быть, его вообще следует наказать за украденное место в этой жизни?
И представьте себе, что в результате такого вот призыва и появился этот рассказ. Его ценность - прежде всего эмпирическая, это ценность одной конкретной ночи одного реального человека - ночи, в которой он весь как на ладони, и бытие его несомненно. Но вместе с тем, эмпирическое в рассказе представлено так, чтобы напомнить некий личный опыт потерянности каждому – ведь каждый иногда теряется и ищет свидетелей того, что он есть на самом деле и что бытие его законно, необходимо и оправдано, что он вроде сам по себе и весь такой единственный и неповторимый, но вроде бы и не один на всей Земле – потому что кто-то его знает и понимает - писатель этот самый его знает и понимает и свидетельствует об этом. Поэтому, кстати, я считаю, что финал у этой истории должен быть другим. Оставлять человека одного в этой ночи вот так - негуманно. Нужно дать ему шанс выбраться и найтись. Влез бы герой на крышу, оседлал бы конёк, да как вдарил бы пятками по шиферу: «Н-но, мёртвая!» - и сорвалась бы крыша со стропил, и полетела бы прочь… Но вовсе не прочь из ночи. Мне кажется – пусть он будет ночной человек? Станет им… Днём вокруг него дневные люди, которые ярко пачкаются, смешиваются до безобразия, монотонно пёстрые, сообща владеющие дневным монотонно пёстрым миром, и он (ночной человек) уклоняется от соприкосновения с ними, чтоб донести себя до ночи… Он может бояться её – этой ночи – ещё больше, чем дня и дневных людей и дневного мира, но при этом же он её хочет, она его манит, влечёт…
Понимая, что в рассказе мне многого не хватает, я тут раскинул карты Проппа – и вытянул тридцать первую функцию, «Свадьба». Учитывая образную специфику рассказа, свадьба, конечно, должна быть собачьей – этого-то образа и не хватает, наверное: собачьей свадьбы, в которой грубо и без особых затей соединятся все трансформации всех смыслов. А трансформаций тут хватает. И все они кажутся мне разрозненными, не вполне составляющими единое целое. То есть не вполне явно. Но вполне возможно, что я читатель хреновый. А может, Борису этот образ показался слишком очевидным, чтоб его дополнительно как-то вычерчивать…
Я прочитал статью Беспощадного Критика, посвящённую этому рассказу. Прочитал полемику под статьёй. С мнением БК не согласен (даже как-то слишком не согласен, прямо-таки от и до), в полемике ничего не понял (ну, тут-то всё в порядке, это нормально, я даже привыкнуть уже успел) – совершенно непонятно, например, кого мэтры местного литературоведения обвиняют в позёрстве: там у некоторых такая манера выражаться, что просто невозможно уловить – то ли человек в собственных грехах кается, то ли кого другого в них пытается уличить…
Пожалуй, герой этого рассказа слишком любит играть словами – но это уж как и многие люди вообще. От «иллюзии стыдливости стекла» до «прически в подарок наступающей ночи» довольно непростые метафоры в форме игры выстраивают некую параллельную реальность, трансформируя привычные смыслы и связи. Лично мне это не очень нравится – потому как я парень простой и многого по простоте своей не понимаю – но я почти уверен, что читатель, к которому обращено это свидетельство о бытии, любит играть словами так же, как и ЛГ (насчёт автора ничего не могу сказать, потому как этот рассказ – первое, что мне довелось прочитать у Бориса Бельского). Вот такая тяга к трансформациям, такая склонность к игре – это и есть позёрство? Общаясь, люди постоянно обмениваются какими-то метафорами, развлекают друг друга какими-то находками в игре слов и связи смыслов - вероятно, для автора такая манера общения естественна, и он развлекает читателя, как собеседника, как участника мысленного диалога - не особо напрягаясь и не претендуя на гениальность. Лично мне кажется, что с концентрацией метафор тут перебор - аж рот вяжет. Я был бы благодарен автору, если бы он эту заварку разболтал в кипятке каких-то ярко проявленных эмоций, чего-то более простого и человечного. Но не могу настаивать, конечно – вполне возможно, что автору без этой игры писать вообще было бы не интересно. В любом случае, по поводу таких вот особенностей авторского стиля слышать обвинения в позёрстве странно.
Впрочем, судя по тому как критики ПТ позиционируют себя, в основном это люди образцово успешные, состоявшиеся личности, бесконечно далёкие от мира таких вот потерянных, заблудших неудачников, как ЛГ Бориса – возможно, потому герой и кажется им надуманным, картонным? Всё может быть – сытый голодного не разумеет… :)
Роман Самойлов 08.07.2012 11:08 • Заявить о нарушении
Это будет даже не рецензия, а скорее обращение простого среднего читателя без особых примет к читателю искушённому - с предложением прочесть рассказ Бориса Бельского самым простым и естественным, как мне кажется, образом: прочесть то, что написано, не особо увлекаясь интерпретациями. Пусть скрытые аллюзии остаются скрытыми и воздействуют на восприятие подспудно, тайно, незаметно - мне кажется, именно так они работают лучше всего. К тому же, после конфуза с губами-лепестками Ра я не могу полностью довериться своим ассоциациям :)
Но насколько я понял, рассказ, по мнению самого Бориса, нуждается в доработке, стало быть тут можно включить фантазию и что-то такое предложить – какие-то образы подсказать, высказать пожелания...
Что сразу бросается в глаза – герой рассказа не хочет соприкасаться с окружающим его миром: «с трудом уворачиваюсь», «приходится уступить незаконно занятое место», «где никого не надо обходить стороной» – что ж, вот к примеру, стараться нигде не коснуться окрашенных стен и заборов, скамеек и урн – это нормально ведь, в этом нет никакой показухи или признаков сумасшествия? А тут для героя всё именно как бы окрашено – некой невидимой краской душевного декабря: и мусорные баки, и пенопластовые багеты, и даже оборванная телефонная трубка… У него, кстати, наверняка должно что-то остаться на пальце – от телефонного циферблата, ведь тот тоже пачкается, и, прикоснувшись к цифрам, герой прикасается к миру, и мир остаётся у него на пальце. Хоть трубка и оборвана, всё равно телефон связывает героя с чуждым ему миром – пометив его, окрасив. Дальше уже моя фантазия: герой замечает, что испачкал палец и пытается оттереть метку – таким манером, каким совсем маленькие дети оттирают экскременты от пальчиков (о стены или о грядушки кровати, таким характерным движением, будто крестики рисуют). Хотел просто оттереться, да взял и пометил чью-то дверь крестом – например, дверь «той» женщины… И мир пришёл и забрал её – она теперь меченая, ему (миру) принадлежащая… Ну, или просто поставил он крест - на ней и истории с ней. Ой, а наверное, всё это так и было – только задолго до этой ночи…
Впрочем, наверное, женщина – что та, что не та – здесь неважна, и лишний раз поминать её вовсе не стоит. Герою просто нужен импульс, чтобы куда-то идти, ехать – вот женский образ и возникает. Ну, мне так показалось. Это ведь не одна из обычных мужских историй о трагических половых связях, это ведь нечто другое, правда?
Однако продолжу. Скипидарный духан джин-тоника вызывает у меня в организме не самый приятный отзыв, но всё же, но всё же...
Я вот думаю: кто-то, может быть, ждёт именно этой истории - кто-то вот точно так же лавирующий между мусорными баками, машинами, теми и не теми женщинами, кто-то незаконно занимающий место в этом мире – по его собственному мнению; кто-то переживающий тот неизбежный момент, когда поиски смысла жизни превращаются в поиски оправданий... Может быть, это и я – только не хочу подавать вида.
Писатель для читателя - свидетель его жизни, подглядывающий откуда-то изнутри, и вот представьте себе, что в небесной канцелярии пропало чьё-то личное дело - и как бы не стало вдруг человека; и призывают ангелы кого-то пишущего и говорят ему: «Докажи-ка нам, мил друг, что вот этот вот человечек имеет место быть! И что он должен быть, и должен быть именно таким, и что бытие его законно и хоть чем-то оправдано!» Чем доказать, что он был и есть? И что он - это он, а не кто-то ещё? В чём, собственно, его важность, и не лучше ли будет просто забыть о нём? Или, может быть, его вообще следует наказать за украденное место в этой жизни?
И представьте себе, что в результате такого вот призыва и появился этот рассказ. Его ценность - прежде всего эмпирическая, это ценность одной конкретной ночи одного реального человека - ночи, в которой он весь как на ладони, и бытие его несомненно. Но вместе с тем, эмпирическое в рассказе представлено так, чтобы напомнить некий личный опыт потерянности каждому – ведь каждый иногда теряется и ищет свидетелей того, что он есть на самом деле и что бытие его законно, необходимо и оправдано, что он вроде сам по себе и весь такой единственный и неповторимый, но вроде бы и не один на всей Земле – потому что кто-то его знает и понимает - писатель этот самый его знает и понимает и свидетельствует об этом. Поэтому, кстати, я считаю, что финал у этой истории должен быть другим. Оставлять человека одного в этой ночи вот так - негуманно. Нужно дать ему шанс выбраться и найтись. Влез бы герой на крышу, оседлал бы конёк, да как вдарил бы пятками по шиферу: «Н-но, мёртвая!» - и сорвалась бы крыша со стропил, и полетела бы прочь… Но вовсе не прочь из ночи. Мне кажется – пусть он будет ночной человек? Станет им… Днём вокруг него дневные люди, которые ярко пачкаются, смешиваются до безобразия, монотонно пёстрые, сообща владеющие дневным монотонно пёстрым миром, и он (ночной человек) уклоняется от соприкосновения с ними, чтоб донести себя до ночи… Он может бояться её – этой ночи – ещё больше, чем дня и дневных людей и дневного мира, но при этом же он её хочет, она его манит, влечёт…
Понимая, что в рассказе мне многого не хватает, я тут раскинул карты Проппа – и вытянул тридцать первую функцию, «Свадьба». Учитывая образную специфику рассказа, свадьба, конечно, должна быть собачьей – этого-то образа и не хватает, наверное: собачьей свадьбы, в которой грубо и без особых затей соединятся все трансформации всех смыслов. А трансформаций тут хватает. И все они кажутся мне разрозненными, не вполне составляющими единое целое. То есть не вполне явно. Но вполне возможно, что я читатель хреновый. А может, Борису этот образ показался слишком очевидным, чтоб его дополнительно как-то вычерчивать…
Я прочитал статью Беспощадного Критика, посвящённую этому рассказу. Прочитал полемику под статьёй. С мнением БК не согласен (даже как-то слишком не согласен, прямо-таки от и до), в полемике ничего не понял (ну, тут-то всё в порядке, это нормально, я даже привыкнуть уже успел) – совершенно непонятно, например, кого мэтры местного литературоведения обвиняют в позёрстве: там у некоторых такая манера выражаться, что просто невозможно уловить – то ли человек в собственных грехах кается, то ли кого другого в них пытается уличить…
Пожалуй, герой этого рассказа слишком любит играть словами – но это уж как и многие люди вообще. От «иллюзии стыдливости стекла» до «прически в подарок наступающей ночи» довольно непростые метафоры в форме игры выстраивают некую параллельную реальность, трансформируя привычные смыслы и связи. Лично мне это не очень нравится – потому как я парень простой и многого по простоте своей не понимаю – но я почти уверен, что читатель, к которому обращено это свидетельство о бытии, любит играть словами так же, как и ЛГ (насчёт автора ничего не могу сказать, потому как этот рассказ – первое, что мне довелось прочитать у Бориса Бельского). Вот такая тяга к трансформациям, такая склонность к игре – это и есть позёрство? Общаясь, люди постоянно обмениваются какими-то метафорами, развлекают друг друга какими-то находками в игре слов и связи смыслов - вероятно, для автора такая манера общения естественна, и он развлекает читателя, как собеседника, как участника мысленного диалога - не особо напрягаясь и не претендуя на гениальность. Лично мне кажется, что с концентрацией метафор тут перебор - аж рот вяжет. Я был бы благодарен автору, если бы он эту заварку разболтал в кипятке каких-то ярко проявленных эмоций, чего-то более простого и человечного. Но не могу настаивать, конечно – вполне возможно, что автору без этой игры писать вообще было бы не интересно. В любом случае, по поводу таких вот особенностей авторского стиля слышать обвинения в позёрстве странно.
Впрочем, судя по тому как критики ПТ позиционируют себя, в основном это люди образцово успешные, состоявшиеся личности, бесконечно далёкие от мира таких вот потерянных, заблудших неудачников, как ЛГ Бориса – возможно, потому герой и кажется им надуманным, картонным? Всё может быть – сытый голодного не разумеет… :)
Роман Самойлов 08.07.2012 11:08 • Заявить о нарушении
Роман, добрый день! Спасибо за развернутое мнение. Я, все же, в очередной раз позволю себе не комментировать весь рассказ, но по двум пуктам - коротенько:
ЛГ не может и не умеет говорить и думать иначе!
(в значительной степени это касается и автора)
"- Чтоб вас самих черти взяли! – даже в детстве меня никто не называл собачьей кличкой, и плетусь с разноцветной улицы во двор, где меня среди завалов пустых ящиков ждут."(с)
не знаю, встречались ли вам семьи, в которых дед к четырехлетнему внуку обращается не иначе, как на "вы"? Кембридж!
Автору кажется, что в тексте есть ответ на любой вопрос, в том числе и по тем пунктам, которые отметили вы (не исключено, что автор мог что-то и упустить, но ему так искренне кажется сейчас) Нужно ли к характеру ЛГ добавлять какие-либо характеристики после этой фразы? В ней есть все - и вековые традиции семьи и в последние годы преобретенное во время блуждания по улицам.
Второе - касательно финала. Конечно же я его не буду менять - он такой, каким был нужен автору. Финал - смерть.
Он выбрасывает трубку, он больше не сможет ответить на звонок, он идет в ночь испытать судьбу, даже если в очередной раз он останется жить после "еще страшнее", он шагнет в следующую ночь, чтобы испытать очередную отметку - "еще страшнее", и так до конца, пока судьба не устанет его беречь.
Спасибо Вам!
Бельский 08.07.2012 14:05 Заявить о нарушении
ЛГ не может и не умеет говорить и думать иначе!
(в значительной степени это касается и автора)
"- Чтоб вас самих черти взяли! – даже в детстве меня никто не называл собачьей кличкой, и плетусь с разноцветной улицы во двор, где меня среди завалов пустых ящиков ждут."(с)
не знаю, встречались ли вам семьи, в которых дед к четырехлетнему внуку обращается не иначе, как на "вы"? Кембридж!
Автору кажется, что в тексте есть ответ на любой вопрос, в том числе и по тем пунктам, которые отметили вы (не исключено, что автор мог что-то и упустить, но ему так искренне кажется сейчас) Нужно ли к характеру ЛГ добавлять какие-либо характеристики после этой фразы? В ней есть все - и вековые традиции семьи и в последние годы преобретенное во время блуждания по улицам.
Второе - касательно финала. Конечно же я его не буду менять - он такой, каким был нужен автору. Финал - смерть.
Он выбрасывает трубку, он больше не сможет ответить на звонок, он идет в ночь испытать судьбу, даже если в очередной раз он останется жить после "еще страшнее", он шагнет в следующую ночь, чтобы испытать очередную отметку - "еще страшнее", и так до конца, пока судьба не устанет его беречь.
Спасибо Вам!
Бельский 08.07.2012 14:05 Заявить о нарушении
Борис, я и не надеялся на то, что Вы что-то измените в рассказе - просто недавно я решил для себя, что писать рецензии следует исключительно ради удовольствия, и прежде всего – своего собственного :) Ну право же, не так уж интересно просто анатомировать произведение. Здесь, на Прозе, отзыв хорош, если в нём присутствует элемент представления – как в рецензиях Марины, к примеру :) Чётко слышимая интонация, много юмора («Игла в яйце», к примеру, и рецензия на моего «Невидимого»), много экспрессии – личного отношения, в общем, неравнодушия. В данном случае я получил особое удовольствие, развивая отдельные мотивы и генерируя сюжетные ходы, гипотезы и образы. Воспользовался поводом включить воображение :) У меня тут, как у Людмилы Душкиной - "совпало". Ну, и пошалил немножко, конечно.
Я понимаю, что герой не может говорить и думать иначе - да и зачем бы? Нормальный такой получился мысленный монолог - естественно драматичный, обоснованно драматичный, достоверный. Кстати, как я заметил, говоря о естественности прямой речи, люди часто не различают мысленный монолог и просто бесконечную болтовню ума - обрывочную и невнятную. Мысленные монологи - они всегда постановочные, они драматизированы, произносятся как со сцены, с чувством, с тактом, с расстановкой, на эмоциональном подъёме. И такие монологи произносят все люди - от грузчика до академика. Они даже на уровне физиологии сильно отличаются от неконтролируемой болтовни ума.
Если описывать совсем уж натуралистично, то болтовня ума состоит из недоразвитых словесных выкидышей, слова проскальзывают по поверхности сознания, царапая его, в основном, корневыми согласными, при этом аффиксы обычно редуцированы, а гласные выражены очень условно - они только подразумеваются, тогда как согласные ощущаются вполне физиологично - даже когда мы всего лишь мысленно произносим слова, наш речевой аппарат напрягается и совершает почти ту же работу, что и при произнесении слов вслух, только напряжение мышц не так интенсивно. У кого-то эти процессы выражены более явно, у кого-то менее, но рефлекторно полупроизносят слова - все. И если взять символы, используемые для транскрибирования, можно графически отображать эти речевые акты, и это будет натуральнейший натурализм. Однако что ж теперь - не составлять же из болтовни ума художественные произведения?
Драматизированные мысленные монологи полупроизносятся более отчётливо. Есть люди, которые вообще произносят их, представляя себе некое подобие сцены: вокруг мрак (в голове-то темно!), говорящий стоит в конусе света и озвучивает свои мысли - чётко, артикулированно, следя за интонацией, литературностью языка и ясностью формулировок. Причём, люди стараются говорить более красиво, чем в жизни - умеют ли, не умеют ли, это уже дело десятое - стараются.
Вот так вот. И нет надобности оправдывать героя Кембриджем и воспитанием - разве что в момент обращения к сотоварищам-бомжам. Всё в рассказе естественно, и такая изумительная культура речи - на Прозе редко встретишь подобное.
Надеюсь, мой монолог не слишком утомил присутствующих :) Пятнадцать лет собираю всякие интересные мелочи, расспрашивая людей, как они общаются с собой - и когда есть повод, трудно удержаться и не разболтаться вот так вот :)
Роман Самойлов 08.07.2012 23:18 Заявить о нарушении
Я понимаю, что герой не может говорить и думать иначе - да и зачем бы? Нормальный такой получился мысленный монолог - естественно драматичный, обоснованно драматичный, достоверный. Кстати, как я заметил, говоря о естественности прямой речи, люди часто не различают мысленный монолог и просто бесконечную болтовню ума - обрывочную и невнятную. Мысленные монологи - они всегда постановочные, они драматизированы, произносятся как со сцены, с чувством, с тактом, с расстановкой, на эмоциональном подъёме. И такие монологи произносят все люди - от грузчика до академика. Они даже на уровне физиологии сильно отличаются от неконтролируемой болтовни ума.
Если описывать совсем уж натуралистично, то болтовня ума состоит из недоразвитых словесных выкидышей, слова проскальзывают по поверхности сознания, царапая его, в основном, корневыми согласными, при этом аффиксы обычно редуцированы, а гласные выражены очень условно - они только подразумеваются, тогда как согласные ощущаются вполне физиологично - даже когда мы всего лишь мысленно произносим слова, наш речевой аппарат напрягается и совершает почти ту же работу, что и при произнесении слов вслух, только напряжение мышц не так интенсивно. У кого-то эти процессы выражены более явно, у кого-то менее, но рефлекторно полупроизносят слова - все. И если взять символы, используемые для транскрибирования, можно графически отображать эти речевые акты, и это будет натуральнейший натурализм. Однако что ж теперь - не составлять же из болтовни ума художественные произведения?
Драматизированные мысленные монологи полупроизносятся более отчётливо. Есть люди, которые вообще произносят их, представляя себе некое подобие сцены: вокруг мрак (в голове-то темно!), говорящий стоит в конусе света и озвучивает свои мысли - чётко, артикулированно, следя за интонацией, литературностью языка и ясностью формулировок. Причём, люди стараются говорить более красиво, чем в жизни - умеют ли, не умеют ли, это уже дело десятое - стараются.
Вот так вот. И нет надобности оправдывать героя Кембриджем и воспитанием - разве что в момент обращения к сотоварищам-бомжам. Всё в рассказе естественно, и такая изумительная культура речи - на Прозе редко встретишь подобное.
Надеюсь, мой монолог не слишком утомил присутствующих :) Пятнадцать лет собираю всякие интересные мелочи, расспрашивая людей, как они общаются с собой - и когда есть повод, трудно удержаться и не разболтаться вот так вот :)
Роман Самойлов 08.07.2012 23:18 Заявить о нарушении
Однако что ж теперь - не составлять же из болтовни ума художественные произведения?(с)
Очень интересно!
Для меня интересно тем, что я затеял написать нечто крупное, это крупное по прошествии четырех месяцев, очень опасаюсь, перерастает почти в роман. Не буду вдаваться в подробности, но главная техническая задача - по возможности обойтись в диалогах, внутренних монологах без существительных, глаголов и прилагательных. Оказалось - невероятно трудно. Но ведь в повседневной жизни при передаче информации мы чаще всего умудряемся обходиться без слов, отосящихся к перечисленным категориям.
Вот такое неожданное совпадение...
Бельский 08.07.2012 23:49 Заявить о нарушении
Очень интересно!
Для меня интересно тем, что я затеял написать нечто крупное, это крупное по прошествии четырех месяцев, очень опасаюсь, перерастает почти в роман. Не буду вдаваться в подробности, но главная техническая задача - по возможности обойтись в диалогах, внутренних монологах без существительных, глаголов и прилагательных. Оказалось - невероятно трудно. Но ведь в повседневной жизни при передаче информации мы чаще всего умудряемся обходиться без слов, отосящихся к перечисленным категориям.
Вот такое неожданное совпадение...
Бельский 08.07.2012 23:49 Заявить о нарушении
Все же, видимо, я открою страницу ненадолго.
Не хорошо как-то - надо бы пригласить Людмилу и Аманду, но Марина может (и правильно сделает) собрать половики по комнатам и пожечь скамейки.
Бельский 09.07.2012 00:00 Заявить о нарушении
Не хорошо как-то - надо бы пригласить Людмилу и Аманду, но Марина может (и правильно сделает) собрать половики по комнатам и пожечь скамейки.
Бельский 09.07.2012 00:00 Заявить о нарушении
Да тут вообще много совпадений - просто не все озвучены :) А включать транскрибированную болтовню ума в тексты я уже пытался, но без подтасовок не обойтись - честно отражённые звуки реальной речи с листа практически не воспринимаются как нечто имеющее смысл. Графическое отражение речевых актов отстаёт от языковых реалий примерно на пятьсот лет :) А мысленные монологи произносятся, пожалуй, вообще языком будущего.
Без глаголов в повелительном наклонении не обойтись никак :) Не тумаками же изъявлять свою волю :)
Роман Самойлов 09.07.2012 00:06 Заявить о нарушении
Без глаголов в повелительном наклонении не обойтись никак :) Не тумаками же изъявлять свою волю :)
Роман Самойлов 09.07.2012 00:06 Заявить о нарушении
"Без глаголов в повелительном наклонении не обойтись никак :) Не тумаками же изъявлять свою волю :)"
- я часто пользуюсь/овалась инфинитивным письмом /в поэзии/
Борис, про половики ничего не поняла) но хорошо, что открыл
Марина Гареева 09.07.2012 00:11 Заявить о нарушении
- я часто пользуюсь/овалась инфинитивным письмом /в поэзии/
Борис, про половики ничего не поняла) но хорошо, что открыл
Марина Гареева 09.07.2012 00:11 Заявить о нарушении
Дык... где поэзия и где жисть! Хотя инфинитивное волеизъявление возможно, конечно, но, боюсь, окружающие взвоют: "Что за тон! Как вы смеете приказывать!" :) (ну, типа "лежать!" "сидеть!") :)
Роман Самойлов 09.07.2012 00:17 Заявить о нарушении
Роман Самойлов 09.07.2012 00:17 Заявить о нарушении
ну, Жолковский о ней хорошо писал, если окружающие не читали того же Бродского, то они могут лежать и читать лёжа - что вредно, но не пользоваться императивами или возмутивами :)
Марина Гареева 09.07.2012 00:24 Заявить о нарушении
Марина Гареева 09.07.2012 00:24 Заявить о нарушении
его-то я всё никак не прочту :( вот
/приведу кусок из обзорной статьи своей/:
«Этюд в инфинитивных тонах» Жолковского.
О Жолковском я узнала совершенно случайно: во время одной из достаточно нудных конференций, из ряда тех, что пробуждают естественные чувства – желание есть и спать, я буквально подпрыгнула, услышав от одного из докладчиков, явно выбивающегося из сонно-голодной массы, о инфинитивном письме Бродского, разобранном до основания Жолковским. Нужно признать, что в этом был личный интерес: истерзанная своими инфинитивами в стихах, я была не то что рада услышать, что кто-то ещё так писал, это было бы очень мягкое "не то что"; новость, что есть такая штука и что она существовала до меня и мыслила, и была осмысленной – стала для меня сродни бутылки, прибившейся к необитаемому острову. А в статье Жолковского я нашла очень точную отметку «иного мира»:
«Инфинитивное письмо отлично от другого минималистского стиля (…) Классические Шепот, робкое дыханье... и Ночь. Улица. Фонарь. Аптека… представляют описываемое как имеющее место здесь и сейчас. Инфинитивы, напротив, трактуют о неком “там” - виртуальной реальности, которую поэт держит перед мысленным взором в порядке “медитации об ино-бытии” (медитации, насущность которой усиливается благодаря наличию у русского инфинитива также значения повелительности; соображение Т. Д. Корельской)»
(http://www-bcf.usc.edu/~alik/rus/ess/etk.htm).
Такой маячок – определения «там» – действительно помог мне не разувериться в своём «инфинитивном финте» (моём любимом определении, подаренном Серёжкой Юревичем) и отпугнувшем добрую половину моих читателей.
{Для злой, что осталась, могу сказать только, что мне так уютно «не-быть» в инфинитивах, потому что они дают возможность быть в тех состояниях и ипостасях, которые невозможно измерить даже категориями «я»/«ты», не то что особами. Кроме того, инфинитивы позволяют посмотреть на себя глазами тени, крепко пришитой – с изнанки или лицевой. И передать «тебя», не оставляя ненужных следов (даже без аллюзий на мою любимую повесть А.Ра). Или же передать Бога, что в тебе (во мне и в каждом), но намного больше всех нас. Впрочем, пока мне сложно сформулировать своё отношение к своей же инфинитивной поэзии столь точно, сколь удалось написать о ней Жолковскому}.
Марина Гареева 09.07.2012 00:33 Заявить о нарушении
/приведу кусок из обзорной статьи своей/:
«Этюд в инфинитивных тонах» Жолковского.
О Жолковском я узнала совершенно случайно: во время одной из достаточно нудных конференций, из ряда тех, что пробуждают естественные чувства – желание есть и спать, я буквально подпрыгнула, услышав от одного из докладчиков, явно выбивающегося из сонно-голодной массы, о инфинитивном письме Бродского, разобранном до основания Жолковским. Нужно признать, что в этом был личный интерес: истерзанная своими инфинитивами в стихах, я была не то что рада услышать, что кто-то ещё так писал, это было бы очень мягкое "не то что"; новость, что есть такая штука и что она существовала до меня и мыслила, и была осмысленной – стала для меня сродни бутылки, прибившейся к необитаемому острову. А в статье Жолковского я нашла очень точную отметку «иного мира»:
«Инфинитивное письмо отлично от другого минималистского стиля (…) Классические Шепот, робкое дыханье... и Ночь. Улица. Фонарь. Аптека… представляют описываемое как имеющее место здесь и сейчас. Инфинитивы, напротив, трактуют о неком “там” - виртуальной реальности, которую поэт держит перед мысленным взором в порядке “медитации об ино-бытии” (медитации, насущность которой усиливается благодаря наличию у русского инфинитива также значения повелительности; соображение Т. Д. Корельской)»
(http://www-bcf.usc.edu/~alik/rus/ess/etk.htm).
Такой маячок – определения «там» – действительно помог мне не разувериться в своём «инфинитивном финте» (моём любимом определении, подаренном Серёжкой Юревичем) и отпугнувшем добрую половину моих читателей.
{Для злой, что осталась, могу сказать только, что мне так уютно «не-быть» в инфинитивах, потому что они дают возможность быть в тех состояниях и ипостасях, которые невозможно измерить даже категориями «я»/«ты», не то что особами. Кроме того, инфинитивы позволяют посмотреть на себя глазами тени, крепко пришитой – с изнанки или лицевой. И передать «тебя», не оставляя ненужных следов (даже без аллюзий на мою любимую повесть А.Ра). Или же передать Бога, что в тебе (во мне и в каждом), но намного больше всех нас. Впрочем, пока мне сложно сформулировать своё отношение к своей же инфинитивной поэзии столь точно, сколь удалось написать о ней Жолковскому}.
Марина Гареева 09.07.2012 00:33 Заявить о нарушении
/но это для другой дискусии тема/
Борис, мне было бы интересно вот что, разложить твой рассказ по временам - именно английским - conditional, future in the past, or? то есть мне кажется, в такой грамматике - сразу бы стала видна нелинейная логика
но поскольку я в своем анализе ушла к нарушению преемственности Г., разделив одну ночь на героев (так или иначе) выбравших одну ж. - смерть, и вопросу Е д и н с т в е н н о й Её, то я эту тему оставила. но - если ты сам не - посмотри на него в таком разрезе /если не смотрел до, конечно/ англ. грамматики
Марина Гареева 09.07.2012 00:43 Заявить о нарушении
Борис, мне было бы интересно вот что, разложить твой рассказ по временам - именно английским - conditional, future in the past, or? то есть мне кажется, в такой грамматике - сразу бы стала видна нелинейная логика
но поскольку я в своем анализе ушла к нарушению преемственности Г., разделив одну ночь на героев (так или иначе) выбравших одну ж. - смерть, и вопросу Е д и н с т в е н н о й Её, то я эту тему оставила. но - если ты сам не - посмотри на него в таком разрезе /если не смотрел до, конечно/ англ. грамматики
Марина Гареева 09.07.2012 00:43 Заявить о нарушении
Марин, я не пробовал именно с английскими, но с временами в этом рассказе есть один фокус ;)
я, объясняя этот рассказ в это свое пришествие на сайт, много раз упоминал, что финал рассказа - смерть, конечно же, если читать рассказ формально - это так и есть, но в этом есть и авторское лукавство отчасти. Если все же кто-то захочет докопаться до сути этого рассказа и доберется до глагольных времен, то сможет обнаружить, что у героя все равно остается выбор.
Городской Бомж 09.07.2012 00:50 Заявить о нарушении
я, объясняя этот рассказ в это свое пришествие на сайт, много раз упоминал, что финал рассказа - смерть, конечно же, если читать рассказ формально - это так и есть, но в этом есть и авторское лукавство отчасти. Если все же кто-то захочет докопаться до сути этого рассказа и доберется до глагольных времен, то сможет обнаружить, что у героя все равно остается выбор.
Городской Бомж 09.07.2012 00:50 Заявить о нарушении
/я его чувствую, но не готова озвучить - объяснить/
пусть докопают!
Марина Гареева 09.07.2012 01:06 Заявить о нарушении
пусть докопают!
Марина Гареева 09.07.2012 01:06 Заявить о нарушении
впрочем, для читателя это и не важно абсолютно, чего там автор с временами и прилагательными навертел. если у читающего есть это ощущение, значит получилось то, что должно было получиться.
Городской Бомж 09.07.2012 01:13 Заявить о нарушении
Городской Бомж 09.07.2012 01:13 Заявить о нарушении
иногда пересказ только искажает, поэтому я его опасаюсь :(
Марина Гареева 09.07.2012 01:33 Заявить о нарушении
Марина Гареева 09.07.2012 01:33 Заявить о нарушении
Рома, привет. Приятно встретиться с тобой вот на таких непредсказуемых перекрестках Прозы. Чудесно твое многословье в рецензиях. Нет, это не сарказм - счастлив тот автор, которому пишут рецензии в объеме его текста. Я бы хотел всех помирить. Чертов норвежец, который не понимает ни хохляцкой, ни польской речи, пся крев. Да, мне близка железная логика текста, четкий нарратив, оправданный в каждой букве, каждой запятой... Но ведь каждому близко свое - кому арбуз, кому свиной хрящик...
Я бы все-таки по осени , в период обострения, когда всем нам плохо, хотел бы увидеть и тебя на нашей странице. Ну и Бориса, конечно. Надеюсь, я понятно выразился на этот раз?)))
Хельги Нордкап 21.07.2012 21:44 Заявить о нарушении
Я бы все-таки по осени , в период обострения, когда всем нам плохо, хотел бы увидеть и тебя на нашей странице. Ну и Бориса, конечно. Надеюсь, я понятно выразился на этот раз?)))
Хельги Нордкап 21.07.2012 21:44 Заявить о нарушении
Лёш, привет! Я тоже рад тебя видеть :) Спасибо за похвалу :) Маша тебе ручкой машет :)
Но на страницу клуба даже не зови – все эти посиделки только время и силы отнимают, ничего не давая взамен. Лично с тобой я всегда буду рад обсудить всё что угодно. Даже не просто рад – прямо-таки счастлив :) Но общение с людьми, к которым я не испытываю ни малейшего уважения и мнение которых мне совершенно не интересно – оно ж ничего кроме раздражения не принесёт. Ни мне, ни им. На одной площадке с МММ и К@ мне делать нечего.
Роман Самойлов 22.07.2012 01:40 Заявить о нарушении
Но на страницу клуба даже не зови – все эти посиделки только время и силы отнимают, ничего не давая взамен. Лично с тобой я всегда буду рад обсудить всё что угодно. Даже не просто рад – прямо-таки счастлив :) Но общение с людьми, к которым я не испытываю ни малейшего уважения и мнение которых мне совершенно не интересно – оно ж ничего кроме раздражения не принесёт. Ни мне, ни им. На одной площадке с МММ и К@ мне делать нечего.
Роман Самойлов 22.07.2012 01:40 Заявить о нарушении
Алексей, спасибо за приглашение, хоть и косвенное. Мне вряд ли захочется еше раз побывать в вашем гадюшнике. Не знаю, для чего это нужно Вам лично, но мне-то это точно неинтересно. Выступать где бы то ни было шутом - поищите дуругих охотников. Впрочем, за приглашение саписибо, плохо, что приглашение формально - Вы ведь лично не можете гарантировать ничего. Ни критики, декларированной Клубом, ни даже адекватного отношения к вашим гостям. Всего доброго.
Бельский 22.07.2012 23:47 Заявить о нарушении
Бельский 22.07.2012 23:47 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.