Прометей

«Прометей», безусловно, вопиющая неудача. Сценарные промахи и просто глупости вызывают или недоумение или раздражение, а в финале – бац! – и ничего. «Где катарсис, вашу мать»!  - вопрошает недоуменный зритель. А нет его. Не предусмотрен. Даже пиво с попкорном усваиваются под эту картину как-то грустно и вяло, будто у вас катар желудка или хроническое расстройство кишечника. Такова неизбежная сила разочарования. Но есть важный момент, из-за которого, собственно, и стоит тратить буквы.
В европейском искусстве, и в кино в том числе, с его явными и неявными христианскими (или антихристианскими, что, по сути, одно и то же) мотивами, очень редко встретишь произведение, пропитанное гностическим мировоззрением. Даже явное возмущение мироустройством выливается в какую-нибудь дьявольщину, возмущение против бога и религии, но, как бы там ни было, все это происходит в рамках все той же чисто христианской культуры. А тут на тебе – явно выраженный гностицизм! Немного для справки: гностицизм – туева хуча всяческих учений, получивших распространение параллельно с христианством в Египте и Сирии; суть иногда весьма отличающихся друг от друга учений гностиков в том, что мир изначально ущербен и создан морально и умственно неполноценным существом; иначе говоря, мир есть зло, как и человеки, его населяющие.
Нужно сказать, что в «Прометее» гностические взгляды получились скомканными и неразвитыми, как и все, что наполняет пространство фильма, но они присутствуют именно как определенная система. Если взять «Меланхолию» Ларса фон Триера, то там мироотрицание – это, скорее, диагноз, потому этот фильм более относится к области психиатрии, нежели мировоззрений. В «Прометее» же гностический ужас перед лицом несовершенства и убожества мира был задавлен неуместным в этом случае и традиционным до колик голливудским мирспасайством. Предшественница отважной Уивер жертвует своей печенью здравым смыслом (аки Прометей в мифе), чтобы спасти прогнившее, обуржуазившееся человечество, жующее рябчиков с ананасами.
Странно, что некоторые рецензенты обвиняют Ридли Скотта в человеконенавистничестве. Ничего подобного! Он по-прежнему любит его пламенной любовью, спасает от инопланетных монстров и рушит надежды всяческих мизантропов. А ведь как было бы замечательно, если бы космическому бублику с личинками смертоносных монстриков дали спокойно улететь на Землю. Более того, помогли бы как-нибудь. Пирогов на дорогу напекли бы, что ли… Какой величественный был бы финал! Но, увы, карающего создателя предлагают на завтрак Чужому (будто кроме него, некого было хавать!) и все. Эх, Ридли, Ридли, какой же ты все-таки Скотт…