***

  Письмо. От желтого конверта с марками, которое мне вручила сотрудница почты, исходил невидимый аромат угрозы и неприятностей. За несколько лет я научился распознавать эмоции, которые несли в себе книги и письма. Заходя в книжный, просто проведите рукой над корешком книги, вдоль её страниц. Чувствуете? Нет? Не мудрено, ведь вы же не смотритель маяка с двенадцатилетним стажем.


Почему я пошел на маяк? Большинство скажет, что это стремление к уединению, и окажутся правы. Да, действительно, это одиночество. Это мысли, это записи на блокнотах, это наблюдение за маяком. А ещё это ответственность. После скандального увольнения с предыдущей работы по причине своей расхлябанности, я решил, что буду  тренировать внимательность и аккуратность. Ведь можно было бы записаться на какую-нибудь полярную станцию, или в долгие исследовательские плавания. Но на полярной станции живут люди, и я был не уверен, что смогу полгода видеть и говорить с одними и теми-же пятью человеками. А на дальние плавания я не прошел по здоровью. Однако видя мое разочарование, врач посмотрел так, поверх очков, написал на листочке телефон, и сказал, чтобы я перезвонил через два дня.
Я перезвонил. Сухой голос сказал, что можно занять вакансию в Морском ведомстве, но она немного специфична. И если я соглашусь, то придется пойти учиться на курсы. Я поморщился немного от этого факта, но вздохнул и согласился.


И вот уже тринадцатый год я – смотритель маяка. Маяка старого типа, с линзами, ртутью. Маяка, требующего ухода и протирки, регулярных осмотров. Отпускающего от себя  раз в месяц. Раз в месяц я закрывал дверь, шел в гараж, пристроенный к зданию маяка. Там стоял старенький байк, накрытый брезентом. Это, на самом деле,  было единственное мое богатство, когда я сюда приехал. В кофре сзади была казенная зюйдвестка с капюшоном, бинокль и в кармане ключ от здания. Ключ пришлось забирать у предыдущего  смотрителя, в больнице.  Его сократили на пенсию, и старик не смог пережить этого. 
Из вещей, среди которых я жил, лишних не было. Да и кому пришло бы в голову тащить предметы роскоши – наподобие письменного стола – на край Земли. В прямом смысле на край земли. Единственное, что я внес своего – соорудил из лежавшего штабеля досок небольшой шкаф, и поставил его рядом с сундуком, который служил кроватью и реже - обеденным  столом. На самом деле место было на редкость удачным. Винтовая лестница в совокупности с отсутствием излишков пищи  давала мне возможность держать себя в  форме. Необходимость выхода на открытый воздух в любое время года и суток закалило волю.


Я засунул письмо во внутренний карман куртки, надел  шапку, завел мотоцикл и поехал во второе из трех мест, которые я обычно посещал в городе. Книжный. Книжный магазин – это была моя Мекка, если хотите.  Радовало то, что в нем была система заказов книг. Срок доставки как раз составлял примерно месяц. Конечно, срок прочтения книги зависел от её интересности и увлекательности. Теперь вы понимаете, как можно определять эмоции, исходящие от книг?


С самого начала моей работы все казалось страшным и пугающим. Механизмы, лампы, линзы, стеклянный этаж с перилами- все это казалось частью какого-т о волшебства. Прошло время. Я прочел книги по оптике, основам электротехники и судоходства. Я научился сам исправлять мелкие поломки,  знать, когда может перегореть та или иная лампа. После прочтения умных книг волшебство обычно уходит. Но оно не ушло, оно превратилось в дружбу. Узнав об оптических осях, углах отражения, опознавательных знаках, путеводных каналах и преломлениях, я понял только одно. Маяк – это не волшебство. Это живой организм, такой же как и я или вы. Соответственно изменилось отношение. Вообще заметил, что живя в ограниченном одиночестве, начинаешь поневоле оживлять предметы. Я не сходил с ума, не называл инструмент, лежащий в ящике, именами девушек и знакомых из прошлой жизни. Вместе со мной было два одухотворенных существа: маяк и байк.  Возникает вопрос: а книги? Многие их тоже считают живыми существами. Нет, книги для меня- это просто книги. Наполненные эмоциями, чужими жизнями, событиями, информацией, передающие часть своих знаний и чувств моим блокнотам и моей голове.  На полках маленького шкафа стояли несколько технических справочников и книг. Все философское и художественное, после прочтения и частичного копирования умных отрывков я отдавал  детям в детском доме и в библиотеку. Продавец книжного магазина –я возложил на него эту непростую миссию. Может быть, он втихую продавал их по второму кругу – я не знаю. Но в конце концов – это на его совести. По отношению ко мне долг книг был выполнен полностью. Хранить несметное количество бумаги в своем уютном маяке я не собирался.


Поставив мотоцикл перед витриной книжного магазина, снял шапку и зашел внутрь. Сначала посмотрю, что у них в свободном доступе, а уже потом пойду за отложенными заказами.  История, философия, антиквариат в тяжелых переплетах, сборники картин знаменитых художников, собрания сочинений классиков, книги для детей. Все какое-то одинаковое по ощущениям для меня. Ровное и безэмоциональное, написанное не потому, что требовался выход эмоций, а потому, что нужно было написать. Что же, придется довольствоваться двумя заказанными ранее книгами. Со стороны, это, наверное, выглядело очень странно – по магазину идет человек, и ведет рукой по корешкам книг. Равномерно  проводит по всем стеллажам, и внезапно останавливается у стенда с уцененными книгами. Причина остановки была веской и значительной. С полки в мою голову ворвался прямо-таки вихрь. Свежий, морской,- причем возникло яркое ощущение, что я лечу, раскинув руки, над темным осенним бушующим морем. Ветер дует мне в лицо, проходит по коротким волосам, и я каждой клеточкой тела чувствую этот плотный встречный поток. Что-то безумно яркое и нетривиальное было в этой небольшой книге. Все, больше ничего яркого я не чувствую – пойду расплачиваться за сегодняшние приобретения, заеду за новым жалованием и к родному старине Майку.
Обе запакованные книги лежали на стойке. Положу их в рюкзак за спиной. Туда-же закину письмо, его черед ещё не пришел. В этом ещё одна прелесть книг. Если люди, сталкиваясь в другими людьми, меняют свое мнение, настроение, эмоции, то книги избавлены от этого.  Ветер, который жил в книге, никогда не смешается с угрозой, таящейся в письме, и я не получу в итоге ураган,  сметающий все на своем пути. Это отличное свойство.


Итак, финальный пункт моей вынужденной командировки - Морское ведомство, в чьем подчинении я официально находился. Двухэтажное старое здание,  в котором раньше была ещё и таможня, но в связи с резким ростом численности последней, её переселили в какое-то другое место.  Во всем здании я общался только с двумя людьми – с каптером и бухгалтером. Бухгалтера менялись довольно часто, что вносило известную долю хаоса в работу, и больше всего меня раздражало.  Вот и сейчас, за конторкой сидело новое женское лицо. Значит, полтора часа моей жизни можно вычеркнуть. Хорошо, что погода ясная.
-Добрый день – даже диалог она начала первой.
-Добрый. Я пришел за месячным жалованием и денежным довольствием. Моя фамилия Митчелл, я смотритель маяка на полуострове Холланда. Отдел портового хозяйства и прибрежных коммуникаций.
-Ой, подождите минутку, я тут новенькая, мне нужно посмотреть список, выписать вам ведомость и уже потом все вам в кассе выдадут. Митчелл, да?
-Да.
Потянулись минуты длительного ожидания, пока бухгалтер открыла картотеку, пока удостоверилась что я- это я, пока посчитала дни и высчитала сумму. Потом оказалось, что у неё закончились бланки ведомостей, и она пошла в соседний отдел копировать их. Судя по хронометру «Бреге», прошло час пятнадцать.
-Вот. Распишитесь вот тут в двух местах за жалование, вот тут за продуктовое довольствие и вот тут ещё два раза за материалы для маяка. Да. Отлично. Скажите, а вам там, наверное, очень одиноко?
Этот вопрос я слышу от каждого нового бухгалтера или инспектора, раз в год приходящего смотреть состояние маяка. Если бы я общался с остальными людьми, наверное частота вопроса увеличилась пятикратно.
-Нет,  мне не скучно. Спасибо.
Развернулся и пошел на второй этаж, к каптеру. Каптер был противоположность бухгалтеру. Пожилой моряк в отставке  с крепкими руками и толстыми узловатыми пальцами. Молчаливый, и за его молчанием чувствовалась надежность. Он сидел в отдельной комнате с открытым окном и курил трубку. Комнатка была маленькая и тесная для его габаритов, но из окна было видно море.
Он без слов пожал мне руку, как каждый месяц в течение десяти лет, встал, с трудом не задев полку, взял ключ от склада и мы пошли на выход из здания.
Уже подходя к дверям склада, он поежился, обернулся и сказал: «Новую форму выдали. Неудобная, тесная».
Открыв склад, выдал мне емкость с маслом, записал в журнал, дал мне расписаться и через семь минут мы стояли под осенним небом. Он набил табаком трубку, с удовольствием закурил, посмотрел на небо, и, выпустив клуб дыма, снова нарушил тишину.
-Зима через неделю. Грузовиком, как обычно?
-Да.
Мы пожали друг другу руки, он поправил кепку и пошел обратно в свой тесный кабинет, курить и смотреть на далекое для него море.


Да, кстати,  наступление зимы давало о себе знать. Надо будет побольше книг взять. Зимой судоходство становилось менее активным, но море не замерзало, потому полностью оно никогда не останавливалось. Сейнеры, мелкие шхуны, почтовые суда мелькали на поверхности круглый год. В связи с тем, что зимой на мотоцикле особо не поездишь, продукты и почту к маяку раз в месяц привозил военный грузовик. Я выбирался один раз за зиму, купить новых книг себе и отдать прочитанные людям.
А положил емкость к кофр, завел байк и аккуратно поехал по дороге. Путь занимал примерно час, если особо не торопиться. За это время я успевал отдохнуть от шумной городской суеты и вернуться в то состояние, которое должно быть у смотрителя маяка на краю земли.

 
Гараж был утеплен наравне с другими постройками, и в нем был выход сразу в «жилую» часть. Поставил «хонду», накрыл её чехлом, чтобы не пылилась. Надо будет слить все из бензобака, и потихоньку начинать готовиться к зимнему хранению. Обычно зимой я перебирал двигатель, красил  раму и бак, если была необходимость. Но из-за малого пробега и бережного отношения необходимость возникала раз в три-четыре года: влажный воздух давал о себе знать. Все, нужно занести масло в подсобку, дежурный осмотр Майка и можно садиться за письмо. Я не боялся того, что информация в письме негативно отразится на впечатлении о книгах. У меня достаточно времени, чтобы справиться с большинством эмоций. Это же не поезд, это маяк.
Поставил емкость в подсобку, переоделся в комбинезон и пошел осматривать своего подопечного. Все было отлично, как впрочем и всегда.

 
Майк был старой конструкции. Я читал, что новые маяки не требуют постоянного присутствия людей – там все автоматизировано и нужно только раз в месяц осматривать механизм и проверять оптику. В них интегрированы радиопередатчики, таким образом, маяки нового поколения выполняли больше функций и требовали меньших забот. В них было два минуса: во-первых,  они располагались на старых местах, и техники по обслуживанию должны были ездить в дальние командировки. Поскольку штат расширялся за счет административного персонала, один техник обслуживал до десятка маяков. Это гарантировало ему увлекательный график передвижения и возможность подрабатывать экскурсоводом в случае безработицы. Второй минус был гораздо весомее и существеннее: в маяках нового поколения не было души. Я постараюсь объяснить это, хотя понять это нелегко.


Вот вы встаёте утром по будильнику. Механический будильник, требующий регулярного завода, сверки стрелок. Если вам случается проспать, вы говорите «Я забыл завести будильник». Если ребенок роняет часы с полки, вы ругаете его, потом проверяете, не треснуло ли стекло, не повредились ли внутренности. Несете в ремонт, потом торопитесь забрать. Все так, я угадал? Если даже стекло треснуло, вы не выкидываете будильник. Да что там стекло – сколько в домах есть механических будильников, которые не ходят, но их не выбрасывают. Потому что вам нужно заботиться об этом механизме, проявлять свое участие в его судьбе. А теперь посмотрите на электронные часы, недавно вошедшие в моду. Упал, треснул экран – на свалку, покупать новые. Если опоздал, то «в будильнике батарейки сели». Вам не нужно принимать участие. Выставили правильное время при покупке – и все, забудьте. Ваше участие и забота- это отклик на душу того, о ком вы заботитесь. Если не смог донести до вас – извините, я не психолог и не оратор. Я смотритель маяка.


Оглядев в бинокль окрестности, и традиционно взглянув на небо и на барометр – это уже рефлекс, прикинул время, когда Майк первый раз подмигнет Вселенной.  Есть ещё пара часов на одиночество – пойду, посмотрю, что внутри желтого конверта и что снаружи книг.
Письмо было из Морского ведомства, которое я покинул пару часов назад. Причем аж целых четыре листа – то-то конверт выглядел раздутым и откормленным. В своем стремлении сэкономить на почтовых расходах чиновники ведомства упустили из поля зрения возможность вручения письма лично. Что же, у них это повсеместно. Итак, начнем по порядку, с листа, который лежал внутри.


«Уважаемый мистер Митчел! На основании и в соответствии с кучей бумажек, принятых кучей людей, вверенное вам имущество подлежит инспекторской проверке. Будет обследовано состояние как внешних элементов конструкции, так и вверенные Вам материально-технические ценности, полученные Вами за период с начала сего года. Кроме того, будет проведен аудит ведущихся Вами журналов учета и прочей документации, отражающей расход материалов на обслуживание вверенного Вам объекта. Визит комиссии назначен на такое-то число».
Такие письма я получал ежегодно. В разное время, но раз в год точно. В этом отношении новогодние открытки могли бы позавидовать Морскому ведомству. Насколько я знал, маяки, где полностью автоматизировались процессы, стали технически возможны всего пару лет назад. То есть порядка двадцати осталось живыми. Обычно комиссия состояла из проштрафившегося бухгалтера и техника. Техник подтверждал, что все исправно функционирует, бухгалтер сверяла это все со своими списками и они отбывали. Мой маяк проверяли самые проштрафившиеся и неугодные по одной простой причине – у меня всегда все было в порядке. Мне не приходилось накрывать роскошные столы, чтобы скрыть большой расход масла, которое с радостью продавалось  местным жителям и морякам. Даже на обслуживание мотоцикла я принципиально покупал «Castrol». Потому оглядев механизмы маяка, посмотрев кладовку и пролистав журналы, которые заполнялись мной в начале каждого года, они несолоно хлебавши уезжали в контору. Противно и обидно было другое: в письме ни разу не употреблялось слово «маяк». Объекты, имущество, сооружения…  Где маяк?  Я понимаю, что унификация и стремление к стандартам, но написать в двадцати письмах «маяк», думаю, не потребовало бы ничего, кроме желания и чувства человечности. С этим листом ясно. Держа в руках дешевую бумагу, не чувствовалось ничего, кроме пренебрежения. Причем это чувство шло не от бумаги, а от меня. Отложим его в сторону, к тринадцати другим таким-же дешевым листам.
Второй лист. Ого! Это что-то новенькое.


«Смотрителю маяка п-ова Холанд. Циркуляр. В связи с необходимостью приведения в единый вид всех сооружений, находящихся в ведомстве отдела портового хозяйства и прибрежных коммуникаций, Вам надлежит привести внешний вид маяка в соответствие с инструкцией номер такой-то от такого-то числа».
Ха! Это вы удачно прислали. Я как раз из города приехал. Мог бы и инструкцию посмотреть, и краски заказать. Теперь или шлите бригаду маляров, или ждите. С комиссией отправлю ответ. Прямо месяц активного внимания к моей персоне и переписки.


Третий лист. Целое распоряжение о создании комиссии, которая приедет меня инспектировать – логичное завершение листа номер один. И тут в моей голове зажглась лампочка: впервые за всю мою карьеру в состав комиссии включили врача.
Вот так сюрприз. От изменения численности состава комиссии у меня ничего не изменилось. Но зачем врач? Неужели с кем-то из смотрителей произошло несчастный случай или что-то ещё? Непонятно. А всякие непонятности таят в себе возможную угрозу. Самое плохое, что я не знал, какую роль будет выполнять этот врач, и как к этому готовиться. Хотя вредных привычек у меня не было, здоровье тоже отличное.А что ещё могут проверять врачи, кроме пульса и остроты зрения со слухом?


Последний из листов. Вот оно. Пальцы аж покалывает. Ощущения похожие на те, когда стоишь рядом с местом недавней грозы, когда воздух насыщен электричеством, запах озона. Закрыл глаза, глубоко подышал. Нужно спокойно прочесть, не поддаваясь соблазну прочесть по диагонали и сразу перейти к финалу. Тем более что текста было немного, четыре строки всего.
«Министр Морского ведомства такой-то, в целях  реализации программы оптимизации и экономии средств налогоплательщиков, внес на утверждение Парламента программу введения в строй маяков нового поколения, и модификации имеющихся. Принятие окончательного решения будет основываться на результатах ежегодной проверки. В случае наличия рациональных предложений просьба направить их в наш адрес».
Чёрт. Я свернул лист по линиям сгиба, и как-то инстинктивно огляделся по сторонам, как будто бы я совершал предательство или кражу, или убийство. У меня возникло ощущение, что маяк сейчас обрушится и похоронит меня под своими обломками. Нет. Не обрушился. Но в сердце неприятно и сильно кольнуло. Все эти листы встали на свои места.
Министр, известный инноватор и экспериментатор, решил сократить расходы на персонал и на обслуживание маяков, и заодно продемонстрировать, что он идет в ногу с техническим прогрессом. Для этого он внес в Парламент проект программы. Но просто со слов такие решения принять невозможно, потому была назначена проверка состояния маяков. С целью выявления неустранимых недостатков системы. Врач должен был констатировать заболевания и состояние смотрителей. В результате появится сводный отчет по всем маякам и их смотрителям, в котором будет указано, что происходят регулярные растраты казенных материалов, трудозатраты на содержание механизма маяка старого поколения неоправданно высоки, а смотрители – сплошные алкоголики и вообще больные люди. Чтож. Рано или поздно это должно было произойти.


Я опасался не чиновников, не лишения денег. Я боялся, что маяк отомстит. Потому я раньше времени пошел наверх по винтовой стальной лестнице, взял ветошь для протирки линз, проверил механизм, долил масла, почистил светильники. Жаль- осталось мало времени до начала работы, не успею убраться внутри. Хотя можно убраться внутри площадки – «тронного зала», как я его называл. Инвентарь был недалеко, рядом со шкафчиком для зюйдвестки и биноклем. Нужно было отвлечься на что-то монотонное, чтобы остыть и успокоиться после неприятной новости. Если вы думаете, что раз я живу на маяке, у меня не возникает никаких эмоций, вы ошибаетесь. Вы просто их не видите, вот и все.
Час до пробуждения. Отлично. Рука только потянулась к шкафчику, как я услышал удар. Не то, чтобы очень сильный, но слышный. Что-то ударилось в стекло. На подобные случаи стекло было изготовлено специальное, противоударное. Оно выдерживало натиск самых сильных ураганов и удары многотонных волн. Один раз я пережил ураган в башне. Несмотря на то, что стоял  внутри тронного зала и знал об ударопрочности стекла, отпечатки от пальцев на поручнях до сих пор можно разглядеть, если присмотреться.
Что же это было? Подойдя к стеклу, увидел на парапете, идущем вокруг башни, что-то бесформенное. Какую то небольшую бесформенную массу. Странно. Ветер не такой сильный, чтобы забросить что-то тяжелое на такую высоту. Человек тем более. Войну никто не объявлял. И тут кучка дрогнула и расправила крылья. Чайка.


Это была чайка. Обычно они облетали маяк, и я не мог понять, почему эта чайка ударилась в стекло. О том, что она ударилась – сомнений не было. След от удара был отчетливо виден на одной из стеклянных панелей. Удар был неслабый, более того он повредил самой чайке.
Птица встрепенулась, попыталась подняться, но неловко упала, потом ещё раз и ещё. Без помощи ей не справиться. Я схватил из шкафа штормовку, но не стал одевать, а накинув на руку, вышел на парапет. Ветер был сильнее, чем казалось изнутри. Чайка пыталась то ли ползти, то ли взлететь – у неё одинаково ничего не получалось. Опуская детали поимки и борьбы, а также момент укуса за руку, чайку я занес внутрь. Сидя внутри зюйдвестки, и видимо поняв, что есть её не собираются, она успокоилась. Что, пернатый – придется тебе участвовать в таинстве запуска маяка. Уж извини, оставить тебя одного боязно, а не будить маяк нельзя. Спустившись по лестнице, запустил дизель, вращающий механизм. Потом снова поднялся, проверил уровень масла, лампы и включил освещение. Луч света прочертил линию вдаль, потом мигнул и снова засветился. Здравствуй, Майк.


Пользуясь временем, я рассматривал пернатое существо. Вблизи чайка выглядела интересно. Окрашенная черным цветом голова, белая окантовка вокруг глаз, красный клюв. Вообще я первый раз держал в руках птицу, потому больше всего опасался повредить что-нибудь. Но судя по спокойному поведению, птице было комфортно.  Она оглядывала пространство вокруг себя, не кричала, не билась внутри куртки. Отдергивала голову, когда я приближал к ней руку, но это естественный рефлекс для существа, выросшего в дикой природе.
После этого передо мной встал ряд вопросов.
Во-первых, питомца надо было кормить. Шанс выпустить его прямо сейчас я отмел сразу. Несмотря на видимую нормальность, могли быть какие- то повреждения, в том числе и внутренние. Потому под моим присмотром, хоть я и никакой орнитолог, птица проживет тут месяц-другой, а потом выпущу её на волю. В день чайке нужно грамм 150 мяса или рыбы. Это примерно килограмм в неделю.  Так. Придется немного затянуть пояс. И нужно придумать что-то с местом проживания. В принципе можно отгородить угол рядом с собой. Это будет лучшим вариантом, и решением второго вопроса.
Третий вопрос – нужен врач, и желательно ветеринар. Но если я повезу птицу в город, то… Тут я, возможно, допустил самоуверенную ошибку, но решил так: я не буду вмешиваться. Если птица выживет, то выживет. Я буду лишь необходимо вмешиваться- кормить, поить и беречь в миру сил.
Так у нас с Майком поселился постоялец.


Привычка делать все всерьез и надолго не оставила меня, потому в вольере для Джона (да, я назвал чайку Джоном. Вообще хотел Джонатаном, но это длинно и слишком заковыристо), думаю, можно было бы поселить даже пару-тройку собак. Из старых тряпок сделал ему нечто вроде мягкого гнезда,  чтобы было удобно. Поставил тарелку с водой. Все это время, пока я возился со строительством, пернатый спокойно лежал в штормовке и внимательно наблюдал за моими действиями. Вообще, должен заметить этот представитель отряда чаек был на редкость спокоен и... разумен, что ли. Никаких истерик, хаотичных метаний по башне маяка, криков, гвалта.
Место обитания было готово. Теперь предстояло самое сложное и неизвестное для меня. Нужно было осмотреть Джона и постараться понять, что с ним. На всякий случай я заранее приготовил перекись водорода, бинты из аптечки, пластыри и прочие перевязочные. Итак, начнем. По моим начальным орнитологическим знаниям, птица выглядела изможденной и исхудавшей. Крылья поломаны не были, это отлично. Была незначительно повреждена лапа. Перелома вроде не было, очень похоже на ушиб. Место ушиба я точно определил по тому, как Джон ткнул меня клювом в руку. До крови. Отлично, что сказать. Зато пригодился пластырь. Бинт я разрезал на пару тонких лент и замотал ими лапу птицы. Со стороны выглядело забавно- из-за бинта лапа не сгибалась, и чайка ходила, припадая на одну лапу. Но уже потихоньку ходила. Надо было решать с пропитанием. Решать нужно было срочно. Чтож, пока мы будем вдвоем на одних харчах. Я сходил в гараж, сделал небольшой щит, краской написал на нем «куплю рыбу» и нарисовал стрелку. Потом оделся, сходил к перекрестку и вбил щит на перекрестке.

Через пару дней раздался стук в дверь. На пороге стоял средних лет мужчина.
-Я по объявлению, что на щите у перекрестка. Это вы хотели купить рыбу?
-Да.
-Сколько тонн вам нужно?
-Мне нужен килограмм в неделю на ближайший месяц.
-Тьфу ты, - торговец сплюнул- зря ехал только.
Развернулся, залез в свой джип, и ревя мотором, уехал обратно в сторону дороги.
Ну нет так нет.
-Слышишь, Джон — тебе сколько тонн надо? Чтобы не лопнуть и откормиться?
Чайка посмотрела, наклонив голову, потом отвернулась, и заснула, накрывшись крылом. В наличии сарказм. Следующим, кому я открыл дверь, был настоящий дед. Он сосредоточенно посмотрел на меня, и спросил, зачем мне рыба. Ответ «на прокорм чайки» его ничуть не удивил, и он сказал, что за гульден в день он будет приносить килограмм. Он все равно на пенсии, и ходит рыбачить каждый день мимо маяка. Я выдал ему семь гульденов аванса, мы пожали руки и разошлись. Теперь, когда Джон был рядом, и жизнь вошла в свое прямолинейное русло, я вернулся к чтению. Сначала взял в руки ту книгу, которая вызвала у меня шторм в голове. Штормом дело не закончилось, и увидев название, я сел на сундук. Сидя, я перевел взгляд на чайку. Потом на книгу. Потом опять на чайку. Пернатый, в свою очередь смотрел, по привычке наклонив голову, и мне казалось, что будь у него рот, он бы ухмылялся во все имеющиеся зубы. Книгу написал Ричард Бах, называлась она «Чайка по имени Джонатан Ливингстон».


Прочитав книгу за ночь, я понял, что совпадения в этой жизни бывают гораздо чаще и гораздо шире, чем можно было бы ожидать. Вы не читали? Исправьте это, прочтите. Может быть, вы частично поймете мои чувства. Хотя бы частично.
Первый раз я не выспался. Я читал привычно медленно и вдумчиво, но книга настолько захватила меня, что я не смог оторваться и просидел всю ночь. В конце дня рыбак принес первую рыбу. И похоже, мы с Джоном радовались одинаково. А потом все завертелось в неожидаемо бешенном ритме. Но я опишу все, как обычно.
Во-первых, начала портиться погода. Барометр лег. Во-вторых, именно в этот момент приехала комиссия. Комиссия меня удивила. В её составе был тот самый немногословный отставной моряк, который служил каптером в Ведомстве. Бухгалтер оказался предсказуемо проштрафившимся. А вот третьим был не сухощавый старый человек в пенсне и халате, а молодой человек в костюме и с целой папкой бумаг. Это был не терапевт, не окулист и не лор. Это был психолог. Соответственно поведение каждого из них было отличающимся от остальных. Начала бухгалтер:
-Что у вас за щит на повороте? Вам, как государственному служащему, запрещено заниматься любой коммерческой деятельностью!
-Я не занимаюсь  коммерцией, извините. Я покупаю рыбу для питомца.
Тут настала очередь психолога что-то черкать в своем блокноте. Потом комиссия проследовала внутрь башни маяка, и тут случился второй забавный факт. Из вольера вышел Джон. Лапа у него вроде бы зажила, но бинты я ещё не снимал, и он продолжал хромать. Каптер, немногословный и молчаливый, захохотал в голос и не прекращал смеяться, пока у него не погасла трубка. Потом он произнес «Прям как морской волк, тысяча чертей».  Пока бухгалтер переписывала данные журналов, сверяла остатки и что-то черкала в своих ведомостях, небо приобрело оттенок свинца с резкими белыми разрывами. Барометр лежал как подкошенный. Оставив комиссию, я отправился наверх — включать маяк и проверить все перед надвигающимся штормом.  В том, что он надвинется вплотную, сомнений уже не было. Стоило лишь выглянут в окно. Я поплотнее закрыл двери тронного зала, подбавил яркости в лампы.
Спустился вниз,  там за меня принялся психолог. Он задавал вопросы, потом показывал картинки, цветовые пятна, заставлял проходить тесты. Потом что-то хмыкнул. В этот момент, словно подсмотрев, шторм ударил в башню. Каптер посмотрел на меня, закурил трубку, а потом пошел наверх. Я взял зюйдвестку, накинул её, и пошел за ним. Я понимал его, и мне было неуютно находиться в комнате с двумя бумажными червями. Джона я взял на руки, с собой.


Моряк стоял , глядя прямо перед собой, и напряженно выпуская клубы дыма. Я встал рядом и поставил Джона на пол. Одной рукой я по привычке взялся за поручень.
-Сам прилетел?
-Упал. О стекло ударился и лапу ушиб. Выхожу, отпущу.
-Чайка на песке — к шторму. Все правда. Если они плохое что то напишут, удавлю как щенков.
Меж тем шторм набирал обороты. Стекла держали удары, и они выдержат -я был в этом уверен. Но ощущение того, что тебя может просто раздавить и расплющить — не отпускало.[Стекло покрывалось водной пылью, которую нес ветер с моря. Подойдя вплотную, и посмотрев вниз, можно было увидеть, как многотонные волны бьются о край скалы, подбрасывая брызги до высоты тронного зала. Во вспышках молний ,в водяной пыли мелькнул силуэт чайки. Джон с интересом проследил её траекторию, потом отвернулся и стал смотреть вдаль, как бы полностью потеряв интерес. Я перевел взгляд на каптера. Он преобразился. Мне казалось, что даже лицом он стал моложе. Глаза загорелись, казалось, в них мелькают многочисленные плавания и каждый из мириадов брызг отражается в этих глазах. Быстрый взгляд на барометр – выйдя из пике, стрелка поползла вверх. В момент, когда я отводил глаз от стрелки, в стекло пришелся самый сильный удар стихии. Ветер принес целый столб воды. Удар был настолько силен и неожиданен, что я отшатнулся и снова хотел схватиться за поручень. Хотел, но… Но не схватился. Я сильнее, чем все штормы этой планеты. Каптер обернулся, оценил ситуацию.
-Северный конвой, Митчелл. Северный конвой. Я попал туда, когда был чуть младше тебя. Каждый вечер откалывать лед, чтобы многотонная его масса не потопила корабль. Пара зенитных установок, против девяток штурмовиков. Но мы снова и снова ходили туда. Если тебя выбрасывало за борт, у тебя была ровно минута. Потом ты становился льдом. Там не было места говорунам и пустым людям.
Это была самая длинная фраза за все время нашего общения. Я подошел и крепко пожал ему руку. Мне не нужно было ничего говорить. Следующий удар в стекло, совпавший с вспышкой молнии,  запечатлел моряка с трубкой, жмущего руку смотрителю маяка, и чайку, взирающую на это случайное братство. Ветер постепенно утихал, лоскуты темного неба уходили, кое-где уступая место спокойному, мирному небу. Я подобрал чайку на руки, и мы втроем пошли вниз, к остаткам комиссии.


Остатки комиссии старались напустить на себя вид, что все хорошо.  Все-таки переждать полутора часовой шторм вдали от цивилизации, в здании маяка –непросто для неподготовленных людей. Каждый из них стремился показать как он не боится, а достичь этого можно было только демонстрацией своих сильных сторон. Психолог, пошуршав бумагами, выдал что у меня повышенная асоциальность и некоторые из показателей критично высоки.
-Молодой человек, а по каким результатам? По Кеттелу, Роршарху или Люшеру? Эти тесты проходят сейчас опробацию, и пока носят статус «экспериментальных», насколько мне известно.  И какие именно из показателей могут быть критичны для смотрителя маяка?
На это он попытался что-то возразить, но моряк сказал «Все, проверка закончена. Все в порядке, мы уходим».  На улице дул не штормовой, но свежий ветер. Машина с испуганным водителем стояла неподалеку, и я услышал, как мой знакомый сказал в адрес комиссии : «Я, как председатель комиссии, жду от вас положительного отчета по этому маяку, тысяча чертей вам в глотку!!!».
Ничего себе поворот. Этот немногословный, сильный человек с трубкой – председатель комиссии.
-Вот так-то, Джон. Не всегда внешне люди соответствуют своему содержанию, друг мой. Вот и ты не так прост, как кажешься. Пойдем, нужно накормить тебя и почистить видимую миру часть тронного зала.
После штормов на карнизе, опоясывающем внешнюю часть тронного зала, было много песка и мелкого мусора. Конечно же, он не мог помешать работе маяка, но он нарушал порядок. Поэтому, посадив чайку в теплое мягкое жилище, я пошел наверх, взял ведро, щетку и на высоте тридцати метров стал наводить порядок. Но у меня в голове стояла совсем другая картина…


Море. Море и небо. Вроде бы они на разных противоположностях, но тут у них одно общее качество – они тяжелые. Тяжелое северное море и свинцовое штормовое небо. Корабль тяжело поднимается на гребне волны, и так же тяжело уходит вниз. В трюме – тюки со снаряжением, боеприпасами, одеждой, оружием. На палубе и на всем, что выше ватерлинии – лёд. Сверкающий, белый, скользкий. И тоже тяжелый. Ещё из тяжестей на сцене – молоток. Молодой парень, в шапке, бушлате и рукавицах, передвигается шаг за шагом, пристегнутый к леерам, и сбивает молотком лед. Если не скалывать лед, корабль утонет. Кто-то посреди моря бросает глубинные бомбы и охотится за подводными лодками. Кто-то стреляет из орудий главного калибра. А этот паренёк скалывает молотком лед с поверхности транспорта. Невооруженным взглядом видно, что с левого борта льда значительно больше – это последствия близких разрывов снарядов в воде. На тех местах, где лед сколот, можно увидеть ровные отверстия и рваные полосы металла – это осколки и снаряды. Это конвой. Северный конвой. «Улисс» уже ушел, включив прожектора, и теперь судьба транспорта зависит от боцмана и от этого паренька. На леерах перегородка, нужно улучшить момент и перезакрепить трос. Карабин щелкает, рука уже занесена, чтобы его закрепить на следующей секции, и корабль задевает бортом льдину. Удар, палуба сотрясается, и моряк летит за борт. После обжигающего холода он знает только одно – у него минута. Потом сердце не выдерживает. Нужно шевелиться, и он отчаянно пытается плыть. Вынырнув на поверхность, видит спасательный круг на веревке совсем рядом. Невероятное усилие, и он цепляется за него рукой. Боцман с несколькими матросами вытягивают его на последних секундах, на грани остановки сердца. Он стучит зубами, не может сказать ни слова, с трудом дышит, но боцман видит, что посиневшие руки не выпустили молоток из рук. Парня уносят в лазарет, а боцман одевает страховочный пояс и несмотря на то, что он содрал мясо с ладоней, продолжает отбивать лед с медленно идущего судна.


Прошло время. Житель исправно носил рыбу, Джон отъедался. Настал день, когда я начал бинтовать лапу, а он клювом отвел руку. Потом аккуратно шагнул. Ещё шаг, и ещё.
-Ты, это – смотри аккуратнее давай. А то знаю тебя- начнешь сейчас на скорость давить.
Чайка аккуратно взлетела и приземлилась мне на плечо. Мол, хватит говорить, пойдем наверх. В тронном зале чистота и порядок. Солнечный свет сиял сквозь стекла, и внизу, за пределами башни – искрился на выпавшем снеге. Джон встал на краю винтовой лестницы, посмотрел и полетел вниз. Пару раз он все же чиркнул крылом по поверхности каменной кладки , но в целом очень чисто и быстро спланировал вниз. Встречал он меня внизу, занятый поглощением куска рыбы. Оторвался, взглянул, первый раз крякнул за все это время, и продолжил еду. В общем, поправка прошла удачно, судя по всему.
В один из зимних дней приехал грузовик. Среди коробок с припасами и мешков круп, были книги и письмо. Не такое увесистое, как в прошлый раз. Но и не из одного листа, явно. Число книг превышало на одну число заказанных мной. На вопрос: не ошиблись ли они, солдаты уверенно ответили, что все точно. Забрали у меня коробку с прочитанным и уехали.
Перетаскав все в предназначенные места, вечером, после пробуждения маяка, я сел на сундук, чтобы посмотреть книги. Больше всего интересовала конечно же та, не заказанная мной.

 
«Полярный конвой» Алистера Маклина. На обложке надпись «Человеку и маяку» и размашистая подпись.  Вон оно как получилось…
Я отложил письмо. Ничего срочного там быть не могло по определению, и потому оно заняло свое место на шкафу между книгами.  Всему свое место и свое время. Джон отъедался, каждый день летая внутри маяка, а потом и на улице. Аккуратные, небыстрые полеты вокруг башни маяка. Обычная чайка. Через неделю он не стал возвращаться в свой угол, а полетел в тронный зал сам, и я понял, что он прощается. Что же, я сделал все что от меня зависело. Поднявшись наверх, я открыл дверь на парапет. Свежий морозный воздух ворвался в маяк, засеребрившись в вихре снежинок. Пернатый сел на поручень, и повернулся лицом ко мне. Я погладил его по голове,  а потом отошел назад, к двери. Потом Джон со скользнул с ограждения и на бреющем полете пошел над поверхностью моря, пару раз сделав «бочку» на прощание.
Прочитав книгу, присланную мне каптером и по совместительству председателем комиссии, я дошел до письма. Интересно, что Морское ведомство на этот раз имеет мне сказать? Листов было всего два. Начнем-с.


«По результатам проведенной проверки состояния маяков и персонала, числящегося на них, комиссия пришла к следующему выводу:
Замена маяков старого типа на полностью автоматизированные системы возможна. Однако нужно отметить, что затраты на переоснащение выше существующего уровня ежемесячных затрат на сегодняшний день.  К тому же, здания маяков могут быть использованы как убежища для населения  на случай штормов. Вместе с тем снижение роли человеческого фактора и рост технологий диктует необходимость модернизации оборудования во всех сферах хозяйства.
Таким образом, автоматизация целесообразна только в случае выхода из строя элементов маяка или смерти смотрителя».
Ну обрадовали, бюрократы. Отчет в стиле «не нашим, не вашим». Тут возможно, но не нужно. Там необходимо, но неэффективно.  Но про убежища – это сильно. В стопку входящей корреспонденции. Следующий лист.


«Уважаемый мистер Митчелл!
Изучив Ваше обращение по поводу приведения маяка в соответствие с инструкцией такой-то, сообщаем Вам следующее:
В бюджет ведомства на следующий год заложены затраты на материалы и трудозатраты на проведение работ. После осуществления работ, Вам будет необходимо представить финансовые и материальные отчеты о проведенных мероприятиях с обоснованием затрат.
Вместе с  тем, учитывая результаты проверки вверенного Вам сооружения и имущества, комиссия пришла к выводу, что автоматизация маяка на полуострове Холланд будет выполняться в последнюю очередь, после опробации и всестороннего исследования работы новой системы на других объектах ведомства».


Я улыбнулся.
-Майк, ты будешь самым долгоживущим и долгоиграющим маяком этой страны. А я –Смотрителем.