Бабушкины рассказы, заключение

И каких только случаев не рассказывала бабушка. Вот, к примеру, послушай-ка. Как и назвать, полюбились оне или блажь какая напала на их. Он то, вроде по любви, а она, просто выпряглась на волю от родителев. Или попросту мужика хотела захомутать. И, она эта, значится, малолетняя, сказала, что понесла от него, вроде того. А он де виноватый сомустил невинную. Ей вроде годов мало было, а на ей места пробу ставить не куды, нешто он первый или последний скажем. У нее уж до него мужиков то было не сосчитать. А ейная мать, ну той малолетней стрекозы, поумней, значиться, была, и решила мужика испужать судом, и тьрьмою грозилася. А он трусоватый мужик то был, да сказать и не мужик, а так себе, мужичишка, мужского полу-племени. И нашли, значит, черт дьявола. Подстать друг дружке. Он прямо по ней сох. А она не упустила, прибрала чужое и все. Хочь ты им говори, хочь не говори, хочь кол на голове теши. Не тронь чужого. А мужики чо, им что мерину гортоповскому, из конюшни в конюшню переходют. И жену с двумя робятами бросил, ушел к ентой значит. А она его обдурила дурока-то, знать. И не была брюхата, и пошла дальше врать. И как он не видал чо ли никогда бабы брюхатой, поверил на слово пропащей девке, а своих кровинушек бросил. Не показыватся на глаза слышь-ко жене и детям. Мерин гортоповский. Вот ты скажи, где у мужиков ум, на конце иглы знать, как у кощея бессмертного.
А жена евонная, законна красавицей слыла, хоть и брошенная, да пригожая и милая женщина. Нашелся мужчина сердобольный и взял, вишь с детьми и все честь по чести, свадьбу сыграли и свое дитя народили. А энтот без семьи остался, и бог не дал детей этой обманщице и воровке. А сама хвостом вильнула да и кинула его, молодца. Так и сгинул тот-то на чужой сторонке. И жалко дурака, да так тому и быть…
А вот еще случай. Пришел солдат с армии только вернулся. Картинка солдатик-то, бравый. Гимнастерка, сапоги, ловок был, девки так и сохли по нему. А он слышь, замужнюю присмотрел. А та тоже кровь с молоком, замужняя-то. Тоже хороша собой бабочка круглинькая такая. А у ее ребенок, дочка два годочка. А муж не путевый, выпивоха. И совратила солдатика. Тот к матери женюсь на Марусе. Мать в слезы – чужих детей воспитывать будешь своих видать внуков мне не видать. А он настоял на своем. А вот сгубила непутевая мужика. Надсадился он и помер седешный на непосильной работе. Все денег вишь, мало жене то было.
 Все и радости беды от любви на земле. Не было бы любви, заглохла бы жизнь. А то ведь придумали слово то, и где только оне его откопали, язык не поворачиватся и повторить-то. Раньше хоть «прелюбодеяние» называли, а теперь, срамота. А как раньше-то было: петухом парень то вокруг девицы ходит, и перышки почистит и девица зардеется вся перед ним. А сейчас того и гляди не успеют «снюхаться», и уж «трахаться», точно он ее поленом об зад. Или что собаки или хочь кролики… Разве ж так-то вот испыташь страсть каку или боль по любимому, забьется ли сердечко по милому. Бывало, я спиной чувствовала прилив крови к голове, послышав шаги или дыхание его, аль голос…


А, пожалуйста, расскажи бабушка про свою любовь. Просят ребятишки.
Ох, хо-хо. Любовь она и есть, что через все невзгоды тепло от нее. А когда жарко, когда печет нестерпимо – остынет быстро любовь такая.
Золотые были денечки далекие. Не гаснет в памяти их сердечная тревога. Не забава, а боль по желанному другу. Ни время, ни утраты не унесут тоску по суженному, если он один единственный и так же если суженная одна на всем белом свете. Жалось и нежность все в том и радость и тревога не подобраться словами к этой самой высокой и не каждому даденной любови. Она даже не высока, а парит можно сказать над землей, не вырываясь в небеса.
Егором его звали, наняли в деревне косить мужика. Он забирался в совершенно глухие места. Силен был, но почему-то любил одиночество и раздолье. Вставал он рано еще затемно и сразу начинал косить, по холодку по росе и почему-то был тихий, водку не пил птиц слушать любил. А я ему еду носила. Он  и научил меня слушать звуки леса влажного чистого. И речные плесы выслушивать и высматривать, дремотную знойно пахучую лесную зелень, родное, и знакомое с детства и не замечаемое мной раньше. Как пахнет трава на лугах скошенная медовая кашка, томительно-свежий запах сена, он открыл, или отмыл мне глаза и уши раскрыл на мир.
Я приходила к ему босонога, простоволоса и непорочна. Он ждал меня. Волосы были долгими до пят. Грех это был аль нет, как удар грома. Но это и было самое лучшее в моей жизни. Я шла, будто завороженная и не было сил, которые бы остановили. Перед ею нет преград! Открытая и чистая гордая, сильная аль слабая, все одно…
И вышло, что я понесла от его. Как он был рад, он даже что-то пел на каком-то не понятном языке. Я рожала в летнюю пору. Легко родила, вышло как в сказке. Сказку то я и хотела. Помню, рубашку я ему вышивала. Как он надел ее, какой он был ладный, да баской. Где-то я слышала чем желаннее избранник, тем тяжелее будет разлука и больнее печаль Только вот счастье бывает недолгим, забрали его в солдаты. Война в ту пору была с германцем. И ребеночка, сына Мишеньку, я не уберегла. Умер он сердечный о семи годков, А Егор пришел израненный. Еще троих родила потом. Зажили мы только, опять война с немцем. Вернулся то он вернулся, да не долго прожил… Закрываю глаза, и вижу и слышу его, молодого здорового сильного, он и любил меня как-то особенно, что дрожь была по всему телу. Тихий и ласковый человек был…