Записки шизофреника. Акт 1 1-10 части

Часть 1.
Хочешь узнать почему я здесь? Почему все мои дни проходят в четырех стенах? Это все оно. Это существует только в моей голове. Оно не может выходить за грани моего больного сознания. Оно паразитирует в глубине моего воспаленного мозга. Оно пульсирует и питается моим страхом, вечным страхом перед тем, что живет в моей голове. Оно живет там с тех пор, с которым я себя помню. Оно ни разу не покинуло своего тихого убежища. Только ночью я могу чувствовать его. Я чувствую его шаги, его шепот, его дыхание. Каждая его мысль эхом звучит в ушах. Я живу с этим почти 18 лет. 18 лет страданий, мучений и страха. 18 абсолютно бесполезных лет. Я не помню когда это началось. Сейчас мне кажется, что я жил с этим вечно. Я вечно не спал ночами, ибо боялся его мыслей. Его мысли - это самое страшное, что я когда-либо слышал. Его мысли, это не просто слова. Они имеют запах, цвет, вкус. Даже звуки. Я никогда не думал, что смогу избавиться от него. Стать свободным. Но через много лет страданий, я, наконец, могу сказать, что я свободен …
 Все это время я провел в психиатрической больнице. Моя мама стала замечать мое альтер эго еще когда я не мог разговаривать. Еще тогда я не спал ночами. Я не кричал. Я просто сидел и смотрел на стену, потом переводил взгляд на кровать родителей, потом на потолок. Абсолютно молча. Это очень пугало маму. Она обращалась к врачам, священникам, экстрасенсов, но все её попытки что либо исправить были тщетны. Я все равно продолжал бодрствовать по ночам. Сейчас я вспоминаю те дни как в тумане. Мама умерла, когда мне было 2 года. Папа во всем винил меня. Он кричал на меня, когда напивался, бил меня. Иногда он бил меня до такой степени, что я не мог дышать. Наша квартира была похожа на чердак. Одни завалы старых, никому не нужных, вещей и пустые бутылки. После маминой смерти все здесь изменилось. Я часто рассматривал ее фотографию, которая стояла напротив моей детской кроватки. Она там улыбалась. Еще будучи малышом, я понимал, что я не такой, как все остальные. В два года я не мог говорить, потому что папа бил меня до полусмерти. Теперь все изменилось. Я слышал его. Его голос становился все более четким. Но теперь я уже не смотрел на него. Я плакал. Ночами я тихо хрипел в подушку, чтобы отец не проснулся и не убил меня. Между тем оно шептало мне колыбельные. Оно рассказывало сказки. Я вырос на этих сказках, правда я никогда не мог их понять. Они были настолько овеянным чем-то мистическим, страшным, что я боялся понимать их. Время быстро шло, папу выгнали с работы, а потом он окончательно спился. Он не понимал ни где он, ни кто он. Только постоянно повторял одни и те же фразы. “Ты должен быть мертв”. “Надо было тебя убить”. Это уже не пугало меня, я привык к бездыханному телу лежавшему на кровати и вечно хлеставшему портвейн. Бутылки были моими игрушками, пока не появились иглы. С тех пор, как папа подсел на наркотики, он стал меньше меня бить. Я был так рад, пока однажды он не упал на пол, забившись в судорогах. Его глаза закатились, руки и ноги тряслись, а изо рта пошла пена. Я испугался. Впервые в жизни я очень испугался. Он схватил меня за руку и начал трясти. То были не конвульсии, он тряс меня своей рукой и захлебываясь пеной пытался что-то сказать. Вновь я услышал то, что слышал на протяжении многих лет: “Ты должен был умереть”. Он тряс меня, пока его глаза не закрылись. Судороги прекратились и я смог вытащить руку. Он умер. Его тело, вместе со мной, нашли примерно через неделю. Я к тому времени уже успел отойти от шока. Врачи, обследовавшие меня диагностировали мне параноидальную форму шизофрении. С тех пор я здесь …
Часть 2.
Наконец наступил тот день, когда я смогу чувствовать себя свободно. Когда я буду контролировать себя, каждое свое движение. Когда каждая клетка, каждый атом моего организма будет полностью в моих руках. Когда “я” буду “я”. Сейчас 4:58 и я считаю минуты до того момента, когда останусь один. Я едва выпросил у медсестры карандаш и бумагу. Это под строгим запретом. Но за это мне придется удвоить норму стелазина, чтобы они убедились, что я ничего не сделаю себе снова. В прошлый раз мои попытки избавиться от “этого” закончились попыткой самоубийства. До сих пор размышляю над этим и задаюсь вопросом: “Почему они меня остановили? Зачем?”. Но в последнее время мои мысли прерывает “это”. “Это” слышит абсолютно все, что я думаю и теперь я научился обходиться и вовсе без мыслей. Мои мысли теперь я пишу на бумаге. Я списал уже 37 блокнотов. Иногда я не пишу их, а рисую, тогда мне кажется, что “это” смотрит на меня, выныривает из моих рисунков и заглядывает мне в глаза. Потом снова возвращается обратно в мир моих больных фантазий. Я еще удивляюсь как “оно” это делает? Как “оно” может разрушать все, что у меня есть? Даже мои мысли ..
Вспомнились первые дни прибывания здесь. Молодой доктор Браун тогда принимал меня. Меня доставили спящим. Я проснулся и не мог двигаться, все тело свело и по нему “бегали мелкие муравьи”. Доктор посмотрел на меня и улыбнулся. Я так давно не видел улыбки. Он сразу же стал мне приятным. Потом он начал задавать вопросы. Кучу вопросов. Он расспрашивал о том, что я слышал впервые. Я не могу вспомнить точно, но “как часто у тебя это бывает?”, “Как ты лишаешься этого” и “ты не волнуйся, рассказывай как все бывает” звучало из его уст чаще. Он беспокоился за меня. Я решил, что ему можно довериться и рассказал об «этом». Он слушал внимательно, всем своим видом показывая, что он не боится, он спокоен. Но это было не так. “Это” испытывало страх и я вместе с ним. Меня поместили под строгий присмотр и вкололи успокоительное, чтобы я уснул. Я проснулся в 2:31. “Это” было не со мной. Я почти не слышал его мысли, они были далеко и звучали как эхо. Я хотел встать, но голова закружилась и я упал на пол. Далее я слышал крики, просьбы. Все это звучало эхом в голове, но я ничего не мог поделать. Я просто лежал в собственной крови, которая сочилась из катетера, который теперь прочно застрял в моей голове. С каждой минутой я слышал все меньше. Я начал засыпать.
Часть 3.
Я очнулся уже в маленькой комнате, окруженной мягкими стенами и прикованный к постели, с крепко связанными руками и ногами. Моя голова, с которой еще вчера торчал катетер, была залита засохшей кровью и ужасно болела. Я чувствовал себя как будто я умер, а меня воскресили и заставили жить. Мое состояние было ужасное, я все еще истекал кровью и не мог понять событий прошедшей ночи. Я стал прислушиваться, чтобы услышать “это”. Пока я был без сознания, я не слышал его голоса, его дыхание, шагов, и это было прекрасное, что когда нибудь со мной было. Я был свободным. Свободным от него. “Это” не могло контролировать меня, я впервые за 18 лет почувствовал свободу. Я мог бы сделать все в те секунды, если бы не потерял сознание.
 Я слышу грохот из коридора. Мое сознание уже заранее понимает, что “это” никуда не делось. Оно лишь позволило мне побыть одному, один раз за все эти годы его заточения в моей голове. Прикованный на кушетке я мог смотреть только на потолок, который, как бы, становился ближе ко мне и казалось, что он сейчас упадет в мои тихие объятия и весь этот ужас закончится. Тут я услышал его голос. Он звал меня. Я забился в конвульсиях, мое тело покрылось “муравьями” и изо рта полилась пена. Я начал задыхаться и тут же потерял сознание снова.
 Пока я был без сознания, он что-то сделал с моим телом: оно онемело и я не чувствовал конечностей. Я видел свое тело, как будто я висел в воздухе. Я видел свое лицо, залитое кровью. Я видел свои худые руки и ноги, которые все были в синяках и гематомах непонятного мне происхождения. Я посмотрел вверх и увидел потолок. Потолок, на которую я смотрел буквально пару минут назад, который, как казалось мне, сейчас упадет на меня. Я прошел сквозь потолок и оказался на крыше здания. Отсюда я мог видеть свой небольшой норвежский городок Лиер как на ладони. Я откинулся назад и полетел с крыши здания. Пока я летел, я четко представлял себе свою смерть, свои похороны на заднем дворе больницы, как меня опускают в гробу в сырую землю. Но тут я взмахнул вверх и взлетел высоко над небесами. На тот момент я знал, что моя душа уже далеко от этой больницы, где я провел почти всю свою жизнь. Я знал, что я больше не вернусь никогда в эти стены, наконец-то я смогу свободно дышать, но все это оборвалось в тот же миг. Что-то потянуло меня за ногу и это что-то было настолько сильное, что буквально втягивало меня обратно в свое тело.
 Я очнулся уже в кабинете врача. Меня приводили в чувство какой-то тряпкой, размахивая ею перед лицом. Наконец, когда я открыл глаза, врач посадил меня в кушетку и начал расспрашивать о событиях прошлой ночи. Как выяснилось это было пару недель назад и все это время я лежал в коме и все думали, что я умру, но каким-то чудом я все же выжил. Он пытался рассказать мне о тех роковых событиях, но я не слышал его. В моей голове, как заезженная пластинка, крутилось только его фраза “ты мертв, но чудом выжил”. Все могло быть иначе. Я мог быть свободным. Я мог иметь все, что имеют обычные люди, но я сам разрушил это. Теперь я понимаю, как именно избавиться от “этого” и точно буду делать все, чтобы его больше не стало …
Часть 4.1.
Весь следующий день я провел в мыслях о своем суициде. Меня опять завели в тот мягкий карцер. Здесь я буду проводить все свои дни. Мне перестали давать карандаши, ручки и бумагу: врачи перестали мне доверять. Вероятно, когда врачи рассказывали о тех событиях, надо было их слушать. Сейчас мне колят тройную дозу стелазина из за чего часто хочется спать. "Это" сидит в углу и царапает стены, периодически шипя на меня за то, что оно вынуждено сидеть здесь, а не доводить до бешенства всю больницу. Я смирился с этим и спокойно думаю о перспективах своей смерти. Иногда, когда ему надоедает, он вселяется в меня и заставляет лазить по полу и потолку, разрывая криками глотку  и рвать мои волосы. Тогда приходят санитары и, связывая меня, колят стелазин  с чем-то сильнее. Лекарства не успокаивают его, а наоборот - дразнят еще больше. Оно начинает вырываться, кусая санитаров, и покидает тело, оставляя меня, бездыханного юношу умирать в объятиях электрического тока. Ему нравится издеваться надо мной и даже если сейчас я лежу почти не дыша, я слышу его смех. Он смеется громко и этот смех эхом звучит в стенах комнаты. Я устал жить так.
 К счастью, все в моей жизни возвращается обратно. Врачи, якобы, начали мне доверять. Меня выпустили из карцера и разрешили общаться с другими больными. Даже вернули мне возможность пользоваться ручками, карандашами и бумагой. Все начало налаживаться. Я стал более открытым и начал общаться с больными. Некоторые из них абсолютно адекватны и на первый взгляд их никак не отличить от нормальных людей, только истории их попадания сюда разоблачают их сущность. Моим первым и единственным другом за всю жизнь стал Скотт. Скотту 24 года, он светловолосый, высокий, широкоплечий парень с  темными, глубокими глазами. Из всех тех, кто здесь, он мне ближе всех. Недавно он рассказывал мне свою историю. Началось все с его семьи. Его родители ненавидели Скота с детства и никогда не скрывали этого. Маленький Скотти любил рисовать, но отец считал это бессмысленной тратой времени и постоянно указывал Скотту на его бездарность. Скот уже привык к мысли, что его талант никому не нужен и что семья, где он вырос ценит его только как рабочую силу. Когда Скотту было 7 лет у него родилась сестренка Мэри. Родители любили Мэри и заставляли Скотта ухаживать за ней очень внимательно. Маленький 7-ми летний Скотти был вынужден купать, одевать, кормить малышку и работать на полях, так как их семья жила очень бедно. За каждый упрек о том, что он еще ребенок и хочет играть, рисовать и хоть немного отдыхать от работы, отец жестоко избивал его в сарае, чтобы не разбудить малышку, оставляя маленькое окровавленное тело Скотти в сарае закрывал дверь и шел к ребенку. Скотти ненавидел свою младшую сестру и после очередных побоев решил покончить с ней. Когда родители ушли на поле Скотти решил искупать сестру. Он схватил ее обеими руками, опустил в таз с холодной водой и крепко обхватив руками ее маленькую шею душил её со всей силой, которая имелась в его крохотных рученьках. Когда Мэри перестала подавать признаки жизни - Скот опустился на колени, держа сестру на руках и начал захлебываться слезами. Он должен был спрятать труп малыша, но когда он повернулся к двери сарая - там стоял отец, который наблюдал за ним, находясь в полном недоразумении. Он толкнул Скота, выбив из рук Мэри, и со всей силы швырнув его в стену окликнул мать. Пока мать держала труп Мэри, отец бил маленького Скота. Он бил его ногами по лицу, спине, шее, рукам не жалея сил и вот, когда Скотт уже не двигался, он забрал мать и Мэри и пошел с ними в дом. Кровавый Скотт пришел в себя через пару часов. На улице было довольно темно, а в ихнем небольшом доме горел свет. Медленно опираясь на любые предметы, которые попадались ему на пути, Скот стал передвигаться в сторону дома. По дороге он прихватил спички и бензин, ему было трудно двигаться и дышать, он фактически был мертв, но нашел последние силы для мести. Он облил бензином входную дверь и из последних сил поджег дом и потерял сознание ...


Сейчас 3:04 и я почти готов сделать это. Я продумал все до последней детали и ничего не будет мне мешать. Я надеюсь, что это последнее, что я напишу в свой дневник, я надеюсь, что больше никогда не вернуться в этот мир, в этот жестокий и холодный мир, где живет «это». Я уже готов, надо лишь подождать еще пару часов и я смогу сделать это. Я способен преодолеть себя.
Часть 4.2.
Вот я доживаю последние минуты своей никчемной жизни. Да, именно, последние минуты. Как сладко эхом отдается эта фраза в моей голове. «Последние..» повторяю я вслух. Наконец-то я смогу обрести свободу, ту свободу, которой мне так не хватало все это время. Я сожалею, что не сделал этого раньше — не подумал о том, что я могу спастись от этого. «Это» как всегда в своем духе. Оно сверлит меня взглядом, царапает своими длиннющими когтями, пытается пробраться в мою голову и остановить меня, наверное, предвещает мою и свою скорую смерть. Почему то я уверен, что как только я умру «это» исчезнет. Оно больше никому не принесет зла, его больше не будет. С моей смертью в мире ничего не изменится кардинально. Не начнутся войны, голод, не обеднеют люди, не случится так же ничего хорошего, потому что я для мира никто. Так обидно признавать это, но я никогда в полной мере и не жил. Кстати, у меня сегодня день рождение. Мне 19 лет.  Весь день я принимал поздравления от радостных врачей, Скотт нарисовал мне картину — это мой первый подарок и я запомню его на всю жизнь, даже когда буду мертв — я буду помнить его. Его картины своеобразны, впрочем как и сам Скотт. На полотне размером со стену в моей комнате начерканный черный круг, наведенный много раз. В центре круга затягивающая чернота, тьма и красные огромные точки. Зрелище, я вам должен сказать, не из лучших. Интересно, что вкололи Скотту на днях, что ему пришла в голову такая пугающая картина. На самом деле, ничего сверхъестественного там не нарисовано, кажется, что это простое виденье душевнобольного человека, но что-то здесь очень сильно меня пугало, поэтому картину я накрыл огромной тряпкой, которую принесла мне медсестра. Я что-то отвлекся совсем, просто сложно сконцентрироваться на чем-то одном, когда знаешь, что это, возможно, последнее, о чем ты будешь думать. Последние твои мысли, воспоминания. Ну в общем я уже готов. Я сижу у окна и любуюсь полной луной, она так завораживает меня и весь поток моих бесконечных мыслей устремляется в ту темноту — темноту, в которой, возможно, скоро растворюсь и я. Стоп, что значит возможно? Конечно же, растворюсь. Опять я вас отвлек от главного своими глупыми рассуждениями. И так, приступим же, наконец-то. У меня под подушкой лежит скальпель, я взял его у одного врача-патологоанатома, когда тот приходил забирать труп психа-самоубийцы. Вот им то я и воспользуюсь. Я буду записывать свои мысли в дневник, чтобы люди смогли прочитать что со мной случилось…
Часть 4.25.
Ужасно себя чувствую. Не знаю, какой сейчас час и что за дата сегодня, кроме небольшого проблеска света ничего не видно. Ничего. Стоп, у меня же закрыты глаза. Нужно попытаться их открыть. Я нащупал какую то поверхность, на которой я лежу. Скорее всего это пол. Нужно все таки открыть глаза. О Господи, где я? Что это вокруг? Я чувствую себя немного не в своей тарелке и это неудивительно, ведь я на потолке. Что я вообще делаю на потолке? Разве это возможно? И почему так много крови кругом? Кто ни будь, объясните мне что здесь происходит, я требую объяснений! И тут я услышал крик. Этот нереальный, абсолютно нечеловеческий крик исходил из меня самого. Я наблюдал это витая под потолком. Я видел себя. Теперь я мог четко разглядеть свое изуродованное этим существом тело. Весь в синяках, ссадинах, порезах и со скальпелем в руке. Я резал вены. Резал и вдоль и поперек, кромсая свои руки этим маленьким скальпелем. Мое лицо изображало гримасу боли и я не мог отвести глаз от себя самого, но что это там, за мной? О боже мой, только не это! Почему я не смотрю назад? Ей, ты там внизу! Ты меня слышишь вообще? Обернись, черт бы тебя побрал! Но было уже поздно кричать, я лишь наблюдал, как «это» жадно заглотило меня, открыв широко свою беззубую пасть, проглотило меня одним махом. Стоп, а где «это»? Почему я вижу лишь себя? Где оно? Я готов поклясться, что он только что сожрал меня! Наверное я сплю…
Часть 5.
Я открыл глаза уже на операционном столе, где врачи яростно боролись за мою жизнь. "Это" как обычно смотрело на меня, потом метнулось быстро к моему уху и прошептало: "Ты умрешь..". Тогда я отключился.
 Пришел в себя я уже в палате. Я лежал под капельницей и тяжелые капли медленно вливались в мое тело. Я чувствовал каждую каплю этого жгучего лекарства, которое проходило по моему телу. Я ужасно себя чувствовал. Через некоторое время ко мне пришел врач и начал свой долгий опрос. Он был похож больше на пытку, чем на обычные вопросы про состояние больного, но тогда я не предавал этому большого значения. Когда врач ушел я внимательно осмотрел свое тело и то, что я там увидел было нереальным: всё моё тело было искусано, изцарапано, избито, изрезано и на нем не было не одного свободного места.
 — "Опять ты" - отдавалось эхом у меня в голове.
 — "Может ты наконец-то оставишь меня в покое?" - кричал я, разрывая горло.
 Ответом мне был стремительный удар в спину. Он вонзил свои огромные лапищи в мою кожу, нащупывая внутренности и дотянувшись до сердца проколол его своими длиннющими когтями. В тот миг я почувствовал неимоверную боль, как будто кто-то залил в моё сердце спирт и он разносится по всему телу, обжигая каждую мою клетку. Я снова потерял сознание.

 На этот раз я в реанимации. Огни ярко светят на моё бедное тельце. Я снова наблюдаю за всем происходящим сверху. Я не знаю как у меня получается это делать, но пока врачи ведут борьбу за мое жалкое существование — я спокойно смотрю на то, как истекаю кровью. Для них я в коме, но на самом деле я здесь — где-то, не зная где, где-то между мирами, где-то, где так спокойно и свободно. Я до сих пор не знаю, как я сюда попал, но то, что происходит здесь — лучшее, из того, что со мной происходило. Здесь вещи не имеют ценности, а время не имеет границ, здесь нет людей, но здесь бродят бездушные оболочки. Это мир, где ничего нет и одновременно есть всё. Это мой мир и я бы остался здесь навсегда, но мне нужно возвращаться обратно.
Часть 6.
Лучи теплого солнца грели мою кожу, я глубоко вдыхал чистый воздух. Это был первый теплый весенний день, когда меня выпустили на улицу после нескольких дней, проведенных в реанимации. Я до сих пор не знаю что со мной было и что со мной сейчас, но я не могу забыть то ощущение легкости и свободы, которое я чувствовал, когда был в коме. Это просто непередаваемо и я даже не мог подумать, что на Земле есть место, где я могу чувствовать себя живым и свободным.
 Раны постепенно заживают и я чувствую себя легче. Сегодня целый день провел со Скотом, он учил меня рисовать. Его картины стали ещё страшнее, ещё непонятнее, ещё мистичнее, чем они были, но я не боюсь их — по сравнению с тем, что я переживаю каждую ночь, эти картины кажутся просто иллюстрациями из детской книги. Скот стал боятся людей. Я забыл уже когда видел его нормальным, не тем Скотом, какого я вижу сейчас: сгорбленного, постоянно бормочущего что-то про себя, совершенно неадекватного, напрочь забывшего про доверие к людям. Мне кажется к его болезни добавилась ещё мания преследования, ибо каждую секунду он оборачивается, дрожа от страха. Мне очень жаль Скота, ведь он мой единственный друг и мне ужасно больно смотреть на то, как он мучается. Он раньше рассказывал невероятные вещи, а сейчас все его рассказы начинаются и заканчиваются тем, что нам нужно идти подальше от этого места, потому что оно здесь.
 До того, как это случилось со Скотом, я хотел познакомить его с моим альтер эго, но сейчас понимаю, что это повредит его, и без того, хрупкой психике. Мне было бы легче, если бы кто то ещё видел "это", но кроме Скота я никому не мог доверить свою вторую сущность, свою тайну.
 Так прошло достаточно много времени, может быть недели две, а может и месяц. В больнице всё было стабильно мрачно, иногда мы выходили на улицу, но в основном рисовали сидя в палате у Скота. Чем чаще мы виделись со Скотом, тем больше ухудшалось его состояние. Я не мог этого объяснить, до определенного момента, но наши с ним встречи пагубно влияли на его здоровье. Сначала начали появляться синяки и ссадины, потом глубокие царапины и порезы, но как то раз у него в палате случилось ужасное, это буквально было самое страшное, что я видел в жизни. Мы как обычно рисовали, Скот то и дело оглядывался по сторонам, словно ожидая чьего то прихода, а я молча сидел и смотрел на это. "Это" сидело с нами, всматриваясь в даль пейзажа за окном. Резко Скот издал хриплый, нечеловеческий вопль и я увидел что "это" метнулось в сторону Скота и схватило его своими ручищами. Я попытался помочь ему, но у меня ничего не получалось — я был прикован к одному месту, без права двигаться. Это были самые ужасные секунды моей жизни, я наблюдал за тем, как моё второё "я" издевалось над моим лучшим другом, царапая его, кусая, бросая его хрупкое тельце со стороны в сторону, кидая его об стены. Кровь Скота хлестала во все стороны, я уже видел как "это" пробивало своими пальцами его тело, вытаскивая и пожирая внутренности. После того, как оно в последний раз швырнуло бездыханное тело Скота в меня я смог двигаться. Скот что-то невнятно прошептал мне окровавленными губами, но мои мысли были атрофированными, как и тело пару секунд назад, но сейчас, когда я уже мог шевелится, я не мог сделать ничего и от тех мыслей, от тех жутких картин, которые я видел пару секунд назад, я потерял сознание. Я слышал его хриплый смех через пелену сна, но уже ничего не мог сделать...
Часть 6.5.
— " Мы его теряем, давайте быстрее везите, у нас очень мало времени " - раздавалось у меня в голове.
 Я лежал молча смотря в бегущий потолок, пока врачи судорожно метались вокруг меня, везя меня в реанимацию, пытаясь спасти, но мне было всё-равно ведь я знал, что смерть — моё освобождение и поэтому я молча ждал конца, не пытаясь бороться.
 Мы уже были практически у цели. Хоть в обычных психиатрических больницах такого и нет, но в нашей клинике лежали тяжело больные, которые в любой момент могли что-то с собой сделать и поэтому один корпус больницы специально переоборудовали под реанимацию. В такие моменты мне кажется, что сделано это было именно для меня, ведь за последние пару месяцев, с тех пор как "оно" стало активным, я побывал там много раз. Я уже знал на память эти коридоры. Сейчас прямо, через три двери направо, потом снова прямо и вот уже кабинет реанимации. Просто поразительно как я запомнил этот путь, ведь каждый раз, когда я здесь бывал, я пребывал в полумертвом состоянии.
 Пока я рассказывал я совсем забыл про "это", которое шептало мне что-то неразборчивое на ухо, а потом прямо перед дверью накинулось на одного из врачей, которые меня везли. Он вцепился ему в глаза и его когти было видно с другой стороны головы. Они насквозь пробрали голову, я думаю после такого этот человек уже не жилец. Посмотрев на меня "оно" ехидно засмеялось. Так, как оно умело — до пробирающей дрожи в самых глубинах костей. Оно перевернуло носилки, на которых был я и дальше я не видел происходящего, лишь молча истекал кровью.
Часть 7.
После моего возвращения с реанимации я практически перестал выходить из палаты, почти не ел, лишь молча смотрел на стены, переводя взгляд на потолок, разговаривал с моим альтер эго, много думал, периодически бормоча что-то про себя. Я совсем перестал походить на нормального человека. Наверное странно слышать от психа, что он не похож на нормального, но я себя считал именно таким до того, как "оно" начало меня так часто беспокоить. "Оно" уже вроде не такое агрессивное, я говорю с ним каждый день, он мне даже отвечает не так зло, как раньше. Наверное оно подобрело что ли. Или может я изменился. В общем не особо важно — мы нашли общий язык, как бы это странно не звучало, и это главное. Найдя кое-какое спокойствие в себе я потерял связь с внешним миром, с его обитателями.
 Я перестал рисовать. Наверное это после истории со Скотом. Он исчез, если вам интересно. Но я не буду об этом, мне неприятно говорить о нём, ведь он меня бросил, а сам исчез, оставив меня наедине с моими проблемами. Жалкий эгоист. Как это ужасно осознавать, что даже будучи психически больным и находясь в замкнутой экосистеме ты никому не можешь доверять. Как люди выживают в том мире? Иногда мне кажется что я бы не выжил там, ведь столько зла, столько лживости, они бы разъели меня, а тут я в безопасности и это радует.
 Сейчас 05:23, а я до сих пор не могу уснуть. Смотря на потолок я представляю себе многие моменты, как бы я мог поступить в прошлом, что будет в будущем, что будет завтра... Мне кажется, что я единственный, кто так делает. Мне вообще последнее время кажется, что я самый оригинальный псих в мире. Пора бы уже и уснуть, но мне не спится, мне интереснее строить планы. Эхх, как глупы люди в мире за забором, на что только они тратят свою жизнь? Да любому психу из нас даже находясь в замкнутом пространстве живется лучше и свободнее, чем им там. Как глупы люди...

 Не знаю сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз рассказывал вам про свою жизнь, наверное много, но это не столь важно — важно то, что случилось. Я влюбился. О боже мой как же это глупо звучит, наверное, если учитывать то, что я больной. Я псих. Я влюбленный псих...
 Она совсем недавно появилась в больнице. Ей 17 лет и её зовут Джессика. Наверное она самая красивая из тех, кого я когда либо видел. По ней не скажешь, что у неё что-то не так с психикой, она выглядит абсолютно адекватно, ей не место среди таких как я, но она — лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь. Она невысокого роста, с рыжими, вьющимися волосами, веснушками, глубокими ярко зелеными глазами. Она просто идеальна. Она то, что заставляет меня каждый день выходить из палаты, чтобы только глянуть на неё одним глазком, хоть из-за угла. Моя палата находилась на втором этаже, а её палата прямо надо мной. Каждую ночь я засыпаю с мыслью, что всего лишь на 5-6 метров выше лежит она — мой идеал, моё самое недоступное сокровище, моё самое далекое и самое теплое солнце. Как глупо называть её моей, когда на самом деле она даже не догадывается о моем существовании. Эхх, почему же я не могу к ней подойти и заговорить?
 Я совсем забыл про существование своего второго "я", потому что мои мысли были заняты лишь Джессикой. О, моя милая Джесс, если бы ты только знала как это ужасно жить лишь для того, чтобы пару раз в день по пару секунд наслаждаться твоим видом. Всё-таки любовь ещё хуже, чем "оно". Я чувствую себя ненормальным, безумным в своей стремлении к ней и это сводит меня с ума ещё больше. Разве возможно так сильно любить?
 Сейчас ночь и на меня снова давит мысль о том, что она чуть выше, стоит только дотянутся...
 Завтра я точно решусь к ней подойти...
Часть 8.
Есть такое завтра, которое не наступает, которое так и остается под предлогом "завтра".
 Одним с таких "завтра" было то завтра, когда я обещал подойти к моей Джессике. Так странно, что я называю её "моей", а она даже не знает о моем существовании.
 Прошло уже больше недели наверное, а я всё так же тихо наблюдал за ней издалека. Она никогда меня не поймет и тем более не полюбит, так зачем же утруждать себя знакомством с ней? Мне и так неплохо, ведь это лучшее, что мне достанется — молча любоваться ею на расстоянии.
 Весь сегодняшний день я провел в поисках её. Я долгое время не мог её найти и вот сейчас я вижу её перед собой — это ангельское создание, которое так и светится в лучах солнца даже не подозревает о том, сколько боли, страданий и счастья одновременно она приносит. Мой личный ангел...
 Я не могу удержатся и не нарисовать её. С тех пор, как Скот покинул меня я усовершенствовал своё умение и теперь получается довольно таки неплохо. Я нарисую её и буду любоваться ею ещё дольше...
 Сейчас у нас свободное время. Погода на улице солнечная, всё просто идеально. Она сидит на лавочке. Это отличный момент чтобы её нарисовать хоть со спины. Сделаю пару набросков и потом дорисую по памяти, главное, чтобы она меня не заметила.
 Пока рассказывал это она куда то делась. Чёрт, где же она.
 Сзади на моё плечо опустилась чья то рука. Я подскочил от неожиданности и боялся поворачивать голову. Пару секунд я собирался с мыслями для того, чтобы просто посмотреть в глаза тому, кто держал руку на моем плече. Я надеялся и боялся одновременно, что это была она, но всё же решился обернутся.
 — " Пора в палату, свободное время закончилось " - сказала мне медсестра.
 С облегчением одновременно пришло разочарование, я упустил её из виду.
 Ещё один день прошел зря. Я снова лежу в кровати и думаю о ней. Как банально всё это звучит со стороны: парень сохнет по девушке и боится к ней подойти, но я боюсь не потому что стесняюсь или боюсь быть отвергнутым — всё дело в "этом". Оно снова чем-то недовольно. Наверное такое моё состояние иллюзии счастья не устраивает его.
 Я так много рассказываю вам о нём, но вы до сих пор не знаете как оно выглядит на самом деле. Наверное странно слышать о чём то, представляя его себе и потом осознать, что оно совсем не такое, как казалось. С многими людьми так же. Надеюсь моя Джессика не такая...
 Нет, так больше продолжатся не может, я не могу больше себя мучать и завтра же подойду к ней.
 Точно, завтра...
Часть 9.
Сейчас час ночи, а я всё думаю про это светлое "завтра". Точнее про это темное, угрюмое, неизвестное завтра. Что же будет завтра? Неужели я всё-таки смогу собраться с силами и познакомится с Джессикой?
 Для меня до сих пор остается загадкой каким образом я влюбился. Я — человек, который всю свою жизнь провел наедине с непонятным существом, человек, которому всегда легче было одному, чем с людьми.
 Честно говоря, я боюсь людей. Боюсь, что они могут сделать мне больно, что они узнают обо мне слишком многое, боюсь, что если я откроюсь кому-то достаточно сильно, то я не получу ничего, кроме удара ножом в распахнутую настежь душу.
 Но ради Джессики я готов меняться.
 Я хочу общаться с людьми, хочу сблизится с ними, хочу, чтобы всё было более-менее нормально. Хочу быть с Джессикой.
 Но, с другой стороны, зачем мне это? Зачем мне любовь, которая, скорее всего, просто пережует меня и выплюнет, зачем мне общение с лживыми ублюдками, которые лишь поджидают, чтобы пустить в меня свои когти, зачем мне открываться людям, если я не уверен, что они меня поймут? А что если они и вовсе не способны меня понять? Что если я так и останусь странным и отстраненным? Что если вместо понимания и поддержки я получу удар в самое сердце? Что если я откроюсь слишком сильно? Настолько сильно, что люби испугаются увидев всё то, что есть во мне. Что если это всё будет зря?
 Тогда зачем это?
 Зачем разочаровываться в жизни больше, чем сейчас?
 Разве мне мало того, что я имею? Я сирота, выросшая в дурдоме и живущая плечо о плечо с нереальным чудовищем, разве этого мало, чтобы полностью замкнутся и спокойно влачить свое жалкое существование до самой смерти? Неужели это нужно разбавить предательством, ложью и лицемерием людей?
 Видимо да.
 Уже 3:33 и скоро нужно будет просыпаться, а я и вовсе не засыпал с такими мыслями. как вообще здесь можно уснуть? Как можно уснуть, если то, о чем ты мечтаешь, находится лишь 5-6 метрами выше и вас разделяет лишь бетонный блок, как можно спать?
 Мысли о ней не давали мне покоя. Я абсолютно не знал как себя вести и что делать в этой ситуации. Как я к ней подойду? Что я ей буду говорить? Что вообще говорят в таких случаях?
 Как же глупы эти рассуждения.
 За такими мыслями время пролетает незаметно и вот уже светает, солнце своими лучами стучится в окно, заливая мою палату ярким солнечным светом.
 Оно не довольно. Оно не любит солнце и эти лучи лишь раздражают его и без того непостоянную сущность, оно приходит в ярость. За то время, пока оно пассивно, я научился ладить с ним, успокаивать его. Я стараюсь ужиться с ним, потому что избавится от него у меня не выйдет — он часть меня, равно как и я часть его.
 Мы единое целое и нужно это принять. Нам нужно научится идти на компромисс, научится понимать и доверять друг другу, как бы глупо это не звучало.
 Понимание. Вот то, чего нам не хватало. Чего не хватает всем.
 Людям было бы легче, если бы их понимали. Просто элементарные искреннее слова "я знаю, что ты чувствуешь", "я тебя понимаю" и слова поддержки смогли бы разрешить столько проблем и конфликтов, смогли бы сделать этот мир чуточку лучше. Жаль, что только я понимаю это. Жаль, что люди ещё сами не поняли своих ошибок. А если и поняли, то ничего не сделали, чтобы их исправить.
 Как же умно так рассуждать и как же легко, пока это не касается тебя. Я же поступаю точно так же в ситуации с Джессикой.
 Хватит рассуждать, пора действовать.
 Сейчас 7:38 и мы идем в столовую. Я сижу в самом дальнем углу, чтобы остальные не мешали ему есть. Я практически не ем, потому что всю мою еду съедает оно. Оно ведь должно иметь силы надо мной издеваться.
 Джессика сидит за три стола от меня, так же в гордом одиночестве. Она никогда не ест, лишь перебирает вилкой еду по тарелке, поэтому у нее слегка анорексичный вид, но для меня она идеальна.
 Вот завтра закончился и все больные собираются в холле, чтобы получить свои лекарства. Её никогда здесь не бывает. Иногда у меня складывается впечатление, что я её просто выдумал.
 Может и правда? Может её не существует? Может это всё придумал мой воспаленный мозг?
 Так, хватит уже бредить. Вот она идет. Немного сутулая, с рыжими, слегка кудрявыми, развивающимися волосами. Реальная, а не выдуманная.
 Ну вот, куда она пошла? Только увидел её и не смог сказать не слова, а она прошла. Просто пролетела мимо, оставив меня, ослепленного юношу, любоваться её красотой.
 Я полетел за ней, мысленно идя с ней рядом и держа её за руку, но в моей руке была лишь огромная лапа моего альтер эго. Он не хотел, чтобы я забывал про него и периодически любыми касаниями напоминал о том, что он ещё рядом.
 Вот мы уже на улице. Я следую за ней всю дорогу, а она, похоже, так меня и не заметила.
 Хотя как меня можно было заметить, я ведь абсолютно непримечательный. Во мне нет ничего особенного.
 Вот она села на лавочку и смотрит в небо. Интересно, она видит небо так же, как и я? Или у неё свой взгляд на мир и она всё видит по-другому?
 Вот она сидит и мне ничего не мешает к ней подойти, кроме собственного страха, мои ноги словно приросли к земле и я не могу двигаться. Смогу ли я одолеть свой страх?
Часть 10.
Солнце ярко светит, ослепляя меня и делая мои действия ещё больше скованными и размытыми. Четкий контур теряется, трудно думать над своими действиями.
Может отступить, пока не поздно? Я ничего не теряю, если не подойду к ней. Или всё-таки теряю? Я помню фильм, который нам показывали неделю назад, где счастливая пара умерла в своих объятиях, с улыбкой на лице, состарившись вместе. Может тоже самое у меня будет с Джессикой? Хотя нет, о чем я только думаю, такие, как она никогда не будут с такими, как я. Даже глупо предполагать, что у нас всё будет хорошо. Но может будет?
Мое бормотание прервало оно. Оно схватило меня за руку и потянуло в сторону Джессики. Оно помогает мне избавится от страха? Что с ним? Сильный рывок ещё лапы потянул меня вперед и не удержавшись на ногах я упал прямо перед ней. Она не обратила на меня никакого внимания. Поднявшись я сел возле нее и чтобы хоть как-то унять дрожь по всему телу и в голосе ткнул осколком себе в ногу. Это подействовало, мне стало легче. Я даже решился с ней заговорить, правда она молча смотрела в одну точку. В тот момент я понял, почему она всегда одна.
Её диагноз — аутизм в очень тяжелой форме. Она просто не слышит того, что я ей говорю. Она где-то глубоко в себе, далеко от этого мира, а её оболочка, её тело вынуждено бродить по этой Земле. Как же глупо я надеялся на лучшее.
Я сидел с ней пару часов, просто наслаждаясь её лицом, ведь она не могла мне этого запретить, она была не со мной. У неё был милый, слегка приподнятый носик, зеленые большие глаза, с очень узкими зрачками. Её волосы спадали на лицо и закрывали мне его, тогда я протянул руку, чтобы убрать выбившуюся прядь, её зрачки резко увеличились и она отдернула её с молниеносной скоростью.
— " Убери свои руки от меня " - сказала она грубым тоном, но в её исполнении и эти слова звучали как песня.
— " У тебя тут прядь выбилась, дай я поправлю " - я снова протянул руку, чтобы хоть кончиком пальцев дотронутся до ее волос.
— " Какое тебе дело до меня? Зачем ты сидишь здесь? Почему бы тебе просто не оставить меня в покое? " - её зрачки расширились до колоссальных размеров, радужку практически не было видно.
Её начало колотить. Санитары, которые были поблизости схватили её за руки и пытаясь остановить её конвульсии крепко держали за руки и ноги. Её глаза закатились и ртом у неё пошла пена. Через пару минут её забрали в неизвестном мне направлении.