Художник Гниль. Рея

Я - искусственная, ненастоящая.
Спектакль. Игра – не блестящая.
Выразительность жестов,
Артикуляция, вместо -
Живого взгляда, улыбки искренней,
Без аплодисментов зрителей.
Моя жизнь – суррогат,
Афиш дешевых парад,
Научи меня чувствовать, видеть, жалеть…
Первый акт начался, и нужно успеть
Все прожить, все сказать, от конца до начала,
Все исполнить, что обещала.
Ложь моя – черным пятном,
Мелким крошевом, битым стеклом
По глазам, по рукам, и до слез…
Занавес. Вся моя жизнь – не всерьез…

Рея вернулась домой около часу ночи. В пустую квартиру. Квартира же, пробужденная слабо мигающей поначалу, а потом – просто тусклой лампой, отозвалась сквозняком-полозом. Она качнулась под абажуром грязного травянистого цвета. Черным, пепельно-черным облепила окна квартиры Реи октябрьская ночь, одинокая и безумная в своем тумане, томно вытекающем, будто опиум.
Как уютно Рее было среди невзрачных облезших стен домов, хищно склонившихся над хрупкой фигуркой в фетровом пальто, цепкими когтями страх подбирался к ее душе. Но напрасно. Рея умертвила в себе способность чувствовать еще там, в стенах дурно пахнущего кирпичного здания, желтого нездорового цвета.

Улица – дикий зверь.
Впился в сердце ей полумрак
Острым клыком фонарей.
Враг мой, я делаю шаг
К лапе гигантской теней
От тех обрюзгших домов -
Стаи проворных псов.
Дыбом поднятая шерсть -
Крыши в антеннах здесь.
В ржавых кусках металла.

Ее побег из больницы был спонтанным, кликушеским, невротичным, на грани исступления, как и большинство поступков Реи, ортодоксальной истерички, получающей удовольствие от своих нервных взвизгиваний и припадков. В ее теле снова были силы, но это ненадолго.
Квартира вдохнула запах улицы, который Рея принесла на своих волосах и пальто. Рея не пила алкоголя, она считала, что одиночество и алкоголь – есть признак героини плохого женского романа, только вот от аккуратно и ровно сложенных белых сигарет в пачке с острыми и царапающими кожу уголками она отказаться не захотела. Под извечное тихое бормотание телевизора, мелькающего признаком жизни в окне снаружи, Рея, как-то неловко и глупо, с незажженной сигаретой между пересохшими губами, стеклянными глазами, выражающими не то испуг, не то смирение, а, возможно, и удивление, по-птичьи и подняв ключицы, приютилась на краешке кровати.

Шум - бормотанье вокзала.
Невнятное. Под луной
Снится вокзалу покой.
Снится безлюдный перрон,
Снятся пустоты окон,
Мертвая тишина.
И ни один вагон
Не застучит никогда
Металлом по рельсам стальным.
Сталью по звездам ночным. 

Каждому дикому зверю
Хочется быть больным.
Хочется лечь на землю
И притвориться немым.
Лечь, взгляд – исполненный жалости,
Лапы безвольно вытянуть.
Так убого, протяжно, на краешке пропасти…
И к руке чье-то тихо прильнуть.

Она не чувствовала собственного тела, не чувствовала усталости.  Все тем же взглядом она прошла по комнате, остановившись на полке, с покоившимися на ней билетами на спектакли, автографами актеров, которых она не знала, не прочтенными книгами со страницами, слипшимися от типографской краски, ручками, в которых не осталось чернил, тетрадками с лекциями, а на полях – хулиганские мордочки зверей, кружками с недопитым кофе.
 
Смолкла улица.
Переулок больше не скалится
Пастью рваной,
В грозном некогда взгляде – печаль.
Враг мой, сделай ее стеклянной.
И набрось на глаза ей вуаль
Из иллюзий, из странных картин.
Враг мой, боли ее властелин…
Чтоб запуталась, чтобы сама не знала,
Где играет – а где живет.
Враг мой, какого дьявола
Ей покоя вопрос не дает:
Где спектакль, любовь и фарс?
Томный взгляд, гротеск, декаданс?

Вдруг кто-то подкурил ей сигарету, и над ее трагично склонившейся головой прозвучал мягкий голос. Тембр был низким, но говорящий – будто бы сотворен из тяжелых бархатистых тканей, из тягучей усталости, что хранят в себе терпкие вина,  из сладкого покоя… Вторгшийся в ее обитель одиночества гость так и не показал своего лица. Табачный дым, так и не достигший легких, стремился окутать и закрыть в своем сизом кружеве тело Реи. Луч электрического света, ложился на ее лицо, на ее бледные губы и распахнутые глаза, проползал между почти закрытой облупившейся белой дверью и стеной с ободранными обоями.   
Ворог получил, что хотел, у Ворога есть Рея, теперь нужно выискать ей новое тело.

Монолог Реи.
Одинокие люди не смотрят телевизор, не слушают радио, не читают газет. Буквы просто мелькает у них перед газами, звуки и изображения проносятся мимо, как автомобили на полной скорости, когда хочешь перейти дорогу. Всю жизнь стоишь вот так, на переходе.
Я ненавижу, когда говорят об одиночестве. Я ненавижу, когда говорят об одиночестве, когда в самом лучшем свете представляют это одиночество. И что им можно наслаждаться. И что так делают мудрые люди. Я не люблю людей.