Чай в бесконечности

Заповедь Лосева


Лосев научил меня многому, но прежде всего – быть философом. Что это значит?
Философия – постоянная жажда мысль. Жажда, которую может утолить только новая мысль. Лосев называл это истинной диалектикой. В эпоху диалектического материализма, когда на уровне государственного материализма насаждалась фанатическая вера в приоритет действия над процессом мышления, Лосев издал за свой счет гениальную «Диалектику мифа», где черным по белому было сказано, что материализм – это вера в черную дыру. Лосеву было куда ближе «небо-небушко», которое кишело ангелами.
Он был не просто православен, но имяславен. Что это такое? Странное, неканоническое учение имяславие возникло на греческом Афоне, в самом сердце православия, но прижилось прежде всего в Москве, в умах и сердцах двух светочей русской мысли. Павел Флоренский и его ученик Алексей Лосев исповедали необычное понимание Бога. «Бог не есть Имя, но Имя есть Бог». На первый взгляд, это какая-то схоластика, но только на первый и притом очень поверхностный взгляд. Всех нас учили искать реальность или сущность вещи в ее материальном составе. Скажем, вода – это H2O. Но что такое H2O? Отвечая по цепочке и уходя все дальше вглубь, мы даже дойдем до молекул и атомов, не ответив на вопрос, что такое вода. Надо уходить не вниз, в материю, а ввысь, в небо, вернее, в мысленное небо. И тогда водой окажутся нимфы ручьев и рек, нереиды, русалки, водяные, Нептун. Вода как сущность обретет имя. И только тогда станет реальностью, а не набором атомов и молекул, которые сами по себе ничем не являются, пока не обретут имя в четырех стихиях огня, земли, воздуха и воды. А над всеми стихиями Бог, чье тайное имя никому неизвестно, а явное – Иисус.
Учение Лосева можно принимать или отвергать, но не знать его просто глупо. В эру закоренелого материализма, позитивизма и уже скучноватого идеализма была открыта дверь в какие-то другие миры. Оба открывателя, и Флоренский, и Лосев, отправились за свое открытие в ссылку. Павла Флоренского расстреляли, а Лосеву выпал жребий вернуться с лесоразработок в Москву и всю жизнь маскироваться под исследователя античности. Ему так и сказали: античность изучайте, а к философии и близко не подходите. Впрочем, непредсказуемый тиран Сталин однажды спросил очередного академика: «У нас остались еще философы идеалисты?» – «Есть Лосев», – ответствовал академик. – «Хорошо, адЫн пусть будет».
Возможно, что это всего лишь анекдот, байка, а, возможно, и правда. Сталин мог на другой день передумать и снова арестовать единственного открытого идеалиста. Но руки не дошли.
Много лет назад, беседуя с Лосевым в том самом доме на Арбате, где ныне открылась библиотека, я не мог отделаться от мысли, что сижу за одним столом и пью чай с космическим пришельцем из прошлого и из будущего одновременно.
Алексей Федорович был живой осколок, вернее, драгоценный срез серебряного века. И в то же время из-под его толстенных очков (зрения было почти утеряно еще в ссылке) на тебя смотрел собеседник Ангелов. Какая-то нездешняя изморозь была в его взоре и во всем, что он говорил.
Слово «говорил» к Лосеву не очень-то применимо. Во-первых, это была беседа не столько с другими, сколько со своими тайными мыслями и голосами. Во-вторых, тут же рядом для всех незримо, а для меня почему-то зримо и осязаемо сидели собеседники его юности Бердяев и Флоренский. «Я так и сказал Бердяеву, свобода, конечно, свобода, но прежде всего судьба», – ронял он как бы мимолетно. Словно и я с Бердяевым на эту тему не раз беседовал. А после разговора, вернее, после встречи с Лосевым так и казалось. Его устами говорили все классики русского идеализма ХХ века. Лосев был посол их доброй воли, их представитель, их тайный агент в других временах. Сказал же он о себе: "Я сослан в ХХ-й век".Возможно, теперь он так же восседает в небесном ареопаге рядом с Платоном, Сократом, Флоренским и Паламой, знакомя этих Ангелов мысли с нашей земной философией. Возможно, что там даже стоят новенькие компьютеры с плоскими экранами, как в библиотеке на Арбате.
Верная ученица, спутница жизни, смерти и бессмертия Лосева, профессор Аза Алибековна Тахо-Годи встречает гостей в одном из нескольких залов библиотеки. У нее такие же толстые очки, как у Алексея Федоровича, и даже взгляд сквозь них почти такой же глубинный, всепроникающий, но здешний, теплый. Она так рада всем, кто видел при жизни Алексея Федоровича, что мы чувствуем себя в доме Лосева какой-то единой семьей. А племянница Азы Алибековны, доктор филологических наук и  крупный исследователь творчества Лосева Елена Тахо-Годи ведет меня в святая святых – хранилище редких книг, где есть даже репринтное издание курса лекций по философии для женских курсов. От издания Тацита тысяча семьсот какого-то года до изданий Гомера не меньшей давности. От шкафов к сейфам 1907 года высотой в человеческий рост. Надо же, сохранились. Будем надеяться, что теперь надолго вместе с бесценным содержимым. К сожалению, в прошлом сейфы не уберегли от хищений более шестисот драгоценных фолиантов. Аза Алибековна – хранительница мысли Лосева, но, конечно же, не сторож книг.
«Вы сыты, а я голоден», – пишет А.Ф.Лосев великой пианистке Юдиной. Голод и жажда мысли не покидали его до преклонных лет. Разумеется, он, как все мыслители, не мог понять смерть и возмущался ее вторжением в привычный распорядок умного делания. Древние греки научили его пониманию высшего хода судьбы. Он знал, что разумом судьбу не понять, и пристально к ней, коварной, присматривался. Виделся ли ему собственный музей на Арбате с библиотечным центром? Конечно. Иначе не висела бы в самые глухие советские времена в 1974-ом  табличка на дверях с надписью «Профессор Алексей Федорович Лосев». В то время это выглядело старомодным чудачеством.Не надо быть мистиком, чтобы на примере Лосева убедиться: мысль в отличие от человека бессмертна. Но и бессмертной мысли нужно жилье. Оно называется библиотека. В доме Алексея Федоровича открылся дом для его бессмертной мысли. Дом когда-нибудь обветшает, мысль Лосева – никогда.
Я запомнил многое, но глубже всего в душу запала заповедь: «Бесконечность должна обнимать себя»». Иначе она не бесконечна. Маяковский чаевничал со светилом, а я с бесконечностью то в облике Лосева. Я и сейчас с ним чаёвничаю.