Контакты

До сих пор не понимаю, почему меня назначили на роль Project Leader по данному проекту? Нужно было спроектировать, изготовить и испытать прототипы контактных соединений на базе полномасштабных проводников, в руку толщиной и по 3.5 метра длиной. Это - бюджет всей Российской команды по ИТЭР. Однако в начале 95-го года такой проект возник.

В этом году начались мои поездки за рубеж.  Первая – на 9-ое мая 1995 года в PSI (Швейцария), вторая в конце июня – в Японию (Нака) с Сашей Алексеевым как раз на митинг по контактным соединениям, в августе – с Сергеем Бендером в MIT (США) тоже в том числе по контактам, и в октябре – опять в PSI уже на подготовку проекта QUELL  - об этом ниже.

Так вот, Нака. Самолетом из Шереметьево 10 часов полета. А-310. Прилетели в аэропорт Нарита (Токио). При отправлении из Шереметьево Алексеев попал под выборочный контроль таможни, и его буквально раздели догола на виду у всего честного народа. Это запомнилось.

В Нарите нас встречали с плакатами “ITER”.  Посадили вдвоем в такси и сказали, чтобы мы денег не платили. И повез нас таксист по побережью Тихого океана из Нариты в город Мито, рядом с которым находилась деревня Нака, а в ней JAERY – Японский институт атомной энергии, при котором существовала центральная команда ИТЭР по магнитному направлению. На утро уже были назначены наши выступления на разных митингах, мое  - по контактам.

В Мито нас поселили в отеле “Season” и мы вышли прогуляться. В прудах и придорожных канавах плавали ручные рыбы, которых можно было погладить и покормить. Вся японцы ездили на велосипедах, особенно школьники. Чтобы избавиться от пустой консервной банки мне пришлось пройти три квартала в поисках урны. Запомнились магазины “Seven – eleven”.

На завтрак предлагали невообразимое множество национальных блюд, которые я осторожно обходил стороной, пока не увидел в дальнем углу ресторана self-service европейские сосиски, не пахнущие Японией. Мало сказать «своеобразная кухня», ее нужно увидеть. В основном коричневый цвет, булькает, жидкое и ужасно для европейского носа пахнет. Тогда даже вяленых кальмаров в России еще не появилось, так что это были очень острые впечатления.

С утра сначала все посетили пленарное заседание, а затем разошлись по секциям. Какую-то часть пленарного вел Костенко, в качестве, как он любил говорить – Chair-man. Работа началась. К этому времени я уже был за границей в Швейцарии, и поэтому первый шок от общения на английском языке уже был позади. Но все равно, раздвоение личности было налицо – думать по-русски, а говорить по-английски очень трудно, тем более, находясь целые сутки в английском окружении. Но, ничего, все друг друга поняли, выступления прошли успешно. Вечером всех потащили в кабак.

Одна стена стеклянная, за ней пруд с огромными карпами. Зал, столы с закусками и огромными бутылками с пивом. Тишина, никого нет кроме нас, привезенных и голодных. Мы все набросились на закуски, и русские и нерусские. Пошла беседа про все на свете. Приглядевшись в полумраке видим, что кругом еще какие-то женщины. «Ну» - думаем – «началось, гейши», и так медленно отжимаем их к стене, ведя светскую беседу на английском языке. И вдруг – открываются двери, включается свет, входит группа местных руководителей разных рангов, женщины бросаются к ним, и…. оказываются их секретаршами, гордо и иронично поглядывая на нас – неудавшихся кавалеров.

Дальше было все как обычно – тосты, разговоры, горячее, затем коньяк напоследок, и развезли по домам, вернее в отель. Злые языки говорили, что Витя Якубовский, будучи на таком же ужине, на виду у всего мирового термоядерного сообщества унес с собой в кармане недопитую бутылку коньяка…

Японские секретарши вообще произвели сильное впечатление. Я видел много разных секретарш и в Швейцарии, Франции, Америке, да и в России, но только в Японии секретарша появлялась перед своим начальником поперек двери на уровне пояса, проявляя тем самым высшую степень уважения. Это повторялось каждый раз, и было очень эффектно.  Нам объясняли, что это связано с женской безработицей в Японии.

На другой день после работы нас пригласил в гости директор данной центральной команды Huguet (Юге), по-моему  - Michele. Он жил где-то недалеко, но обратно мы возвращались на пригородном поезде. Поезд стоял у платформы и ждал, пока мы спокойным шагом подойдем к вагонам, а выбежавшие из каждого вагона проводники в касках ласковыми движениями заманивали нас к себе в вагоны. Пока мы не сели, поезд не тронулся. По дороге от вокзала до отеля увидели японского нищего. Аккуратно постриженный и гладко причесанный, в чистой одежде он молча лежал на идеально блестевшем полированном полу, и, видимо, что-то демонстрировал. Люди аккуратно его обходили, стараясь не задеть. Странный субъект!

В гостях пили саке, ели суши, разговаривали ни о чем.

Еще один вечер мы с Алексеевым потратили на прогулку по Мито, где я в знак протеста против мирового империализма украл зажигалку в каком-то маленьком шалманчике, чем вызвал ужас у Саши.

Утром мы уезжали. Еще с вечера договорились с Костенко, что с нами в машине поедет его жена, которая уезжала из Японии, не подозревая, что Александр Иванович умрет через сутки.

Утром receptionist в отеле понимающе выписал нам common bill, что означало включение стоимости напитков, взятых из буфета в номере в общий счет без расшифровки. Этот ход используют все русские командированные за рубежом, во всех странах.

Микроавтобус с водителем и тремя пассажирами выехал на японскую автомагистраль, не уступающую бильярдному столу. На мою просьбу остановиться где-нибудь, чтобы купить хотя бы пива, водитель только ехидно поулыбался. Но через два часа мы уже покупали напитки и сувениры на оставшиеся йены в duty free аэропорта Нарита. Покупали до грозного окрика по радиотрансляции: «Immediately…”.

В обратном самолете я сидел рядом с русской девушкой из Питера, родители которой где-то на Загородном держали бизнес по продаже бытовой техники, видимо и японской. Пообедав с вином, мы обсуждали вопрос – будет ли общипанная колли похожа на добермана, и проходили к утвердительному выводу.

Еще ночь в одном СВ купе в Лилией Костенко, и … наконец я дома. А наутро в НИИЭФА уже висел некролог на Костенко А.И.

Нельзя завершить Японскую тему, не вспомнив про Сережу Лелехова. Со смертью Костенко в Наке открылась вакансия, на которую долго не могли найти претендента, пока не вспомнили про Сергея Андреевича. Он согласился, поехал, и по началу удачно справлялся с обязанностями координатора мировой деятельности по сверхпроводимости в ИТЭР'е. Но, вскоре Сереже стало там скучно….  Будучи активным человеком, Сергей познакомился с местной японской дивой, разведенной, богатой, независимой. Она поила Серегу, кормила, короче – содержала. Хорошо зная Лелехова, думаю, что было за что! Местной якудзе такой расклад не понравился, и Сережу спровоцировали на драку в местном кабаке, он попал в полицию и был быстро и со скандалом депортирован в Россию.  Потом Черноплеков оценил его действия так: «Сережа, как мужчина я тебя понимаю, но вообще-то ты большой мудак». Сам Сергей всем говорил: «Я ни о чем не жалею». Молодец!

Так вот, контактные соединения…

Следующим раундом проекта была поездка в MIT (Massachusetts Institute of Technology – Бостон, США) с Сергеем Бендером по соглашению о научном взаимообмене (Exchange Agreement).

Летели на Ил-96 из Шереметьево в JFK, а там местным авиарейсом Delta из Нью-Йорка в Бостон. Поздно ночью в Бостоне нас встретил Виталий Высоцкий и отвез в apartments – на квартиру. Лету до JFK 10 часов, за это время чуть не со всем самолетом успели перезнакомиться.  Запомнились какие-то автомобильные жиды, летевшие смотреть на show в Нью-Йорке по продаже подержанных машин. 

У меня уже был один друг в MIT – Shahin Pourahimi – иранец, вывезенный родителями в США после переворота. Мы с ним познакомились в мае того же года Швейцарии, во время моей первой поездки за границу. Еще один Stiven Smith – американец, коллега Шахина, с обоими мне вскоре довелось работать в Швейцарии – они также занимались диагностикой сверхпроводящих магнитных систем, и мы нашли общий язык.

Бостон – красивый город, находится на побережье Атлантического океана в устье реки Чарльз. По центру ездили мусорные машины, пахнущие хорошим одеколоном, в элитном районе Кембридж выступали русские кукловоды. В городе практически отсутствовали общественные туалеты, что создавало некие неудобства и заставляло передвигаться быстро и целенаправленно. Главная улица города – Commonwealth – народное достояние. По реке плавали лебеди, но купаться мы и не пытались, не было прецедента. Однажды поехали на берег океана, но вода была холодная, и было как-то жутко от обилия воды.

Впервые увидел «Молл» - огромный супермаркет, в котором есть все. «Как там, в России?» - спрашивает меня по-русски продавец напитков внутри молла. «Как вы узнали?». «Эх, милай! Поживешь тут…, да и на лице написано».

В институте нас окончательно приняли, когда лишь на третий день мы додумались сменить официальные костюмы с галстуками на джинсы: «Вот, наконец-то оделись как люди».

Тогда в MIT находилась Биттеровская магнитная лаборатория, которую позже перевели во Флориду (Talahassi). Там же сооружали PTF (Pulse Test Facility) для испытаний тех самых контактных соединений. Об этом была детальная беседа с местными специалистами, из которой я почерпнул много полезного, если бы это было кому-то нужно в НИИЭФА. Позже оказалось, что никому.

Также провел семинар по измерительным технологиям, включая измерения потерь энергии. Познакомился с китайцем Chen-Yu-Gung и японцем Makodo Takayasu, работавшими в PFC MIT (Plasma Fusion Center) и еще со многими.

Вечерами ходили гулять по городу. В субботу решили разговеться – накупили местного пива “Budwizer”. Выпив совсем немного, мы пошли прогуляться по городу. Только вышли из дома, как мгновенно к нам с Бендером подъехал полицейский Chevrolet и стал нас медленно сопровождать. А все люди, находящиеся в прямой видимости, замерли и уставились на нас. Почувствовав неладное, я принял решение: «Сергей, назад! Провались они пропадом». Остаток вечера сидели дома, допивали пиво и смотрели в окно. Это невозможно…

Познакомились с Николаем Дьяченко – конструктором из PFC. Украинец, которого родители маленьким вывезли во время войны в Германию, да так и остались там. Затем он переехал в Америку, служил в ВМФ Соединенных Штатов в штате, как он говорил, Мишиган, через «ш» и с ударением на первом «и». Он повел нас с Бендером в Кембридж, угощал пивом “Tuker” и говорил, что все люди на Земле – братья. В общем – был космополитом. Ему было явно приятно разговаривать с нами по-русски, временами переходя на английский. Позже я узнал, что Николай вскоре ушел на пенсию, или его ушли…

Видел американских попрошаек. Шикарно постриженный молодой негр быстро тараторил что-то, подскочив ко мне на улице в центре города, и  озираясь по сторонам. Через слово мелькало “quarter, quarter..”, т.е. он просил четвертак  - четверть доллара – 25 центов. Я не дал.

Накупив по совету Шахина всевозможного джинсового тряпья родным и близким, как лучший подарок из Америки, мы начали собираться домой. Рейс до JFК из Бостона был ранним утром, а там пересадка на международный рейс до Москвы. Стоим, ждем посадки, пройдя регистрацию и поглядывая на всемирно известный механизм «Вечное движение», сооруженный в аэропорту Бостона и включающий огромное количество различных шаров, падающих, поднимающихся, скатывающихся и действующих друг на друга и на другие элементы этого огромного трехмерного безостановочного, удивительного механизма.

Начинаем наблюдать некоторое волнение у окружающих пассажиров, также ждущих посадки. Хоть мы и владеем классическим английским языком, но разговорный язык на улице понять абсолютно невозможно. Напрягшись, мы совместными усилиями выделили из скороговорки диктора слово “Cancellation” и номер нашего рейса. Понятно – отмена рейса. Ну, началось, опаздываем на Московский из Нью-Йорка. Побежали. Сначала к стойке регистрации, там очередь – “waiting in the line” – кричит тетка на кассе: «ждите в очереди». Мы к ней – «опаздываем», а она свое: “waiting in the line”. Нам говорят: «бегите в другой зал отправления, там нет очереди». Мы туда – то же самой. Обратно – очередь. А, провались все пропадом, закурили, ждем. Подходит очередь –«ну, чего?», мы – «так и так», «ага, сейчас сделаем, и всего-то?». И пишет на бумажке маляву от руки: «такие-то двое опоздают на Московский, т.к. cancellation в Бостоне”. «Передадите супервайзору в Нью-Йорке и вас отправят в Россию другим рейсом, а сейчас идите, я договорилась, вас довезут до JFK». Все дело заняло три минуты.  Ну, б…

Не без любопытства поболтавшись немного дольше запланированного по аэропорту “John Fitzgerald Kennedy” в Нью-Йорке, мы с Сергеем полетели на Ту-154 прямо в Питер с посадкой в Шенноне вместе с командой какого-то нашего сейнера, или траулера, возвращавшейся домой после путины. Рыбаки сразу выкупили весь бар у стюардесс, и полет проходил весело. В Шенноне в промежутках между кружками черного пива я позвонил жене и предупредил об изменении рейса прибытия. Вот такие контактные соединения...

Еще один митинг по контактам был в PSI, уже после выполнения проекта QUELL, о котором будет сказано ниже. Там я выступал уже с результатами. Дело в том, что один маленький контрагентский договор по данной теме все-таки был заключен. Николай Серафимович Грязнов – сын высокого начальника от ВВС, занимался в ВНИИНМ как раз соединением различных материалов, и я был знаком с ним по прежним работам. Мы быстро договорились, и на взаимовыгодных условиях заключили договор по всем правилам переходного периода от социализма к капитализму – с «откатом», с контрагентами внутри договора и т.д. Под моим влиянием Коля сделал несколько образцов, красивые фотографии которых я и показывал коллегам в Швейцарии.

Но этим все и закончилось. Никаких полномасштабных проводников никто в РФ конечно делать не стал, и ни в каких испытаниях не участвовал. К этому времени меня уже травили изо всех сил, о чем будет сказано ниже, и я, предчувствуя дальнейшую перспективу, постепенно сворачивал свое участие во всех проектах, и в этом, в частности. Когда понадобилось делать контакты для вставки КВПТО, Коля просто «заплющил» все концы проводников в сплошную болванку, благо, что испытания проводились стационарные, и все….

Вот такие контактные соединения…. Было еще несколько промежуточных обсуждений с приезжающими басурманами в НИИЭФА, но, в общем, весь проект имел характер мыльного пузыря, который несколько лет раздувался, а затем лопнул без следа. Ничего удивительного, так и было задумано.