Одиночество

Одиночество уже здесь, среди нас. Как вата оно изолирует каждого от окружающего мира, качает в люльке, а рядом — в своих индивидуальных люльках — качаются остальные. Такие же одинокие, занятые, бегущие, спящие всю свою жизнь и до смерти не открывающие ни глаз, ни души. С разных сторон бывает слышно: «Помогите!», «Мне страшно!». Или: «Поднимите мне веки!». Такой вот новый Вий, одинокий и ненужный, ходит на работу, плачет по ночам, веки опухли и упали в пол. Магия испарилась. Сказка кончилась. Осталась тоска. Так скучно, что даже страх ушел.

Железные, бетонные, кирпичные, бревенчатые, дощатые стены, занавесы, террасы, потолки и крыши. Рукотворные пещеры, в которых каждый прячет свое единственное настоящее сокровище — одиночество. Былая роскошь обернулась проклятием. Раньше в одиночку можно было лишь погибнуть. В лесу, на поляне, в предгорье. Один в поле не воин. Изверг, изгой. Изверг — это тот, который ушел, так как настолько плох, что не смог остаться. Изгой — тот, кто не вписался. Один — сильный такой, что может выжить в одиночку. Второй обреченный, так как впереди осень-зима-весна-лето в пустыне-лесу-степи-чаще.

Спустя тысячи лет ученые могут найти тело такого вот, консервированное, к примеру, в гудроне в нефтяном пятне. Одно такое есть в Лос-Анджелесе и называется Ла Брeа. Туда падали динозавры, мамонты, первобытные люди, просто люди. И консервировались. Так, что теперь их изучают ученые. Вот, упал в одиночку в такую яму — и все, ты принадлежишь истории и ее копателям. Некому было тебя спасти: надо было заранее озадачиться тем, чтобы сбросить вместо себя в яму свое одиночество. Встать из люльки, сказать что-то. Заглянуть в соседнюю, удивиться.

Я буду вместе. Теперь. Я обещал. Просто: раз-два, поклялся. Первый раз в моей жизни, именно той, что живу все мои дни. Смотрю, радуюсь, улыбаюсь… Теперь я свободен.

27 июня 2012 года