Имя

               
Издалека было видно облако, поднимавшееся из-под копыт лошадей. Всадники скакали по горной дороге к селению Ругуджа.
— Узун-Гаджи едет, — сказал кто-то из стариков, и по селу побежала весть.
— Узун-Гаджи едет! Суфий едет!
Всадники замедлили шаг, войдя в село. Коня Узун-Гаджи сразу облепили сельчане. Мальчишки, парни постарше, даже старики стремились прикоснуться хотя бы к стремени суфия. Женщины подталкивали детей — «Хоть к коню прикоснись!» Абдурахман тоже ринулся к всаднику. На удачу — дотронуться до светлого человека. Узун-Гаджи знаменитый кадий, все его уважают.
Абдурахман подбегал то с одной стороны, то с другой. Пытался протиснуться сквозь толпу мальчишек. Но ему не удавалось даже приблизиться к Узун-Гаджи, не то что дотронуться. Вдруг он услышал, как над толпой прозвучало «Ну-ка поднимите сюда этого джигита!» Абдурахман почувствовал, что его ноги оторвались от земли. Его подхватил десяток рук и стали передавать над головами людей. Крепкие руки кадия подняли Абдурахмана еще выше, и Узун-Гаджи посадил его перед собой на коня. Абдурахман настолько опешил, что только растерянно оглядывался по сторонам. Он едет верхом в седле с самим Узун-Гаджи! Соседские мальчишки смотрели на него с завистью и удивлением. А он сидит перед святым человеком и едет по селу. Он ничем не лучше других, но, оказывается, и не хуже. Он достоин этой чести. Достоин? Ну, может быть, когда-нибудь станем достойным. Ему ведь еще долго жить. Ему всего пять лет. Так что ничего, что он и одет скромнее других, и чувяки прохудились, и кинжал у него на боку не висит, как у старших парней. Наверняка, он еще успеет в жизни что-нибудь достойное сделать. Должен, раз сам кадий его джигитом назвал.
Вон дом его, мать с братишкой маленьким у двери стоит. Видно ли ей, что это он, ее сын в седле перед кадием?
На окраине села Узун-Гаджи остановил коня и обратился к маленькому всаднику:
— Как тебя зовут, джигит?
— Абдурахман.
Узун-Гаджи улыбнулся.
— Знаешь, что твое имя значит, Абдурахман?
— Нет.
— Ты на эту землю Аллахом послан, — сказал Узун-Гаджи, пристально посмотрев ему в глаза, — не забывай об этом.
Абдурахмана поставили на землю, и он долго не мог двинуться с места. Пятилетний мальчик глядел вслед удаляющимся всадникам и повторял про себя слова кадия, чтобы помнить этот единственный наказ от единственной встречи с суфием.

Шахри Даниялова
2007