Бумажный контент...

      Летом, в пыльном и знойном Оренбурге, пацаном, я спасался в ДЮБ – детско-юношеской библиотеки им. Лермонтова. Мечтал жить среди стеллажей. Кровать поставить и наслаждаться прохладой, тишиной, насыщенной тайным знанием на страницах. Они делали меня чуточку умней, от этого поднималось настроение, словно кислород незаметно проникал в кровь, и становилось веселей. Если я видел, как загибают страницу, ломают книгу, насилуют её, мне становилось нехорошо. Я отворачивался, уходил, страдал молча. Осталось то, детское. Мы родом из детства. На просторах той Родины были книги. Много. Разных и хороших в том наиве.
      Неделю назад потопал менять паспорт. Пришёл пораньше, занял очередь на улице, за полчаса до открытия. Впереди заматеревшая, знакомая морда. Чуб сивый, но узнал сразу. Постоянно толкался он в очередях на подписные издания, в центре, на углу ул. Кирова. Приходил, делово, по-хозяйски, выписывал на вскидку из Сов. энциклопедии страницу фамилий "очередников", назначал себя "десятским" и рулил очередью. Сидели на ящиках, таскали их из соседнего магазина. Занозистые, щелястые, ломкие. Ненадёжные, как наша мечта заполучить собрание сочинений. Пили кофе с "Вана Таллином". Что-то читали, говорили. Кто-то завёлся, стали выяснять про академическое издание Пушкина. "А мы хоть одно нормальное стихотворение счас вспомним»? – засмеялся кто-то в стае. "А как же», – вскинулась сухонькая женщина неопределённого возраста. Маленькая собачка всю жизнь щенок. Ножку отставила, громко: "Белеет парус одинокий"... Такой клуб, под открытым небом и впереди ночь, а книжный откроется только в десять и, хорошо бы не отжали от раздачи книголюбцы покрепче.
       Стою в очереди, жду, когда откроют доступ в паспортный отдел, любуюсь ядрёным, как кнехт, затылком бывшего "рулилы". Сейчас присядет чайка и начнёт орать гортанным вскриком. Вспоминаю. Да! Вдруг налетал тогда, энергичный кагал друзей и подружек этого "организатора-вдохновителя". Разливали водяру в красивую рюмочку, особый шарм. "Канапэшки-бутики-закусон". Грелись, смеялись громко. Праздник. У них – праздник. Формально – всё правильно, негласные требования очереди соблюдены. Потом они меняли, продавали, хитрожопили как-то с этим всем многотомием, возбуждая зависть недоступными обложками, ценой нереальной, какими-то обменами Камю, на Кендзабуро Оэ, а потом на Кортасара в серии "Мастера современной прозы"... Читали? Не уверен. Но ориентировались в этой непроглядной бочажине очень ловко. Гнусные ловцы человечьих душ.
        Вспомнил сейчас. Накануне у подъезда ПСС Диккенса в коробке вывалил кто-то. С высоты седьмого этажа такие сиротливые. Тёмно-зеленые, как потемневшая от времени медь в складках старинного памятника. Кто-то пролетая, разжал когти и выпала коробка с ценным грузом. Сложное чувство - и жалко, и есть уже, да и полки...
        И вот смотрю я на эту... этого типа. Подъезжает джип-трамвай. Чёрный "мерин". Из него вываливает тот же кагал, несколько потраченный молью времени. Все обнимаются, челомкаются, приталивают ручонками друг друга. "Дружба не вянет"! И я становлюсь пятнадцатым. Очень легко. Потом – "...представляете, товарищ Бендер, всё это КОДЛО усаживается в машину", и я думаю, с грустью – ни они, ни я – не поменялись. Вообще, если бы мы все менялись, пришлось бы Библию редактировать раз в сто лет. Как минимум... И всё такой же странный трепет при виде книг. Бумажного контента – о термине таком, колком и ломком, как укол в диагноз я тогда и не догадывался. Тогда, в очередях, в пору "достачи и обмена".
         Устойчивая зависимость осталась.
         Какой я старый в этих стенаниях! Как помёт мамонта!
         Похороните меня в глубине саркофага из монолита книжных кирпичей. Сцепите их цементом высыхающей слюны. Будем дотлевать вместе, не пережив до конца рассветы и взлёты - айпадов и айпетов.