Damnum

На чердаке было немного прохладно, но как для демонского нрава, так очень уютно. Да, было в этом месте нечто такое неуловимо привлекательное и манящее своей избитой псевдо-мистичностью. Ну, вот и пользуясь разгулявшейся славой всех крыш, под маленьким окошком на старом матрасе с неизменной кружкой поостывшего зеленого чая, полулежа валялся совсем молодой на вид парень. В свете звездного неба из того-таки окошка, который слабо освещал силуэт, черты лица его казались еще более неестественно красивыми, а белые волосы с платиновым оттенком вообще словно светились. Конечно, для поклонниц брутального милитаристского мужского образа, развалившийся в пыли старых вещей юноша был бы ни чем иным, как очередным смазливым мальчиком, который-то и стометровки не добежит.
Так или иначе, Киба был демоном. А его человеческий облик никак не мешал швыряться машинами, при большой надобности, да и характером выдался. Но при всем этом он оставался счастливейшим на свете. Когда-то он был по-своему несчастен в своем одиночестве и бессилии. Что может быть хуже для демона, нежели брак сил? Он же вообще был неправильный, многого ему недоставало, многого он не умел. За это он не был принят обществом себе подобных, после чего возненавидел все живое, пусть ненависть его и была тихой и спокойной. Но сейчас все было по-другому. У него, наконец, был дом, свой дом, даже на свои же деньги купленный. У него была прекраснейшая жена, хотя свадьбы они так и не сыграли. Впрочем, для нелюдей вряд ли были столь важны человеческие обряды. Селина стала единственным существом на всем белом свете, которое любило Кибу и не насмехалось над ним. Девушка заботилась о непутевом демоне, была с ним мила и терпелива. За ее доброту, отзывчивость и сострадание парень полукровку и полюбил. А еще…а еще у них была маленькая дочь. Действительно маленькая, хоть ей уже и было пятьдесят лет, но выглядела она не старше младшекласницы. Вообще демон никогда и подумать не мог бы, что будет иметь ребенка, даже судя по его характеру и повадкам становилось очень странно, как так получилось-то вообще. С виду-то было сложно даже представить, что парень мог хотя бы поцеловать кого-либо. Но факт оставался фактом, хотя дотягивала полукровка парня до постели всего пару раз и то в состоянии какого-нибудь аффекта. Это порой даже до комедии доходило.
Так или иначе, демон был счастлив, даже не смотря на то, что хотя бы раз в две недели ему стабильно приходилось саму себе колоть морфий из-за нереальной боли, которой его награждали, скорее всего, рога. Его судьба сложилась удачнее, чем могло бы представится в самых приятных из сновидений.
В тот час был на удивление прекрасный вечер. Даже Киба это признавал. Зеленый чай на парня действовал все равно как коньяк, то есть от сего напитка демон просто балдел, наслаждаясь его вкусом и мало не тая на старом матрасе. И совершенно ничего не предвещало беды.
Кристэль в ту пору отправили спать, хотя парень был практически уверен в том, что девочка сейчас либо телевизор смотрит, либо пытается копаться в книгах матери. Сама же полукровка вышла прогуляться к поселку. Природа здесь ведь была сказочной, и прогулки всегда были приятными, только демон оказался тем еще домоседом и предпочитал наслаждаться прохладой вечера на чердаке.
Но прошел уже час с того времени, как девушка вышла из дому. Хотя обычно гуляла она подольше того, но именно на этом отрезке времени в душе у Кибы что-то тревожно заворочалось. Чай был давно допит, потому ему оставалось просто задумчиво смотреть через маленькое окошко на внешний мир, ожидая того, как в скором времени его любимая пройдется внешним двориком, входя в дом.
«Да что это в голову лезет-то? Ничего плохого и случится-то не может!» - для верности парень даже сам себе усмехнулся под нос и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Но все равно сердце щемило.
Следующие минут двадцать Киба был как на иголках, хотя причин своего внезапного напряжения понять так и не мог. Но потом случилось нечто, что заставило его подскочить и с невероятной скоростью, буквально вылететь на улицу. То был истошный крик, а может и вой, доносящийся откуда-то со стороны парка, расположенного перед городком.
Перед глазами все плыло. Крик давно уже затих, но Киба все еще бежал туда, откуда он доносился. Хуже того, он нутром чуял присутствие Сена, по крайней мере, то, что ближайший час он где-то здесь ошивался и, скорее всего, даже применял какие-то силы. Стало вдвойне нехорошо. Пусть даже слышал он мужской голос, но тревожился парень уж точно не за вампира, а сердце и интуиция врали исключительно редко.
Демон не помнил еще что бы бегал с такой скоростью, он буквально летел, но в тоже время каждый новый шаг его до истерики пугал. Парень боялся увидеть то, что его убило бы, то во что он не верил, но что в свете его предчувствий было очень даже возможным.
Сердце билось в волнении так быстро, что причиняло вполне ощутимую физическую боль, такую тягучую и тупую, но от того не менее слабую.
А потом, вдалеке он увидел нечто слабо напоминающее очертания лежащего на земле человека.
«Сен! Пусть это будет Сен! Господи, умоляю!»
Однако сердце думало иначе, оно точно знало, что лежал на земле не вампир, а некто дорогой ему. И вопль Сена не был криком от физической боли, то был настоящий крик души, вот только Кибу это сейчас не интересовало совсем.
Ну вот, он все ближе и ближе и теперь видит, что на земле лежит девушка с прекрасными длинными светло-серебристыми волосами, которые почему-то утеряли весь свой блеск, как это было временами при лунном свете. Внутри все замерло, а потом резко оборвалось и упало, разбиваясь на миллиарды частиц. Теперь кричал демон. Истошно и громко с неподдельным отчаяньем и ужасом в голосе. Руки, не слушаясь хозяина, вцепились в плечи девушки, возле которой он упал на колени. Сначала он пытался ее растрясти, но она все равно не подавала никаких признаков жизни. Сердце предельно сжалось, причинив немало осязаемой боли парню, который так отчаянно звал ее по имени. А потом светлые волосы девушки соскользнули с ее лица. И тут Киба, наконец, осознал, что его любимая мертва. На него смотрели остекленевшие, мертвые, мутно-алые глаза. Демон застыл, боясь даже вздохнуть. В ступоре он был еще минуту, а может и все две. Не веря своим глазам, парень беззвучно шептал молитвы, он умолял, что бы этот сон кончился, что бы он проснулся в залитом солнцем доме, услышал знакомый, столь горячо любимый голос, почувствовал прикосновение теплых рук к щеке… Но вместо этого по лицу текли лишь горячие и горькие слезы.
Настоящий демон, родившийся в Пандемониуме от великой матери, который не должен был знать ни одного человеческого чувства, сейчас рыдал. Заливисто плакал, давясь и захлебываясь слезами. А к груди он с таким невиданным отчаяньем прижимал бездыханное тело столь любимой им Селины, единственного живого существа, которое его самого полюбило. Она всегда с ним была, всегда поддерживала, успокаивала, помогала, даже подарила маленькую непоседливую дочь. Она играла для него на фортепиано. Она напевала ему на ухо, когда его пожирала головная боль или горели алым пламенем раны. Она была единственным светом, который когда-либо появлялся в жизни обделенного судьбой демона. Она подарила ему покой и счастье для души. Только с ней он чувствовал себя живым, чувствовал себя хоть чем-то, кем-то, не пустым местом и не посмешищем. Она всегда так восхищалась замысловатым цветом его глаз, часто вгоняя парня в краску, пока сам он не мог отвести взгляда от ее собственных алых. Она единственная в него верила. Она была первой, кто его обнял, первой, кто поцеловал, первой, кто вообще подарил ему так много тепла и заботы, семейного уюта и радости. Она превращала его в собаку, позволяя откинуть все комплексы и гонять двором, выплескивая все, что накопилось. А иногда и сама мурлыкала у него на руках пушистой кошечкой, сворачиваясь клубком. Она дала ему кров. Она его лечила. Она его согрела и накормила. Она ему сочувствовала, но никогда ничтожеством не считала.
Она была его всем. Она была его жизнью, его сердцем и душой.
А теперь он не слышал, как бьется ее сердце.
В истерике разглаживая ее волосы, Киба целовал ее щеки, лоб, виски, припадал к остывающим губам. Но вместо тепла, демон только ощущал, как по его рубашке и рукам течет кровь. Ее кровь. Осознав, наконец, это демон глухо, даже негромко, но так истошно закричал, вжавшись лицом в шею девушки, где более нельзя было расслышать пульсации.
Сердце в одночасье словно разорвали, причем буквально. Оно ведь так болело, вообще все внутри болело, будто его рвали, сжигали, замораживали, а потом разбивали, сминали, терли в порошок, замешивали и опять рвали.
Настал период отчуждения, отрицания и несогласия. Киба резко замолчал, подняв голову, и с отчаянной надеждой уставился на мертвое лицо, а потом начал больным, измотанным, непослушным и сломанным голосом молить и уговаривать. Со слезами на глазах и полным искренности сердцем он рассказывал Селине как любит ее, как он мечтает прожить с ней свою вечность, как хочет растить с ней непоседливую дочь, как хочет вечерами сидеть с нею на крыльце, любуясь закатом. Он клялся, что будет ходить с ней по магазинам, что будет веселить в их доме любых гостей, что научится вкусно готовить и больше не будет отлынивать от мытья посуды, что денег впредь приносить домой будет в два раза больше, что будет водить ее в рестораны, кино и театры, что будет носить ее на руках столько, сколько ей только захочется, что всегда будет позволять ей превращать себя в собаку или просто приращивать себе животные уши и хвост. Он обещал, что они обязательно сыграют свадьбу… Только бы она проснулась.
Демон захлебывался клятвами, уговорами и мольбами. Трясущимися руками разглаживал ее волосы, и целовал холодеющие губы и веки.
Но никто ему не отвечал. Селина молчала, ее тело безвольно лежало на его руках, лишь холодея, так отзываясь на все старания Кибы. И тогда он взмолился до того единственного, в чьей власти было воскрешать мертвых.
Демон, порождение тьмы, сын Пандемониума, задрав голову к небу и прижимая к себе бездыханное тело единственной любимой им когда-либо, кричал и умолял Всевышнего смилостивится и вернуть неповинно убитую девушку, дитя ангела. Он просил забрать его, но оживить Селину. Он рассказывал сколь добра, сострадающая и талантлива она, какая хорошая она мать, как она заслуживала жизни. Он плакал и молил о помощи, молил о чуде, молил о милости и великодушии Бога, которого все называли всепрощающим, милосердным и сострадающим. Он говорил, что их маленькая еще дочь не сможет без матери, а он сам никогда ей ее не заменит, к тому же без Селины он уже вообще ничего не сможет.
Но и Небеса молчали. Их тихим ответом был лишь лунный свет, словно ласкающий в последний раз столь красивое и юное лицо девушки.
Не вынеся больше вида отражающейся холодной луны в остекленевших глазах, демон, до крови закусив губу, непослушной ладонью опустил веки девушки.
Ему никто так и не ответил, никто не услышал его крика и боли, никто не внимал молитвам. На побледневшем лице демона застыл животный ужас, а сам он потихоньку начинал понимать, что ничего нельзя исправить, что он остался один, что его покинула та единственная благодаря которой и ради которой он жил вообще. Ее сердце больше не билось и его собственное уже так же не рвалось работать. Вместе с Селиной он потерял любой интерес или стимул к жизни, даже Кристэль его сейчас бы не смогла ничем утешить. Со своим горем и утратой в обнимку, парень согнулся над неживым телом, прижимая его из последних сил к себе и раскачиваясь взад-вперед, а плечи его бессильно дрожали, все еще выдавая в демоне слабость - последний горестный плачь над усопшей.
Киба не слышал и не видел, как рядом оказалась его дочь, рыдавшая и кричавшая, как настоящий шестилетний ребенок, а не трехкровка пятидесяти лет отроду. Девочке вряд ли было многим легче, чем ее отцу. Она тоже пыталась трясти маму, рука той, за которую держалась маленькая Крис, была холодной. Но демон все равно всего этого не замечал, как и не заметил, когда девочка в порыве горя и боли начала звать тетушку. Но даже с появлением Азалии и Рена для Кибы ничего не изменилось. Его хватка не стала слабее и он все так же качал на руках мертвую полукровку, тихо плача ей в плечо и иногда что-то беззвучно шепча.
Он не чувствовал, как некогда темный ангел старался его оттянуть. А потом он так и не вспомнил, как огрызался и даже пытался силой «защитить» тело возлюбленной. В результате его пришлось усмирять более решительными методами, хотя была ли это грубая сила или его просто усыпили, вспомнить тоже не удалось, а в подробности никто и никогда больше не вдавался.
Всю ночь и половину следующего дня демон провел в забытье, валяясь на диване без сознания. Потом, где-то под утро, к нему присоединилась Кристэль, которую уложили силком спать рядом с отцом.
За это время Азалия, не смотря на то, что ей ведь тоже было до невозможного тяжко и больно, вместе с Реном провели все приготовления. Невесть откуда взялся и гроб, и даже надгробная стела.
Похороны было решено делать уже вечером, что бы не растягивать столь болезненную процессию последнего прощания, всем и без того было слишком плохо, что бы еще это переживать лишнюю ночь.
После обеда таки проснулся Киба. Первым, что он увидел было уставшее лицо спящей рядом Кристэль. Рука невольно потянулась к девочке и провела по ее щеке. Благо кто-то стер с рук демона кровь, так что вначале он ничего не заподозрил и даже было облегченно вздохнул, с надеждой, что ему просто приснился ужаснейший сон. Однако, когда он яснее посмотрел на мир, то разглядел на лице дочери подсохшие следы слез. Сердце замерло, а до носа добрался сладковатый запах, знаменующий, что в доме есть кто-то уже неживой. Взгляд моментально потух, а тело онемело. Таки не сон… вывод напрашивался сам собою и не было более иного выбора, чем поверить в реальность, но верить не хотелось и демон осуществил свое неверие. Он просто выключился. Нет, не упал в обморок, не потерял сознание и не умер, его психика, сознание, эмоции – все это просто уснуло.
Парень будто кукла поднялся с дивана, на автомате укрыл дочь пледом и тронулся в сторону зала.
На тамошней софе лежало человеческое тело с головой укрытое простыней. Проходя мимо, демон с силой сжал край рубашки и зажмурился, словно пытаясь прогнать жуткое видение, или хотя бы перетерпеть. Но главное, что парню действительно помогло, так это то, что все его чувства были просто притуплены, а после того, как он увидел, пусть и прикрытое, тело Селины, они выключились окончательно. Теперь Киба действительно двигался, как кукла, зато кукла была намерена что-то делать.
Молча он подошел к гробу и совершенно невозмутимо начал его застилать, подготовил маленькую подушку и прочее. Никаких вопросов или любых других слов он не слышал, разве что это касалось работы, тогда он так же, и словом не обмолвившись, выполнял все, что его просили делать. И хоть выглядел он и черство, бесчувственно, однако внутри, за всем этим эфемерным спокойствием кровавыми слезами рыдало сердце и душа. В любом случае, Киба вряд ли особо осознавал реальность и то, что он в ней делал.
Положить самостоятельно тело в труну ему не дали, хотя демон и рвался, но сил особо доказывать что-то у него не было, так что вместо этого занятия его заставили переодеться в черный строгий костюм с такой же черной рубашкой в комплекте.
На свой траурный нынче наряд парень смотрел долго, но будто и не видел его. Но все же, спустя добрых минут двадцать, неохотно переоделся, возвращаясь обратно на низ.
К спустившемуся отцу тут же подлетела плачущая навзрыд Кристэль. Девочка вцепилась в руку Кибы и вжалась в нее же лицом. Велением какого-то безмолвного инстинкта, парень поднял дочь на руки и даже провел по ее голове ладонью, хотя успокаивать у него сейчас вряд ли хорошо получалось. Но для Крис, кажется, это не имело значения, она все равно крепко обнимала демона за шею, закопавшись лицом ему в плечо и уже там продолжая тихо хныкать и даже что-то неразборчиво говорить.
А дальше они все переправились в Нью-Йорк, на одно из более старых кладбищ. Почему было решено похоронить Селину именно здесь было мало понятно, но один из вариантов состоял в том, что так она будет ближе к семье, но дальше от той семьи, которая сойдет с ума, видя каждый день надгробие бывшей жены и матери.
Для процессии даже откуда-то выудили священника, который должен был освятить на всякий случай могилу девушки, ведь как-никак, а при жизни она была сильной и мало ли чего и кому могло придти в голову, а так, ей хуже уже быть не могло.
Последнее прощание Киба запомнил очень туманно и так было потому что он не хотел этого запоминать вообще. Демон желал помнить свою возлюбленную только живой, ее мертвый образ его теперь повсюду преследовал, хоть он и не подавал виду и оставался таким же неживым и словно фарфоровым. Его сознание оставалось все еще запертым глубоко внутри, но когда он в последний раз целовал холодные губы и лоб, тело его не послушалось, а на глаза навернулись слезы, хотя и это вряд ли кто-то заметил. А внутри все ныло и болело, набирая обороты по мере того, как закрывали гроб и опускали его в землю, а потом и забрасывали почвой. Своей грудки земли в могилу Киба так и не бросил, тихо кому-то взмолившись, что бы из его памяти случайно исчезли последние два дня, что бы он не вспомнил холодного лунного света на бледном лице, что бы перед глазами не стоял мертвый остекленевший взгляд. Он хотел помнить лишь ее улыбку, теплое прикосновение ладони к щеке, мягкий голос и нежный взгляд. Знать мертвой Селины он не хотел и желание это его было столь сильно, что потом к нему начали являться образы ее живой и здравствующей…
Так демон сошел с ума.

***
Первый день после похорон Киба был словно во сне. Это было состояние чистейшего и глубочайшего шока. Ничего вокруг себя он не воспринимал, а если и воспринимал, то будто нечто далекое и совершенно не важное. Даже дочь, которую таки оставили при нем, с надеждой, что с этого получится что-то хорошее, не могла хоть немного развеять туман в голове демона, растормошить его, отвлечь или утешить. На каком-то автопилоте парень сварил макароны, которые благополучно даже забыл посолить, склепал кое-какую яичницу, на том и закончив все свои заботы о Кристэль. Конечно, потом, спустя много-много времени он горько жалел о таком своем поведении и так же длительное время испытывал серьезное чувство вины, но тогда, тогда все было совершенно иначе.
Голова была пуста и ни единая мысль в ней не пробегала, вообще, словно Кибу полностью подчинили чьей-то воле, стирая его собственное сознание и волю.
Однако же и шоковое состояние сомнамбулы не продлилось долго, всего один единственный день, а потом появилась агрессия и практически навязчивое желание мести. Он знал, кто лишил его любимую жизни и не желал этого прощать. Ненависть и гнев заслепили демона, хотя, наверное, то было единственным естественным для него поведением.
В тот день макароны были пересолены, а яичница зажарена до угля. И в тот же день он пропал на две недели.
Парень искал везде. Он обшарил половину Норвегии и весь Нью-Йорк, пытался сканировать даже оставшуюся часть земного шара. Потеряв окончательно тормоза от злости, Киба даже вернулся на Пандемониум. Там он чудом не вляпался ни в какие неприятности, хотя вот это-то было проще простого. Зато каким-то чудом ему удалось наделать шуму среди низших, благо их судьба верхи интересовала мало. Допросы с пристрастием уговоры на помощь, избиения и координация поисков. Чего только парень не делал что бы только найти Сена и убить его. Сейчас он бы это сделал легко, одним движением, вкладывая всю имеющуюся когда-либо у него силу, если бы только кто-то указал пальцем в какой стороне находиться вампир. Но этого никто не сделал. Как Киба не старался, но своего заклятейшего врага найти не сумел.
И тогда он потерял веру. Веру во что-либо вообще в этом мире. Судьба не позволила ему даже отомстить, а сам он оказался столь слаб и беспомощен, что даже такой малости как убийство Сена ему не удалось притворить в жизнь. Горечь, досада, боль и отчаянье опять пробрались в темную, совершенно опустевшую душу демона.
И Киба вернулся домой. Вернулся измученным и потерянным для всего и всех окончательно. Внутри было холодно и одиноко. Увидев опять дочь, за которой, кажется, присматривали ее родные, демон ужаснулся, испугался и сбежал. Пусть побег его и не был далеко, всего-то в его комнату, однако там он скрылся ото всех надолго. Двери за ним были заперты на месяцы…
Для начала он просто не мог вынести вида Кристэль, столь болезненно похожей на свою мать, а во-вторых, парень просто обезумел, им целиком и полностью завладел образ некогда живой Селины…

***
Шторы были плотно затянуты, не пропуская даже лучика дневного света в мертвую, совсем посеревшую комнату. На кровати, скрутившись, лежал Киба, плотно закрывавший лицо сомкнутыми руками. Даже этим стенам ему было страшно показывать осунувшееся, потускневшее лицо. Еще после похорон у него не осталось слез, так что он лишь сам себе что-то еле слышно нашептывал, сломанным и надорванным голосом, а перед глазами так и витал образ мертвой Селины. Ему постоянно казалось, что вот ее тело лежит прямо рядом с ним и это столь страшно, что даже представить себе невозможно. При каждом таком видении сердце Кибы заводилось словно бешенное, а глаза расширялись в истинном испуге и ужасе перед тем, что ему чудилось. Хотелось кричать и он кричал. Кричал, выл, рычал, вопил. Парень пытался закрыть от глаз своих труп, набрасывая на него одеяло или покрывало, а когда это не помогало, сам в них заворачивался, тулясь зубами к стене. А потом видения исчезали. Демон вроде и успокаивался, хотя был слишком измотан, что бы оценить минуты спокойствия, к тому же потом все равно приходило нечто даже более страшное – осознание собственного одиночества, бессилия и утраты. Ему, наконец, что Селина теперь не просто жуткий труп, нет, она вообще мертва, зарыта в землю, исчезла с этого мира, пропала, стерлась… Ее нет, и даже видящееся мертвое тело всего лишь видение и не более того. Может быть лучше с ним был настоящий труп, хотя это, скорее всего, его убило бы еще быстрее, но, возможно, и это было бы милостью. Как знать…
И вот в такие моменты сознания всего ужаса происходящего,  Кибой овладевала агрессия и чистой воды неадекватное поведение. Если бы вдруг кто-то решил его навестить, он бы этого смельчака точно убил бы, возможно даже собственную дочь, хотя, наверное, от такого ему какой-то тормоз еще оградил бы. В любом случае, в такие моменты из комнаты слышался дикий грохот. Парень умудрялся швыряться тумбочками, переворачивал шкаф и футболил кровать. Стены после первого же такого приступа были побиты, шторы с тюлю вместе оборваны, карниз с одной стороны оборвался, а окно выбито, где-то на улице валялась выброшенная настольная лампа. А потом все утихло. Сам того не замечая, Киба уснул где-то на полу. Там он и слыхать не слыхал, как в доме появилась Азалия, как с ним пытались говорить, старательно давили на все возможные и невозможные больные места, угрожали, ругали, соболезновали, а потом опять ругали. Но ведь все было совершенно бесполезно. Как бы и кто бы не пытался, не старался, демон бы их все равно не слышал, а если б и услышал, то не стал бы внимать их речам. Он знал лишь одно: он любил Селину, любил больше всего в этом мире, больше жизни и после ее смерти он потерял все… Кто бы что не говорил, но он остался совершенно один и все бы ничего, может быть, если бы такая нестерпимо сильная, острая и жгучая боль в сердце. Ему ничего не надо было: ни дочери, ни заботы, ни сострадания, ни жизни, ничего. Хотя последние слова сестры погибшей надолго врезались в память парня. Она лишь сказала, что забирает Кристэль, ибо, как оказалось, отца у нее нету. Это было чем-то сродни приговору. Теперь у него уже точно не было и дочери, хотя эта последняя потеря так же долго еще отзывалась в душе тупою, ноющей, но настырной болью, имя которой сожаление. Где-то там, на задворках еще не совсем мертвого сознания, Киба понимал, что дочь была его последним пропуском в жизнь, последней нитью, которой он мог бы держаться, если бы вовремя одумался, но сейчас и это исчезло.
И тогда к демону впервые явился образ живой Селины. Она улыбалась ему. Сердце парня остановилось, а в глазах заиграла слабая надежда, а вдруг, вдруг это не видение, вдруг это правда! Он протянул к ней руку, но побоялся дотронуться, дабы не спугнуть дивного наваждения, что бы оно не развеялось по ветру, как прекрасный мираж. К горлу подступил предательский ком. И они говорили. Киба рассказывал о том, что так боится ее снова потерять, умолял, что бы она не уходила, а девушка лишь улыбалась, снисходительно прекрасной улыбкой ему в ответ, склонив голову на бок, словно желая вот-вот протянуть ладонь и провести ею по щеке парня. И как только демон начал верить в реальность того, что творилось перед его глазами, призрак, будто издеваясь таял, исчезая. Тогда парнем с новой силой овладевало отчаянье. Он опять все крушил и громил вокруг себя, не зная что еще он может сделать, дабы облегчить боль, дабы что-то исправить или хоть раз сделать правильно.
В разной последовательности все повторялось. То ему являлся призрак, то он все крушил вокруг или бился в истерике, а когда уставал, то просто садился где-то под стенкой и пустым взглядом смотрел куда-то в иной мир. Это было так страшно и так ужасно, что даже самые черствые мира сего, наверняка, сопереживали бы демону. А ему было все так же плохо и даже время ничего не могло поделать со столь поразительно глубокой раной. Было даже странно, что парень все еще жив. Несмотря на свою демоническую сущность, с учетом такого количества несвойственных его роду переживаний, любой бы давным-давно скончался. Но судьба, словно издевалась, не позволяя Кибе даже расстаться с жизнью, по своему желанию или без него.
И так длилось не один месяц. Почти полгода. Именно столько времени парень даже не выходил из своей комнаты, хотя сами по себе двери были жестоко побиты и практически на самом только добром слове еще держались на петлях.
Но вот, спустя такой длительный промежуток времени, кода демон успел окончательно тронуться умом и совершенно не осознавал окружающей его реальности, произошло нечто, что кардинально отличалось от всего того, что было до этого.
В один, как обычно, «прекрасный» день Киба в очередной раз валялся на полу в позе тряпки. Глаза были прикрыты, хотя вроде и смотрели куда-то далеко-далеко совершенно тусклым, померкшим и выцветшим, некогда прекрасным взглядом. И опять пришел призрак, но сначала просто неясный силуэт. Но парень уже заранее знал, кто именно явится ему. Она и только она к нему постоянно приходила. Так что на лице тут же появилась привычная призрачная и усталая улыбка, словно сам демон был вовсе не демоном, а призраком. Он сразу же потянулся к светящемуся силуэту, пока тот набирал очертания, но стоило ему всмотреться в лицо явившейся ему девушки, как усталость и практически предсмертная обреченность быстро изменилась изумлением. Раньше, Селина всегда улыбалась или была просто спокойной и умиротворенной, но на этот раз…на этот раз она была в ярости. И даже на этом все не кончилось. Не успел Киба хоть что-то подумать суразное, как на него посыпался поток яростной речи.
- Я не могу больше быть с ней, не могу обнять или любым иным образом показать свою заботы и любовь, но ты-то! Да как ты вообще мог?! Она ж совсем ребенок! Ее мать погибла, а ты, вместо того, что бы помочь и так самому вышкрябаться, бросил ее! И подумать не могла… Чеееерт! Киба, ты просто невообразимый идиот и упрямец! Дурень! Почему ты ее оставил?!
Тут уж в корне обескураженный демон хотел было вставить слово в свою защиту и оправдание, но призрак, кажется, не желал слушать ничего, хоть и задавал вопросы. Так что гневная речь продолжилась.
- Бессовестный! Бессердечный! Если ты не исправишься, клянусь, что из того света тебя достану и ты не рад будешь, что полгода прожил с галлюцинациями!.. Образумься, одумайся и верни Кристэль! Она заслуживает того, что бы жить с нормальным отцом, которым ты раньше умудрялся быть, так что не отвиливай! И…у сестры своя семья, так что не смей загружать ее! Балда! Если б только можно было тебе надавать тумаков!.. Аааааа! Словом… - призрак вроде сам уже выдохся и девушка немного успокоилась, продолжая говорить уже и тише, и снисходительней, - Забери Крис… Она любит тебя и скучает. Не будь таким жестоким. Помни, что у тебя, кроме нее, больше ничего нет… Что бы там ни было, я завещаю тебе заботу о дочери. Потому возьми себя в руки. Жизнь еще не закончилась…
Киба был повержен. Он сидел, упершись руками в пол и обескураженным, изумленным взглядом пялился на медленно тающий образ Селины. Под конец, ее лицо стало, как когда-то давно уже, при ее жизни, снисходительно-нежным.
- И…я люблю тебя… - с этими словами видение исчезло, а демон еще полдня не мог придти в себя и все так же сидел на полу, глядя невидящим взглядом куда-то в стену. Этот призрак был самым реальным из всего того, что ранее чудилось парню и это его поразило, а главное – он задумался над словами девушки.
Следующее утро было словно после тяжелого похмелья. В прочем, может, так оно и было, тут уж как знать. К тому же запой у парня длился уж больно долго. Но в это утро он таки вышел из комнаты, хотя это больше смахивало на карабканье на карачках. Как оказалось, весь дом был в пыли и грязи, как никак, а тряпки и пылесоса он не встречал чертовски давно.
И тут демон понял, что дико голоден. Не ел он тоже невероятно долго, хотя его и спасало то, что пища для него как бы и не первоочередный источник энергии, но тем не менее, подпитка организму была нужна, особенно, если этот самый организм хотел что-то поменять в своей никчемной жизни. Так что первоначальный план уборки был отложен к лучшим временам.
Ах, какое счастье, что их дом имел индивидуальное водо- и электроснабжение! Благодаря этому готовить уже можно было без проблем, хотя, газ, конечно, за неуплату давным-давно отрубили.
В общем, на старой электрической плитке за добрый час длительного вспоминания что и к чему на кухне, были состряпаны макароны. Всю здоровенную кастрюлю парень сожрал за один присест, а за тем где-то зо три кружки чая нашли свое последнее убежище в желудке Кибы.
Нельзя сказать, что еда целиком и полностью утешила парня, но хотя бы физически ему стало чуть легче, да и как-то уж материально жизнь почувствовалась. Следующим номером демон решил-таки, не смотря ни на что заняться уборкой и вообще приведением дома в божеский и обитаемый вид. И вот это уже заняло целых три дня. Три дня с тряпками, ведрами с водой, пылесосами, щетками, молотками, гвоздями, дрелями, досками, старыми оконными рамами и прочее, и прочее, и прочее. Это, конечно, парня выматывало физически, но морально он отдыхал. Уборка его настолько заняла, что ему даже удалось кое-как от всего плохого отвлечься. Это было бесценным подарком небес. Словом, Киба ожил, хоть немного.
В последнюю очередь, когда остальная часть дома уже пускала зайчики, парень взялся за ванную комнату и заодно себя настроил на то, что бы сразу же и себя привести в порядок. И тогда, впервые за столько времени демон посмотрел на себя в зеркало. Посмотрел и отшатнулся в ужасе. На него смотрело совершенно чужое, страшное, ссохшееся и дико усталое, помятое лицо. И глаза были незнакомыми, запавшие, бледного выцветшего цвета и все такие же мертвенно усталые. Кроме того волосы успели отрасти, так что закрывали почти все лицо (а Киба-то мучился вопросом, что ему вечно перед глазами мешается). Обезнадежено вздохнув и открыв шкафчик, дабы спрятать зеркало тем самым, парень все же принялся за уборку. На сей раз справился он быстро и уже имел возможность приступить к себе. Для начала он напустил целую ванну воды и замочил себя там на час, пока вода не стала совсем уж остывать. Отдраив себя всеми моющими средствами, которые у него только были, парень неохотно выбрался из воды, только сейчас рискнув опять взглянуть на себя-красавца в зеркало. Ну, что ж, сейчас с отражением кое-как, но можно было еще мирится. Хотя бы лицо посвежело, да и волосы, наконец, приобрели натуральный цвет вместо коричневато-серого. Одна радость – у демона борода не отрастала, этот моментик значительно упрощал жизнь.
Откопав где-то в шкафчике ножницы, свиснув из комнаты расческу и откуда-то достав еще и небольшое зеркало, Киба уселся на край ванной. Последующие полчаса он сам себя остригал, хотя длиннющего хвоста пожалел и лишь подровнял концы. Так что, после всей парикмахерской процедуры вся ванная комната опять оказалась засорена, но в этот раз мокрыми сероватыми прядями.
Теперь в зеркало смотрел человек более похожий на того, кого демон знавал ранее. Хаер был пострижен кустарно и видно было, что рука мастера еще не совсем оправилась от стрессов, но зато ступенчатую стрижку, в принципе, можно было принять и за художественный замысел.  Взъерошив руками всю эту красоту, парень кивнул своему же отражению и быстро все сметя, убрался в гостиную. Там Киба провел последующие три час и ни за чем-то там, а за телевизором. Как не странно, но эта говорящая балалайка умела отвлечь и кое-как отключить демона от реальности, закидывая его в мир поспокойнее.
Наконец, оторвавшись от экрана, Киба осмотрелся и заодно выглянул в окно. Уже заходило солнце. Хотя, ан самом деле, было еще совсем не поздно, однако сейчас была зима, да и жил-то он на севере, так что ночи были длинными и в права свои вступали очень быстро. Глубоко вдохнув воздух, демон собрался с силами и ушел в свою комнату, где уже почти все было починено, оставалось только окно вставить на место. Найдя в шкафу чудом уцелевшую после его бесчинств одежду, парень естественно переоделся. Выбрал он отнюдь не строгий костюм, а обычный вязаный голубой гольф, да черные джинсы, довольно таки свободно болтающиеся на порядком исхудавшем за столько времени  парне. Поверх всего этого он накинул темно-серую, теплую, хоть и тонкую с виду куртку до середины бедра длиной. За обувку служили неизменные высокие, черные сапоги на легком, в прочем вполне мужском каблуку. Правда, вот зашнуровывать пришлось мало не с руганью, но и это все прошло, в конце концов, успешно.
Уже в полном обмундировании Киба обошел свои владения, плотно закрывая все окна, двери и тому подобное. Словом, парень собирался на какое-то время оставить почищенный дом.
Закрывшись изнутри и погасив везде свет, демон растворился, хотя и со второй попытки (и все же безумие, истощение и горе ему порядком надгрызли даже мастерство владения своими силами).

***
Как не странно, но беседа в бывшем особняке Куран в Нью-Йорке не была длинной. Куда больше времени демон потратил на то, что бы решиться, наконец, постучать в дверь, хотя все равно ее открыли раньше, чем его рука к ней прикоснулась. Так или иначе, сейчас белобрысый парень сидел в гостиной, лишний раз переваривая все то, что ему коротко, но ясно изложили Азалия с Реном на пару. Почему-то в сердце опять закрадывалась та самая неподдельная печаль, а так же страх, что увидев дочь, ему станет лишь хуже, и тогда уж он не найдет в себе сил справится еще раз и уж точно либо пойдет прямиком к Великой Матери, либо в ближайшее отделение святого Ордена за своей смертью. Потому-то Киба и сомневался, колебался, боялся. К тому же, не факт, что Кристэль будет так уж рада видеть своего безумного отца. Но вместе с тем вспомнились слова Селины-призрака. Ей он пока верил больше всего, потому все же попросил дать ему встретится с дочерью.
Он, лишь ступив на землю Америки, уже чувствовал присутствие девочки, знал, что с ней все в порядке, а сейчас еще и слышал возню где-то на втором этаже, куда за ней отправилась сестра погибшей полукровки. Но, в тоже время, хоть парень и знал где, что и как Крис, все же волновался не меньше прежнего. Его почти трясло, что было, как обычно, замечено вампиром. Благо тот промолчал. И вот на ступеньках послышался топот детских ног. Девочка точно бежала. Заметив серебристый хвостик над перилами лестницы, демон мало не задохнулся, давя в себе бурю эмоций, суть которых он даже не сумел разобрать. Это был все тот же прежний страх, но и не только он. То был и восторг, и грусть, и некая радость. Девочка бежала к присевшему на корточки отцу в слезах, но то были слезы ее детского (пятидесятилетнего) счастья увидеть некоего, ранее столь любимого. Демон и сам мало не плакал, обнимая Кристэль и тихо, на ухо, прося у нее прощения за все то, что он наделал и чего не сделал тоже. Говорил он быстро и сбивчато, но никто не посмел бы упрекнуть парня в неискренности. Его словам невозможно было не верить.
Нет, сейчас он, наконец, понял как права была Селина и как много он потерял, решив на эти несколько месяцев остаться в одиночестве. Как оказалось, хоть Крис и болезненно напоминала мать, но она дарила куда больше тепла демону. Он почувствовал себя нужным и действительно любимым, ибо было еще  на этом свете одно совсем маленькое, но такое родное существо, которое его любило и хотело с ним остаться. Только дочь могла заново научить Кибу любить. И пусть это не будет более любовь к женщине, но то будет любовь к дочери, любимейшему и самому дорогому ребенку. Парень понял, понял, что это то единственное, что он может дать Кристэль, он может и будет ее любить, больше всего в своей жизни. Будет заботится и беречь ее, воспитывать, опекать, растить. И пусть он никогда не сможет заменить еще и мать, но роль отца будет исполнять так хорошо, как только сможет, насколько только хватит у него сил. Ведь Крис – это то единственное, что в его жизни вообще осталось. А он все гладил ее по голове, чего-то шепча на ухо и крепко-крепко прижимая к себе.
Спустя какое-то время, демона вместе с девочкой убедили перебраться на диван. Там-то явно было удобнее. Парень не брыкался и покорно устроился под пледом, забравшись под него вместе с ногами. Рядышком, у него на коленях, лежала Кристэль, сложив руки мало не под подбородком. Легко можно было видеть, что ребенок все еще плачет и со всех сил жмется к отцу, который с таким виноватым и потерянным видом все поглаживал ее мягкие волосы, словно пытаясь вернуться так прошлое. В прочем, это и правда было приятно, но и сам он уже начинал потихоньку терять самообладание, а на уставшие голубые глаза накатывались слезы, из последних сил сдерживаемые гордым демоном. Все же ему было до сих пор чертовски сложно. Но вот, чья-то рука дружески потрепала его неровно выстриженную шевелюру. И самое удивительное состояло в том, что Киба был рад такому вниманию к себе, словно у него, наконец, за столько времени появилась какая-то поддержка. Ему нужны были друзья.
- Все будет хорошо, - сострадающе, но таки уверенно произнесла присевшая рядом Азалия. И демон ей поверил, уж как-то так оно получалось. Поверил и тяжело вздохнул, в тоже время, будто хоть немного скидывая с себя груз боли и тоски.
- Ты чертовски противный и надоедливый демон, но все же ты действительно ее всегда любил, а она тебя. Я уважаю это, потому поживи пока здесь. Думаю, в компании будет легче. Рен – тот еще отвлекающий фактор. Так что, думаю, вам с Крис лучше какое-то время еще побыть здесь. Отвлечетесь, притретесь. В  одиночестве оставаться точно нельзя, уж об этом я имею право судить.
Парня опять дружески потрепали по шевелюре и под конец хлопнули по плечу. Кристэль уже уснула, предварительно вцепившись в кофту отца, пока сам он с надеждой перевел взгляд на свою почти-родственницу, вымучено улыбаясь.
- Учишься! – так же вымучено шутливо и радостно выпалила полукровка, - А пока…вот тебе пульт, прямо по курсу телевизор. Отвлекайся…хм…все поотвлекаемся.
Оказывается, как раз в гостиной появился Рен, внешне вроде как очень довольный всем тем, что увидел.
Телевизионный прибор забавно зажужжал, но быстро успокоился и появился нормальный звук. Экран засветился и на нем появилась картинка. По ТВ шел какой-то ненавязчивый фантастический сериал.
- То, что доктор прописал, - уже отозвался вампир, - протягивая каждому из присутствующих, кроме ребенка, по большой кружке чая и шоколадке. Киба тихо поблагодарил, кивнув головой.
«Может мне и правда так станет легче? Хочется в это верить, хотя я не хочу быть обузой, и не хочу, что бы им стало снова хуже. Хотя Азалия сильна, а Рен молодец вообще и всегда ей поможет. Все же это очень хорошо. Все равно самим нам с Крис пока не стоит оставаться в старом доме…если честно, то я побаиваюсь, что опять сорвусь, но разочаровывать их всех и особенно Селину я не хочу. Мне нужно взять себя в руки…оставить ее навеки в своей памяти…сохранить любовь, но и стать хорошим отцом, который сможет подарить своей дочери счастливую жизнь даже после всего случившегося. Она это заслуживает. Всего лишь маленькая девочка, которая хочет любви и заботы, хотя и я этого тоже очень хочу. С этим без Селины будет так сложно. Но я и не хочу опять безумия с ложными видениями… Но мы живем в столь необычном мире, я так хочу, что бы все вернулось, что бы все было как когда-то. И пусть я демон, пусть Господь никогда не внемлет моим мольбам, но я всегда, до последнего своего вздоха буду молить его о том, что бы он вернул мне прежнюю жизнь, что бы Селина вернулась, что бы Кристэль радовалась, а рядом были друзья и родные, которые никогда и ни за что не оставят… И все будет хорошо. Я на это надеюсь, я на это уповаю. Лишь бы мне сейчас можно было так легко помочь…ведь все так болит.»
На этом Киба позволил себе вникнуть в суть происходящего на экране. Как не странно, но чей-то выдуманный мир поглотил парня, позволив тому на какое-то время отвлечься и обрести облегчение.