Моя железная дорога

                Эссе
               
     Железная дорога — это особый мир, несколько обособленный от основной жизни с ежедневными планёрками и разборами «полётов», ежегодными плановыми и «по случаю» экзаменами и учёбой. Народ здесь в основной массе грамотный, царят тут свои законы и правила, куча инструкций и наставлений и огромная ответственность. Транспорт — объект повышенной опасности и, если взять по тоннажу перевозимых грузов, по количеству пассажиров — самый массовый и самый ответственный.
        На транспорте я человек, можно сказать, случайный. Не представляю никакой династии, не жил никогда рядом со станцией, с детства ясно представляя себе тип своей будущей профессии, как многие железнодорожники. Я слесарил в одном из цехов некоего закрытого предприятия. Работа, однообразная и скучная, тяготила меня, человека молодого, эмоционального и деятельного, полного сил и энергии.   
        Засобирался я увольняться, и в отделе кадров мне предложили перейти в железнодорожный цех составителем поездов. Сходил, посмотрел. Как будто раньше и не замечал я вовсе, что весь завод опутан железнодорожными путями, выходящими восточной стороной на большую станцию, а западной — к складам базы ОРСа, и упиравшиеся тупиком в столярно-строительный цех. Со станции подавали гружёные вагоны к выгрузке и порожняк под погрузку. Бегал неустанно по заводским путям маленький тепловозик, сортируя, расставляя к местам погрузки-выгрузки вагоны и забирая их по окончании работ.
        Представитель моей будущей профессии в жёлтой сигнальной жилетке с переносной радиостанцией на ремне через плечо был постоянно в движении. То он ехал на подножке первого по ходу движения вагона и свистел в свисток зазевавшимся пешеходам, то на переезде, требуя остановки автомобилей; то сортировал, сцеплял, расцеплял, закреплял башмаками подвижной состав. На ходу запрыгивал или спрыгивал с подножек, объединял рукава тормозной магистрали или «отдаивал» из неё воздух. Подавал сигналы по рации машинисту на движение и остановку, держал связь с диспетчерской и ещё, бог знает, сколько нёс на себе обязанностей. Удивительно, но работа мне понравилась своей живостью и даже некоторой долей риска, причастностью к этой большой массе, находящегося в движении, грохочущего железа.
        Так и начался отсчёт дней и лет связи моей с железнодорожным транспортом. Это чисто мужская профессия, требующая смекалки и знаний, силы и ловкости, смелости и ответственности — это было по мне. Позже пришло понимание: а ведь сколько раз могла профессия эта меня искалечить, а то и лишить жизни за полтора десятка лет! Работа на транспорте не останавливается ни в проливной дождь, ни в изнуряющую жару, ни в метель, ни в лютый мороз. Представьте себя в сорокаградусный мороз двенадцать часов на улице, на обледеневшем металле подножки, в движении с ветерком в лицо, на котором в белом куржаке застыли брови и ресницы и ледяные сосульки в усах. Или в промокшем насквозь брезентовом плаще и разбухших кирзовых сапогах. Проливной дождь, а спрятаться нельзя! Профессия требует постоянного твоего пребывания под открытым небом у подвижного состава.
        Много ловушек и опасностей поджидает составителя. О некоторых расскажут тебе во время стажировки, но большую часть ты постигнешь своим «горбом». Негабаритные места, например. Едешь на подножке вагона, а столб торчит из земли почти вплотную к железнодорожной ветке. Нужно сойти с подножки, обойти преграду и снова сесть на вагон. А если отвлёкся, задумался, а если ночь и плохая видимость? Давануло у нас одного составителя — между столбом и вагоном попал. Сломал три ребра, трещина тазовой кости — почти год на «больничном». Остался жив и то — слава богу! Машинист не всегда видит, где ты там, да и остановить сразу такую махину невозможно. На местах погрузо-разгрузочных работ бетонный подтоварник — почти вплотную к вагону. Вовремя не спрыгнул — зацепит ноги, сомнёт и под колёса затянет. Подножки у вагонов иногда бывают сломаны — запрыгнешь на такую на ходу, особенно ночью, и сорвался! Подъездные пути  захламлены часто. Торчит проволока, мусор всякий — неудачно спрыгнул и покалечился.
        Вспоминаются два случая «на грани», происшедшие со мной. На продуктовую базу мы подавали часто рефрижераторные секции. Длинна состава большая, а развитие путей слабое, да и участок пути кривой. На кривизне плохо сцепляются автосцепки вагонов и приходится составителю прижимать и шевелить их руками, стоя в межвагонном пространстве. Когда вагоны стали сближаться для сцепления я услышал крик: «Отскакивай!» и сиганул в сторону. Где был я секунду назад, примерно на уровне груди сошлись почти вплотную откидные ступеньки-площадки на торцах вагонов. Ступеньки эти используют механики рефрижераторной секции и должны их поднимать, а тут… Я живо представил себя раздавленным этими площадками. Ноги мои ослабли, я сел на корточки, трясущимися руками прикурил сигарету. Ощущение близкой опасности и липкого страха охватило и долго не отпускало…. А предупредил меня заместитель начальника базы, находившийся рядом случайно и оценивший ситуацию, в то время как всё внимание моё было захвачено автосцепкой.
        Ещё один случай памятен мне по другому месту работы. Я получил задание подать на «Горгаз» восемь цистерн со сжиженным газом. Предприятие стояло на возвышенности. Подачи производились «осаживанием» вперёд вагонами. Чтобы вытолкать цистерны по затяжному подъёму приходилось ещё внизу брать хороший разгон. На цистернах тормозные площадки или подножки бывают редко, и составитель цепляется за «бочку» словно цирковой эквилибрист. Ночь. На подъездном пути никакого освещения. Я сидел на передней автосцепке, держась кое-как за её корень. Положение моё неустойчиво, поручней здесь никаких нет, спину холодила округлая торцевая стена цистерны. Было уже поздно что-нибудь предпринимать, когда мой фонарь выхватил из темноты посторонний предмет, лежащий поперёк рельса. Это был деревянный брус. Давать остановку поздно — скорость набрали приличную. Да и при резком торможении меня могло сбросить вперёд инерцией в колею. Цистерна подпрыгнула и закачалась, словно бык под тореадором. Раскачивала меня бесчувственная громадина металла, норовя сбросить под грохочущий поезд. То одна то вторая нога срывалась с автосцепки в чёрную бездну гремящего железа. Сковало ледяным страхом грудь, и помолиться некогда! Какою силою удержало меня на краю гибельной черноты — и до сих пор неведомо. Состояние моё было близко к шоковому. До конца смены я не мог работать и просидел в диспетчерской.
        И всё-таки в этой профессии я выработал стаж на «вторую сетку» — эта льгота за опасные и вредные условия труда, позволяющая на пять лет раньше выходить на пенсию. Работа на транспорте помогла выжить мне и моей семье в безвременье «девяностых». Мне удалось выучиться и поруководить на «железке». Правда, это уже совсем другая история….

Валерий Зиновьев.