Сундучок с колбами чувств

               
                Он все также сидел за столом, обхватив голову руками. А мне показалось, что прошла целая вечность. Я все еще чувствовал эти илистые камни, и ветки на земле, впивающиеся мне в спину, когда он поднял голову с измученным выражением лица.
                - Страдать за себя также эгоистично, как и радоваться за себя. Страдать надо за других, Шафран.
                - Вы думаете, что знаете обо мне все. И вы считаете, что мы коллеги, и в какой-то степени это правда. Но, кажется, что вы немного не так поняли все, что увидели.
                - Я увидел довольно.
                - Я говорю не о моем преступлении, а о ремесле. Велите седлать двух лошадей. Мы с вами съездим в одно место, а потом вернемся, и тогда вы сможете сделать со мной все, что хотите. Так и так постройка эшафота – Шафран махнул рукой в направлении города – займет еще как минимум дня два.

                Мы выехали днем, и, когда солнце село, все продолжали ехать в южном направлении по дорогам, на которых мне никогда не приходилось бывать. Наконец, мы свернули в лес. Становилось все темнее. Шафран ехал молча впереди меня. Потом он спешился, и шел, гладя стволы деревьев, поворачивая то влево, а то вправо.
                Наконец он уверенно остановился между двумя деревьями. Куда он приехал? Зачем мы здесь?
                Шафран походил вокруг, ударяя ногой по земле. И, наконец, наклонился, и потянул на себя то, что показалось какой-то кочкой. Это оказалась заросшая травой ручка от двери. Он дернул за эту ручку посильнее, и оттащил несколько сбитых вместе досок, сверху которых росла трава, и лежал ковер из листьев.
                Он спрыгнул в темноту проема, и оттуда помахал мне, чтобы я следовал за ним. Я подошел к проему, из которого повеяло затхлостью и тайной. Спрыгнув вниз, я оказался в полной темноте, которая постепенно отошла на второй план.
                Впереди меня раздался крик, и проклятия.
                - Вы налетели на полку. Наверное, искали свечи? Вот они. – Я взял с полки пару свечей, и кремень.
                - Да, я именно их и искал. – Шафран потер лоб. – Добро пожаловать ко мне домой. Я вырыл эту нору, когда еще был совсем молодой. С моей кочевой жизнью никогда не знаешь, где будешь. А здесь хранится ключ ко всей моей работе. Я-то знаю его наизусть, но вам он пригодится.
                Мне показалось, что за моей спиной кто-то прошел. Но я не успел его разглядеть.
                - Как у вас получается видеть в темноте? – Шафран, наконец, зажег свечу.
                - Также, как и у вас – глазами. – Я стал искать того, кто прошел за моей спиной, и не находил его нигде. Мы стояли посередине большого погреба, или подвала, где стены были обложены досками, сквозь которые выползали темные корни деревьев, и белые-растений, а вдоль этих стен стояли деревянные полки с книгами, колбами, и Бог знает еще чем – Вы видите предметы в отраженном свете от источника, а у меня в голове - источник волн, которые отражаются от предметов.
                Шафран подошел к одной из полок, снял с нее какой-то ящик, поставил на пол, и открыл. Внутри в ряд стояли пузырьки.
                - Вот прототип моей панацеи. Она лечит не все болезни, но вы будете удивлены, как много можно вылечить именно этим. Каждый из пузырьков размыкает определенную установку в сознании человека, и ему уже не нужно болеть, чтобы что-то понять.
                Внезапно свеча, которую Шафран воткнул в землю пола, погасла.
                Он нахмурился, и стал искать кремень. А из темноты протянулась рука, и взяла один из пузырьков.
                Выкиньте в окно все то, что я ему сейчас объяснил про видение в темноте. От чего теперь отскочила моя волна? Ведь рука не во плоти.
                - Жидкость в этом пузырьке превращает презрение в прозрение, снимая депрессию. – Произнес голос в темноте. Он был не мужским, и не женским.
                Пока Шафран, спотыкаясь и чертыхаясь, пошел искать оставленный где-то на одной из полок кремень, я стал вглядываться в темноту, из которой появилась эта призрачная рука. Я надеялся различить того, кому эта рука принадлежала.
                - А вот этот нейрализует обиду. И уходят все болезни, которые от нее. – Голос переместился в пространстве, и теперь звучал практически рядом со мной.
                - Ха! Нашел! – Щелкающие удары камня о камень, и вот Шафран уже вернулся со своей свечой.
                - Моя теория состоит в том, что все болезни – от негативных чувств, которые мы испытываем. Вот этот пузырек, например...
                - ... блокирует утечку энергии через рану, прорезанную в ткани души острым осколком сожаления. – Закончил за него я.
                - Верно. – Он замолчал на секунду. – Знаете что, вот вам моя рукопись – здесь список всех возможных человеческих чувств, и расшифровка того, чем они являются на самом деле. Иногда человеку нужно просто прочитать о том, что то, как он себя видит изнутри, и то, как люди видят его снаружи – это совершенно две разных вещи, и он светлеет лицом, и у него перестает болеть спина. Клянусь вам, это работает лучше всяких настоек. Я бы хотел, чтобы вы взяли с собой еще несколько книг, и мы можем ехать назад. Вам все это пригодится, вот увидите. Я вижу в вас достойного преемника, и уже не боюсь умирать. Только умоляю вас, не связывайте мне больше руки.  Это было совершенно жуткое чувство беззащитности, когда мне в тюрьме связали руки... – Он замолчал, и задумался. – Теперь кажется, что я смогу вынести даже казнь, но только не это. Если вы собираетесь отрубить мне голову, то можно ведь просто держаться за доски, так? Ведь так? – Он взглянул на меня, и улыбнулся.
                - Урок понят. – Произнес все тот же призрачный голос.
                Судя по тому, откуда он шел, лицо говорившего находилось буквально передо мной. Я хотел его увидеть, но понимал, что его нельзя «увидеть» ни человеческими глазами, ни генератором от моего дедушки. Его, наверное, можно увидеть только сердцем, а вот именно оно у меня пока оставалось слепым.
                Шафран поднялся, подошел ко мне, сел рядом, и вдруг обнял.
                - Знаете, я вам благодарен. – Он усмехнулся. – Я не скажу «берегите себя», я скажу – берегите других.
                Свеча снова погасла, и воздух вокруг меня неожиданно стал свежим и прохладным. Через секунду Шафран упал на пол, тяжело дыша. Когда я коснулся его груди, дышать он уже перестал.
                Я остался сидеть в полной темноте в «норе», вырытой посреди леса, полного вздохов и шорохов ночи.
                И снова мимо меня кто-то прошел так быстро, что я не успел заметить, кто же это был.
                Я посидел еще какое-то время, прислушиваясь к шуршанию в углу. Это оказались три мыши.
                Наверху послышались тяжелые шаги. Бум-бум-бум. Кто-то подошел к отверстию в «нору», и остановился. Я замер. Послышался треск веток, отдираемых от дерева, и я знал, что этот кто-то наверху был о четырех ногах, и просто искал позднего ужина.
                И больше ничего. Со мной больше никто не разговаривал, и я больше никого не видел. Подумав, я положил тело Шафрана ровно на полу, скрестив руки на груди, и забрал столько книг, сколько смог натолкать в сумки у седел обеих лошадей.
                Последним я вынес «сундучок с колбами чувств», и, прежде чем привязать его к одному из седел, стал открывать крышечки, и пробовать содержимое на вкус. Во всех них оказалась просто вода.
                Я плотно закрыл отверстие «норы» той же дверью из досок, и набросал достаточно травы и листвы, чтобы вход снова стал незаметным. Лучшей могилы удивительному лекарю нельзя было и придумать. Она также вполне отражала его характер – то, что снаружи, было вовсе не то, что внутри.