Часть 16

16
  А вот на следующее утро произошло событие, чрезвычайно для меня приятное. Хотя сначала таковым не казалось. Я услышал, что к военкому зашел какой-то посетитель. Минут десять они там разговаривали, но очень тихо, и поэтому я не смог ничего разобрать. А потом раздался стук в перегородку:
- Герасимов, мухой ко мне, етить твою!
  Я интуитивно почувствовал. Что это как-то связано с утренним посетителем. Но понять не мог, хорошо это или плохо. Поэтому потопал к военкому в полном спокойствии. Когда вошел, то увидел незнакомого офицера, тоже майора, и отчетливо поздоровался:
- Здравия желаю, товарищи майоры! Лейтенант Герасимов!
  Незнакомый офицер ответил:
- Майор Иванов. Я к вам по важному делу, лейтенант!
  Интересно, что у него за дела ко мне? Это же, явно, не особист! Может, меня все-таки хотят турнуть из армии, но об этом мог сказать и военком. Что-то здесь не так, но вот, что именно – непонятно. Но приезжий майор повел себя совершенно по другому. Он как-то весь подобрался, отдал честь и произнес казенным голосом:
- Товарищ лейтенант! Указом №….. вы награждаетесь медалью «За отвагу»! Формулировка такая – за успешные действия в тылу вражеских войск. И за ценного «языка»!
  И он протянул мне коробочку с медалью. Я сначала так растерялся, что некоторое время не мог сказать ни слова. У меня даже коленки подогнулись, но я справился с собой:
- Служу трудовому народу!
  Майор Иванов жестом пригласил меня присесть, а вслух сказал:
- Это все по представлению полковника Морозова Сергея Ивановича. Также награждены старший лейтенант Дремов и капитан Борисенко. Кстати, я сейчас направляюсь к нему в госпиталь.
  Потом он обратился к военкому:
- Товарищ майор! Дайте мне, пожалуйста, в сопровождающие лейтенанта Герасимова. Это ненадолго.
  Я бросил на военкома умоляющий взгляд, тот сначала довольно строго посмотрел на меня, но потом смягчился:
- Конечно, товарищ майор, забирайте. Только ненадолго.
  А мне сказал:
- Иди уже, Герасимов! Это же дружок твой, етить твою.
- Спасибо, товарищ военком!
  Но Сергеев только рукой махнул и указал на дверь.
  Когда мы пришли в госпиталь, то Ванька сначала удивленно посмотрел на меня, потом на майора. Но я приложил палец к губам, а майор сказал то же самое, что и мне, слово в слово. Ванька, опираясь о койку, хотел подняться, но майор остановил его:
- Сидите, сидите, капитан.
  И протянул ему коробочку, а Ванька осипшим голосом еле слышно произнес:
- Служу трудовому народу.
  Майор пожал ему руку и попрощался, а мне сказал:
- Вы тут недолго, лейтенант. Я же обещал военкому, служба есть служба.
  И, козырнув, вышел. Да откуда же он мог знать, что у меня служба – не бей лежачего. Но подводить майора не хотелось, мы немного порадовались, и я отправился на службу. А военкомат гудел, как растревоженный улей. Все спешили поздравить меня с наградой, и я не скрывал радости, это было чертовски приятно.
  Мне вспомнилось, как в санитарном поезде Володька Дремов сокрушался, что его добрые дела остались безнаказанными, и очень хотел, чтобы награждал его сам Семен Михайлович Буденный. И хотя майор на маршала совсем не похож, да и звание его пожиже, но все равно меня распирала гордость за себя и своих геройских друзей.
  А в конце дня меня вызвал военком, конечно же, своим неизменным стуком:
- Герасимов, поди сюда, етить твою!
  Когда я вошел, он спросил меня прямо в лоб:
- Слушай, лейтенант, ты водку пьешь?
- Нет, товарищ военком, на хлеб намазываю!
  Майор сначала ничего не понял, даже растерялся на секунду. Но потом до него дошло:
- Вот это по нашему, етить твою!
  Достал из сейфа початую бутылку, два стакана, корку хлеба и спичечный коробок с солью. Разлили водку по стаканам и приказал мне:
- Кидай медаль в стакан. Етить твою!
- Зачем это?
- Как зачем? Обмывать будем, так положено, чтобы не последняя!
  Я сделал все, как он сказал, мы чокнулись и выпили. Потом майор собственноручно прикрепил мне медаль на гимнастерку и ласково пригладил ладонью:
- Ты ведь у нас первый орденоносец, лейтенант!
  Потом исправился:
- Конечно, медаль это не орден. Но награда знатная. Тем более, «За отвагу». Не каждому дают. Гордись, етить твою!
  В этот момент зашел и Ломоносов:
- А поворотись-ка, сынку! Да, хорош. Кавалер!
  На что я ему ответил, ласково так:
- Миша, а помнишь, как ты хотел прихватить меня за жабры?
- Да я же тогда не знал, кто ты есть на самом деле. Работа у меня такая!
- Проверяй всех и каждого. Не верь даже себе! Ты это хотел сказать?
  Он только руками развел:
- Ну, наливайте, что ли?
  У военкома третьего стакана не оказалось, поэтому пришлось выпить по очереди. И вот здесь военкома потянуло на шутку:
- А я вот знал одного армянина, так вот он говорил: «Я никому не верю, сам себе не верю. Хотел пукнуть, а обкакался!». Вот так, етить твою!
  Посидеть с ними, конечно, было бы хорошо, но мне надо было уже уходить, к Анисимовне. Поэтому я быстренько попрощался и покинул компанию.
  На улице было морозно, хмель почти выветрился, но Анисимовна все равно учуяла, поджала губы и строго спросила:
- Пил, Витя?
  Пришлось признаваться и оправдываться:
- Да я немножко, сто грамм всего, извините.
  А когда я снял полушубок, она увидела награду:
- Обмывали, что ли?
  Я молча кивнул, а женщина вдруг улыбнулась:
- Поздравляю! Но ты не пей больше, Витя. Пока не поправишься, нельзя! Не пойдет на пользу, ясно?
- Конечно, конечно, Анисимовна!
  И она принялась за лечение. Причем, одну из мазей она втирала круговыми движениями, а другую – поглаживая вдоль руки. При этом что-то нашептывала, но разобрать я ничего не мог, да и ни к чему мне это было.
  Минут через двадцать она закончила и сказала:
- Ну вот, Витя, на сегодня и все. Завтра будем натираться наоборот. И не пугайся, сейчас рука огнем загорится, но ты терпи. Ты сможешь, ты же солдат! А когда жжение прекратится, можно будет идти домой. И про камешек не забудь!
- Все понятно, Анисимовна!
  И, действительно, рука начала гореть адским огнем, но я сжал зубы и терпел. Но через некоторое время жжение стало ослабевать. А меня начал беспокоить один вопрос, задавать его было как-то неловко, но я, все же, решился:
- Анисимовна, а как… мне… за это?
  Она строго посмотрела на меня и погрозила пальцем:
- А вот насчет этого забудь навсегда. Во-первых, это только навредит, а во-вторых – я от тебя ничего не возьму. Он…
  Она посмотрела вверх:
- Он этого не любит.
  И перекрестилась. Потом она помогла мне одеться, потому что рука вдруг одеревенела. Но знахарка успокоила:
- Вот дойдешь до дома, и все станет нормально.
  Я поблагодарил, попрощался и ушел. Дома опять привязал булыжник и с полчаса позанимался.
  Вот так и потянулась моя новая жизнь – служба, процедуры, вечерний чай и сон. Как по накатанной колее!
  Но однажды, в начале декабря, мы услышали долгожданную, радостную новость. Наши погнали немцев от Москвы! Это было невероятное событие. Все ходили с весельем в глазах и поздравляли друг друга. На улице обнимались даже незнакомые люди. Это был праздник! Наши, военкоматовские, даже собрались это дело отметить. Но мне, увы, поразмяться со спиртным было нельзя. Я попивал чаек, но от этого был не менее счастлив. Наконец-то мы погнали немцев и скоро сковырнем их с нашей земли. Так тогда казалось. но никто еще не знал, что до Победы очень и очень далеко. И что смертельная кровавая схватка будет долгой, и что впереди – кровь, слезы, убитые и раненые, замученные мирные жители, миллионы уничтоженных военнопленных. Но сейчас была радость! Радость и надежда!
  И в этот вечер я написал письмо Володьке Дремову. Конечно, надо было сделать это пораньше, но лучше поздно, чем никогда, как говорится. Но вот именно сейчас, когда началось долгожданное наступление, этому письму будет очень сложно найти адресата. Хотя, с другой стороны, армейский разведчик в наступающих полках находиться не должен. поэтому все мои размышления привели к одному результату – Дремов получить письмо должен, причем скоро!
  В ближайшее воскресенье заглянул к Ваньке. Он уже передвигался на костылях, хотя еще и с трудом. Но это надо было видеть, он радовался, как малыш, получивший на день рождения долгожданную игрушку. Я тоже был рад, ведь Ванька мне, как брат!
  А вот ответа на свое письмо Ванька от Дремова так и не получил, но мы по этому поводу не очень и расстраивались. Если бы с ним что-то случилось, то полковник Морозов нашел бы способ нам об этом сообщить. Ведь он знает наше нахождение и, не понаслышке, знает о нашей дружбе. Так что мы были спокойны, наверное, некогда человеку письма писать – на фронте находится, а не в тылу прохлаждается.
  Между тем, здоровье мое заметно улучшилось. Я уже мог поднимать искалеченную руку до уровня груди. Причем, без всякой помощи. Так бы и текла моя жизнь ленивой рекой, если бы не один случай. Однажды, после очередного сеанса у Анисимовны, я возвращался домой. На улицах уже было пустынно и темно. И вот впереди я заметил какую-то шевелящуюся темную кучу, и потом услышал сдавленный женский крик. Я немедленно бросился на помощь. Надо сказать, что в последнее время я постоянно носил привязанный к руке булыжник. И когда шел к знахарке. И когда возвращался от нее. И вот сейчас мне этот камушек пригодился! Когда я подбежал поближе, то увидел такую картину – двое мужчин прижали испуганную женщину. Один из них пытался вырвать у нее из рук хозяйственную сумку, а второй зажимал рот женщины рукой и держал нож у ее горла.
  Раздумывать было некогда, и вот тут-то и случилось неожиданное. Моя рука вместе с камнем взлетела вверх, и булыжник ударил прямо по плечу нападавшего, который держал нож. Раздался ужасный хруст, бандюга заскулил по-щенячьи и опустился на снег. Второй непонимающе обернулся, увидел мое бешеное лицо и лежавшего на снегу напарника. Но сообразил быстро, отпустил сумку и бросился наутек. А женщина, которая минуту назад мужественно боролась с грабителями, вдруг неожиданно заревела во весь голос. Я попытался ее успокоить, а бандит в это время хотел подняться на ноги. Я пнул его валенком и продолжил заниматься с женщиной. Ну, в смысле успокоения. И тут я узнал ее! определенно, я ее где-то уже встречал, причем, не так давно. Я вытер слезы на ее лице, она всхлипнула и прижалась  к моему плечу. А в это время я не сводил глаз с подбитого налетчика. Он безуспешно пытался подняться, но у меня на него были другие планы. Я бережно отстранил женщину, достал пистолет и направил на стонущего грабителя:
- На ноги, урод! Живо!
  Надо сказать, что вид пистолета на него, очень даже, подействовал. И через некоторое время он уже стоял на ногах, держась за раздробленное плечо. Женщина посмотрела на него с ненавистью, но потом вдруг жалобно сказала:
- Господи, ему же больно. Ему в больницу надо.
  Вот, что отличает русских женщин. Этот гад минуту назад был готов убить ее из-за какой-то сумки, а она его уже жалеет. Нет, так делать нельзя, поэтому я и сказал, обращаясь к бандюге:
- Вот что, мурло! Давай-ка, топай в милицию. На свободе таким гадам делать нечего. Может, и к стенке поставят за разбой в военное время. Вперед!
  Женщина попыталась заступиться за него, но я перебил ее, причем, довольно грубо:
- А вы, гражданочка, не лезьте не в свое дело!
  Она тоже возмутилась:
- Как это – не мое дело? Он же именно на меня напал!
- Все правильно, напал. И место ему за решеткой. Вы поймите, гражданочка, если его сейчас не остановить, то в следующий раз он кого-нибудь убьет. А вот виноваты в этом будете именно вы!
  Она от неожиданности даже рот раскрыла, а я, тем временем, продолжил:
- И вот поэтому, мы сейчас отведем его в положенное место.
  И обратился уже к грабителю:
- Давай, шлепай вперед, гаденыш!
  И, не обращая внимания на женщину, повел его по улице, а пистолет держал настороже. Потерпевшей ничего не оставалось, как пойти за нами. В отделении милиции пожилой старший лейтенант ничему не удивился, просто отомкнул клетку и коротко сказал мне:
- Заводи!
  Бандит, опустившись на лавку, жалобно заскулил:
- Гражданин начальник, мне бы врача!
  Не обращая на него внимания, дежурный обратился ко мне:
- Расскажите, что произошло, товарищ лейтенант!
  Я начал все подробно объяснять, и в это время пришла потерпевшая. Милиционер записал наши показания и довольно сказал:
- Ну, вот и все! Конец тебе, Чемодан! Теперь уже не отвертишься, зараза!
  А нам сказал:
- Спасибо вам, граждане. А то мы Чемодана этого давно ловим, но прищучить никак не могли. А вот теперь полный порядок! Если вы понадобитесь, то вас вызовут. Спасибо еще раз!
  Мы вместе вышли из отделения, и я начал было учить женщину, которая оказалась молодой девушкой, уму-разуму:
- Вот, видите! Он у милиции давно на примете. Но она вдруг неожиданно перебила меня:
- А меня Люся зовут, Люся Козлова. Вы не проводите меня, а то мне страшно? Здесь недалеко!
  И посмотрела мне прямо в глаза, и я вначале даже опешил, а потом сказал охрипшим внезапно голосом:
- Да-да, конечно. А меня Виктор зовут.
  Девушка решительно взяла меня под руку, и мы пошли к ее дому. А по дороге я вспомнил, где видел ее – она работала в библиотеке и тоже меня узнала. В этом городке каждый новый человек на виду.
  Идти, действительно, было недалеко, и мы попрощались у калитки деревянного двухквартирного дома. Люся как-то виновато сказала:
- Извините, Виктор, что я вас не приглашаю.
  Потом опустила глаза:
- Поздно уже, извините.
  Она развернулась и ушла, а я так ничего и не сказал. Просто стоял, как остолоп, и молчал, но все-таки заметил, что она вошла в первую половину дома. Потом тяжело вздохнул и поплелся домой. Там попытался повторить трюк с раненой рукой, но ничего подобного не получилось. Но мне же не приснился, в конце концов, бандюга с раздробленным плечом! И это сделала с ним моя левая рука! Причем, вместе с камнем. Радости моей не было предела, а к ней еще примешивалось ощущение того, что мое знакомство с библиотекаршей Люсей не случайно, и может зайти очень далеко.