Президент. Уйти красиво

Вообще, нас Фирюза наняла, большая шишка. Она крутой пост сейчас в Думе занимает. У неё один маникюр как у меня гонорар. И все спичрайтеры вроде как у неё под началом. А по закону, если пишешь по служебному заданию, автор она, а не мы. Мы с Костиком креативили вовсю. Валя и Татьяна, которые числились в штате спичрайтеров, были очень, очень заняты. В других местах. Но об этом мне распространяться нельзя.

С чего всё началось? С креативного подхода. Президент наотрез отказывался читать по бумажке, а его импровизации на грани фола доводили Валю и Таню чуть ли не до нервного срыва. Татьяна втирала в виски ароматные бальзамы от мигрени, а Валентин хлебал коньяк с колоссальным количеством звездочек и перечёркнутых вдоль латинских «S».

И мы придумали картинки ему показывать. Вроде как большой простор для импровизации. А Президент – он мужик понятливый и юморной оказался.

- Ребята. Давайте, нууу… попробуем, понимаишь.

Я обрадовался и толкнул Костика в бок:

- Ну, рисуй, только в темпе. Он должен сказать: «Дорогие россияне!». Какие ты знаешь дорогие вещи?

Костик мгновенно набросал на половине ватмана «Rolex». Аж в цвете.

Показываем в кадр.

- Время! – решительно и уверенно произнёс Президент.

Мы с Костиком синхронно схватились за головы. Свернули ладошки в щепотки и сыплем: деньги, да деньги же!

- Время… - деньги! – чётко, внятно и торжественно выговорил Президент.

Глядя, как мы угораем, Президент невозмутимо кашлянул и поправился:

- Пора!

Положение спасла Татьяна. Она сунула в камеру какую-то фотку. Оказалось – президентские внуки.

- До-ро-гиииие! – радостно вздохнул Президент.

- И за что им платить? – возмутилась Татьяна.

В общем, идея оказалась не очень удачной. Не все слова адекватно изображаемы.

Хотя картинка к басне «Квартет» однажды сильно пригодилась, когда Президент представлял нового первого зама:

- Не так сели...  Исправьтесь.

По всем телеканалам прошло, а мы с Костиком радостно потирали ладошки – вот какие мы молодцы! Гиганты!

От тех светлых времен осталась одна картинка. С коровой. Когда надо было заполнить паузу, мы показывали её в кадр. И Президент, лукаво и понимающе улыбаясь, тянул:

- Муууууу….

Хорошо, что ни Валя, ни Татьяна об этом не знали.



- Саша. Заходи, садиссс. Оот…

Я провалился в придвинутое к огромному дубовому столу массивное мягкое кресло и утонул. Уже откуда-то со дна я услышал громкий, отчётливый и проникновенный голос Президента:

- Саша. Я хочу… уйти. Красиво. Нууу….помнишь,  Олимпиада, Москва, воздушные шары…  И мишка. Улетаит… Все плачут, плачут… Оот. Саша. Все должны плакать. Все… должны плакать.

Президент часто повторял одну и ту же фразу, когда задумывался.

При этом он на всякий случай уточнил, что никуда улетать не собирается. Мол, он теперь стационарный. Президент говорил о своём решении уйти в отставку.

Мне нравилось, что наш Президент так близок народу. А преемника его я ни разу лично не видел; и вообще я расстроился – не хотел терять такого Президента и такое место.

Однажды его пристыдили за то, что любит выпить. И Президент убил меня ответом:

- Нуууу… спирт – это полезно, понимаишь. У меня ясный ум. Почему? Потому что  в спирту мозг лучше сохраняется!

Отвлёкся. Вернёмся в президентский кабинет.

- Дык, это… а я Вам тогда зачем, господин Президент? – выговорил я со дна кресла.

- Нууу… Одна голова хорошо, а полторы лучше, понимаишь. Оот. Саша. Мне нужно как мишка. Красиво. И чтобы все запомнили. Мне нужен Кре-а-тив. Оот. А это уже твоя работа.

- Да, я понял, но…

- Саша. За меня голосовали как? Сердцем. Поэтому здесь важно, чтобы люди чувствовали важность момента. Сердцем. Саша. У тебя есть сердце? Оот. Работай.

Я сразу понял, что одного сердца будет мало. Закуски понадобится много.


Мы засели с Костиком и двумя бутылками водки «Флагман» у него дома. Колбаску докторскую нарезали, сыр «Эдам», хлеб чёрный - толстыми неуклюжими ломтями. Мысли в голову не шли.

Некстати с авоськами притащилась Манька, жена Костика, увидела нас в комнате в чисто рабочем креативном состоянии и заорала:

- Костяаааа! Какого х…

- Мань, да мы работаем, садись, подскажешь чего, - заулыбался я, примиряюще замахав руками.

- Чегоооо? – у Маньки возмущалась даже химия на аккуратной голове.

- Всё, всё… ну всё. Спокойно. Президентский заказ, - поднялся Костик и приобнял Маньку. – Садись, будешь подсказывать. А то не идёт…

- Президентский? Да я бы ему все его ваучеры припомнила! – откашлялась Манька и тяпнула рюмашку. – Накурили-то, ёперный театр…

Мы с Костиком переглянулись. Взгляд другана красноречиво говорил: ну и фиг с ней, с водкой - может, супруга ценную идею подаст.

- Манька, ну ты же помнишь ту его речь на танке… Это не мы писали, а жаль. А надо круче. Это отставочная речь.

- Уффф… славате, - выдохнула раскрасневшаяся от водки Манька и быстренько нюхнула хлебушек.

- Вот. А надо, чтобы люди не радовались, как вот ты сейчас, а плакали, - терпеливо объяснил я. – Новый год, новый век, новый Президент… Это очень символично! Выбран такой удачный момент… Поэтому все должны проникнуться. Чтобы со слезами всенепременно на глазах.

- Это зависит от количества выпитого, - Манька была по-житейски мудра, как и все женщины.

- Ну вот смотри…  Вспомни, когда я тебе такие слова говорил, от которых ты чистую слезу пустила? – вопросил Костик. – Спасай давай…

Манька крепко задумалась.

- А… когда ты болтался хрен знает где, а потом прощения просил… И я ведь простила тебя, гада, хотя сковородку ещё с вечера начистила, и рожу наглую хотела тебе…

- Вот! – заорал я. – Ему надо попросить прощения! Да хоть за ваучеры! А аккурат под Новый год, за столом, когда все поддатые будут – это же только усилит эффект! Манька, ты – супер!

И я, идиот, полез было целоваться, но вовремя опомнился. Жена чужая, да и работа прежде всего.

И дело пошло. Манька аккуратно нарезала ветчину, оставшийся сыр, извлекла из морозилки и пожарила курочку, и мысли завизжали в голове, как кофейные зёрна в отечественной кофемолке. Хотя было время, я и геркулес в ней молол. Всё равно шумела.


Смеркалось. Заходящее за рыжий горизонт солнце лениво рисовало на стекле неба красно-синие узоры.  Легкий ветерок шевелил белоснежные ажурные занавески на окнах; в дырки сквозь них виднелась бирюзовая листва, пропадавшая в наступающей тьме. Ночные птицы не пели – мы их распугали.  К счастью, никто из соседей сверху и снизу не относился к «зелёным» (как, впрочем, и к коричневым и представителям разнообразных оттенков синего).

Мы записывали… вычёркивали и снова записывали. Запивали, кричали, спорили, вычёркивали и снова записывали.

- Вот скажите, кто пишет Вольфовичу? А? Я хочу видеть этого человека! Как такое возможно? – обуяла меня внезапно пьяная зависть.

- Вольфович переигрывает малость, - невозмутимо ответила Манька, с тоской глядя на опустевшие бутылки «Флагмана». – Вот спичрайтер Черномырдина – это голова! А Президент наш искренен до неприличия. Нельзя политику быть таким открытым. А что если бы он и вправду решил на рельсы лечь, как обещал? Представляете?

Да, Президент умел делать шоу. Но каждый раз это ничуть не казалось постановкой, потому что всё было от чистого сердца. А искренность наш народ чувствует. Поэтому Президента будут помнить и, наверное, очень долго.  Как помнят и любят хороших актёров и импровизаторов. Очень хороших.

Я задумался. В голове мерзко загудело, в глазах потемнело и защипало. Захотелось на воздух.

- Я устал. Я ухожу…

Костик сощурил и без того узкие глазки:

- О! Стой, стой! Я так и запишу – «Я устал. Я ухожу!!!».

Жаль, это потом вырезали. Но все запомнили. Потому что технологию двадцать пятого кадра ещё никто не отменял. Подсознание – великая вещь…


Деловая роскошная Фирюза не пустила нас на запись прощальной новогодней речи.  Мы были слишком креативны. Наверное, поэтому наша знаменитая «корова» так и не прозвучала в тот раз… Постепенно мы уходили в прошлое вместе с Президентом и двадцатым веком, и от этого было необыкновенно грустно.

- Валентин подкорректировал. Татьяна доделает всё остальное. Спасибо, ребята; всё будет на уровне.

- А гонорар? – в один голос взвыли мы.

- К Новому году и получите.


Стол был роскошным.

Утка под сливочно-чесночным соусом с обалденным запахом, гроздья красной икры, балык, шампанское «Дон Периньон», коньяк «Арманьяк Барон», ананасы, авокадо… Мы поплыли.

Когда на экране появился Президент, мы втроём чинно поднялись, как по команде, и замерли.

Он был прям, как струна, предельно собран. Он говорил. Мерно и монотонно. Без всякого пафоса.

- Дорогие мои!..  Сегодня я последний раз обращаюсь к вам, как Президент России. Я принял решение. Долго и мучительно над ним размышлял. Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку.

Я чувствовал, представлял – сколько россиян вздохнуло у телевизора и прильнуло к голубым экранам.

- Я… ухожу.

Президент выдержал паузу, и это было эффектно. Голос его дрогнул, но он собрался.

- Я хочу попросить у вас прощения… Боль каждого из вас отзывалась болью во мне, в моем сердце. Бессонные ночи, мучительные переживания: что надо сделать, чтобы людям хотя бы чуточку, хотя бы немного жилось легче и лучше? Не было у меня более важной задачи…
Я ухожу. Я сделал все что мог.

А сделал он многое… Энергичный бодрый человек, споривший с властью, ругавшийся с тогдашним Генсеком, обладавший - немыслимое слово – Харизмой! Взявший в свои руки власть во время переворота, решительно и отважно обращаясь к народу с танка… Человек, способный вести за собой… Обещавший, да, лечь на рельсы, если не выведет страну… И ведь вывел. Мы перестали голодать, нас стали уважать и бояться на Западе… Было и многое другое. Олигархия, «семья», несметное количество миллионеров на фоне прогрессирующей нищеты… Но я не хотел об этом думать сейчас, ведь он просил прощения.  Главное, мы стали свободными. Или нет – мы получили возможность ими стать.


Мои глаза затуманились, и мысленно я перенёсся в далёкое детство.

Снова увидел притихший переполненный стадион, потухающий факел Олимпиады-80, грустные улыбки, огромного мишку, привязанного к шарам… Слезу, скатившуюся из его печально подмигнувшего глаза на мониторе… И полёт. Мишка медленно скрывался в бескрайнем синем небе, и все без исключения плакали. Чистыми, светлыми слезами. Ничего подобного я больше не видел ни на одной Олимпиаде... да и вообще мало где.

Тогда я долго думал: куда он улетел, где приземлился? Кто его нашёл, вернётся ли он… Мне это казалось очень важным. Мишка не мог улететь в никуда…

Тогда я прощался с детством. Теперь уходила целая эпоха… Банальная фраза, но мы слышали её удаляющиеся шаги, затихающее дыхание…


Я читал много отзывов, слушал знакомых. Президентская речь имела эффект. Черновики того, что мы тогда втроём написали, не сохранились, поэтому я уже толком и не помню, что осталось от оригинала. Да это и неважно, наверное. Главное – то ощущение сопричастности.

Оператор, снимавший прощальную речь Президента, вспоминал: «Дочитав последнюю фразу, он еще несколько минут сидел неподвижно и по лицу его лились слёзы».

 Может быть, мы сентиментальны, но легко прощаем, особенно под Новый год. Потому что мы – особый народ. Голосуем сердцем, слушаем сердцем, живём… Эх…



Что же было потом? Ну, а потом появился невысокий, худой и очень энергичный человек. Он был краток:

- В ваших услугах больше не нуждаются.

____________________ ______________
*в произведении использованы отрывки из прощальной речи Президента Б. Н. Ельцина
http://cscorpio.livejournal.com/12044.html