Из архива писателя Л. М. Клейнборта. А. И. Куприн

Александр Куприн

     Много лет прошло со дня моей последней встречи с Александром Ивановичем  Куприным в год его возвращения из эмиграции на Родину.
     До сих пор не могу отделаться от тяжелого впечатления, которое произвела на меня эта встреча.
     Это было в 1937 году в Москве в гостинице «Метрополь».
     В кресле передо мной сидел дряхлый, больной, изможденный человек, потерявший память, не по годам старый. Он сразу как-то не узнал меня, хотя нас связывало многолетнее общение  по литературе в прошлом, по журналам «Мир Божий», «Современный Мир», «Русское богатство». Связывало личное общение с его первой женой Марией Карловной Давыдовой и ее вторым мужем Николаем Ивановичем Иорданским, с Батюшковым и другими ведущими работниками тогдашней журналистики. К сожалению, память возвращалась к нему сейчас без связи, в форме отрывков. Внимание ни на чем не могло остановиться и перебегало от одного воспоминания к другому:
     - Беспомощное одиночество, унылая праздность, потеря творческой деятельности, - вот атмосфера, в которой прошли двадцать лет моей жизни вне Родины. - Сказал он. - Видите, вот я сейчас не узнал вас, а недавно я не узнал даже Ивана Алексеевича Бунина.
     Он вынул какой-то обрывок пожелтевшей газеты и тихо сказал.
      -Прочтите. Это Бунин писал о своей последней встрече с Куприным.
      «Он шел мелкими, жалкими шажками,, такой худенький слабенький, что казалось, первый порыв ветра сдует его с ног. Не сразу узнал меня. Потом обнял меня с такой трогательностью, нежностью, что у меня слезы навернулись на глаза.» -Прочитал я.
      Мы замолчали. Трудно было  вспоминать далекое прошлое, но вдруг он спросил:
      -Горького встречаете? Как он сейчас живет?
       Я с недоумением взглянул на него, а Елизавета Морицевна, его жена, сказала: «Саша, Алексей Максимович умер. Ты же это знаешь.»
      Куприн смутился, покраснел и как-то непонятно сказал:
      -Ругал, ругал меня за «Морскую болезнь.
      -А там у вас действительно физиология выпячивается до порнографии. - Сказал я.
      Заговорили о ряде людей, живших в эмиграции. Об Амфитеатрове, о Чирикове, о Бальмонте, Шмелеве, Рахманинове.
      -Вихрем там уносит наших русских людей, спят дорогие покойники на погостах, даже памятников на могилах не останется. Пройдут годы и бугорки сравняются с землей, и никто, и никогда о них не вспомнит.
      Я стоял рядом с ним и передо мной вставал Куприн далеких-далеких лет. Молодой, жизнерадостный, добродушный, яркого большого таланта, крепко физически сложенный, с голосом, который нельзя было спутать с другими. Который крепнул с годами, в то время, как
другие бледнели, стирались, замирали. В те годы на его долю выпало большое-большое счастье, доступное  первоклассному художнику.
      Я стал собираться к уходу. Он сидя в кресле обнял меня.
      -Поздно, поздно вернулся домой. - И тихо-тихо добавил: «Застывший, вьюгой убеленный, стучусь, стучусь у сердца твоего».
      Через год после возвращения Александра Ивановича Куприна из эмиграции, 25 августа 1938 года, неумолимый недуг человеческого организма — рак  пищевода унес его в могилу.